Читать книгу Искупление кровью - Карин Жибель - Страница 6

Начало месяца, день раздачи. Маркиза появилась у двери камеры 119. После ночного дежурства она заступила еще и на дневную смену. Спала мало и плохо, а значит, станет вымещать свой недосып на окружающих. С другой стороны, она всегда что-то на ком-то вымещает…

Марианна присела на койку, когда Соланж вошла, Мишлен за ней по пятам. Мишлен, заключенная, которая по закону уже давно должна была бы выйти на пенсию. Можно сказать, призрак, фантом, тень женщины, которая когда-то где-то жила, не за решеткой. Но она неизбежно сделалась серой, под цвет стен.

– Вот тебе маленький подарок, де Гревиль! – презрительно бросила Маркиза.

– Просто Гревиль, – спокойно возразила Марианна, вставая с места. – Или мадемуазель де Гревиль, или просто Гревиль… Учитесь говорить по-французски, надзиратель!

– Ты, что ли, будешь меня учить французскому?

– Я всего лишь объясняю вам, как следует употреблять дворянскую частицу. Уж Маркизе-то следовало бы знать!

– Умолкни!

– Слушаюсь, мадам де надзиратель! – фыркнула Марианна.

– Скажи лучше спасибо налогоплательщикам, что они тебе не дают подохнуть.

Марианна переплела пальцы, стала хрустеть суставами.

Воспользовавшись паузой, Мишлен выложила на стол пакет. Нищенский набор: зубная щетка, мыло, гигиенические прокладки, шампунь, гель для душа, зубная паста. Необходимый минимум, любезно предоставляемый тюремной администрацией тем, у кого ничего нет. Марианне даже пришлось затронуть свои жалкие сбережения. Смешную сумму, оставшуюся у нее на счету. Купить ту или иную безделицу и две пачки сигарет: Даниэль требовал делать это ежемесячно, чтобы надзирательницы ничего не заподозрили. Как будто не видно, что она курит по пачке в день! Не важно: все-таки создается иллюзия.

Марианна глаз не сводила с Соланж, пока Мишлен снова горбилась над своей тележкой.

– Надзиратель, не могли бы вы поставить на вид щедрому налогоплательщику, что он забыл «Шанель номер пять»?

– Ты и вправду воняешь, но тут никакие духи не помогут.

– Снова ошибка, надзиратель! Это не от меня воняет в камере вот уже… – Она взглянула на свой старый будильник. – В точности две минуты и тридцать секунд!

– Давно карцер не навещала, да? Недели две как минимум…

– Ага, две недели, точнехонько. С математикой у вас лучше, чем с грамматикой!

– Кажется, ты по карцеру соскучилась, де Гревиль! Но я могу тебе это устроить, раз припекло…

– Просто Гревиль.

– Тебе бы пойти помыться, – съязвила Соланж, нацепив похабную улыбочку. – Но никаким мылом не смоешь кровь, которая на твоих руках!

Прицельный удар. Если палить все время из пушки, какой-нибудь снаряд обязательно попадет. Марианна подошла ближе, Мишлен отвернулась. Мол, ничего не видела. Расстояние между женщинами сократилось до нескольких сантиметров. Марианна прошептала еле слышно:

– Продолжай меня доставать – и когда-нибудь от моих рук запахнет твоей кровью…

– Я и не таких крутых обламывала!

– Круче меня нет никого. Даже твои тюремные шлюхи не круче меня…

Они по-прежнему говорили тихо. Соланж попятилась, будто так и надо. Но показала острые клыки. И яду полный рот.

– Вечером приму горячую ванну, пойду в ресторан со своим мужиком… А после мы…

– Ты себе мужика нашла? Как только умудрилась? Прельстила жалованьем, которое тебе ежемесячно выплачивает налогоплательщик, чтобы ты тут с заключенными играла в гестапо?

– Кто-то ведь должен посвятить себя тому, чтобы держать всякую сволочь в клетках! За это налогоплательщики готовы платить, уж поверь…

Марианна расхохоталась:

– Вы правы, надзиратель! Самоотверженность – это прекрасно! Вы истинная сестра милосердия!

Маркиза расстреляла почти всю обойму. Но оставался один патрон.

– Мне очень жаль, но сегодня утром у меня не будет времени вывести тебя во двор…

Страшная месть. По распорядку полагалась часовая прогулка. Однако Жюстина частенько выводила Марианну еще на час, утром, вдобавок к послеполуденному променаду. Но от Маркизы не дождешься. Ключи заскрежетали в замочной скважине, терзая слух Марианны, и та в отместку пнула бронированную дверь… Непрошибаемую. Не то что я.

Она бросилась на койку, и взгляд заскользил по привычному кругу. Потолок, стены, пол, тюфяк на верхнем ярусе… Снова потолок. Потом – руки, в них Марианна долго всматривалась.

Зачем я убивала?

* * *

11:09. Поезд уже удалялся. Почему он всегда проходит так быстро? Марианна лежала с закрытыми глазами. Чтобы удержать в голове эту песню свободы. Пусть снова и снова звучит. Образы возвращались сплошным потоком, но очень четкие…

…Они бредут по перрону, ищут свое купе.

– Ну что, долго еще? – спрашивает Тома.

– Вагон тринадцать, места четырнадцать и пятнадцать… Несложно запомнить! Чертова дюжина и еще две цифры!

Они заходят в купе, Марианна садится у окна; на перроне какая-то пара стоит, обнявшись, и никак не может расстаться, хотя обратный отсчет уже начался. Они целуются и целуются, сжимают друг друга в объятиях, почти растворяясь один в другом. Марианна как зачарованная смотрит на них.

– Что с тобой, детка?

Она вздрагивает. Улыбается. Берет Тома за руку, шепчет ему:

– Взгляни на них…

Он смотрит на двух влюбленных, слившихся воедино, и хохочет:

– Кто-то из двоих пропустит поезд!

– Им не следует разлучаться… Тем хуже для поезда…

Тома закуривает, открывает кока-колу. Вдруг женщина на перроне хватает свою сумку, отступает на шаг. Марианне не верится. Кокон любви разорвался. Этот разрыв она чувствует в глубине тела. Со всей силы сжимает руку Тома:

– Она садится в поезд!

– Ну разумеется! Зачем же еще, по-твоему, она сюда явилась?!

Вот она уже идет по коридору, останавливается в нескольких метрах от Марианны и Тома. Плачет. Марианна тоже.

– Что с тобой стряслось, детка?

– Ничего… Я плачу от радости. Я так счастлива ехать с тобой далеко-далеко…

– Я тоже… Вот увидишь, теперь все будет хорошо. Ты скоро забудешь этих двух говнюков!

Состав дергается, трогается с места. Марианна не сводит глаз с мужчины, что остался на перроне. Он тоже плачет. Хочется крикнуть той женщине, чтобы она сошла, чтобы снова прижалась к нему. Никто не вправе причинять себе такую боль. Ничто не стоит такой жертвы. Ничто…

Перрон остался позади, и мужчина тоже. Марианна спрашивает:

– Думаешь… думаешь, мы когда-нибудь полюбим друг друга вот так?

…Марианна открывает глаза. Поезд давно уехал. Теперь у нее есть ответ на тот вопрос.

Нет, они никогда так не любили друг друга. Может быть, не успели. А может быть, и со временем ничего бы не изменилось. Как знать?

Каждый раз в лоне ее раскрывалась рана. Боль неизменная, неодолимая, несмотря на горькие годы в тюрьме.

Зачем я убивала?