Читать книгу Немецкое счастье с русским акцентом. Дас ист фантастиш в стране голых саун, пивных фестивалей и серьезных (но это не точно) бюргеров - Карина Катрыш - Страница 6

И тут я решила написать про наши отношения. Про то, как мы впервые встретились и совсем не понравились друг другу, как потом появилась симпатия, переросшая в дружбу, и затем, кажется, и что‑то серьезное промелькнуло между нами. Про наши притирки, разногласия, ссоры и жаркие примирения. Короче, про меня и немецкий язык.

История с немецким началась в мои десять лет, когда я перешла в пятый класс и обнаружила, что теперь два раза в неделю утром мне будут говорить «гутен морген». Ну что ж, пусть будет так, никто не обещал, что жизнь – это легко. Здесь мы с моим немецким прошли рука об руку семь лет, я даже научилась читать и писать и заработала «отлично» в аттестат. На этом, пожалуй, разойдемся, решила я. К чему эти бессмысленные затянутые отношения. Но ему, хитрюге, удалось проскользнуть за мной в университет. Специальность у меня была «мировая экономика», нужен был второй иностранный язык. И вот уже «гутен морген» мне говорили трижды в неделю. И хотя язык я учила долго, тексты экономические переводила, читала статьи из журналов, немецкий лучше знать я не стала. Потому что: а) в обучении был упор на письменной части, а не на устной; б) язык не очень‑то мне нравился. Однако тут случилась та самая судьбоносная поездка в Германию, и я поняла: немецкий, а ты ничего, давай дружить! Ну и так как план по взятию немецкого университета в плен уже зрел, то перед отъездом я еще год занималась с репетитором. Сдала языковой экзамен на все четверки и отчалила в Германию.

Там‑то я и поняла, что знаю формы всех прошедших времен – хоть во сне разбуди, расскажу. И что девочка в немецком среднего рода, а молоко – женского. Еще могу прочитать «Лорелею» Генриха Гейне наизусть. А вот заказать шницель – не могу. Спросить, где библиотека, тоже страшно. Или купить сим-карту – только на английском. К счастью, моя магистерская программа как раз и предполагала, что мы, мягко говоря, не гении в немецком языке (только в английском немного). Поэтому первый год нам давался на совершенствование языка, предлагались языковые курсы и все лекции только на английском. Но мне хотелось всего и сразу, поэтому я пошла еще на дополнительные курсы в языковую школу.

Там я узнала, что таких негениев, как я, хватает и в других сферах, многие из них уже работают. А главный секрет успеха – это отпустить страх сделать ошибку, ну и бокальчик вина в руке. Так первые полгода я и учила язык.

А затем настало время выхода из зоны комфорта на безалкогольной основе – поиск работы. На собеседованиях я пошла во все тяжкие – делала ошибки, разговаривала, и снова делала ошибки, и снова говорила. Со временем ошибок стало меньше, а удовольствие от языка и осознание, что я могу на одном дыхании сказать Geschwindigkeitsbegrenzung (ограничение скорости), взяли верх.

Первая моя работа, а точнее, практика, полностью на немецком, с немцами была в компании «Lufthansa». Да, той самой. Это место мне досталось вполне случайно и после работы в русскоязычной фирме. Именно поэтому мой немецкий оставлял желать лучшего. Коллеги это понимали, но упорно не переходили на английский. И мучили меня своим языком Гете. А больше всех мучил мой куратор практики. Кажется, он тогда решил: а что, если научить эту русскую хорошему немецкому? Поэтому у нас с ним сложился такой негласный ритуал: каждое утро он заходил ко мне в кабинет (да, у меня был кабинет), брал стул, садился рядом, и мы разговаривали. Просто разговаривали обо всем на свете. Сначала я изображала верного молчаливого пса – кивала, улыбалась, делала удивленные глаза там, где нужно, и не произносила ни слова. Потом я стала робко бросать односложные фразы. Потом уже и не робко. А к концу практики у нас сложился вполне приличный диалог на равных. Поэтому херр Берн стал моим проводником в светлый мир немецкого без страха, стыда и ошибок. Почти без ошибок.

На сегодняшний день ситуация следующая: сказать могу все, что хочу, понимаю все, знаю бизнес-немецкий и как зовут героев детских сказок. А вот артикли, бывает, путаю, пословиц знаю мало, ругаюсь на русском. Но главное – язык стал не целью, а средством коммуникации.

Бывают ли курьезы из-за языка? Конечно, но и у них есть свой шарм. Так, однажды в магазине нижнего белья я не поняла, чего хотела консультантка, и случайно показала ей (к счастью, это была девушка!) свою грудь. Очаровательно же? Да!

Или как‑то мы с подругами купили двадцать килограммов бананов. Очень случайно и вкусно, но очень непрактично.

Раздали всем соседям, испекли банановый хлеб, банановый пирог, банановые чипсы, банановое печенье и банановые чебуреки. Сил не было видеть эти бананы, но зато на таком банановом фоне решили взяться за свой немецкий, чтобы впредь понимать, что предлагают. А самые курьезные случаи происходят с ударением в немецких словах и с мужем. Мужа я не ударяю. Только слова произношу так, что по прошествии семи лет он все еще помнит и хихикает.

Но иногда и сам язык подставляет подножки. Как‑то я оказалась на детской площадке с дочерью и несколькими немецкими мамами. Семь лет в Германии, немецкий диплом, карьера в фирмах, мать, наконец, – все ходы просчитаны, вероятность сесть в лужу стремится к нулю, думала я. Но нет, тут мимо пробегает собачка, и я кричу своему ребенку: «Дас ист ав-ав!» (Это ав-ав, то есть собака).

Немецкие мамы переглянулись, на их лицах было написано: «Кто ее вообще сюда пустил». Так за милой объяснительной беседой мы выяснили, что высшее образование и курс бизнес-немецкого бесполезны в вопросе бытовых тем. Животные на немецком говорят совсем на другом языке – зверином немецком. Надеюсь, его скоро тоже будут преподавать в университетах, чтобы образованные люди не позорились, как я тогда.

Итак, немецкая собака говорит «вау-вау» (удивляется, может, чему‑то), а кошка – «мьяу-мьяу» (просто у нее легкий немецкий акцент). Немецкие курица и петух тоже ушли недалеко со своими «гаак-гаак» и «кике-рике». Но самую свинью подкладывает свинья со своим немецким «оиньк-оиньк». Считаю, в университете должен быть отдельный предмет – свинофонетика.