Читать книгу Разум и чувство - Карина Василь - Страница 6

Сама мисс Джулия Баттон пребывала в блаженном неведении относительно недовольства сэра Сворда тем, что он не смог сделать с помощью её посредства своего сына добропорядочным молодым человеком, платонических чувств мистера Клейсорна и равнодушия мистера Сворда. Находясь в Лондоне, она бы с большим удовольствием посещала театры, поскольку не видела ничего плохого в том, чтобы посмотреть на сцене то, о чем читала в книгах. Однако общество матери и сестры, а также небрежные сопровождения брата, приходившего в театр только для того, чтобы, обозревая ложи, найти себе очередную матрону, могущую поспособствовать ему материально, лишали её удовольствия. Она хотела в театре смотреть пьесу, а не демонстрировать себя, свои меха и драгоценности. Она хотела наслаждаться игрой актёров, а не заводить новые знакомства или слушать бесконечные сплетни, обсуждения внешностей или лицемерных пожеланий. Однако свет, казалось, выбрал благопристойный предлог для своего времяпровождения. Да и сами актёры, привыкшие, что они только шумовой фон или визуальная отговорка, играли не слишком вдохновенно и правдоподобно. Потому разочарованная девушка каждый раз изобретала новые предлоги, чтобы не участвовать в семейных походах в театр. Отец прекрасно её понимал и не настаивал. Хотя он бы с большей радостью обсудил в ложе с Джулией пьесу, чем служил бы носильщиком ридикюлей или вееров жены и младшей дочери, маяча на заднем фоне молчаливым статистом и присутствуя при обсуждении их глупостей, изнывая от желания бросить всё и оказаться в обществе своих любимых собак. Матушка несколько раз настойчиво зазывала её, но потом перестала прилагать усилия, «потакать капризам», как она говорила. «Если эта упрямица не хочет, я её упрашивать не буду. Её удел остаться старой девой. Ну и пусть. В конце концов, не могу же я заставить её веселиться и радоваться жизни? Или быть счастливой! Да и как она сможет найти себе мужа, если будет хоронить себя среди всякого немощного сброда и клистирных трубок! Это просто позор для девушки её положения! Ни один нормальный муж не потерпит подобного поведения! И так ей и надо!» – разглагольствовала миссис Баттон, собираясь на очередной спектакль или приём. Джулия же была благодарна, что её оставили в покое. Она более рьяно стала посещать конторы нотариусов, коммерсантов, инженеров, биржи и бухгалтерии, расширяя свои познания и приобретая навыки, которые, как она полагала, могут со временем ей пригодиться. Она интересовалась содержанием рабочих на предприятиях, в которые она вкладывала деньги с согласия отца, их медицинским обеспечением, зачастую заступая на место санитарок, поскольку не видела ничего предосудительного в том, чтобы перевязать кровоточащую рану или зашить рваный порез. Именно в эти моменты она и пересеклась с мистером Клейсорном, заслужив его признательность и уважение. Углубляясь в дела отца, она зачастую понимала лучше него, как вести дела с арендаторами, поставщиками, клиентами и потенциальными инвесторами, меценатами и спонсорами. Обнаружив в поместье отца залежи сукновальной глины, она уговорила его заняться их разработкой. Ошарашенный отец долго пытался вникнуть в технические термины, экономические процессы и юридические фразы. Однако вскоре сдался, признав своё поражение в непонятных ему терминах и действиях. Его непомерно удивило, что его странная дочь как будто не испытывала затруднений при общении с механиками, строителями, мелиораторами, гидравликами, бухгалтерами, брокерами и поверенными. Она свободно сыпала юридическими формулировками с юристами, серьёзно кивала головой на разглагольствования механика, спорила со строителями и инженерами на каком-то совершенно непонятном мистеру Баттону языке. Разъезжая с дочерью, он испытывал адовы муки, предаваясь скуке. Но без него, вернее, его присутствия, его дочь не воспринимали как самостоятельную умную личность. Когда она приезжала одна и просила исправить какую-либо вопиющую глупость, её попросту не слушали, отмахиваясь от «глупостей недалёкой женщины, которая ничего не понимает в мужской работе». Что о себе вообще возомнила эта глупая девица? Что она умнее мужчин? Как смеет она попирать раз и навсегда установленные божьи законы, определившие место женщины при мужчине и её обязанности? Как смеет она вмешиваться и заниматься не своими, неженскими делами, указывая мужчинам? Как это вообще возможно? Почему это терпят? Наверно, мир перевернулся, если мужчины стали подчиняться женщинам! Как цивилизованный человек может вообще додуматься до такого? Как девушка, дочь джентльмена, могла о таком даже помыслить? Неслыханно! Непостижимо! Возмутительно!

Вынужденная терпеть такое отношение, она лишь крепко сжимала губы и ехала обратно отрывать своего отца от созерцания очередного приплода его очередного четвероногого приобретения. Однажды Джулия предложила разводить собак на продажу или вывести новую породу, чтобы страсть отца приносила доход, потому что в ином случае она, страсть, не редко пробивала брешь в бюджете семьи. Однако, подхватив одного из очередных недавно рождённых щенков и прижав его к груди, как будто дочь его сию минуту продаст, он умоляюще принялся просить девушку, чтобы она выбросила эту идею из головы.

– Ты итак готова всё продать, – мрачно сказал он ей. – Ты просто помешана на деньгах. Чего ты ни коснись – у тебя всё сводится к подсчёту прибыли и убытков. У тебя нет сердца. Вместо него столбцы цифр. Оставь мне радость насладиться тем, кто от меня не требует думать о деньгах.

От подобных несправедливых слов Джулия не нашлась что сказать. Она лишь с удивлением смотрела на отца, нежно игравшего со щенком, и на её глаза наворачивались слёзы. Все её труды по вытаскиванию семьи из бедности, все её ухищрения, направленные на латание дыр в бюджете семьи, постоянно пробиваемые расточительным семейством, все её грандиозные планы по укреплению фундамента семейного благополучия – оказывается, всё это считается её меркантильностью, стяжательством и корыстью, её бездушностью и расчётливостью. Молча оттерев глаза, Джулия уехала в контору в Лондоне. Там она собрала все бухгалтерские бумаги со всех торговых, инженерных и брокерских контор и поехала к отцу, вернувшемуся в деревню. Так же, не говоря ни слова, она выложила перед ним всю эту макулатуру, присовокупив счета матери, брата и сестры с ужасающими цифрами, и уехала к очередной дальней родне далеко от дома. Месяц она не подавала о себе вестей. Месяц её отец пытался хотя бы разобраться в бумагах, переданных ему, месяц его одолевали кредиторы, грозя судом, процентами и скандалами. Месяц работники и рабочие требовали оплаты, которую Джулия благоразумно не выдала им, чтобы отец на себе почувствовал, что такое то, чем она занимается. Зато должники его сидели тихо, как мышь под метлой, стараясь не привлекать к себе внимания. По Лондону пошёл слух, что мистер Баттон разорился. Тут же его перестали приглашать на лисьи травли, что его весьма озадачивало, его жену и дочь в модные салоны, что вызывало их истерики и бесконечные слёзы, а сына в респектабельные клубы, что вызывало его глухое раздражение и недовольство. Под различными предлогами или вовсе без оных, соседи и знакомые снова отказывались от обедов с ними, что вызывало возмущение всей семьи подобным предательством людей, называвших себя их лучшими друзьями. Даже запланированный миссис Баттон бал не вызвал интереса, что привело оскорблённую женщину в состояние крайнего негодования, которое вылилось в очередной поток слёз и истерик. Счета росли, кредиторы свирепели, инвесторы нервничали, должники не объявлялись, знакомые исчезали, младшая дочь целыми днями лила слёзы, беря пример с матери, и грозилась покончить с собой, жена упрекала мужа в никчёмности и нерадивости, а сын угрожал выйти с пистолетом в тёмный переулок грабить прохожих. Утонувший в бумажном море мистер Баттон написал гневное письмо дочери, упрекая её в бессердечии и легкомыслии. На его требование вернуться и поправить дела, Джулия кратко отвечала, что она, осознавая свою глупость в деловых вопросах, в которых более пристало разбираться мужчинам, в частности, ему, её отцу, как покорная дочь передаёт все дела в его руки. Что накопленные ею скромные средства позволят ей спокойно жить и без помощи семьи, его, отца упрёков в меркантильности и корыстолюбии, с достаточным для самостоятельной жизни капиталом, поскольку уже является совершеннолетней и может сама распоряжаться своими средствами. Подобное её скромное и благопристойное поведение покорной дочери и хорошей христианки как раз доказывает, что она не бездушная стяжательница со столбцами цифр вместо сердца, а напротив, готова довольствоваться малым, лишь бы сохранить душевный покой. И поскольку отец считает её столь корыстной, что ей во всем видятся деньги, она предоставляет заботиться о семье ему – умному мужчине, знающему человеку, альтруисту и бессеребреннику. Как и полагается главе семьи. А она планирует удалиться от семьи и, возможно, уйдёт в монастырь. Джулия действительно начала задумываться о таком выходе: тишина, покой и сосредоточенность на размышлениях и философских мыслях ей были больше по душе, чем вечные упрёки родных и мишура света. Имея знания, способность к обучению, таланты финансиста и организатора, которые она у себя вдруг начала обнаруживать, энергию воплощать задуманное в жизнь, настойчивость в достижении цели, она привыкла к тому, что в ней видели «всего лишь женщину». Но не ожидала, что родной отец, которого она любила и жалела, сочтёт её настолько чёрствой и испорченной. Она искала затворничества, чтобы отдохнуть, думать, предаться слезам и грёзам. Но не была уверена, что сможет быть затворницей, посвятившей себя только богу, всю жизнь. Поэтому, отдыхая от семьи, она колебалась в выборе дальнейшего образа жизни. Отец же её по прочтении её ответа впавший в гнев от непочтительности и дерзости дочери, хотел было кинуться к поверенному, чтобы лишить её наследства. Однако хмурый поверенный пришёл к нему сам. И оказалось, что лишать и нечего. Все деловые переговоры вела Джулия. Все дела велись от имени мистера Баттона – а как иначе? И в отсутствии Джулии некому было разбираться в хитросплетении финансов и бухгалтерии. Мрачный поверенный, издёрганный инвесторами, кредиторами и строителями, вознамерившимися все скопом получить обратно свои деньги, наслушавшись сплетен о разорении мистера Баттона, предрекал полное разорение – ещё более страшное, чем тогда, когда Джулия только начинала вникать в финансы семьи. И умолял помириться со строптивой дочерью, на которой, как ни крути, держится благополучие семьи. Испуганный мистер Баттон с недовольством согласился. И, оседлав свою лучшую лошадь, поехал уговаривать дочь одуматься, не подумав, как она сможет вернуться назад. Пламенная речь, которой начал свои увещевания мистер Баттон, сменилась чуть ли не слёзной просьбой вернуться и восстановить то, что восстановить можно, и продолжить то, что можно сделать. Джулия не была злопамятна. Она простила отца, и с дочерней покорностью позволила довезти себя до дома в наёмной карете, за которую заплатила сама. Поскольку сконфуженный отец просто не мог признаться, что его финансы настолько оскудели.

Таким образом, и мистер Сворд, и мисс Баттон повели себя совершенно одинаково, доказывая своим семьям, что они им нужны: несмотря на разницу в темпераментах, они предпочли бессмысленным уговорам самоустранение, чтобы семейства на деле, а не на словах ощутили их нужность.