Читать книгу Турандот - Карло Гоцци - Страница 2

Действие первое

Оглавление

Видны городские ворота в Пекине, утыканные поверху железными копьями, на которые кое-где насажены бритые головы.

Явление первое

Калаф, входящий из-за кулисы; затем Барах.

Калаф

Мне и в Пекине удалось найти

Приветливую душу.


Барах

(выходя из города)

                 Быть не может!

Кого я вижу? Принц Калаф! Он жив?


Калаф

(с удивлением)

Барах!


Барах

     Мой принц…


Калаф

                 Ты здесь!


Барах

                         Вы здесь! Вы живы!


Калаф

Молчи! Не выдавай меня, прошу!

Но расскажи: как ты попал сюда?


Барах

Когда под Астраханью ваше войско

Не устояло, и ногайцы, дрогнув,

Бежали, и свирепый хорезмийский

Султан, насильник дикий и захватчик

Державы вашей, начал все кругом

Опустошать, я, раненный и скорбный,

Укрылся в Астрахань. Там я узнал,

Что царь Тимур, родитель ваш, и вы

Погибли в сече. Я, пролив слезу,

Помчался во дворец спасать Эльмазу,

Родительницу вашу, но напрасно!

Меж тем неистовый султан Хорезма,

Никем не отражаемый, вступил

С войсками в Астрахань. Пришлось и мне

Бежать из города. Так после долгих

Скитаний я добрался до Пекина

Под видом персиянина Хассана.

Здесь повстречался я с одной вдовой,

Измученной несчастьями. Я ей

Помог советами, помог деньгами,

Продав свои алмазы, и поправил

Ее дела. Она мне приглянулась;

Я тронул сердце ей; мы поженились;

Однако даже для моей супруги

Я – персиянин, именем Хассан,

А не Барах. У ней я и живу,

Бедней, чем был когда-то, но сейчас

Я счастлив, потому что принц Калаф,

Мной вскормленный, как сын родной, средь мертвых

Оплаканный, явился мне живым.

Но как же так? И как вы здесь, в Пекине?


Калаф

Барах, не называй меня. В тот день,

В тот грозный день разгрома, мы с отцом

Вернулись в Астрахань. Взяв во дворце

Ценнейшие каменья и одевшись

Крестьянами, родители мои,

Эльмаза и Тимур, и я бежали.

Скрываясь от людей, мы шли в пустынях

И в диких скалах. Боже мой, Барах,

Как много бед, как много мук снесли мы!

В горах Кавказа мы попались в руки

Грабителям, и только жизни наши

Нам вымолить слезами удалось.

Нам спутниками были голод, жажда

И всякие невзгоды. Я нередко

Нес на плечах то старика отца,

То мать мою несчастную, и так

Мы продолжали путь. Я сотню раз

Удерживал родителя, который

Хотел с собой покончить, и не реже

Мать к жизни возвращал, когда она

Лишалась чувств от слабости и горя.

Так мы достигли города Яика.

Там, у дверей мечетей, горько плача,

Я со стыдом просил о подаянье.

По улицам и лавкам собирая

Сухие корки, мелкую деньгу,

Я кое-как кормил отца и мать.

Вдруг новая беда. Бесчеловечный

Султан Хорезма, не желая верить

Молве о том, что мы давно погибли,

Затем что трупов наших не нашли,

Назначил богатейшие награды

За наши головы. Он разослал

Монархам письма с просьбой разыскать нас

Причем давал точнейшие приметы.

Ты знаешь сам, как все его страшатся.

Ты знаешь, что низложенный монарх

Жалчей и подозрительней, чем нищий.

И что такое польза государству?

Благоприятный случай мне открыл,

Что царь Яика отдал приказанье

Негласно нас искать по всей столице,

Я бросился к родителям моим,

Я умолял их скрыться. Мой отец

Рыдал, рыдала мать. Они искали

Объятий смерти. Друг мой, нелегко

Отчаянные души успокоить?

Напоминая им веленья неба

И умоляя. Все же мы бежали,

Для новых мук, для новых бед, для новых

Терзаний…


Барах

(плача)

          О, довольно, господин мой!

Нет, нет, вы разрываете мне сердце!

Тимур, мой царь, с супругою и с сыном

Так бедствует! Державная семья,

Всех доблестней, мудрей, великодушней,

В такой нужде! Но живы ли, скажите,

Мой царь, его супруга?


Калаф

                    Да, Барах,

Да, оба живы. Расскажу тебе,

Какой плачевной может стать судьба

Тех, кто рожден в величье. Мощный дух

Все должен вытерпеть. Он должен помнить,

Что пред лицом богов цари ничтожны

И только стойкостью и послушаньем

Небесной воле человек велик.

И вот пришли мы в Хорасан, где правил

Царь Хейкобад. Я во дворец к нему

Пристроился на черную работу,

Чтоб прокормить родителей моих.

Адельма, дочь царя, меня жалела,

И я сказал бы – это было больше,

Чем просто жалость. Взор ее как будто

Угадывал, что родом я знатней,

Чем был по виду. Вдруг ее отец,

Обижен чем-то, начал воевать

С пекинским богдыханом Альтоумом.

В народе говорили всякий вздор

Насчет того, чем вызвана война.

Одно я знаю твердо: Хейкобад

Был побежден, разгромлен, вся семья

Его истреблена и дочь Адельма

Утоплена в реке. Таков был слух.

Пришлось и нам бежать из Хорасана

От ужаса войны и от погрома.

С большим трудом мы добрели в Берлас,

Раздетые, босые. Что еще

Могу сказать? Отца и мать мою

Четыре года я кормил кой-как,

Таская на спине мешки, баулы

И всевозможный непосильный груз.


Барах

Нет, нет. Довольно, принц!.. На вас я вижу

Богатую одежду. Так оставим

Злосчастия, и расскажите мне,

Как наконец удача вас пригрела.


Калаф

Пригрела? Погоди. У Алингвера,

Берласского царя, пропал однажды

Любимый ястреб. Я его поймал,

Явился к Алингверу. Тот спросил,

Кто я такой. Я, соблюдая тайну,

Сказал, что я бедняк, что содержу

Отца и мать, нося тюки по найму.

Царь поместил родителей моих

В странноприимный дом. Он приказал,

Чтобы о них заботились усердно

В приюте этом для больных и нищих.


(Плачет.)

Вот где твой царь, Барах… твоя царица…

Родители мои все время в страхе,

Что их откроют и тогда казнят.


Барах

(плача)

О, боже! Что я слышу!


Калаф

                   Алингвер

Мне дал кошель вот этот,


(достает из-за пазухи кошелек)

                     дал коня,

Богатую одежду. Со слезами

Я обнял стариков, сказал: «Иду

Искать удачи. Или я расстанусь

С несчастной этой жизнью, иль достигну

Великого. Я не могу вас видеть

В такой нужде». Они меня хотели

Не отпускать, идти со мной хотели.

Но неугодно было небесам,

Чтобы любовь их увлекла за сыном.

Таясь от хорезмийского злодея,

Сюда в Пекин я прибыл, чтоб вступить,

Измыслив имя, в войско богдыхана.

И если я возвышусь и судьба

Поможет мне, Барах, я отомщу.

Здесь празднество какое-то, и город

Набит приезжими. Мне негде было

Найти приют. Но добрая хозяйка

Вон той корчмы устроила меня

С моим конем…


Барах

              Да то моя жена!


Калаф

Твоя жена! Счастливый человек,

Премилая хозяйка у тебя.


(Собираясь идти.)

Вернусь сюда. Взгляну в стенах Пекина

На празднество, привлекшее столь многих,

Потом явлюсь пред очи Альтоума

И попрошу его о дозволенье,

Сражаться за него.


(Направляется к городским воротам.)

Барах

                Калаф, постойте!

Отвергните желанье созерцать

Чудовищное зрелище! Судьба

Вас привела на страшную арену

Неслыханных жестокостей.


Калаф

                       Как так?


Барах

Иль вы не знаете, что Турандот,

Единственная дочка Альтоума,

Жестокая красавица, у нас

Причина зверств, и скорби, и рыданий?


Калаф

Я в Хорасане слышал небылицы

В подобном роде. Говорили, будто

Сын Хейкобада как-то очень странно

Погиб в Пекине, будто и война

Поэтому возникла с Альтоумом.

Чернь сочиняет сказки, домогаясь

Проникнуть в государственные тайны,

И мелет вздор, а умные смеются.

Но продолжай, Барах.


Барах

                   Дочь Альтоума,

Принцесса Турандот, чью красоту

Кисть не способна выразить, чей ум

Глубок и прозорлив и чьи портреты

Вы можете найти в любой столице,

Жестокосерда и мужчин не терпит

Так злобно, что славнейшие цари

К ней сватались напрасно.


Калаф

                       Эту басню

Я слышал в Хорасане и смеялся.

Но продолжай, Барах.


Барах

                  Нет, то не басня.

Отец не раз хотел ее сосватать, –

Ведь Турандот наследница престола, –

Искал ей мужа царственного рода;

Упрямая гордячка не сдавалась.

Отец же дочь любимую свою

Насильно выдать замуж не решался.

Из-за нее он вел немало войн;

Но пусть он и могуч и побеждал

Всех нападавших, все-таки он стар.

И вот однажды, зрело поразмыслив,

Он дочери решительно сказал:

«Иль выйди замуж, или посоветуй,

Как мне державу оградить от войн.

Я стар и многих оскорбил монархов,

Тебя им обещая, а затем

Тебе в угоду нарушая слово.

Мое желанье, согласись, законно,

И я тебя люблю. Иль выйди замуж,

Иль укажи, как войны прекратить,

А там живи как хочешь, вплоть до гроба».

Гордячка заартачилась, пыталась

Отговориться, нежно умоляла

Родителя. Ничто не помогло.

От ярости гадюка заболела,

Лежала при смерти. И так сказала

Скорбящему, но стойкому отцу.

Прошу услышать дьявольскую просьбу

Ужасной женщины.


Калаф

                 Все ту же сказку,

Которой я уже не раз смеялся,

Дай сам скажу. Принцесса пожелала,

Чтобы отец оповестил указом,

Что свататься к ней может всякий принц.

Но с тем, что в заседании Дивана

Она торжественно, средь мудрецов,

Искателю предложит три загадки,

И если он их разрешит, он станет

Ей мужем и наследником престола;

Но если он не разрешит загадок,

Хан Альтоум, во исполненье клятвы,

Которую он даст богам, велит

Снесть голову безумцу за попытку

Решить загадки дочери. Ну что,

Я знаю сказку? Доскажи уж сам,

Мне надоело повторять.


Барах

                     Да! Сказка!

Ах, если бы и впрямь то было сказкой!

Хан возмутился, но тигрица эта

То ласками, то гордыми речами,

То притворяясь тяжело больной,

Смутила душу нежного отца

И у него такой указ исторгла.

Ей так казалось: «Не дерзнет никто

Отважиться, и я спокойна буду.

А если кто отважится, отца

Никто не упрекнет, раз он исполнил

Объявленный указ, скрепленный клятвой».

Хан объявил указ, дал клятву, и я рад бы

Вас тешить сказкой, называя сном

Последствия жестокого закона.


Калаф

Тебе я верю, что указ был издан.

Но ни один безумный принц, конечно,

На вызов не ответил.


Барах

                  Так смотрите.


(Указывает на городскую стену с торчащими головами.)

Вот головы тех принцев молодых,

Которые пытались разгадать

Мудреные загадки злобной девы

И поплатились жизнью.


Калаф

(изумленный)

                    Страшный вид!

Но разве можно быть таким глупцом,

Чтоб головы не пожалеть в надежде

Жениться на злодейке?


Барах

                    Нет, Калаф,

Кто только взглянет на ее портрет,

Тот в сердце чувствует такую силу,

Что ради подлинника будет слепо

Стремиться к смерти.


Калаф

                   Разве что безумец!


Барах

Нет, даже и мудрец. Сегодня толпы

Сошлись глядеть, как будет обезглавлен

Царевич Самаркандский. Миловидней,

Умней, любезней юноши Пекин

Еще не видел. Альтоум свою

Оплакивает клятву, а злодейка

Горда и рада.


(Прислушивается.)

Доносится звук барабана.

            Слышите? Вот, вот!

Печальные литавры возвещают

Начало казни. Я ушел сюда,

Чтобы не видеть,


Калаф

               Твой рассказ, Барах,

Необычаен. Неужель природа

Могла такую женщину создать,

Как Турандот, которая настолько

Чужда любви и жалости чужда?


Барах

Есть дочка у моей жены, рабыня

Жестокой Турандот. Она подчас

Моей жене рассказывает вещи,

Которым трудно верить. Турандот

Поистине тигрица. Но гордыня,

Тщеславие – в ней основной порок,


Калаф

Подобные чудовища бывают

Средь демонов, но вряд ли средь людей,

Будь я отец, я сжег бы на костре

Такую дочь.


Барах

(глядя в сторону города)

           Вот друг мой Измаил

Идет в слезах, несчастный воспитатель

Казненного царевича,


Явление второе

Те же и Измаил.

Измаил

(плача, выходит из города)

                   О друг мой,

Погиб царевич. Роковой удар,

Зачем ты пал не на мою главу!


(Горько плачет.)

Барах

Но как ты допустил его пойти

На испытанье?


Измаил

             Друг, не отягчай

Тоски укором! Я свой долг исполнил.

Будь время, я бы известил царя,

Но было поздно, доводы – бессильны,

К тому же воспитатель не начальник,

А лишь слуга царевичу.


(Плачет.)

Барах

                    Утешься!..

Будь истинным философом.


Измаил

                        «Утешься»!..

Меня любил он и не расставался

Со мною до конца. Его слова

Вонзились в душу мне и будут вечно

Терзать ее, как острые шипы.

«Не плачь, – он говорил, – мне смерть отрадна,

Раз мне не суждено владеть жестокой,

Скажи отцу, чтоб он меня простил

За то, что я уехал самовольно.

Меня ослушным сделала боязнь,

Что он мое желанье не одобрит.

И покажи ему ее портрет…


(Достает из-за пазухи портрет.)

Увидев, как надменная прекрасна,

Меня простит он и с тобой оплачет

Мою судьбу». Так молвив, он сто раз

Поцеловал проклятый этот образ.

Затем подставил шею, и я видел

(Ужасный, гнусный вид!), как в тот же миг

Кровь хлынула, и туловище пало,

И голову царевича палач

Взметнул в руке. От ужаса и скорби

Не видя света, я бежал.


(Бросает портрет наземь и топчет его.)

                    Проклятый,

Чудовищный портрет, валяйся тут,

В грязи, растоптанный. О, если б мог я

И Турандот вот так же растоптать!

Вручить тебя царю? Нет, Самарканд

Меня уж не увидит. Вечно плача,

Среди пустынь я распрощаюсь с жизнью.


(Уходит в ярости.)

Явление третье

Барах, Калаф.

Барах

Вы слышали, мой принц?


Калаф

                      Да, да, я слышал –

И потрясен. Как может обладать

Ее портрет такой волшебной силой?


(Идет поднять портрет.)

Барах

(останавливает его)

О, боже! Что вы делаете, принц?


Калаф

(с улыбкой)

Хочу поднять портрет. Хочу взглянуть

На эти столь ужасные красоты.


(Хочет поднять портрет.)

Барах

(удерживает его силой)

О нет, вам лучше было бы, мой принц,

Взглянуть в глаза чудовищной Медузы.

Я не позволю вам.


Калаф

                Оставь меня!


(Отталкивает его и поднимает портрет.)

Ты, может быть, умом нездрав, я – нет.

Еще ни разу женской красоте

Не удалось пленить мой взгляд, не то чтоб

Войти мне в сердце. Если я бесстрастен

К живой красе, то может ли художник

Скупыми красками пронзить мне грудь.

Да так пронзить, как повествуешь ты?

Все это вздор.


(Со вздохом.)

             Судьба меня зовет

К иному, не к любви.


(Хочет взглянуть на портрет.)

Барах

(порывисто прикрывает портрет рукой и не дает Калафу рассмотреть его)

                  Я умоляю,

Принц, не смотрите!


Калаф

(отстраняя его)

Прочь, глупец! Ты дерзок.


(Смотрит на портрет сначала с удивлением, затем все с большим и большим восторгом.)

Барах

(со скорбью)

О, горе мне! Пришла беда.


Калаф

(пораженный)

                       Барах,

Что вижу я? О, этот нежный облик,

И этот кроткий взор, и эта грудь

Не могут быть обителью жестокой,

Безжалостной души.


Барах

                  Ах, что я слышу?

Принц, Турандот еще прекрасней. Нет

Художника, который воссоздал бы

Ее красу. Я правды не скрываю.

Но красноречье всех витий на свете

Бессильно было бы изобразить

Тщеславие, гордыню, извращенность

И кровожадность этой злой души.

О господин мой, умоляю вас,

Отбросьте ядовитый этот образ!

Я заклинаю вас, не пейте взглядом

Тлетворную чуму красот жестоких!


Калаф

(продолжая любоваться портретом)

Напрасно ты меня страшишь, О вы,

Прелестные ланиты, милый взор,

Веселые уста! Счастливец тот,

Кто будет обладать всех этих чар

Живым и говорящим сочетаньем!


(Умолкает, затем решительно.)

Барах, не открывай, кто я такой.

Настало время попытать удачу.

Иль я добуду, разгадав загадки,

Прекраснейшую женщину на свете

И вместе с ней могучую державу,

Иль разом брошу бедственную жизнь,

Которую нести не в силах больше.


(Смотрит на портрет.)

О милая надежда, я готов

Стать новой жертвою твоих загадок.

Будь сострадательна! Скажи, Барах:

Хоть там, в Диване, у порога смерти,

Увижу ль я живое воплощенье

Столь редкой красоты?


Из-за городской стены доносится унылый звук барабана, ближе, чем предыдущий раз. Калаф прислушивается. На стену с внутренней стороны поднимается страшный китайский палач с голыми окровавленными руками; он насаживает на одно из копий голову царевича Самаркандского, после чего удаляется.

Барах

                     Сперва взгляните

И ужаснитесь. Эта голова

Злосчастного царевича, вся в пятнах

Еще дымящейся горячей крови,

А тот, кто насадил ее на пику,

То ваш палач. Пусть неизбежность смерти

Удержит вас. Поверьте мне, загадки

Жестокой девушки неразрешимы,

И дорогую голову Калафа

Во устрашение другим безумцам

В соседстве с этой завтра водрузят.


(Плачет.)

Калаф

(обращаясь к голове)

Несчастный юноша! Какая сила

Влечет меня тебе вослед? Барах,

Меня ты уж оплакал. Полно плакать.

Иду на испытанье. Никому

Не открывай, кто я. Быть может, небо

Насытилось несчастьями моими

И хочет подарить меня удачей,

Чтоб я помог родителям. И если

Я разрешу загадки, я за все

Тебе воздам. Прощай.


(Хочет идти.)

Барах

(удерживает его)

                   Нет, погодите…

Молю вас… Милый сын… Мой бог!.. Жена,

Приди помочь! Вот этот юный друг мой

Желает объявить, что разгадает

Загадки Турандот.


Явление четвертое

Те же и Скирина.

Скирина

                Ах, что я слышу!

Не вы ли гость мой? Что же вас толкает,

Прелестный юноша, в объятья смерти?


Калаф

Хозяйка милая, меня влечет

Вот этот дивный образ.


(Показывает портрет.)

Скирина

                    Кто вам дал

Чудовищный портрет?


(Плачет.)

Барах

(плача)

                   Ах, чистый случай.


Калаф

(освобождаясь)

Хассан, хозяйка милая, мой конь

И этот кошелек пусть будут ваши.


(Достает из-за пазухи кошелек и вручает его Скирине.)

Вот все, чем я могу вам доказать

Мою приязнь. И если вам не трудно,

Часть денег израсходуйте на жертвы

Богам небесным, чтобы мне помочь,

Раздайте бедным, чтоб они молились

За юношу несчастного. Прощайте.


(Уходит в городские ворота.)

Барах

О господин мой!..


Скирина

                Стой, сыночек, стой!..

Да нет, чего там звать… Скажи, Хассан,

Кто этот щедрый юноша несчастный,

Что хочет умереть?


Барах

                Не любопытствуй.

Он мудр, и я надежды не теряю.

Идем, жена. Нам следует раздать

Все это золото жрецам и нищим,

Чтоб за него молились небесам…

Да нет, придется нам его оплакать!


(В отчаянии входит в дом.)

Скирина

Не только это золото, но все,

Что я могу, на добрые дела

Я для него пожертвую. Он видом

Так величав и ясен, что, наверно,

Велик душой. И мужу моему

Он, видно, дорог. Мы предпримем все.

Цыплят три сотни и три сотни рыб

Великому Берджингузину в жертву

Мы принесем, а джиннам – очень много

Различных овощей, а также риса

В великом изобилии. Конфуций

К моленьям бонз да будет благосклонен.


Турандот

Подняться наверх