Читать книгу Отражение сказки. Книга шестая. Дюймовочка на заре - Кармэль Марголис - Страница 2

А сказка начиналась очень просто: жила-была женщина; очень ей хотелось иметь ребёнка, да где его взять? И вот она отправилась к одной старой колдунье…

Все именно так все и случилось с самого начала, только колдуньи в этой сказке не было. Все произошло куда проще: без волшебства и чудес. Женщина поехала на море и встретила статного поляка по фамилии Ковальчик. Курорт закончился, и женщина вернулась в родной город Волжский беременной.

В конце декабря на рождество женщина наконец стала матерью. Девочка родилась совсем крошечной. Появившись на свет, она не стала кричать и корчиться как все детишки, а вместо этого открыла свои большие серые глаза и принялась всех пристально оглядывать.

– Отчего ж она не плачет? – спросила обеспокоенная женщина.

– Терпение, мамочка. – ответила сердобольная акушерка.

Малышку чуть потеребили за ручки, и только тогда ее крошечный рот обидно искривился, и раздались клокочущие всхлипывания. Девочка плакала тихо, отрывисто, словно уже в этом возрасте она приучала себя к хорошим манерам. Мать спеленала девочку и ввела ее свой дом. Так и стали они жить поживать. Не сказать что было им сладко и легко, но и особой нужды у них не было. Женщина назвала дочь Даниель в честь своей бабушки-польки.

Даниель росла не одна. Рядом с ней всегда были ее двоюродные братья. Самый старший Алексей – важный и всегда сильно занятой парень. На Даниэль он почти никогда не обращал внимания. Самого младшего звали Дима. Этакий лопоухий мальчуган. Почти того же возраста что и сама Даниэль. Они часто играли вместе, ссорились, расходились и снова мирились. А вот о среднем брате стоит поговорить отдельно. Если Дима и Алексей были похожи друг на друга внешне и тем, что постоянно важничали и зазнавались, то средний брат Вася был совсем другим. В отличие от Алексея Вася обладал щедрой и открытой душой. Не проявлял лукавства и хитрости ради своей выгоды как это мог легко делать Дима. Вася был единенный братом, кого Даниэль искренно уважала, и на кого распространяла свою детскую любовь. Но мальчишки есть мальчишки. Как ни крути, а вместе им всегда интереснее чем с какой бы то ни была девчонкой, пусть даже если это будет прехорошенькая белокурая Даниель.

– Можно мне с вами? – просилась она.

– Нет. – важно отвечал Дима. – Девчонкам не место на рыбалке.

– А можно я тоже пойду? – снова просилась она.

– Нет. – рассудительно говорил Алексей. – Останься и помоги маме.

К Васе Даниэль с такими вопросами не подходила. Может быть потому что боялась именно от любимого брата услышать такой же отказ.

Много раз Даниэль пыталась войти в шумную и веселую компанию ребят. Резвиться с ними на речке, ездить на рыбалку, жарить картошку на костре. Пока ей было пять лет, то вечный отказ не бил так сильно по самолюбию, так как у детской души этого совсем мало. Но когда Даниель пошла в школу, она вдруг поняла, что это очень унизительно, когда тебя постоянно оставляют за бортом. И чтобы этого не повторилось в школе, Даниель приложила все усилия, чтобы удержать на себе значимость и внимание одноклассников. Вот тогда-то она впервые начала выдумывать истории, или говоря откровенно врать напропалую. Все началось совсем невинно.

– У меня дома таких кукол целых пять штук. – сказала она как-то своей подружке Любе, с которой сидела за одной партой.

И увидев ее искреннее изумление не посмела остановиться.

– Да, у них даже есть шкаф с платьями. – добавила она. – Я с каждой куклой играю по очереди. А в субботу и воскресенье я играю с большим плюшевым медведем. У меня все по расписанию.

– А ты мне потом покажешь? – умоляюще заговорила Люба.

– Посмотрим.

В тот день после уроков Даниель скрылась позади школы, и нервно искусала заусенцы на пальцах. До этого дня никто не говорил ей, что врать это плохо, некрасиво и низко. Но чистая душа, которая еще пахнет небесами, где-то глубоко внутри уже осознавала, как нехорошо она сегодня поступила. Жар заливал ее лицо, сковывал горло. Больше всего ей хотелось пойти и рассказать кому-ниюудь об этом. Но в то же время страх и стыд удерживали ее на месте. Под палящим сентябрьским солнцем золотистые локоны Даниель переливались как дикий мед. А в серых, почти что прозрачных зрачках застыли первые стыдливые слезы. Как же теперь ей сказать что все это было враньем. Разворошив волосы на затылке, Даниель крепко пообещала себе, что никогда не признается Любе, что соврала. Но больше врать она тоже не будет. Дав себе такое обещание, она решительно поднялась с места и побрела домой с облегченной душой.

Рядом с домом она наткнулась на Алексея и Диму. Вместе они пытались запустить в небо бумажного змея. Ветер в тот день был не таким сильным и потому Дама извелся, бегая туда и обратно, пытаясь заполнить крылья змея плотным воздухом. Все было напрасно. Увидев их Даниель тут же забыла обо всех неприятностях и кинулась к братьям.

– Можно я тоже? Можно мне попробовать?

– Нет. – сурово заявил Дима. – Ты его испортишь.

Даниель умоляюще глянула на Алексея, словно прося у него разрешение.

– Даниель, иди домой. – спокойно сказал Алексей. – Тебя уже мама ждет.

– Можно только один раз? – нерешительно пробубнила она.

– Давай в следующий раз, хорошо? – сказал Алесей.

Глаза Даниель наполнились влагой. Нижняя губа, чуть пухлее верхней, разочарованно выступила вперед. Не говоря больше ни слова, она пошла в дом. Ей хотелось броситься в свою спальню и выплакаться от досады и унижения. Но прямо у порога до нее долетел разговор из кухни. Услышав в диалоге свое имя, Даниель прислушалась.

– Моя дочь всегда была самодостаточной. – с гордостью хвасталась ее мама. – Все дети стараются играть вместе. А Даниель всегда держится особняком. У нее на все свое мнение. Не помню чтобы она навязывалась или в ком-то нуждалась. Закроется в своей комнате и играет, как ей нравится. И никто ей не нужен для счастья.

– А мои целый день носятся как угорелые. Только их и слышно во всем дворе. – послышался другой голос.

Даниель сразу же узнала. Это была мама Васи и тех двух жадин во дворе.

– Моя дочь всегда отличалась от других детей. – продолжала мама. – Даже в школе она не идет на поводу у всех. На все всегда свое мнение.

– Это хорошо, что она у тебя такая самостоятельная растет.

Потом разговор поплыл в другую строну, и Даниель стало неинтересно подслушивать. Она вышла из своего укрытия и поздоровалась со своей тетей.

– Ты уже пришла? – ласково потрепала ее по макушке мама. – Иди мой руки, сейчас будем обедать.

– А ты моих мальчишек не видела? Они вроде бы играли во дворе. – сказала тетя.

Даниель с показным равнодушием пожала плечами.

– Да, наверное. Если честно, я их даже не заметила. – сказала она и вышла из кухни.

Уже по дороге в уборную она вдруг осознала, что снова соврала. Правда на этот раз было не так страшно как в первый раз. Но когда она мыла руки с мылом, она на всякий случай помыла еще и лицо, еще раз пообещав себе, что больше так не будет обманывать.

Затем она снова направилась на кухню, а там уже за столом сидел ее брат Вася. Даниель тут же стало весело. Мама что-то все хлопотала за плитой, а тетя разливала чай.

– Привет кроха. – сказал Вася. – Как дела?

– Привет, Вася. – прильнула к нему Даниель.

– Эти двое не дали тебе поиграть со змеем? – с искренней жалостью сказал он.

Даниель покраснела, быстро бросила косой взгляд на тетю, и громко во всеуслышание заявила;

– Нет. Я сама не захотела. Мне интереснее играть одной.

На этот раз ей было стыдно совсем немного. А через минуту поразмыслив, она поняла что никакое это не вранье. Она действительно любит играть одна и этот змей ей тысячу лет не нужен. Так что она сказала правду. Вот так она в первый раз подогнала свою жизнь под собственную ложь. И как оказалось, после этого не так мучительно стыдно, не так противно и страшно. Это был тот день, когда она осознала как сделать свою жизнь и свою личность интереснее чем все есть на самом деле.

– Данель, позови своих братьев к обеду. – сказала мама.

Не чувствуя больше угрызений совести, Даниель выскользнула со стола. Выйдя на крыльцо, она позвала;

– Дима! Алеша! Дама! Алеша!

– Громче кричи! – донесся до нее голос Васи.

Даниель сложила руки рупором вокруг рта и во всю мощь завопила;

– Громче! Громче! Громче!

И в эту же секунду голос ее отлетел от стен соседних домов и пошел играть вдоль квартала; «Громче! Громче! Громче!» – вторило эхо.

Даниель остолбенела от страха. К горлу подобрался угловатый ком, ладошки вспотели. Еще секунда другая и Данель бросилась со всех ног обратно в дом.

– Мама! – взвыла она во все горло.

Но прямо в коридоре, она наткнулась на Васю и дрожа от страха прижалась к нему всем телом. Все присутствующие на кухне заслышав писклявый голос Данель вопивший вовсю мощь «Громче», прямо катились со смеху. И Вася поспешил выйти, чтобы объяснить сестре, что он не это имел в виду. Но Даниель сама неслась к нему как угорелая.

– Ты чего это? – спросил Вася, сдерживая смех. – Ты кого там звала?

– Ой Вася, – заикаясь сказала Даниель. – Там кто-то так кричит.

Вася, рассмеявшись, обнял сестрёнку.

– О чем ты?

– Там кто-то кричит «громче, громче»

– Кто кроме тебя мог до такого догадаться?

– Нет. Это правда.

Вася взял Даниель на руки, и страх стал постепенно отступать.

– Пойдем покажешь мне. – сказал Вася.

Они снова вышли на крыльцо. Даниель огляделась вокруг.

– Вон там. – сказала она указывая на высокие соседние квартирные дома.

Вася начал догадываться о чем идет речь.

– Эй! – прикрикнул он.

«Эй!» кинул голос в ответ.

– Вот слышал? – глаза Даниель стали как пуговки.

– Глупая. – рассмеялся Вася. – Это ведь всего лишь эхо.

– Эхо. – почти шепотом повторила Даниель.

Даже слово казалось ей таким пугающим.

– А что такое эхо?

Вася почесал затылок. Ему самому было всего девять лет, и он еще не знал как объяснить сестренке что такое эхо. Он только знал, что это совсем не страшно.

– Эхо – это просто твой собственный голос, который гуляет по воздуху. – сказал он.

– А как это?

– Это… Короче, это совсем не страшно. Не надо бояться, ты поняла?

Даниель утвердительно кивнула, хотя все еще боялась взглянуть в ту сторону, откуда доносится голос эха. Но чем дольше она глядела на смелое лицо брата, тем скорее и увереннее отступал всякий страх.

– А Даниель – гномик! – послышался шаловливый голос Димы.

Он успел прошмыгнуть мимо Васи, еще до того как тот замахнулся, чтобы дать ему подзатыльник.

Через четверть часа все сидели за прямоугольным столом и наворачивали блины. Алексей и Дима ели с большим аппетитом. Вася был уже немного сыт, так как пока дожидался обеда, успел проглотить несколько блинов с ежевичным вареньем. Даниель ела не торопясь, глядя в одну точку. Она никогда не отличалась завидным аппетитом, а сейчас тем более ей было не до еды.

– О чем думаешь? – сказала мама. – Сейчас все остынет. Ешь скорее.

Даниель тут же вернулась на землю.

– Она хочет поиграть со змеем. – сказал Дима.

– Вовсе нет. – фыркнула Даниель. – Не нужен мне ваш змей.

– А что же ты такая заплаканная? – не унимался Дима. – Плакса.

– Закрой рот. – приказал Вася. – Даниель просто испугалась.

– Чего испугалась? – спросила тетя.

– Эхо. Она думала, что за ней какое-то чудище повторяет.

– Правда? – рассмеялась мама. – Ты такая у меня смешная.

Дима скорчил рожицу, и прежде чем получить под столом пинок от Васи, прошипел;

– Эхо придет за тобой ночью и отдаст тебя на съедение своим безглазым детишкам.

Даниель побледнела. Страясь скрыть липкий страх, она отвела взгляд в строну. Слезы уже начали нактываться на глаза и меньше всего ей сейчас хотелось расплакаться перед этим противным мальчуганом.

– Не слушай его, Даниель. – сказал Вася, угрожающе глянув на Диму. – Врет он все. У эха нет детишек.

Дима покорно смолчал, остерегаясь получить еще один больной пинок под столом. На этом разговор о страшилках закончился и все кинулись с удовольствием обсуждать школьные предметы. Мамы, как всегда, говорили о том, что учеба – это крайне важно, так как потом будет непросто найти свой путь в жизни. Дима хвастался тем, что у него уже куча положительных отметок в особенности он отлился в чистописании. Алексей молчал. Он часто молчал, так как среди всех детей был старше и очень боялся сказать какую-нибудь глупость. И казалось для него нет ничего ужаснее, чем быть обсмеянным. Вася рассказывал о том, как много им стали задавать домашнего задания с тех пор как он перешел в третий класс. Одна только Даниель молчала. В голову не лезло ни одной мысли, кроме этого ужасающего эха. В бурной детской фантазии уже разыгралась целая серия ночных кошмаров с участием этого странного существа. Почему-то она представляла эхо костлявым бледным существом, без глаз и с открытым ртом. Ей хотелось расспросить Васю или маму об этом существе поподробнее, но она не смела. Этот лопоухий Дима снова бы начал ее дразнить и задираться. А между тем она даже не знала о том что Дима уже разработал в голове полный сценарий по запугиванию сестры.

Ночью Даниель лежала в теплой постельке, прокручивая в голове события прошедшего дня. Дверь была открыта, и желтый свет заползал с коридора за порог спальни. Перед сном Даниель всегда старалась думать о чем-то хорошем. Например, она нередко представляла, что спит внутри большого душистого цветка. Лепестки медленно смыкаются над ее головой, ославляя ей круглый кусочек звёздного неба. Вот и в этот раз Даниель стала воображать себе, что вместо одеяла у нее фиалковый лепесток, а над головой вьется целый рой лучистых светляков. Мысли ее начали растягиваться как резина. Веки тяжелеть. Даниель сладко укуталась в одеяло-лепесток и подумала как завтра на ее цветок прилетит мотылек и принесет ей сладкий завтрак. Будет ли это ароматным пирожком, или каким-нибудь цветочным нестаром она еще не решила. Но утром она с этим обязательно определиться. Глаза ее уже почти смыкались когда вдруг из-за дверного косяка, освященная желтым светом в комнату заглянула ужасающая маска. Пустые черные глазницы пристально уставились на нее, а из открытого рта послышалось жуткое завывание. Бледное лицо с черными дырками вместо глаз, носа и рта медленно покачивалось как мятник на часах.

– У-у-у… – жутко выл голос.

Даниель зажмурилась, натянула одеяло до самых глаз. Дыхание на миг застыло в ее груди. Но неведомая сила заставила ее снова открыть глаза. Пугающая маска медленно приближалась к ней. Это было несомненно эхо. Сейчас оно заберёт ее и отдаст на съедение своим прожорливым детишкам. Голос мамы доносился из соседней комнаты. Она разговаривала с тетей. Больше всего Даниель хотелось, чтобы рядом с ней сейчас кто-то был. Но голос внутри нее стал вязким и неподъемным. Она никак не могла расшатать в себе крик, чтобы позвать на помощь. Леденящий испуг сковал ее тело, побежал вверх и ухватился за горло. Бледное лицо, пожирающее ее пугающей бледной тоской, беспощадно приближалось к ней. Колючие слезы покатились по ее лицу, и как только Даниель ощутила чуждое прикосновение к своему одеялу, она завопила что есть мочи;

– Мама!

Протяжный душераздирающий плач разнесся по всей квартире. В одну секунду в спальню влетала мама, Вася, Алесей и тетя. Включили свет и эхо тут же сползло вниз и превратилось в запуганного Диму. Даниель посмотрела вниз и увидела как ее брат съёжился у ее кровати, сжимая в руках бумажную маску. Он ожидал подзатыльников и он их сполна получил. Даниель задыхалась от иступленного рыдания, из-за чего даже слова не могла произнести. Так было ей страшно. Даже после того, как она поняла, что это была всего лишь детская шутка, она продолжала дрожать от слез и ужаса. Слова не шли из ее уст. Она прижалась к маминой груди, обливаясь горючими слезами, издавая прерывающиеся крики. Мама покачивала ее на груди, стараясь успокоить. Тетя схватила Диму за ворот и как следует накостыляла ему по спине. Дима был напуган не меньше. Он сам не ожидал, что Даниель так испугается. Он ведь всего лишь хотел пошутить, поиграть. Что в этом плохого? Но его оправдания уже никто не желал слушать. Ему пригрозили домашним арестом на всю неделю. Но даже это не помогло бедной Даниель. Ее пытались убедить, что нет никакого эха, что это была всего лишь маска. Дима хотел подурачиться. Но все было тщетно. Даниель теперь ни в какую не соглашалась спать с выключенным светом. Более того ей нужно было чтобы кто-то рядом сидел, и постоянно о чем разговаривал, а иначе она даже не могла сомкнуть глаз. В ту ужасную ночь мама и тетя сидели рядом, и разговаривали друг с другом, и только так Даниель смогла успокоиться и уснуть. Но на следующую ночь у Данель началась истерика, когда мама потребовала выключить свет. И было это не просто капризом избалованной девочки. Данель было на самом деле страшно. Так что после долгих уговоров свет все же пришлось оставить включенным. Но мама и тетя в этот раз наотрез отказались сидеть рядом и болтать под ухом девочки.

Оставшись одна Даниель зарылась в подушку, натянула одеяло до самых глаз, и начала прислушиваться. В спальне горел свет, и потому было уже не так страшно. Но понимание того, что она совсем она в комнате не давали ей расслабиться. Перед глазами снова и снова, как будто это случилось секунду назад, всплывало то ужасное лицо с пожирающей тьмой в пустых глазницах. И как бы не старалась Даниель, ей не удавалось отвлечься на другие мысли.

Внезапно до ее слуха донёсся воркующий детский лепет. Они жили на первом этаже. И окно из спальни Даниель выходило на детскую площадку. На дворе стоял сентябрь. Узкая фоточка затянутая марлей, все лето и осень не запиралась. Мама Даниель была убеждена, что ребенок спит лучше когда в комнате есть свежий и немного холодный воздух. Раньше Даниель слышала детский плачь и постоянный лепет, доносившийся из открытой форточки. У соседей через стенку два года назад появился малыш. Даниель никогда его не видела, но временами когда слышал детский плачь, то приходилось затыкать уши ладонями. Так как ей это мешало сосредоточиться на своих фантазиях. Но только не в этот раз. В этот раз все было иначе. Это приятное детское лопотание легло на ее сердце как успокаивающий бальзам. Малыш говорил о чем-то своем без умолку. И хотя слова, которые он произносил, в русском языке не существует, все равно голос был приятен, а интонация плавная и убаюкивающая. Без сомнений он рассказывал что-то очень важное. Жаль только, что люди со временем забывают младенческий язык и уже не могут понять о чем толкуют детки. Слушая приятное детское бормотание, Даниель чуть откинула одеяло от лица, и сразу же ощутила что не одна; рядом есть живые люди. Малыш о что-то рассказывал и совсем ничего не боялся. Его ласковый и уверенный голос успокоил ее, и Даниель сладко уснула, не боясь больше никакого эха.

Через два дня после этих событий ранним утром, когда осенние лучи золотистыми стрелками протянулись в комнату, Даниель встала совсем бодрая и смелая. На мгновение ей даже стало смешно, что она могла бояться какого-то эха. Выйдя из спальни, она наткнулась на Диму. Он стоял в тесном коридоре ожидая своей очереди в туалет. Он сразу же скорчил гримасу сестре. Увидев его, Даниель демонстративно задрала нос в другую строну.

– Плакса, плакса. – сказал он.

– Я сейчас все маме расскажу.

– Ябеда.

Он снова скорчил рожицу.

Даниель не стала больше отвечать. Дима хоть и был ближе всех к ней по возрасту, однако они никогда не могли найти общий язык. Дима задирался и дразнил сестру, потому что считал что из-за ее криков и плача ему постоянно достается от Васи и мамы. А Даниель не любила этого лопуха за то, что он все время ее обзывает. Причем самыми неприятными словами. Так непросто складывались отношения между ними.

Еще совсем в раннем детстве Диме пришлось делиться своими игрушками с противной девчонкой. Все в этом доме, кроме самого Димы, считали, что он обязан давать Даниель свои игрушки. И только потому что она девочка, и потому слабее него. Диму такое несправедливое положение вещей совсем не устраивало, и поэтому он задирался к сестре и всячески над ней подшучивал. Порой его шутки были очень коварными, но только не для него. Даниель же свою очередь когда-то очень хотела с ним подружиться. Ей хотелось играть с Димой, и она даже готова была делить с ним своих любимых кукол. Только они ему почему-то были не интересны. Даниель неоднократно выходила на улицу, если видела Диму на играющего одного в песочнице, или гоняющимся за мотыльками. Она бросала все дела и бежала к нему, чтобы поиграть с ним, но Дима воротил от нее нос. Он не играет с плаксами и ябедами. Так он всегда ей говорил. Даниель открывала широко свои светлые почти прозрачные глаза и искренно убеждала, что не будет плакать и жаловаться. Но Дима был непреклонен. Он не хотел играть с ней еще и потому, что это стыдно носиться с девчонкой. И почему все его заставляют это делать? Почему все взрослые и его брат Вася такие тупые люди? Думал он порой в великим возмущением.

Других детей во дворе Даниель не знала. Она была застенчивой и чуть запуганной девочкой, и поэтому ей всегда было сложно подойти к какому-нибудь незнакомому ребенку, и как все обычные дети завязать простую детскую беседу. Вместо этого она часами могла смотреть в окно на то как другие девочки и мальчики играют с мячом и вопят на всю площадку. Даниель всегда мечтала встретить лучшую подругу. Из-за постоянного одиночества, она нередко предавалась мечтам о настоящей дружбе. Ей хотелось встретить такую девочку, с которой они могли бы играть день напролет. Даниель бы ничего для нее не пожалела. Она бы даже подарила ей свою любимую куклу Люсю. В своих мечтах Даниель представляла то, как она и ее лучшая подруга будут гулять по двору и общаться как взрослые женщины. Ее лучшая подруга будет любить только ее и играть только с ней. И если какой-нибудь дурак вроде Димы или еще кто-нибудь захочет вмешаться в их дружбу, они его тут же беспощадно отвергнут. Потому что у лучших подруг не может быть других друзей. Все свое время они будут посвящать друг другу, и все самые горячие секреты рассказывать только друг другу. Вот о такой подруге Даниель мечтала всю свою дошкольную жизнь. В детский сад она не ходила, во дворе ей было играть не с кем. Братья всегда и во всем ее отделяли только потому что она девочка. И однажды Даниель еще в самом раннем детстве дала себе зарок, что покажет своим братьям, что хоть она девчонка, но добьется большего успеха чем они. Когда она пойдет в школу, то обязательно будет учиться лучше всех в семье. Она непременно станет такой умной, что всем им однажды станет стыдно за то что они ее отделяли. И конечно же, у нее будет лучшая подруга. Так представляла Даниель в своих фантазиях продиктованные ее детскими обидами. Она могла часами лежать и думать как она несчастна, и как ее все бросили, и никто не любит. Она сжималась в комок и, глядя в стену, думала о том, что все вокруг очень злые и никогда не смогут понять ее добрую душу, которой так нужна любовь. А порой она могла часами лежать на кровати не думая ни о чем, но все ее тело превращалось в комок ожидания. Обычно если она так лежит, то к ней обязательно подходила мама, тетя или Вася. Они гладили ее по голове и спрашивали не больна ли она? Все ли у нее хорошо? Даниель слабо моргала и едва слышным голосом отвечала, что все у нее хорошо. «Может быть тебе что-то принести?» – спрашивала ее мама. Даниель мотала головой. «Тебя Дима обидел?» – спрашивал ее Вася. Даниель снова молчала и умирающим тоном отвечала, что все в порядке. Вокруг этой маленькой девочки все крутились и ютились как заводные. Даже Диме невольно приходилось подстраиваться ее капризам. Но Даниель все равно была убеждена, что ее никто не любит, и что у всех есть все, а у нее никого нет. Жалость к себе стала ее привычным состоянием едва ей исполнилось четыре года. И даже если бы все вокруг вдруг стали уделять в два раза больше внимания и у нее появилась ее желанная подруга, Даниель бы ощутила себя куда несчастнее. Ведь тогда она не смогла бы себя пожалеть. А это ей стало необходимо как воздух.

Когда Даниель стала чуть подрастать, то уже все в доме привыкли к тому, что она может часами лежать на кровати, отвернувшись к стенке и никому не отвечать на вопросы. Всем стало понятно, что на самом деле Даниель здорова и все с ней в порядке. И это только очередная манипуляция, которой никто не хотел поддаваться. Никто ведь не любит, когда им манипулирует, даже если это делает такая хорошенькая девочка как Даниель. Поэтому этот трюк потерял свою значимость. Она лежала и лежала, и даже порой нарочно громко хлюпала носом, словно потихоря плачет. Но уже никто к ней не подходил. И тогда вместо того чтобы действительно расплакаться и предаться саможалости, Даниель вставала с постели и переставала притворяться обиженной. Она становилась на самом деле обиженной и злой. Почему к ней никто не подошёл? Всем на нее плевать, а значит и ей будет на всех плевать. Никому до нее нет дела, тогда и она не будет ни с кем разговаривать. Никто ее не понимает, не любит, и все в этом мире настроены против нее.

Мама и тетя были убеждены, что странное поведение дочери пройдет, когда она пойдет в школу. Просто ей нужны друзья. И вот наконец настало то время, и Даниель начала ходить в школу. Поначалу ничего особенного не произошло. Даниель держала себя так же отстраненно от всех, как и обычно. Она не смела подойти к другим детям и заговорить с ними на перемене это делают другие. А вдруг ее отвергнут и не захотят с ней играть как Дима и тогда ведь ей будет очень стыдно и неприятно. В голове она за секунду успевала прокутить несколько вариантов того как может закончиться ее попытка с кем-нибудь заговорить. И среди них не было ни одного положительного исхода. Ее отвергнут и не захотят играть. Выберут другого друга. Или назовут ее каким-нибудь неприятным словом как ее брат Дима. Прокручивая все эти исходы в своей голове на глаза Даниель набегали слезы. Пусть этого еще не случилось, но ей уже все равно было очень обидно. Почему именно ее никто не любит, и все стремятся к кому угодно, но только не к ней. Порой она настолько живо представляла, как она подошла к однокласснице, но та отворотила от нее нос и гордо заявила, что не хочет играть с такой, как она. И тогда Даниель уже мысленно успевала обидеться и наказать в своем сердце эту противную девочку. Так она поступала с каждым с кем она начинала дружбу у себя в голове и получала отказ. Вот так и прошли ее первые две недели в школе. Она смотрела на своих одноклассников и представляла как она загорит с одним, потом с другим. Но все как сговорившись отвергнут ее, и тогда она в слезах убежит в туалет и будет там долго и одиноко плакать. А может быть потом там она умрет от горя и всем будет потом очень стыдно за то, что ни не смогли разглядеть в ней такого хорошего человека. Порой на больших переменах она смотрела в окно и подолгу рисовала в голове какое у нее будет лицо, когда она будет лежать в гробу, а все вокруг, столпившись, будут сильно плакать. И даже Дима отдаст ей бумажного змея, только ей он уже будет не нужен. Но он все ровно будет ей его предлагать и со слезами умолять взять его единственного змея. А Даниель будет равнодушно молчать, лежа в своем маленьком гробике и холодно отвергая все подарки. У нее будет очень бледная кожа и очень милое личико. Все будут смотреть на нее умершую и убиваться от горя. Когда Даниель слышала в голове плачь мамы, Васи, Димы, всех ее новых одноклассников и других детей, она тоже начинала плакать. Потому что ей было так жалко себя. Но, а как еще обратить на себя внимание людей и доказать им, что она хорошая и очень интересная личность. Она может быть даже самая смешная и веселая в их классе, только почему-то это никто не замечает. И все это потому что все дети в ее классе тупицы. Они не знают как нужно правильно дружить. А вот она – Даниель точно разбивается в настоящей дружбе.

Как-то раз через две недели учебы, когда уже все дети успели выучить имена друг друга и носились по коридору как взбесившиеся птенцы, девочка Люба, сидевшая с ней за одной партой попросила ее одолжить линейку.

– Понимаешь, свою сегодня как на зло оставила дома. – сказала Люба.

Даниель протянула ей длинную прозрачную линейку с жирными делениями. Даниель ничем не выдала той радости от того что с ней заговорили. Люба была такая же светловолосая и сероглазая девочка. Почти как она сама. У нее была такая же бледная и прозрачная кожа, с просвечивающими нежно-сиреневыми венами. За эти две недели Люба уже успела выделиться. Учительница несколько раз демонтировала всему классу ее прекрасно выполненное домашнее задание. Строчки у Любы выходили ровные, аккуратные. Все палочки и червячки были одинакового размера. Когда открытая тетрадь являлась всему классу, сама Люба смущенно опускала глаза, словно стыдясь того что ее хвалят. Даниель Люба понравилась с первого дня. Ей льстило то, что она сидит рядом с такой популярной девочкой. Но с другой стороны она тайком мечтала о том, как однажды перещеголяет Любу в учебе, и тогда весь класс будет восхищаться ею, а не Любой. Но пока что все получалось в точности наоборот. Даже на уроке рисования Люба была лучшей. Даниель всегда знала, что неплохо рисует. По крайней мере дома ее часто хвалили за рисунки, и сама она была уверена; это одно из немногих что у нее хорошо получается. Но вот уже вторую неделю Любины рисунки показывают всему классу как образец, а Даниель хоть и получает пять звездочек за свои работы, но все равно не дотягивает до такой похвалы как Люба. Даниель с досадой смотрела на тетрадь Любы и раздражением отмечала, что Люба действительно лучше чем она рисует и пишет. И как бы она не сталась, перещеголять ее, ничего не получалось. От этого у Даниель даже порой набегали слезы на глаза. Но в тот день когда Люба сама заговорила с Даниель, попросив у нее линейку, Даниель ей все на свете простила.

– Спасибо. – сказала Люба.

– Пожалуйста. – едва слышно вымолвила Даниель.

– Мою ленейку вчера младший брат поломал.

– Мой брат тоже иногда ломает мои игрушки. – сказала Даниель оживлено, вспомнив как Дима открутил голову у ее любимой куклы.

– А мой брат вообще любит трогать мои вещи без разрешения.

На это Даниель не сразу нашла что сказать. Дима никогда не трогал ее вещи без разрешения. Даже тогда он отвинтил голову кукле, потому Даниель сама в порыве ярости пульнула в него ею. Но затягивать паузу надолго нельзя, иначе уйдет момент и тогда снова будет неловко начинать беседу. Поэтому Данель собралась с силами и тут же спросила:

– А у тебя много кукол?

– Три.

Даниель с горечью отметила, что даже в этом Люба ее обошла. Но ей так хотелось произвести на нее впечатление, что она возьми да и соври будто у нее пять кукол и множество плюшевых игрушек. Это была ее первая ложь. Раньше Даниель не приходилось врать. Ведь она росла среди тех, кто ее хорошо знает и потому ей даже в голову не приходило что-то приукрасить или приуменьшить. В тот день Даниель сама не подозревала, что открыла для себя дверь в новый мир, где она может быть такой какой ей всегда хотелось быть. И пусть даже если это мир лжи. Главное чтобы об этом никто не узнал. И главное чтобы Люба почаще вот так широко открывала глаза от удивления. Даниель была по-настоящему довольна тем, что смогла удивить Любу. Спустя месяц Люба пришла в гости к Даниель, и Даниель пришлось придумать другую историю про своих пять кукол. К тому времени она научилась врать очень ловко. Никакой стыд больше не заливал ее лицо, а глаза все реже отводились в сторону.

– Мой двоюродный брат из Москвы приезжал к нам на прошлой недели. – сказала Даниель. – Ему всего два года и он обслюнявил мои куклы и повыдирал им волосы пока я была в школе. Пришлось их выкинуть.

– Ах, так жалко. – сочувственно протянула Люба. – Ты наверное много плакала из-за них.

– Еще как! Весь день я ничего не ела. Только под вечер съела кашу без молока.

– Как же теперь ты будешь без кукол?

– У меня осталась одна единственная. Сейчас покажу.

Даниель провела Любу в свою комнату. Там на заправленной кровати преспокойно сидела голубоглазая кукла с волосами как пакля.

– Это Люся. – сказала Даниель. – Она уже старая и я с ней почти не играю.

– Какое у нее красивое платье.

– У нее раньше были другие платья. Все брат испортил.

Кукла широко раскрыв глаза, уставилась на Даниель, словно возмущенно желала спросить; когда это у нее были другие платья? Но к счастью куклы не разговаривают и Даниель продолжила свои враки. Рассказала что у Люси раньше еще был дом, машина и даже небольшая коляска.

Вскоре девочки стали лучшими подругами. В следующий раз Люба пригласила Даниель в гости, и представила ее трем своим куклам. Увидев их Даниель с завистью отметила, что они у нее почти новые. Волосы блестящие, щеки налитые румянцем, а поверхность глаз такая глянцевая, что в ней можно были увидеть собственное отражение.

– Нет. Они не новые. – сказала Люба и не соврала. – Это кукла Таня. Ее купили мне в прошлом году на день рождение. А это Саша. Мне ее папа купил в культтоваре, когда мама лежала в больнице, и мы ходили ее навещать. А это самая старенькая. Ее зовут Катя. Мне ее купили два года назад, когда мне были всего четыре года.

Даниель ей не поверила. Не может быть чтобы эти куклы были старенькими. Как же тогда они так сохранились? Люба просто хочет перед ней похвастаться и поэтому соврала. Когда Даниель так подумала, ей стало так неприятно от того, что ее обманывают. Мысленно она даже на целых пять минут возненавидела Любу за то, что она такая врушка. Вслух она ей это, правда, не сказала. Бедная Люба даже не подозревала что ее обвинили во лжи, а потом еще и сделали своим врагом, пусть хоть и не надолго. А тем временем она ведь сказала истинную правду. Просто Люба всегда была очень аккуратной и прилежной девочкой не только в школе, но и дома.

– Если хочешь я тебе на день рожденье подарю какую-гибудь из них. Тогда у тебя будет две и у меня будет две. Когда у тебя день рожденье?

Глаза Даниель просияли, и она тут же простила подругу за вранье.

– Очень скоро. Двадцать пятого декабря. А у тебя когда?

– А у меня еще не скоро. Второго июня. Какую куклу тебя подарить.

Даниель с самого начала понравилась кукла Саша. Она была единственная у кого были такие яркие каштановые волосы. Платье на ней было в голубой горошек, а пухлую шею окаймлял кружевной воротничок. Даниель никогда не видела таких кукол. Поэтому она без малейшего раздумья указала на Сашу.

– Хорошо. – ответила Люба и чуть поникла.

Ей вдруг стало так жалко отдавать такую красивую куклу. Она ведь еще даже не успела с ней как следует наиграться. А теперь когда она обещала отдать ее Даниель, она ту же начала скучать по ней. Люба успеда даже пожалеть о сказанном, но мама всегда учила ее держать свое слово, поэтому как бы Любе не было тяжело и печально, она и подумать не могла взять свое слово обратно. Даниель же так обрадовалась, что даже не заметила подругиной грусти. Грустила Люба тоже недолго. Вскоре она смирилась с той мыслью, что Саша должна перейти в руки Даниель, и ей даже показалось, что Саша всегда принадлежала Даниель. Так что через час девочки, устроившись на мягком ковре, возводили целый дворец из кубиков, подушек и книг. Куклам ведь надо где-то жить. Даниель уже через час забыла, что ей обещали куклу. Она была безмерно счастлива уже тому, что у нее появилась такая замечательная подруга. Такая, как она и мечтала. Они сидели вместе на ковре и придумывали новые игры. Люба такая смешная и веселая. А еще она делится со всеми игрушками, не то что Дима или Алексей. Даниель с упоением мечтала о том как они с Любой теперь всегда будут вместе, и никто и ничто их не разлучит. Все почти так и было. Люба действительно стала ее лучшей подругой, и они теперь часто ходили друг к другу в гости. В школе они сидели за одной партой, а на перемене, взявшись под руки как старшеклассницы, гуляли по двору или шли вместе в столовую. Даниель, однако же, несмотря на свое счастье, не оставила свою прежнюю привычку придаваться саможалости. Порой она мечтала о том, как Люба ее обидит чем-то; начнет дружить с другой девочкой, соврет ей в чем-нибудь, или еще хуже не придет к ней на день рожденье. Тогда Даниель просто перестанет с ней разговаривать. Во всех красках она представляла как будет страдать и плакать по ночам. Люба же будет ходить за ней как хвост перед всем классом и постоянно спрашивать, что же такое случилось. А Даниель будет отводить в сторону грустный взгляд и молчать. Но Люба будет настойчиво просить ее поведать в чем же она провинилась. И тогда Даниель как бы нехотя расскажет как ей было больно и обидно. Люба расплачется и начнет просить у нее прощение, а потом скажет, что не сможет без нее жить. И тогда Даниель простит ее, и их дружба станет еще крепче, а весь класс будет ей завидовать.

Наконец во втором классе мечта Даниель о ссоре и бурном примирении начала исполняться.

В их классе была еще одна девочка Женя. Их объединяло с Любой то, что они обе были круглые отличницы. Поэтому их имена часто звучали вместе, а фотографии на школьном стенде висели рядом, от чего Даниель становилось до чертиков неприятно. Женя и Люба были похожи оценками в дневнике, и это было пожалуй их единственное сходство. В остальном они были как небо и земля. Внешне Женя была похожа на куклу Сашу. Те же темно-каштоновые блестящие кудри, тот же яркий румянец на круглом лице. Светло-кориченые глаза полные жизненной силы. Вытянутая, худощавая фигура. Кажа загорелая, нос покрыт веснушками. Одевалась правда Женя совсем не в нарядные платья с кружевными воротничками. В отличие от всех девчат у Жени не было ни одного платья, а вместо этого она облекалась в мальчишеские штаны или шорты. Рукава белой школьной рубашки всегда засучивались до самых локтей, а низ рубашки, который должен был быть заправлен в штаны, всегда был связан в тугой узел на животе. Женя не гуляла по двору как все девочки, не пищала и не ныла. Никогда не говорила о куклах или нарядах. Почти никогда не сидела в компании остальных девочек. Но зато она лучше любого мальчика играла в футбол, ручной мяч, баскетбол. В столовой и на больших переменах Женя в основном была в окружении мальчиков. Даже в толпе опоздавших сорванцов обязательно будет торчать ее пушистый каштановый хвост. Но почему-то ей сходило с рук любое опоздание и оплошность. По непонятным Даниель причинам учителя любили Женю, а мальчишки то и дело, что выкрывали ее имя. На стадионе, на уроках, и даже просто в коридоре только и гремело ее звонкое имя; «Женька, вперед! Покажи кто тут главный!», «Женек, ты идешь? Ты скоро?», «Женька, давай в нашу команду!». Хотя Женя всегда играла с мальчиками, нельзя сказать что с девочками у нее были проблемы. Но и выстраивала она отношения с девчатами тоже как-то по-осбенному. Она не сидела с ними, не делила с ними сплетни, не верещала и плакала, но стоило ей только сказать слово, как все девочки мигом подчинялись. Что у нее была за власть над людьми, никто не мог сказать точно. Просто возвращается Женька с перемены, и так невзначай кидает;

– Соня, слезь с парты.

И Соня послушно спрыгивает.

– Лена и Света, как вам не стыдно? Разве можно так говорить о собственной однокласснице.

И две заядлые сплетницы тут же замолкают, пристыженно отводя взгляд то в окно, то на школьную доску.

– Что там у тебя, Наташа? Снова не сделала домашнее? Иди скорее помогу, пока Вера Ивановна не пришла.

Наташа утирает слезы и покорно тащится через все ряды к Женьке.

А кроме того Женю постоянно отправляли на всякие школьные олимпиады и конкурсы да еще и на пару с Любой. Именно этого и не могла вынести Даниель. А самое страшное было то, что Люба сама часто заговаривала с Женей. Правда, говорили они о всяких там задачках и правилах, но все равно по мнению Даниель Люба в это время бросала ее ради этой непоседливой веснушки. Даниель так дорожила своей дружбой с Любой, что готова была на все. И почти каждую новую четверть давала себе зарок, что станет отличницей. Но ее пылкости и решимости хватало ровно на три дня, а потом на нее снова нападала вселенская лень и космическая грусть (так по-краней мере говорил Дима, когда дразнил ее), и она оставляла все свои попытки перещеголять Женьку в учебе или хотя бы достичь той же планки. Но и мириться с тем, что Люба общается с другой девочкой, она тоже не собиралась.

Хотя Люба всегда говорила Даниель, что она ее единственная лучшая подруга, Даниель все равно продолжала обижаться и ревновать. Только на летних каникулах, когда рядом с ней и Любой не было Женьки и других девочек, Даниель успокаивалась и чувствовала себя абсолютно счастливой. Все лето они проводили вместе. Ходили друг к другу в гости, играли на детской площадке, менялись игрушками на одну ночь, читали одни и те же книги. Если Даниель нравилась та или иная книга она настойчиво просила Любу прочесть ее, и жутко обижалась если та не делала это тут же. Люба не знала от чего ей так сложно рядом с Даниель, но ведь она обещала ей быть подругой и даже сказала, что никогда не бросит. А ведь мама сказала, что свое слово нужно держать. К тому же дружба – это ведь не какая-то вещь, которую можно просто выбросить, если она надоела. Поэтому Люба готова была терпеть все капризы Даниель, ее переменчивое настроение, бежать за ней если та без причины разобижалась. Умолять ее простить и сказать что она сделала не так. Все, как и мечтала Даниель. Даниель же порой сама не знала на что она обижается, но само то, что она обиделась, делало ее будто бы правее и лучше Любы. Раз ей плохо, значит Люба в чем-то провинилась. А если Люба виновата, то она неправа, а Даниель жертва. Вот в таком странном русле развивалась их дружба. Летом Даниель была более или менее в хорошем расположении духа и потому приступы обид случались куда реже. Но наставал учебный год и снова куча детей, и они все время хотят общаться именно с Любой, и особенно эта Женька. И тогда Даниель сама готова была бегать за Любой лишь бы не потерять ее. Лишь бы Люба не перестала думать, что она ее единственная подруга. Не зная как привязать к себе Любу навсегда и наглухо, Даниель даже подарила ей свою куклу Люсю. Люба знала, как дорога ее подруге Люся и потому даже не хотела брать ее.

– А как же ты? – спросила Люба, удерживая слезы.

– А у меня есть Саша. Я буду играть с ней. Я просто хочу чтобы у тебя была моя кукла.

Люба обняла подругу, и на миг Даниель стало легче дышать. Всего на миг она поверила в то, что Люба любит только ее. Но на следующий день снова все повторилось. Женя и Люба стояли рядом с Верой Ивановной и обсуждали предстоящую олимпиаду по русскому языку.

– Мы можем остаться после занятий и позаниматься. – сказала Женя.

– Хорошо. – ответила Люба, и спина ее тут же похолодела потому что она подумала о Даниель.

– Если хочешь, можешь на один день взять мой решебник. – предложила Женя.

– Спасибо большое.

Люба украдкой оглядела класс и увидела, что Даниель уже сидит за их партой с поникшей головой. Когда Женька прошла за свою парту, Любе вдруг ужасно захотелось сбежать из этого класса. Она мечтательно подумала о том, как было бы здорово если бы ее перевели в параллельный класс, и тогда у нее были бы уважительные причины не идти за свою парту и не оправдываться перед Даниель. Люба не могла объяснить, почему ей стало так сложно жить и дышать, словно кто-то каждый день медленно стягивал на шее удавку. Но может быть именно такой должна быть настоящая дружба? Нельзя ведь строить отношения без неудобств. Мама всегда ее учила, что в отношениях иногда приходиться делать то, что не совсем хочется. Но в этом и вся прелесть. Ведь так мы становимся смиреннее и лучше. Рассуждая таким образом, Люба не стала сбегать, и оставила все мысли перевестись в параллельный класс. Вместо этого она просто еще раз сказала себе, что у нее есть лучшая подруга Даниель, которая ее тоже очень ценит и любит, а потом прошла за свою парту.

– Привет. Ты когда пришла? – спросила Люба, выдавливая улыбку.

Ответа не последовало. Люба тяжело вздохнула, но про себя. Как всегда, она виновата, а Даниель обиженна. Тогда в первый раз за всю дружбу Любе пришла в голову мысль больше ни о чем не спрашивать, раз она молчит. В конце концов это даже правильно: нельзя ведь надоедать человеку, если он не хочет разговаривать. До этого она сама догадалась, а не мама подсказала. И в тот день Люба именно так и поступила, чем неприятно удивила Даниель, которая считала что Люба после такой подлости просто обязана ее уговаривать и извиняться. Но Люба просто взялась за учебник, и принялась равнодушно шуршать тетрадными листами. Даниель не знала как сделать так, чтобы Люба поняла, что обидела ее. До начала первого урока оставалось всего пять минут. Люба молчала. Если сейчас они не помирятся, то потом целых сорок минут у них не будет возможности поговорить. А вдруг за время занятий Люба решит вообще больше не заговаривать с ней. Вдруг решит, что с Женькой ей лучше, и что тогда будет? Ох, уж эта Женька! Хоть бы ее совсем не было в их классе. Поборов в себе гордость, Даниель решила сама ей все высказать. И только она открыла рот, как вдруг перед ними возникла жилистая фигура Жени. Опять эта Женька.

– Слушай Люб, я тут подумала; может быть нам в библиотеку после уроков сходить? У тебя сегодня есть время?

Люба покосилась на Даниель. Та сидела мрачнее тучи. На самом деле Любе хотелось согласиться, но она снова подумала что Даниель может обидеться еще сильнее. Поэтому Люба нерешительно ответила:

– Сегодня мы ведь хотели позаниматься в классе. Давай в следующий раз.

– Ладно. Тогда заранее скажи когда у тебя есть время, чтобы я могла отпроситься с тренировки.

Люба кивнула, и Женька снова прошла за свою парту. Обернувшись Люба увидела рядом с собой пустующее место. Даниель куда-то смылась. На мгновение Люба снова поймала себя на мысли, что без подруги ей даже дышать легче. Но тут в класс снова вошла Даниель. Ростом Даниель была ниже всех в классе, но ходила она твердо и резко, норовя шагнуть как можно шире, щелкая квадратными каблучками на весь класс. Всем своим видом Даниель словно желала показать или доказать, что она не та, которую можно игнорировать, что она на самом деле большая и значимая. Как-то раз Даниель в одной книге наткнулась на завораживающее словосочетание «Роковая девушка». Она не замедлила спросить всех взрослых в доме о том, кто же такая роковая девушка. Ей объяснили, как могли, и это так понравилась Даниель, что она решила быть именно роковой девушкой. А еще спустя время решила, что таковой она уже давно и является. Вот почему она старалась придать своим движениям резкость, вычурность, холоднокровие. Ведь если верить маме, то роковая девушка именно такая. Это сильная, гордая личность, которая ни перед кем не извиняется, и мстит без жалости тем, кто обошелся с ней несправедливо. И роковая девушка уж точно не станет ни за кем бегать. Вот почему Даниель не собиралась терпеть игнорирование со стороны Любы. Раз она выбрала себе Женю в подруги, то пусть тогда с ней и остается. Почему она: Даниель, должна за ней постоянно бегать? Ни за что. Она им еще всем покажет. И еще как отомстит за то, что ее так игнорировали. С такими мыслями Даниель прошла за свою парту и начала нервно укладывать учебники в сумку. Она ждала что сейчас Люба ее спросит; куда она уходит, ведь скоро занятие. Тогда Даниель бы сказала ей грубо и холодно; «Не твоё дело. Оставайся со своей Женькой. Тебе ведь с ней лучше». Она успела прокрутить эту фразу в своей голове уже в тысячный раз, пока укладывал ученики в сумку. И слова эти уже созрели и наливались соком. Оставалось ей только выплескать их из уст, но Люба молчала. Даниель чуть медленнее стала укладывать вещи. Люба мочала. Даниель притворилась будто у нее не закрывается портфель. Люба продолжала молчать. В класс вошла Вера Ивановна, и Даниель пришлось поторопиться. Ведь всего пару минут назад в коридоре она сказала Вере Ивановне, что у нее сильно разболелась голова. Она даже немного прослезилась, чтобы показаться более убедительной. Поэтому до начала урока Даниель покинула класс.

Оставшись одна в пустом коридоре, Даниель сжала побелевшие от ярости губы, и со всей силы надавливая на низкие каблуки, она вышла из школьного здания. Звонкое щелканье каблучков в последний раз окатило длинные стены коридора и погасло за ее спиной. Ух, как эффектно она ушла! Такие уверенные и твердые шаги. Наверное, Люба сразу же поняла свою вину, как только она скрылась за дверью. Придаваясь самолюбованию, Даниель спустилась с крыльца и направилась к школьным воротам. На улице как не топай, все равно уже не будет такого эффекта. К тому же Люба ее все равно больше не слышит. Посмотрев на пустой школьный двор, Даниель с грустью отметила, что погода стоит чудесная, а она должна теперь переться домой. А могла ведь не ставить из себя обиженную жертву, и погулять с Любой на перемене под таким теплым солнышком. Но теперь уже поздно. Даниель понуро побрела домой, придаваясь прежним мыслям о том, что в этом мире никто ее не любит. Все ее бросают и предают. К сожалению ей суждено навек остаться непонятой. Ведь она не такая, как все. Да, Даниель точно знала, что она не такая, как все и в этом вся причина ее страданий. И весь непродолжительный путь домой, она думала именно об этом. К счастью жила она совсем рядом со школой и дома в это время никого не было. Мама и тетя на работе, а братья еще в школе. Так что никаких вопросов не будет. Даниель уже представила как придет домой, ляжет на свою кровать и начнет горько плакать о том, что ее жизнь такая одинокая. Никто во всем мире не сможет ее понять и полюбить так как она этого хочет. Но с другой стороны все так и должно быть. Она ведь роковая девушка, а значит ей суждено оставаться загадочной и одинокой, и мстить любому кто ее обидит. Целый рой противоречивых мыслей гудел в ее маленькой голове. Каждый день Даниель в своих мыслях, то возводила себя на алтарь как богиня, то лежала на жертвеннике окруженная пламенем людской ненависти. То рубила всех подряд длинным клинком, то благородно всех прощала. Мечтать и говорить ей нравилось только и себе, и только так, чтобы она была в самом выгодном и желательно на самом видимом месте. В этот раз она думала о том, как Люба придет к ней в слезах и она ее благородно простит. А потом сделает такое взрослое и понимающее лицо и скажет; «А для чего же тогда еще нужны друзья». Правда она еще не решила в какой момент она должна это сказать. Но эту фразу она обязательно скажет и при том с тем лицом с каким она себе это представляла. Раздумывая таким образом, Даниель приблизилась дому и достала ключи. И вдруг до нее долетели странные звуки. Даниель прислушалась. Слабый скрежет, похожий на то, когда кто-то водит иглой по ржавой поверхности. Даниель пригнулась, словно шпионя за кем-то. Скрежет доносился со стороны парковки, где стояли только две машины. Одна из них принадлежала соседу дяде Коле. У дяди Коли есть дочь и сын. Дочь старше Даниель на целых два года. С ней Даниель никогда даже не здоровалась, а маленького сынишку она слышала по ночам. Именно его лепет пробирался в ее открытую форточку и прогонял леденящий ночной кошмар под названием эхо. Даниель никогда не видела этого малыша, только несколько раз слышала от мамы и тети, что мальчик этот чем-то болен и поэтому он в основном сидит дома. Именно его Даниель и увидела, когда обошла соседскую машину. Стоя у переднего колеса, малыш старательно выводил буквы на гладкой блестящей на солнце пассажирской двери. На вид мальчику было не больше трех лет. Волосы светло-желтые, как лунные блики на поверхности ручья. Кожа была до того белой, что казалось еще немного и мальчик просто исчезнет. Высунув язык, он старательно выводил гвоздем последнюю букву. Даниель на миг застыла от удивления. Мальчик писал слово «мама». Это конечно очень простое слово, но все же очень было странно, что трехлетний малыш умеет писать.

– Что ты тут делаешь? – спросила Даниель, вытянувшись во весь рост перед ним.

Мальчик тут же начал оседать, прикрыв лучистые волосы руками, будто ожидая, что сейчас должно последовать наказание.

– Что с тобой? Я тебя не буду бить. – сказала Даниель, хватая его за локоть.

Малыш немного поколебался, и нерешительно поднял на нее глаза: чистые, голубые как умытое небо после дождя. Даниель даже смогла увидеть в них свое суровое отражение. Но в ту же секунду заметила, что зрачки его как-то странно задвигались. Он будто бы смотрел то ли сквозь нее, то ли наоборот заплывал внутрь себя самого. Взгляд этот был недолгим, но Даниель хватило времени, чтобы понять, что глаза у этого ребёнка не такие, как у всех детей. Даниель наклонилась к нему, но малыш отпрянул в сторону, высвобождая свой локоть. А потом приосанился, и что-то быстро невнятно забормотал. Все его тело напоминало тугой клубок. Пальцы рук плотно жались друг ко другу и то и дело вырисовали по воздуху невнятные круги. Данель интуитивно поняла что нужно немного помолчать и дать малышу время прийти в себя. Поэтому она выпрямилась, деловито скрестила руки на груди и принялась с интересом разглядывать его. Мальчик был невыразимо красив, но все его лицо выражало неописуемую растерянность и дикий страх. Даниель при виде этого запуганного зверька чуть смягчилась. Рядом с ним она в миг ощутила себя взрослой, сильной и важной.

– Как тебе не стыдно? – сказала она, помаячив перед его носом указательным пальцем. – Зачем ты портишь машину?

Мальчик опустил глаза и вжал голову в плечи.

– Я не портил. – проурчал он бесцветно, но внятно и четко словно ему и не три года, а целых шесть. – Я просто хочу чтобы все знали свое место.

– Какое место?

Малыш снова поднял голову, осмотрелся по сторонам, почесал затылок, от чего волосы его взбучились в как утиный пушок на загривке.

– Это очень просто. Здесь мамино место, а там моё. А папино за рулём. Но я еще не успел написать.

Даниель перевела взгляд и увидела что на задней двери уже было написано ровными буковками «Матвей»

– Тебя зовут Матвей?

– Угу.

– Я думаю, что твоему папе не понравиться. Ведь ты испортил его машину. Он будет ругаться

– Папа всегда ругается. – сказал малыш, не отрывая взгляда от ее туфель.

– Почему? Дядя Коля очень любит детей. Все так говорят.

– Папа любит нормальных детей. А я ненормальный.

Даниель почувствовала какое-то необъяснимое клокотанье подбиравшееся к горлу. Чтобы подавить его, она снова быстро заговорила;

– С чего ты это взял? Ты нормальный мальчик. Такие же, как и все.

– Нет. Ты врешь. Нельзя врать. – резко оборвал ее Матвей, снова оглядываясь по сторонам. – Я аутист. Но мама говорит, что у меня легкая форма, так что я смогу жить нормально если буду ходить к доктору. Когда я вырасту это будет не так заметно. Вот увидишь.

Даниель не сразу нашла что ответить. Голос его звучал тускло и однородно, но так уверенно, что ни одно его слово не вызвало сомнения.

– Но мой папа хочет чтоб я был как все дети. Понимаешь? Он говорит чтобы я вел себя нормально. А если нет, то он бьет меня по лицу. Вот так.

Матвей легонько ударил себя по одной щеке, потом по другой. Неуверенно покачал головой, и снова поник.

– Вот так. Только он бьет сильнее. – снова сказал он.

С каждым его новым словом и жестом Данель все больше убеждалась в том, что с этим малышом не все в порядке. Но она не могла понять, что именно с ним не так. А Матвей тем временем продолжал;

– Я всегда играю во дворе в это время. Потому что в это время все другие дети в школе и детском саду.

– Тебе папа не разрешает играть с другими детьми?

– Нет. Я сам не хочу.

– Почему?

– Шумно. Я люблю играть один.

– Я тоже люблю играть одна. – сказала Даниель.

На этот раз она соврала просто по привычке, не имея злого умысла. Ей просто очень захотелось поддержать Матвея. Но Матвей видимо думал иначе.

– Ты обманываешь. – резко сказал он, возмущенно тряся головой.

Даниель даже отпрянула от него. Так прямо и так дерзко ее еще никто не разоблачал. В груди в миг воспламенился гнев, заглушая противные движения совести.

– Как ты развариваешь со старшими? – оскорбленно выпалила Даниель.

– Потому что ты врешь. – последовал ответ. – Я видел, как ты играешь на песочнице с подружкой.

– И что? Иногда я люблю играть одна.

– Ты врешь. – продолжал Матвей. – Ты даже злишься, потому что врешь.

Данель отвесила ему легкий подзатыльник. Малыш снова вжал голову в плечи. Ей стало невыносимо находиться в присутствии этого маленького судьи. Даниель не выносила когда ее кто-то критикует или же делает хоть малейшее замечание. Она никому этого не позволяла, а уж этому странному гному подавно. Окинув его презрительным взором, Даниель уже собралась было идти своей дорогой. Как вдруг услышала голос дяди Коли.

– Матвей, что ты там делаешь? Ну-ка марш домой.

Даниель обернулась. Дядя Коля высокий и крепкий с темно-коричневой бородой. Глаза у дяди Коли тоже серо-голобые, но немного тусклые. Как будто на них кто-то дыхнул и они вспотели. Дядя Коля всегда одевал куртку какие носят все солдаты. Все это потому, что много лет проработал в армии, делая из сухоньких салаг настоящих мужчин. Дядя Коля был убеждён, что только дисциплина и жёсткое воспитание делает сопляка и мямлю настоящим солдатом. И это касается абсолютно весь сильный пол. И не важно будет ли это мальчик, подросток или молодой парень. Главное нужно с ним быть построже и тогда из него выйдет толк. Всю свою жизнь он мечтал о сыне, думая, что своего из сына он поднимет истинного генерала. Днями напролет он строил в голове план по воспитанию. Когда Матвей был еще совсем маленьким дядя Коля уже тогда взялся за его обучение, отодвинув свою мягкотелую жену в сторону. Пусть она занимается дочкой. Мужчину он сам будет воспитывать. И как же обидно начали разлетаться по кусочкам все его представления и мечты о сыне, когда он стал замечать странное поведение Матвея. Но дядя Коля не сдавался. Он все равно был намерен поступать по своему. Не было на его веку еще такого духа, из которого он не вылепил бы настоящего солдата. И даже когда у малыша обнаружили легкую форму аутизма, дядя Коля продолжал испытывать на сыне свои дедовские методы. За каждую оплошность Матвей получал несколько оплеух по щеке, но даже не это было самым страшным. Больше всего Матвея пугал папин страшный грозный и невыносимо громкой голос, гремевший над его головой как раскатистый гром. Больше всего на свете Матвей не выносил шум, а среди всех шумов больше всего боялся папин разгневанный голос.

Поэтому услышав знакомый тембр, Матвей тут же прижал ладони к ушам, весь сник и сжался подобно еженоку.

– С кем ты тут разговариваешь? – сказал дядя Коля, приближаясь. – А это ты, Даниель. Как дела? Ты что сегодня не в школе?

– Я отпросилась. Мне стало плохо.

– Понятно. Передавай привет всей семье.

Он отвернулся и тут же забыл про ее присутствие.

– Смирно. – приказал он сыну. – Ну что ты сжался весь как девчонка? Выпрями спину. Руки по швам.

Матвей заламывая кисти и кривя плечами, постарался принять нужную позу, но этого он только еще больше кривлялся.

– Встань ровно, тебе говорят! – приказал он грозно повышая тон.

Матвей снова сжался, зажмурил глаза и начал медленно оседать. Дядя Коля уже грозно занес над его головой свою огромную ручищу, готовясь тряхнуть его за воротник, но тут же взгляд его упал на свежую надпись на двери. Данель с ужасом представила, как сейчас Матвею будут давать пощёчины, и от этого ее лицо загорелось от страха. Она уже готова была бежать, но взглянув на затравленное лицо Матвея, сидящего перед отцом на карточках и прижимая руками уши, ее вдруг покинул всякий страх. Она решительно шагнула вперед, заслонила собой Матвея, и начала быстро чеканить слова;

– Это не он. Я видела. Это сделали другие дети. Когда Матвей подошел, они сбежали.

– Нет! – вдруг воскликнул Матвей, поднявшись на ноги.

– Матвей молчи. Я ведь уже все рассказала. – перебивая его, палила Даниель,

Но Матвей энергично мотал головой, всем своим видом выражая несогласие.

– Нельзя, нельзя! – протестовал он – О, как так можно? Разве так можно? Ты ведь врешь! Ты все врешь. Это же я сделал. И ты все видела! Как же ты так обманываешь?…

Неожиданно дядя Коля сбил речь Матвея громкой оплеухой. Матвей снова сжался в ком и умолк.

– Маленький негодник! – раздался разъяренный рев – Кто тебе разрешил притрагиваться к машине? Встань ровно.– скомандовал ледяным тоном дядя Коля.

Подавляя в себе дрожь, Матвей попытался выпрямиться, но продолжал втягивать голову в плечи и сутулился как старичок. Когда он опустил руки по швам по его левой щеке снова проехалась огромная отцовская ладонь и на этот раз Матвей не удержался на ногах и рухнул на асфальт. Глаза Даниель заполонили слезы. Борясь со страхом и истеричным воем разрывший ее на части, Данель кинулась к Матвею и прикрыла его лежащее тело собой.

– Вы его убьете! – ревела она что, не помня себя от гнева и испуга. – Я маме все расскажу! Мы позвоним в милицию! Пожалуйста, не бейте его!…

Неизвестно сколько так пролежала Даниель прикрывая с собой дрожащего от страха Матвея, который теперь уже не знал чем заткнуть свои уши, чтобы укрыться от пронзительных воплей Даниель. Сейчас ее голос бы ему также неприятен из-за того, что она так кричала. Но среди всего крика он понял, что она добрая и хочет его защитить. Хоть он, конечно, и не любит врунишек, но все равно она скорее всего хороший человек. Она точно не такая, как папа. Может быть она как мама, которая никогда на него не кричит, не бьет, но и особо с ним не разговаривает. Пока Матвей решал на кого же похожа эта девочка из соседней квартиры, подбежала мама и все расставила на свои места. Папу она тут же угомонила, сказав ему всего пару грозных фраз. Дядя Коля не нашел что ответить. Он повернулся к ним спиной и на своих жестких ступнях отправился в гараж. Она подняла Даниель на ноги, расправила школьную форму и, заглянув в мокрые от слез глаза перепуганной девочке пообещала, что никто не тронет Матвея в ее отсутствие.

– Иди домой. – сказала добрая женщина. – Все будет хорошо. Не надо звонить в милицию. Хорошо? Хорошо? Иди домой, пожалуйста.

Против воли ее развернули в сторону подъезда, чуть подтолкнули в спину, и Даниель как на колёсиках, не оборачиваясь, докатилась до лестничной площадки. Как во сне она отперла замок, вошла в дом, захлопнула за собой дверь.

Слезы еще катились по ее щекам, когда до ее слуха долетел знакомый лепет Матвея и обеспокоенный голос его мамы. Скрипнули петли у соседней двери, щёлкнул замок, и голоса стихли. Растерев до красна глаза, она направилась в свою спальню. Даниель не знала толком от чего слезы все еще лились по ее щекам. Где-то глубоко в сердце она не выносила никакого насилия. Всю сознательную жизнь Даниель росла рядом с братьями. Они часто хулиганили, били вазы, окна, ломали мебель, но никогда не дрались при ней. Мама и тетя могли порой отшлепать сорванцов по мягкому месту, или слегка оттаскать за уши, но ни разу Даниель не видела чтобы кто-то кого-то бил по лицу. Саму Даниель не трогали даже пальцем. Только раз мама позволила себе стукнуть ее по плечу, когда она без разрешения полезла в тетину сумочку и вытащила оттуда сигареты. Даниель на всю жизнь запомнила этот случай. В минуты саможалости, она проводила рукой по плечу и горько плакала, сетуя на свою горькую судьбу. Сначала она сказала себе и только себе, что мама ее побила. А затем однажды сказала Васе, но при этом прибавила, что у нее даже от этого кровь из носа пошла, правда мама этого не видела. А чуть позже она под строжайшим секретом сказала об этом Любе. Она совсем немного приукрасила, сказав, что мама ее избивает всегда, если она что-то делает не так. И когда Люба стала охать и ахать, Даниель сама в это искренно поверила. В конце концов, где грань между «ударить один раз» и «избить». К тому же этот один удар был таким болезненным, что вполне сошел бы за полноценное избиение. Вот и все представление о насилии над детьми, которое могла себе придумать Даниель. Но даже в самых жестоких фантазиях она не могла себе представить, что ее ударят по лицу. Ей казалось, что если кто-то однажды вот так же как и Матвея шлепнет ее по щеке, то она напрочь потеряет свое сердце и может быть сразу же умрет от такого оскорбления. Даниель редко по-настоящему сочувствовала другим детям. Все равно ни один печальный ребенок по ее мнению не мог сравниться с ее собственными бедами. Но сейчас ей было по-настощяему очень жаль Матвея. Когда придет мама и Вася, она обязательно им все расскажет, но она не успела это сделать. Мама все узнала от соседки еще до того как переступила порог собственного дома.

– Даниель заступилась за Матвея. – рассказала за ужином мама.

– Снова Колька бьет своего сына? – тяжело вздохнула тетя.

– Ты же его знаешь. Но моя Даниель заслонила его собой и пригрозила что вызовет милицию. Вот так мальчики. Учитесь как надо заступаться за слабых.

Дима фыркнул.

– Я почти каждый день заступаюсь за слабых. – сказал он, и покосился на Даниель.

Даниель сидела понурив голову. До того как мама поставила ее поведение в пример мальчикам, она даже и не думала, что сделала нечто особенное. Но теперь поразмыслив она поняла, что действительно повела себя очень благородно и отважно. Она заступилась за слабого, а ведь за это ее тоже могли побить, но она не испугалась. И хотя дядя Коля грозил ей, она все равно не бросила Матвея. Вспоминая минувшее событие, Даниель успела добавить к своим вспоминаниям то чего не было. Она красочно представила, как дядя Коля пытался вырвать Матвея из ее рук. Но она не отпускала Матвея и поэтому дядя Коля и ее тоже ударил. Она даже поверила в то, что у нее потом вышел синяк на плече. Правда сейчас уже все зажило. Но Матвея она ему не отдала даже тогда, когда дядя Коля пригрозил ей милицией. Да, все было именно так. Вот такая она смелая и завтра непременно расскажет об этом Любе. И тут Даниель вспоминала, что она с Любой поссорилась. Нужно найти предлог заговорить об этом, но как? Об этом Даниель думала весь вечер перед тем как отправиться спать.

Ночью перед сном мама еще раз похвалила Даниель за подвиг, и вышла из спальни, не выключив свет и не прикрыв за собой дверь. Вот уже больше года прошло, но Даниель с той злосчастной ночи теперь всегда спала с включенным светом и открытой дверью. Перед сном ей предстояло решить нелегкую задачу: придумать как завтра как бы случайно рассказать Любе об этом случае. Теперь когда ее волновало признание со стороны подруги, Даниель напрочь забыла о Матвее, которому еще совсем недавно так неподдельно сочувствовала. И наконец ей пришла в голову удивительная идея. Она завтра придет в школу чуть прихрамывая. Люба это сразу же заметит и неперменно спросит в чем дело. Вот тогда Даниель все ей расскажет. Правда, для начала будет делать вид, что все хорошо и что у нее совсем нет желания об этом говорить. Даниель живо представила как удивится Люба и как ее отношение к ней сразу же измениться. От этих мыслей ей сразу же стало так хорошо на душе, что она мысленно хитро заулыбалась. Она уже прокрутила в голове целый диалог с подругой и даже придумала как будет хромать. Когда она об этом подумала, то у нее внезапно заныла правая лодыжка. Даниель еще раз убедила себя в том, что у нее на самом деле болит нога. Так что никакое это не вранье. И только она так подумала, как вдруг услышала уже знакомый лепет, влетевший в ее открытую форточку. Соседнее окно было тоже открыто и располагалось совсем рядом. Это был Матвей. Даниель привыкла, что перед сном этот мальчик постоянно что-то бормочет. И под это приятное бормотание Даниель уже привыкла засыпать каждую ночь. По своему обыкновению она никогда не вслушивалась в слова, которые говорил Матвей, но в этот раз среди всего этого беспрерывного бухтения Даниель отчетливо услышала слова;

– Врушка, врушка. Она – врушка…

А потом снова последовали какие-то невнятные нечленораздельные звуки. Даниель была уверенна, что Матвей обращался именно к ней. Преодолев свой страх перед эхом, она встала постели, взобралась на стул, а затем на письменный стол и припала к форточке.

– Я не врушка. – прошептала она в темноту за окном.

Лепет на мгновение стих, послышалась шуршание простыней и скрип оконных петлей.

– Я тут. – раздался голос Матвея. – А ты?

Даниель улыбнулась.

– Я тоже. Я здесь.

– Ты меня не обманываешь?

– Нет. Тебя я обманывать не буду.

– Я тебя люблю.

Даниель рассмеялась. Она уже не в первый раз слышала как дети трех лет часто говорят такие слова. Слушая его спокойный лепет, Даниель чувствовала себя совсем взрослой. Она тут же вообразила себе, как взъерошила его светлые волосы на маковке как это делают ее мама и тетя когда говорят с ней.

– Я тоже тебя люблю, малыш. – сказала она совсем как взрослая.

– Спокойной ночи. – сказал Матвей.

– Спокойной ночи. – ответила Даниель и поспешила спуститься со стола.

С коридора донеслось звонкое хлюпанье босых ног по линолеуму. Наверное мама искупалась и идет в свою спальню. Даниель не хотела, чтобы мама знала, что она разговаривает с Матвеем. Ей вдруг стало стыдно, едва она подумала о том, что кто-то может узнать о ее коротком разговоре с Матвеем. Не хватало еще, чтобы ее дразнили, что у нее друг – аутист, или как том он себя называет. Даниель поторопилась спуститься со стола. Спрыгнув на пол она как угорелая бросилась в постель, судорожно зарываясь в одеяло. Несмотря на то, что в спальне горел свет, Даниель все равно казалось, что под кроватью может прятаться эхо. И если она тут же не зароется до ушей в одеяло, то оно непременно выпрыгнет и схватит ее за пятку. Что будет дальше, она не знала. Самое главное, чтобы оно не схватило ее за ногу. Это казалось ей самым ужасным что могло бы произойти с ней. Дрожа от страха, она натянула одеяло до самых ушей и стала прислушиваться. Вокруг было тихо. Кажется все в доме уже уснули. Тихий лепет Матвея стал постепенно угасать, и Даниель, безумно боявшаяся не только темноты, но и тишины, поспешила поскорее уснуть. До того как Матвей прекратит свой ночной бубнеж, Даниель уже крепко спала.

На следующее утро Даниель сделала как и задумала. Перемежаясь медленной походкой и прихрамывая на правую ногу, Даниель вошла в класс. Какого же было ее разочарование когда она увидела, что все девочки в классе стопились вокруг одного мальчика. Даниель видела его уже много раз. Его звали Артур и он учился уже в пятом классе. Для второклассников все ученики пятого класса казались очень взрослыми и умными. А Артур даже среди своих сверстников отличался смазливой улыбкой, и весьма высоким ростом. Артур лучше всех играл в волейбол, и его на пару с Женькой всегда брали на все соревнования. Может быть из-за Женьки он так часто торчал в их классе? Даниель не знала почему он почти каждый день околачивается в их классе. Но зато она с уверенностью могла сказать, что ее это выводило из себя. Ее всегда выводили из себя те люди, которые привлекали к себе огромное внимание. Сама Данель никогда не была в центре всеобщего восхищения, и потому не могла терпеть тех у кого это получалось. Как только этот высокий мальчик с темно-русыми колючками вместо волос появлялся в их классе, все девчата буквально начинали сходить с ума. Даже заядлая двоечница Наташа начинала неестественно смеяться, умничать и лупить других мальчиков учебником по арифметике. Девочки поумнее просто окружали Артура со всех сторон, и строили ему глазки насколько им позволяла детская фантазия. Даже Люба в его присутствии менялась. Она становилась серьезнее. Кидала странные фразы типа: «Хватит тут устраивать детский сад», «Не кричите. У меня голова болит от вашего пищанья», «Не веди себе как ребенок». К своему стыду Даниель приходилось в такие минуту признать, что ее обожаемая подруга Люба становится такой же глупой клушкой, как и все остальные девчата. Зато ненавистная Женька вела себе достойнее всех. При появлении Артура она оставалась прежней. Она не кричала и не хихикала. Не натягивала на себя маску тихони и скромницы. Женька держалась так же как и всегда. Только она могла позволить себе говорить с Артуром на равных. Только она могла смело сказать ему;

– Что ты тут делаешь? У нас скоро урок начнется. Слезь с моей парты. Тут куча стульев.

Артур как ни странно слушался ее. Некоторые девочки пытались подрожать Женьке, но это выходило так нелепо и смешно, что им в итоге самим становилось стыдно. Кроме Женьки никто не мог себе позволить так смело говорить с Артуром. Поэтому каждая жеманничала с ним как могла. Артур знал, что красив, высок, умен и спортивен. Он открыто заявлялся и не находил в этом ничего зазорного. Ему нравилось ходить в младшие классы, где его окружала влюбленная мелочь. Этот красавчик знал, что очень многие девочки сходит по нему с ума и его это вполне устраивало. Казалось, что так он ищет подпитку своему самолюбию. В их класс он ходил чаще всего. Наверное потому что дружба с Женькой предоставляла ему всегда будет уважительную причина торчать в этом классе просто так.

В то утро, когда Даниель хотела приковать себе взоры всего класса воображаемой хромотой, а потом как бы невзанчай похвастаться перед Любой, что вчера ее избили потому что она заступилась за маленького и беззащитного мальчика, Артур сидел на первой парте в окружении девчат и сиял как медный самовар на солнце. Даниель мигом забыла про свою хромоту. Убедившись, что Любе сейчас точно не до нее, Даниель прошла за свою парту и принялась с досадой готовиться к занятию.

– Девочки, ведите себя нормально. – деловито сказала Люба. – У меня от вас уже голова болит.

Даниель фыркнула. Да так громко, что все невольно обернулись. Артур тоже обратил на нее свои темные глаза. Игривый взгляд под густыми блестящими ресницами, смерил Даниель пристально и оценивающе. Это было в первый раз, когда Артур обратил внимание на нее. Любая девочка бы растаяла под таким взглядом. Но Даниель решила что она не такая, как все эти дуры. И хотя она, конечно, в душе превратилась в лужу, встретившись с ним глазами, она тщательно это решила скрыть. «Пусть он видит, что я не такая, как они.» – сказала Даниель про себя, и отвернулась.

Артур перевел взор на толпу хорошеньких девочек, и тут же забыл о Даниель. Но Даниель уже была уверена в том, что он отметил ее неповторимость. Ей казалось, что сейчас в окружении девочек он уже думает о ней и искоса поглядывает именно на ее спину. В голове Даниель снова представила как он безумно в нее влюбится, и будет приходить в их класс только ради нее. Она будет от него гордо отворачиваться и все девочки безусловно будут сходить с ума от ревности и зависти. Это было просто верхом мечтаний Даниель, чтобы ей завидовали. Она хотела этого всю свою жизнь. Хотела чтобы ее братья ей завидовали, чтобы Люба ей завидовала. А Женька чтобы завидовала ей пуще всех. Она была уверенна, что в тот день когда это случится, она почувствует себя сытой и довольной. Может быть тогда она перестанет врать себе и окружающим, чтобы предстать перед людьми в каком-то особенном свете, и делать все чтобы ее замечали. Ведь с каждым днем это делать было все сложнее. Особенно сильно Даниель это ощутила после первых летних каникул. Она вошла в класс и внезапно поняла, что за лето все девочки и мальчики вытянулись и повзрослели, в то время как она, казалось, ничуть не прибавила в росте. Теперь на общем построении где все должны были выстраиваться по росту, Даниель приходилось занимать свое почетное последнее место. Оказалось, что в классе она ниже всех. И с этим бороться было невозможно. Ей не хотелось мириться с таким положением вещей. Приходилось лезть из кожи вон, чтобы ее заметили и выделили. Приходилось врать куда чаще и красочнее. Вот откуда пошла история о том, что папа Даниель чистокровный еврей и его дедушка один из немногих, кто смог сбежать с концлагеря во время второй мировой войны. Чуть позже все узнали, что в школе живет призрак умершего мальчика. Он одет в клетчатый серый костюм и появляется в стенах их класса исключительно после уроков. Люба как подруга удостоилась страшной тайны о том, что ее Даниель каждый день избивают дома. А однажды у них гостил дядя из Краснодара. Он тогда напал на нее и хотел поцеловать в губы, но Даниель смогла увернуться. И куда только не заводили фантазии Даниель ее окружение, а в особенности наивную белокурую Любу, которая почему-то безусловно верила всему, что говорит подруга. Так получилось и в то утро, когда Даниель на большой перемене все же продемонстрировала Любе свою хромоту. Улучив подходящий момент, Даниель прошлась между рядами парт к двери и обратно.

– Что у тебя с ногой? – спохватилась Люба.

Даниель как в воду глядела, когда придумывала свой план.

– Ничего особенного. – с притворным равнодушием ответила она.

– Но ты хромаешь. Я видела.

Все шло точно по плану. Даниель хотела и дальше последовать своему намеченному курсу. Но едва она открыла рот, как весь запланированный ответ куда-то провалился.

– Вчера я каталась на велосипеде, и меня сбила черная машина.

– О Боже! Как же так?

– Он успел притормозить, так что я совсем немного ушиблась. Но я уже лежала на асфальте и другая машина летела на меня на большой скорости. И всего в нескольких метрах она успела свернуть. Еще немного и меня бы раздавили в лепешку. Еще немного и я могла бы умереть.

– Как это ужасно! Зачем ты выехала на дорогу? – причитала Люба.

– Мне стало грустно. Я просто ехала и не заметила, как оказалась на дороге. А потом подумала, что если бы я умерла, то все равно никто бы этого не заметил. Все равно меня никто не любит.

– Что ты такое говоришь. Ты ведь моя лучшая подруга. Я бы очень переживала.

Люба не на шутку расстроилась. На глаза уже набежали искренние слезы. Она уже представила, что было бы если бы на Даниель наехала машина. Ей стало так страшно, что она едва могла сдержать в себе рыдание. А Даниель тем временем сама поверила в то, что рассказала. Она так явно это себе разрисовала в голове, что ей тут же стало себя ужасно жалко. Ведь совсем немного и ее могло бы уже не быть на этом свете. Она бы умерла. Ее бы положили в гроб, а потом зарыли бы в сырую землю. Люба бы плакала больше всех и уже никогда не была бы счастлива на этой земле. Чтобы нагнать еще больше трагизма вокруг своей персоны, Даниель спросила;

– А ты бы сильно плакала, если бы я умерла?

Люба не смогла больше сдерживаться. Слезы покатились по ее щекам. Она протянула руки и обняла Даниель за плечи.

– Не говори так. Я тебя очень люблю и не хочу чтобы ты умирала.

Это было то что нужно. Данель почувствовала себя вполне счастливым человеком. Если кто-то страдал по ней, жалел, или лил по ней слезы, это было самой вкусной пищей для ее сердца. Она словно питалась страданиями и жалостью близких людей.

– Но ведь у тебя есть Женька. – сказала Даниель, не потрудившись обнять Любу в ответ.

– Мы с Женькой просто одноклассницы. Она не такая мне подруга как ты. Ты ведь сама сказала, что лучшая подруга может быть только одна.

И хотя Люба повторяла эти слова чуть ли ни каждый день, Даниель все равно этого было мало. Она продолжала изводить подругу день за днем. Так продолжалось вплоть до четвёртого класса. С годами Даниель становилась все более жадной на внимание, и все более ненасытной требовательной в отношениях. Обидчивое выражение приросло к ней настолько, что даже в минуты полного уединения, она не снимала с себя эту маску. С братьями она напрочь перестала общаться, обдавая их при встрече только холодным молчанием. Для нее это верхом нормальности не отвечать, когда ее о чем-то спрашивают. А потом выйти из комнаты как ни в чем ни бывало и пытаться завязать с кем-то разговор. И если братья отвечали ей тем же равнодушием в отместку, она вдруг начинала недоумевать к чему такая несправедливость. Снова пряталась в свой панцирь, и все время повторяла, что ее никто не любит, и она никому не нужна на этом свете. Отношения с мамой и тетей с каждым днем становились более отдалёнными. Все дело в том, что мама познакомилась с другим мужчиной, и это никак не входило в планы Даниель. И все эти два года как бы Даниель не старалась, она уже не могла овладеть маминым вниманием на все сто процентов. И какие бы ухищрения она не придумывала, все оказалось бесполезным. Сначала Даниель слишком часто прикидывалась больной. Потом говорила, что в школе ее все обижают и игнорируют, а дома Леша и Дима достают ее своими шутками. Мама и тетя как могли так и окружали ее своей заботой. Но в конце концов слезы Даниель, и ее вечные обиды стали для всех членов семьи невыносимыми. Даниель было уже десять и несмотря на свой маленький рост, черты лица ее уже заметно обострились и лишили ее той детской миловидности. И теперь когда Даниель надувала губы, пыталась нагнать на себя больной и усталый вид, пустить слезу и прочие излюбленные трюки, все это уже не вызывало большого умиления со стороны. Теперь мама нередко раздражалась на нее, игнорировала ее слезы, и даже бранила ее за такое явное притворство. Лет так в девять у Даниель прорезался голос и она начала открыто огрызать и требовать свое, учить маму жизни и заявлять что верно, а что нет. Вне себя от гнева мама ни раз пыталась вразумить Даниель, но так как часто теряла контроль над своими эмоциями в порыве ярости, у нее не получалось привести трезвые аргументы или же просто поговорить с дочерью спокойно. Так что в скором времени они совсем отдалились. И во всем этом Даниель винила только одну маму. Нужно бы отметить, что в любой ссоре Даниель не ощущала свою вину и угрызения совести. Как-то раз она услышала от своей тети, что если ты не виноват, то в твоем сердце будет мир и покой, даже если все вокруг будет гореть адским пламенем, даже если весь мир ополчиться против тебя. И вот Даниель после каждой ссоры, где она могла наговорить кучу обидных слов, уединялась и чувствовала мир и покой на душе. Она было больше чем уверенна, что она ни в чем не виновата. А если после ссоры к ней приходили чтобы спокойно поговорить и помириться, она воспринимала это как должное. Она говорила себе: «человек чувствует свою вину передо мной, поэтому и пришел.» И тогда она проявляла невыразимую милость, выслушивая своего оппонента. Если Люба, мама, тетя, братья просили у нее прощения, Даниель холодно отвечала: «Я прощаю тебя.» И тогда даже самой себе в эту минуту она казалась эдакой святой богиней сошедшей с небес до простых грешных. Сама же она никогда не просила прощения. Отчасти потому что чаще всего не знала в чем ее вина. Отчасти потому что ей было сложно выговорить это слово.

За эти два года ссоры с Любой стали регулярным ритуалом каждого дня. В основном Даниель обижалась на нее за то, что та все время возиться с другими девочками, открыто игнорируя и предавая их дружбу. «Ты только и делаешь, что болтаешь с этими пустоголовыми курами… Я всегда жду тебя и не начинаю есть, пока ты не сядешь. Почему ты не можешь делать также?… Ты снова едешь на олимпиаду, а как же я?… Когда ты уходишь мне всегда больно… Ты даже не знаешь, что я чувствую…», и так долее и тому подобное. Люба изводилась от этих отношений, но по каким-то странным убеждениям не могла простоя взять и прервать эту дружбу, которая с каждым днем все больше походила на окольцовывающего питона. Данель просто душила ее своей любовью. Все что Даниель делала для своей подруги хорошее потом обаятельно приводилось в качестве упрека. «Я всегда тебя жду… Вчера у меня была такая сильная температура, но я все равно заполнила твою анкету… У меня тоже не было времени, но я же пошла на твою олимпиаду, чтобы тебя поддержать… Эта была моя любимая книга и я ее для тебя не пожалела. Это ведь о многом говорит…» Люба принимала все упреки и тут же просила прощения, на что Даниель милостиво вздыхала и говорила, что прощает ее в очередной раз, ведь они подруги. А вскоре стала прибавлять к этому еще одну фразу: «У меня что есть выбор?» Так продолжалось тех пор, пока родители Любы не решили переехать в Крым. Когда Люба узнала, что Крым это очень далеко от их родного Волжского, она почему-то этому неимоверно обрадовалась. Люба не стала себе объяснять почему ей стало от этого так легко и хорошо, она просто отдалась своей радости всей душой. На следующий день она сказала об этом Даниель от чего та расстроилась и в этот раз по-настоящему. Люба тоже опечалилась, ведь они все же были подругами. Как бы не было тяжело, были и хорошие моменты в их дружбе. Но в глубине души Люба уже ждала того дня, когда она уедет из этого города. И этот день настал. В середине мая Люба забрала свои документы из школы, через неделю вечером уже стояла с родетелями у автобуса. Напоследок Люба обняла Даниель, сказав что будет ее помнить. После чего она села в автобус и махала ей из окна до тех пор пока автобус не умчал ее прочь. Глядя на то, как маленькая фигура Даниель отдаляется от нее, Люба чувствовала сожаление, что больше уже не сможет видеться с ней. Но сильнее всех ее сожалений ею обуревала радость. И с каждым километром Люба все больше ощущала приятный запах свободы, которую она еще совсем не знала, но уже любила. Конечно, она будет помнить Даниель; такое не забывается, но все же как это хорошо что Крым так далеко от города где живет ее лучшая подруга. А Даниель с искренней грустью смотрела вслед автобусу, который уносил прочь ее лучшую подругу. Даниель убеждала себя в том, что никогда не сможет никого так любить как Любу. Никто не сможет занять ее место в сердце. Поэтому все летние каникулы Даниель действительно хранила верность Любе, которая к тому времени уже перестала себя корить за странную радость от расставания с подругой. Все лето Даниель сидела дома, играла с куклой, подаренной Любой. Читала книги и даже бралась писать дневник. Одиночество и тишина вокруг в этот раз не угнетали ее. Напротив, все эта атмосфера давала ей возможность ощутить себя забытой и покинутой всеми. Она с головой окунулась в жалость к своей персоне и не сдерживала слез по своей горькой судьбе. Теперь и по ночам перед тем как уснуть она больше не слышала бормотание Матвея. Вместо этого тихое бездонное небо, заплывало к ней в форточку, нагнетая на нее еще больше грустных мыслей. От мамы и тети она узнала, что этим летом Матвея увезли в Москву. Там он будет посещать специальную школу для таких, как он. Перед отъездом он постучал в их квартиру. Он хотел попрощаться с Даниель, но она в то время была еще в школе. Так что ему пришлось обойтись короткой фразой; «Передайте Даниель, что я уехал. Но пусть она не беспокоиться. Я буду писать ей письма».

Тетя в точности передала Даниель его послание. Узнав об отъезде маленького ночного бурчуна, Даниель нисколько не расстроилась. Ведь она видела его только однажды: в тот самый день когда вступилась за него. После этого она не особо интересовалась его судьбой. Матвей сидел дома, а может быть порой, когда Даниель была в школе, он выходил на улицу. Но за эти два года они больше ни разу не столкнулись, хотя и жили на одной лестничной площадке. Даниель было достаточно того, что его бурчанье перед сном успокаивало ее. Матвей повторял каждую ночь одни и те же слова, как заученные стихотворение, но голос его был настолько бесцветным и монотонным, что Даниель не могла разобрать что именно он говорит. Иногда ей слышались какие-то цифры, иногда незнакомые слова. Сказать по правде, Даниель никогда и не прислушивалась к тому, что именно говорит этот малыш. Главное чтобы он не замолкал до тех пор пока на нее ни опустится сон. Ощущение что кто-то рядом есть живой давало ей полную уверенность в том, что никакая страшилка ее не настигнет этой ночью. И вот в то самое лето Даниель, как и мечтала, вдруг осталась в печальном одиночестве; без лучшей подруги и своего ночного бурчуна. И хотя Данель шел тогда одиннадцатый год, она продолжала спать с включенным светом. Отсутствие Матвея и тишина в доме нагнетали на нее холодящий ужас и поднимали в голове страшный образ эха. Как бы это не звучало глупо и смешно, но Даниель все также боялась темноты и тишины. И тогда-то все ее прошлые трюки сыграли с ней злую шутку. Теперь никто в доме не верил ей. Все были уверенны, что она это специально делает, чтобы привлечь себе внимание, и чтобы ее пожалели как следует. Никто не верил, что она может на самом деле бояться. Братья смеялись над ней, мама бранилась, но Данель стояла на своем и никому не позволяла выключать свет. А когда уехал Матвей ей пришлось приучать себе засыпать в полной тишине. И хотя это было очень непросто, она все же смогла преодолеть этот барьер. Свет же при этом все равно горел всю ночь.

В конце июля Даниель пришло очень короткое письмо от Матвея. Аккуратный почерк с наклоном в левую сторону, статные как солдатики буквы так напомнили ей последовательного и запуганного мальчишку, которого она встретила во дворе два года назад. Письмо содержало в себе следующие слова; «Привет, Даниель. Это Матвей. Я уже в Москве. Здесь хожу в школу. Учителя добрые и детей полно. Мама говорит они такие же аутисты, как и я. Но мне с ними не интересно. Поэтому я думаю, что я не аутист. Я пробовал играть с нормальными детьми, но и с ними мне плохо. Они шумные. Поэтому я думаю, что я не такой, как нормальные дети. Как у тебя дела? Ты хорошо спишь? Ладно, мне пора на урок. Потом еще напишу. Пока.»

Письмо было коротким, но Даниель была тронута до глубины сознания. Сама не понимая какими именно словами это письмо вызвало в ней столько радости. Может быть потому, что побыв чуть в одиночестве она поняла, что ей это не по душе. В письме были вопросы, а значит он ждет ответное письмо. Данель взяла новую ручку и самый ровный лист бумаги и нацарапала ему ответ. Длиннее чем его письмо во много раз. В процессе она поняла, что писать письма куда интереснее чем вести какой-то бессмысленный дневник, который никто кроме нее не читает. И хотя с Матвеем она была едва знакома, она кинулась ему рассказывать об всем что с ней произошло. Рассказала, что Люба уехала, и она осталась одна. Что мама ее не любит, а братья дразнят. Скоро она должна пойти в школу, а ей не хочется, так как там у нее никого нет. Короче все ее письмо было одной большой жалобой на свою одинокую жизнь, напрочь забыв о том, что Матвей еще совсем ребенок.

В сентябре Даниель вместе со всеми детьми перешла во взрослую школу. К своей величайшей досаде она отметила, что все девочки в ее классе вымахали так, что вполне могли сойти за взрослых девушек. Даниель тоже выросла, но все равно оставалась самой маленькой в своем классе. Снова это унизительное положение на физкультуре, когда ей приходилось в самом конце строя говорить, что расчет окончен. Без Любы ей стало просто невыносимо находиться в своем классе. Она намеренно не шла на сближение с другими девочками, так как считала что тем самым она предаст свою первую настоящую дружбу. И хотя от Любы она не получила ни одного письма, она продолжала скучать по ней, нагнетая на себя крайне страдальческий вид. Никто в ее классе даже не пытался узнать почему ей так плохо и о чем она постоянно думает. У всех девочек появились новые заботы. Летом сразу у трех девочек начались месячные и они с гордостью похвастались об этом в тесном кругу одноклассниц. Они бы с радостью поделились этим и с мальчиками, если бы их не предупредили мамы, что это неприлично. Теперь они каждый раз напускали на себя страдальческий вид, говоря о том как же их достали эти месячные и как у них болит живот. На физкультуре не упускали возможность заявить об этом преподавателю, и освободить себя от бега и других нагрузок. Делалось это в основном с той целью, что бы все узнали, что они уже взрослые девушки. Остальные девочки с завистью слушали эти россказни и ждали своего времени. Даниель же впервые узнала об этом из одной художественной книги. И потому когда мама однажды завела с ней разговор об предстоящих событиях, Даниель сказала, что все уже знает. Вопреки всем ожиданиям и предположениям месячные у Даниель пришли не летом как у всех, а той же зимой перед тем как ей должно было исполниться двенадцать. Она не замедлила об этом как бы случайно обмолвиться в классе, и этим на несколько дней завоевала всеобщее внимание со стороны одноклассниц. Ей даже завидовали, от чего она просто рдела от удовольствия. Меньше всего вопрос взросления касался Женьки, которая все также была погружена в свой спорт и учебу. За этот год она так вытянулась, что уже могла равняться даже с выпускницами. После того как Любы не стало взор Даниель переметнулся на Женьку. Она исподтишка наблюдала за этой долговязой девушкой. Зависть и восхищение одновременно обуревали Даниель, когда она смотрела на свою одноклассницу. У нее было все о чем Даниель могла только мечтать. Женька училась лучше всех. А по итогам всех школьных олимпиад стало известно, что с ней никто не может равняться во всем районе. На физкультуре она могла дать отпор даже самому отпетому старшекласснику во всех играх с мячом и по легкой атлетике. Женьку слушались все девочки, а все ребята уважали ее, и звали в свою команду. А самое главное Женька была высокая и стройная, а это было самой больной мозолью для Даниель. Она всеми силами пыталась понять всю несправедливость этого мира. Почему у Женьки есть все, а нее ничего? Даже волосы у нее особенные. У всех девчат русые, каштановые, у самой Данель они были такие светлые, что казалось, просвечивают на солнце. Зато у Женьки коса была толстая длинная. Каждый волосок отливал золотом. И вся она была такая слаженная и красивая. Вот почему все мальчишки табуном бегали за ней. Даже этот красавец Артур попытал свое счастье. И Женька, которая отвергала до этого всех мальчишек, вдруг дала свое согласие на особенную дружбу с этим малым, став первой в классе у кого появился парень. За другими девчатами тоже ухлёстывали парни. У Даниель же почему-то не было ни одного поклонника. Порой в горьком недовольстве Даниель возмущалась, почему она такая неудачница по жизни. Даже вшивого велосипеда у нее нет, в то время как Женька, то и дело раскатывает на нем по всему Волжскому.

Вот так и тянулись будни Даниель. Изредка она получала короткие письма от Матвея. Он рассказывал в основном о том как ему живется в интернате для аутистов. Говорил о том, что уже успел освоить и выучить. За эти короткие два года он овладел английским и испанским. Даниель порой досадовала и на него. «Даже какому-то аутисту даются иностранные языки куда легче чем мне». Чувствуя себя глубоко обделенной и несчастной, Даниель напрочь перестала проявлять старания в учебе, перестала читать книги. Все больше она стала предаваться лени, ссылаясь на то, что у нее депрессия. Еще одно модное слово, которое она услышала от взрослых и решила применить в свою жизнь. Мама и тетя не тревожили ее своими замечаниями, тем самым давая ей всласть лениться. А через какое-то время пришли в ужас от того, что Даниель совсем не приучена к труду. Все за что она бралась, выходило плохо и коряво. Более того Даниель взяла себе в привычку не доделывать никакое дело до конца. Вот решит она помыть посуду. Помоет две тарелки, посмотрит на остальную кучу и вдруг начинает ощущать ломоту в спине и головокружение. Тогда она выключает кран, вытирает руки и идет в свою комнату. Решит она заняться вязанием. Посидит за спицами дня два, а на третий день говорит, что поняла; вязание это не ее дело. Так же как и музыка, и спорт, и керамика и резьба по дереву и все остальные занятия которые требует труда и усидчивости. Несколько раз классная руководительница давала ей небольшое задания; нарисовать незамысловатый плакат для открытого урока, придумать девиз. Даниель с радостью бралась за любое дело. Хотя когда классная руководительница спрашивала ее, сможет ли она это сделать, Даниель корчила мину и говорила свою излюбленную фразу; «А что у меня есть выбор?» В тот же вечер она с воодушевлением бралась за работу, мечтая о том как бы удивить своей работой всех одноклассников. Этого бившего через край энтузиазма хватало ровно на двадцать минут. Потом Даниель со скукой окидывала свою работу ленивым взором и думала о том, что как-то все это скучно. К тому же она однажды самостоятельно пришла к выводу, что все нужно делать исключительно по вдохновению. А если его нет, то разве можно ее в этом винить? А когда мама и учительница приводили ей в образец других ребят, к примеру ту же самою Женьку, Даниель отвечала, что она не такая, как все. Все люди ограниченные: они делают все по схеме и принуждению. Зачем себя заставлять? Это же насилие над собственной волей? Нахрапом себя не возьмешь. И чем старше становилась Даниель, тем более умные отговорки и оправдания она находила свой беспечности, лени и заядлой привычке лгать.

В седьмом классе в жизни Даниель произошел небольшой переворот. Как-то раз на большой перемене к ней подошла Женька и пригласила ее на день рождение, которое она собралась отмечать в селе Рахинка. Туда совсем недавно из Испании переехал ее родной дедушка Аурелий. Даниель этому очень обрадовалась, но когда узнала, что Женька пригласила туда весь класс, ей стало так обидно что она едва смогла сдержать себя от демонстративного отказа.

День рождение Женьки выпало на первую субботу апреля. Удачное совпадение: все ребята смогли отпроситься у родителей на весь день. Перед тем как отпустить Даниель к ней чуть было не переставили в охрану – ее старшего брата Алексея, чьё присутствие к тому времени Даниель едва могла вынести.

– Почему ты так не любишь своих братьев? – недоумевала мама.

Даниель без всякого замешательства дала свой четкий ответ по этому поводу;

– Потому что Дима – бабник и об этом уже вся школа знает. Мне стыдно даже говорить порой что он мне брат. А Леша самовлюбленный болван. Все время строит из себя невесть кого. Стремиться показать себя таким каким он не является. Даже себя он пытается убедить в том, что умный и интересный человек. В то время как он занудный ворчун, который даже не умеет правильно ставить знаки препинания в письме. Зато как он любит, когда все перед ним преклоняются и льстят. Он всю жизнь будет жить в самообмане. Мне такой брат даром не нужен. Родство с ним только усложняет мою жизнь в школе.

– Дочь, откуда в тебе столько яду? – разводила руками мама. – Разве я тебя так воспитывала? Почему ты всех ненавидишь?

Даниель злобно поджимала побледневшие губы.

– Какая есть. Это потому, что все только и стремятся к тому, чтобы меня изменить? Прямо какое-то проклятие – родиться последней в этой долбанной семье. Все в доме только и делают, что воспитывают меня. Заведите себе собачку и самоутверждайтесь за счет нее.

– Как ты разговариваешь? – повышала голос мама.

Даниель протяжно вздыхала, закатывала глаза, и торопилась удалиться.

– Разве можно так? Скажи, есть хоть кто-то кого ты считаешь нормальным кроме себя любимой? – кричала мама ей вслед

Даниель в таких случаях задерживалась на пороге, и давала содержательный ответ;

– Вася – самый нормальный и адекватный человек в этой дебильной семье, где все только и думают о том, чтобы понравиться людям. К сожалению эта зараза и в меня крепко вросла. А у Васи кажется на это врожденный иммунитет. Он всегда все делает скромно, тихо и от всего сердца. Не такой открытый хвастун как Дима, и не такой ложный скромник как Леша. Вот ему я по-настоящему желаю счастья.

И как бы не выводили из себя дерзкие и нахальные слова дочери, внутренне мама и тетя сами понимали, что есть в ее словах доля правды; что Вася растет не так как два других сына. В его простом характере не прослеживалось того тщеславия, жажды разбогатеть и получить как можно больше почести со стороны. Вася отлично знал цену деньгам, но был лишен сребролюбия. Он был трудолюбивым и на редкость щедрым человеком, который все делал не за спасибо, а просто потому что так поступают все нормальные люди. Даниель он много раз говорил, что сейчас люди удивляются обычным добрым поступкам, и это позор современного общества. Поможет он соседу вынести мусор, а потом уклоняется от благородности. Ведь это нормальное поведение здорового человека. Попросят его купить апельсинов на какой-ниудбь праздник, так он сразу две коробки приволочет, а вдруг кому-то не хватит. Попросит его тетя купить туалетной бумаги, так он всю кладовку ими заставит; нечего мелочиться. Вася очень рано начал работать и едва ему исполнилось восемнадцать лет, он женился на своей однокласснице и покинул родной дом. Даниель же считала, что у их семьи слишком тесное сердце для такой большой души как у Васи. И хотя она не особо много говорила с ним, все же Вася был единственным человеком, кого она не осуждала ни на словах, ни в мыслях. Даниель не была привязана к Васе так же, как и ко всем братьям, но это не мешало ей считать его особенным на их роду. Порой ей приходилось признавать тот неприятный факт, что она сама никогда не сможет жить вот так свободно от мнения других людей как Вася. И как бы она не осуждала свою семью за эту заразу, она все же понимала, что сама по уши ввязла в эту трясину под названием; «Не говори другим, а то еще подумают…» именно эту фразу мама повторила ей в тысячный раз, когда снаряжала ее на день рождение к Жене, и Даниель напрочь отказалась от сопровождения Леши.

– О нашей семье никому ничего не рассказывай, даже если будут спрашивать. – сказала мама, гладя ее рубашку. – Там наверное будут Женины родители. Никому ничего не рассказывай про нас, мало ли что они могут себе напридумывать потом. Если спросят почему Вася так рано женился, ты скажи…

– Мама, хватит!

Даниель не собиралась это выслушивать в тысячный раз. От всех этих наставлений у нее уже давно развилась изжога. Вслух она, естественно, не говорила, но про себя всегда бранилась так; «Можно подумать, что все люди соберутся там только для того, чтобы обсудить наши семейные проблемы. И все только и будут, что задавать мне идиотские вопросы о том как мы живем, и чем дышим. Вот ведь важная семейка!» Осуждая свою семью за подобную глупость Даниель справедливо отмечала, что и сама нередко грешит этим. Даже сейчас она думала о том, что все девочки где-то собрались в тесную кучу и обсуждают ее. Она даже уже представляла как они говорят;

– А что эта малявка Дана тоже придет?

– Ты же знаешь: Женька у нас сама честность. Весь класс, значит весь класс.

– А что она будет там делать?

– Сидеть с кислой миной как всегда.

– Интересно, а что она оденет?

– Какая разница. На ней все равно все висит и болтается.

– Надеюсь она сама поймет, что не вписывается в праздник и уйдет пораньше.

Даниель всегда казалось, что ее повсюду обсуждают. Говорят за ее спиной всякие гадости. И уж точно смеются над ее ростом. Да, все только этим и заняты. Даже собираются специально по вечерам на прогулки что бы обсудить со своими парнями ее характер и внешность. Даниель не просто так думала, порой она всерьез начинала в это верить. И тогда она начинала ненавидеть весь свой класс и всех других ребят, будучи на сто процентов уверенна в том, что ей скорее всего завидуют, и поэтому осуждают за спиной. Порой она присекала себя так же как и маму, но этого хватало, как правило, не надолго.

В то утро, Данель все же попыталась настроить себя на хорошее настроение. Но волнение было слишком сильным, и она едва могла себя сдерживать. А волновалась Даниель исключительно потому, что сама Женька пригласила ее на день рождение. Даниель всячески пыталась себя заверить, что ей на самом деле плевать на Женьку и на всех ее подхалимов. Но в итоге все равно пришла к выводу, что очень хотела бы иметь такую подругу как она. В тайне Даниель мечтала о том, что Женька будет бегать за ней так же как и Люба. Даниель как сороку всегда тянуло на все самое видное и блестящее. И не потому, что она думала о том, что в свете чужих софитов, она тоже станет заметной. Напротив, она считала, что тоже может сиять и ничуть не меньше. Просто ей нужно дать для этого возможность, и тогда непременно все заметят насколько она неотразимая, юморная и интересная личность. А больше всего ей хотелось чтобы именно Женька это поняла.

Сопровождаемая такими мыслями она села в машину к Васи, который и довез ее до села Рахинки.

– Во сколько закончится праздник? – спросил Вася.

– В девять.

– Если я не смогу, то Леша за тобой приедет.

– Нет. – твердо возразила Даниель. – Приезжай ты. Ты же знаешь Лешу, он никогда не довозит до дома. Оставит меня где-нибудь в центре города посреди ночи и скажет что ему еще нужно туда и сюда заехать. И еще всю дорогу будет ворчать на меня за то, что испачкала его золотые половики.

Вася улыбнулся, и посмотрел на Даниель сквозь зеркала заднего вида.

– Вредина. – сказал он.

– Какая есть.

– Ладно. Я построюсь.

– Если ты не приедешь, то и Лешу не отправляй. С таким же успехом я доеду автостопом.

– Я приеду.

Даниель чмокнула Васю в колючую щеку и вышла из машины. Если Вася сказал, то он приедет. Это же Вася, а не какои-нибдюудь там Дима-раздолбай.

Даниель миновала утоптанную тропинку и приблизилась к живой изгороди. Она без труда узнала двор, где собирались справлять день рождение. Даже низенькая калитка была украшена синими ленточками. Как это похоже на Женьку. Она бы ни за что не стала украшать двор цветами или шарами. Только шёлковые ленточки и сдержанная вывеска с приглашением на торжество. Даниель подошла к калитке, прилизала волосы назад, поправила воротник на своей бардовой блузке, и толкнула калитку. Пройдя меж рядов надутых пионов, она услышала оживленные возгласы, доносившиеся из глубины двора. Тропинка тянулась дальше: мимо высокого бревенчатого дома, какие она видела только в книжках про зайца и лису. Ряды с садовыми цветами незаметно сменились на только что засаженные клубникой ряды. Голоса становились еще более отчетливыми. Клубничные ряды закончились, и Даниель оказалась под виноградной аркой. Молодые побеги, усики и резные литья уже смыкались над ее головой, пропуская ажурные блики весеннего солнца. Наконец она миновала и виноградник. Голоса звучали за домом. Даниель, сжимая упакованный подарок в запотевших руках, тяжело вздохнула. На мгновение ей пришла мысль развернуться, и бежать куда глаза глядят. Она сама честно призналась себе в том, что никогда не вписывалась в ряды Жениных друзей. Ей вдруг стало стыдно за себя, за свою дурацкую рубашку и особенно за свой лилипутский рост. А больше всего ей было стыдно за то, что она в первый раз в свой жизни одела туфли на высоких каблуках. Она одела их только с одной целью: казаться чуть выше. Но сейчас она представила как все на нее будут пялиться и уж несомненно втихаря высмеют ее попытку поравняться с ними. Еще несколько секунд и она уже так отчетливо разрисовала в голове собственный позор и унижение, что решительно подогнула колени, приготовясь к бегству. Покачнувшись на неустойчивых каблуках, она рванулась с места и почти сразу же врезалась носом в чье-то костлявое плечо. Еще немного и она покатилась бы кубарем по тропинке меж поросших вьюнков. Но чьи-то пальцы уцепились за ее плечо, и она только выдохнула от испуга, но не упала.