Читать книгу Под Ним - Катерина Авдюгин - Страница 5

– Поговорим о твоей юности: о школьных днях, о друзьях, которые шли с тобой по жизни. Верно ли, что от тех, кто находится рядом с нами продолжительное время и вне дома, также зависит наше развитие — личностное, душевное и духовное?

– Поговорим.

В средней школе я была не самой лучшей ученицей. К примеру, алгебра, геометрия и другие точные науки мне давались не слишком легко. Любимыми предметами были русский язык и литература. Учитель по этим предметам, Любовь Андреевна, была строгим, требовательным, но очень глубоким преподавателем. На её уроках я чувствовала себя увереннее, чем на других. Слушала её материал с интересом. Наверное, и любовь к сочинительству пришла ещё в те годы. Любовь пришла через Любовь, или – благодаря ей.

Под конец учебного года в девятом классе к нам перевелась из другой школы девочка. «Новенькая». Её семья переехала в Севастополь. Мы быстро подружились и стали сидеть за одной партой. Первый шаг большой дружбы и целой эпохи для нас обеих. Мой первый взгляд на неё, когда она показалась в кабинете… Не помню, почувствовала ли я что-либо в тот момент, но это был день начала нашей с ней личной «саги», которая длится до сих пор.

Аня была лёгкой в общении. Понимала меня, поддерживала мои интересы. С первых дней нам казалось, что мы знакомы вечность. Разлучаться нам не хотелось вовсе. Выходные дни и время после школы мы проводили вместе. Иногда делали вдвоем домашние задания. Иногда готовили еду: в основном, наш фирменный омлет. Красили волосы в цвет темнее естественного, который добавлял немного возраста нашим школьным образам. Мы делали это для мнимой взрослости. Удивительно, как сходились наши желания. Например, мы обе хотели скорее вырасти и стать самостоятельными: коррекция стиля, разговоры на серьёзные темы, ответственные поступки. Мы легко делали самостоятельно без напоминания и контроля все уроки – не такое уж частое явление в старших классах. Поддерживая друг друга, мы старались учиться как можно прилежнее, подсказывали друг другу сложные моменты в нелюбимых предметах.

Мы искали и находили друг в друге то семейное тепло, которого нам не досталось дома.

Мы часами болтали по телефону обо всём на свете: личных переживаниях, любопытных наблюдениях, граничащих со сплетнями, творческих находках. А как мы волновались друг за друга, ожидая звонков от мальчишек из класса!

Через какое-то время в её семью пришло несчастье. У её мамы подтвердился неутешительный диагноз: онкология. Началось лечение химиотерапией. Папа моей подруги был чутким человеком, трепетно ухаживал за женой, пока она была дома, а когда её перевели в госпиталь, навещал её там вечерами после операции и изнурительного лечения.

Когда я только узнала папу Ани, то подумать не могла, что он окажется таким внимательным мужем. С виду он казался мне суровым и жёстким. Хотя помнится, когда он видел нас с Аней, гуляющих или сидящих за чаем на кухне, на его лице появлялась улыбка и, как мне кажется, сердце его наполнялось радостью.

Сейчас понимаю, что ноша его была не из лёгких. Из рассказов подруги я знала, что он служил в авиации Черноморского флота. Большая часть его армейской жизни прошла в гарнизонах: бесконечные переезды, смена домов, квартир. В мире, где каждому человеку так нужен покой и своё гнездо, он был словно перелётной птицей, которая находилась там, куда её хоть и добровольно, но без особых вариантов заносила жизнь.

Ничто не длится вечно. Когда семейная жизнь почти устаканилась, они получили долгожданную квартиру и переехали в Севастополь, где их ждали не долгожданное успокоение и отдых, а испытание тяжёлой болезнью мамы моей подруги. Замечу, что она (мама подруги) была женщиной довольно-таки жёсткого нрава, и с Аней часто обращалась твёрдо, если не сказать грубо, видимо, исполняя роль «семейного полководца».

Но ко мне всё время нашего с Аней общения её мама была доброжелательна. Ласково здоровалась, приглашала на чай. С заботой и теплом отправляла нас вдвоём за покупками на рынок, при этом частенько добавляла денег на мороженое. Добрый жест. Вспоминаю с нежностью до сих пор.

В их доме пахло свежей выпечкой или только что приготовленным жарким. В их семье, как и в нашей, было двое детей. У Ани был ещё старший брат. Окончив высшее военное училище, он по распределению попал в Северный флот. Впервые я увидела его почти сразу после знакомства с Аней. Он прилетал домой в летний отпуск, так мы и познакомились. Это была короткая, мимолётная встреча.

Однажды мама Ани, видимо, в шутку, сказала, взглянув на меня: «Вот бы нам такую невесту для сына». Помню, как меня смутила неожиданность этих слов. Я залилась краской, опустила глаза. Но почти сразу нам всем стало смешно. Позабавила нас эта милая шутка.

К моему огромному сожалению и к большому несчастью для всей семьи, жизнь Аниной мамы врачи сохранить не смогли. Ни операция, ни химиотерапия не помогли ей остаться с нами. Через полгода изнурительной борьбы врачей и бесконечной поддержки семьи, её всё-таки не стало. Это была трагедия. Из семьи ушёл тот стержень, на котором многое держалось. В моей душе поселилось огромное сострадание ко всей семье Ани.

Когда мы боимся за кого-то, то, не осознавая этого, боимся за себя. С состраданием дело обстоит чуть иначе. Оно, скорее, поддерживает тех, кому мы сострадаем. Снимает с них частичку боли. Но в той ситуации я на мгновение подумала, что тоже могу потерять маму, и едва не лишилась рассудка от этой мимолётной мысли. Настолько она была тяжела для меня. Я ужасно испугалась и буквально дрожала от ужаса, представляя себя на месте осиротевшей подруги.

Почти сразу после случившегося я почувствовала неимоверную близость с Аней. Мы и так были открыты друг для друга: у нас не было секретов, мы не соперничали, не выпендривались. Но со дня трагедии наша дружба стала ещё более великой и самой крепкой, какая только могла для нас обеих существовать. Мы доверяли друг другу абсолютно всё и стали поддержкой, теплом, заботой друг для друга.

Однажды, возвращаясь со школы, мы в шутку обсуждали наше возможное будущее. Фантазировали, каким оно может быть: где мы живём, когда и за кого выйдем замуж, что будет сразу после замужества. И тогда Аня сказала: «Выйдешь замуж за моего брата». Это был не вопрос, скорее, утверждение. На него я отреагировала смехом и, чтобы снять напряжение, добавила: «Ага. И будет у нас девочка, похожая на тебя».

С любовью и нежностью вспоминаю то время. Мы с Аней (как удивительно совпало её имя с именем моей сестры, она мне была даже ближе, чем сестра) с лёгкостью находили общие темы и интересы. Нам было хорошо вместе. Мы вместе изучали жизнь. Проходили первые её трудные уроки.

Иногда мы оставались ночевать друг у друга и не спали до самого утра за сокровенными разговорами и такими нужными нам беседами. Темы… разве были темы, которые были нам недоступны? От обнимающихся облаков до политического режима далёких стран. От чуда зарождающейся любви до серьёзных последствий искажённых людской психикой отношений. Нам было интересно всё. Мы исследовали.

Так летели дни, месяцы. Приятно вспомнить, что и моя мама тоже была добра к Ане. Она старалась уделять и ей внимание, когда моя подруга гостила у нас. Зная о её утрате, мама, наверное, бессознательно хотела чуть-чуть восполнить ей потерю. Была ласкова с ней, нежна.

А однажды… не знаю, что на нас тогда нашло. Мы валялись на полу в моей комнате, разглядывали обложки журналов, обсуждали заголовки и внезапно, будто бы между прочим, обменялись такими фразами: «Знаешь, у тебя такая хорошая и добрая мама. Мне так не хватает… вот бы мне такую», – сказала Аня. На что я, то ли в полуправду, то ли в полушутку ответила: «А у тебя самый заботливый папа. Вот бы мне такого».

Верну тебя мыслями к твоей семье. Давай побудем там. Это может быть важно для нашего дальнейшего пути по воспоминаниям. Расскажи, когда мама развелась с отчимом, ты общалась с родным отцом?

После смерти бабушки (папиной мамы), мы редко с ним виделись. Ведь инициатором наших встреч была зачастую именно она. Бабушка любила меня бесконечной любовью. На мой взгляд, она была уникальной личностью, удивительной женщиной, волшебным человеком. Её уход для меня стал огромной утратой. В один день я потеряла самого понимающего меня друга, наставницу и любимую бабушку, которая прикрывала все мои детские шалости и даже обман. Шалить уже не хотелось, конечно. Но должен же быть кто-то в жизни каждого человека, кто разрешает делать абсолютно всё. Кто закроет глаза на любые глупые выходки. Должен… но у меня не стало.

Пока бабушка была жива, у неё были большие добрые планы на наше с ней будущее. Она до пенсии преподавала историю в школе, где я после училась. Бабушка мечтала, что я пойду по её стопам. Хотела даже подготовить меня к вступительным экзаменам в университет. Ставила перед собой серьезную задачу: выучить меня, то есть сделать из меня «образованную личность» – так она говорила. Мне эта её затея очень нравилась. Вдохновляла идея совместного большого пути. Но всё изменилось.

Что же касается наших встреч с отцом, то, повторюсь, после ухода бабушки они стали совсем редкими. У него появилась новая семья, и, как мне казалось, я была там совсем лишней.

Он и без того общался со мной очень сдержанно, особенно в присутствии новой жены. А однажды я вообще не смогла до него дозвониться. Это было больно. Большинство моих телефонных звонков заканчивались впустую: то он в магазине, то у доктора, то в душе. И каждый раз за него брала трубку жена, обещала передать мою просьбу перезвонить. Зачем я всякий раз верила, что это была правда?

Насколько я помню, отец по-прежнему ходил на рыболовных судах в рейсы, и (видимо, сказывались бабушкины «партизанские» гены) чтобы украдкой встретиться с ним один на один, я дозванивалась в справочную компанию, узнавала, когда ожидается прибытие автобуса, отвозившего моряков с корабля. Мне выдавали все «пароли, явки». И я отправлялась к нему.

Бывало, что ждала его часами. Но мне даже нравилось это ожидание. В какой-то момент приходил автобус. Двери открывались. Я смотрела на людей, спускающихся с подножки, но папы среди них не было. Вероятно, он выходил на остановке поближе к дому и, может быть, даже не догадывался, что на конечной ждала его я.

В итоге, всё наше общение свелось к одной-единственной фразе: «Денег сейчас нет». Так он отвечал на мои вопросы. Интересно, что денег-то я и не просила. Это же очевидно, мне нужен был только он сам. Мой любимый, родной, лучший и красивый папа в мире.

Он был жив, но я его потеряла. Он исчез из моей жизни. Для меня эти годы с тщетными попытками встретиться с ним были мучением. Я пыталась вычислить его силуэт в толпе, засматривалась на автобусные остановки, искала его глазами на знакомых улицах. Это глупо, возможно, но я где-то в уголочке души надеялась: «А вдруг…»

Я сделала десятки шагов навстречу. Я искала его любовь и заботу и готова была отдавать свою. Но потом я устала. И это бессилие привело меня к той самой фразе, которую я сказала подруге Ане: «Вот бы мне такого папу, как у тебя».

Как ты справилась с потерей отношений с папой? Что тебе помогло?

Мне помогла игра, которую мы придумали с подругой. Возможно, это была игра с судьбой. Да, так и было. Но с того дня, как я впервые произнесла фразу: «Вот бы мне папу, как у тебя», мы с Аней увлеклись одной мечтой, превратив её почти в стратегию, в цель жизни: «родителей нужно поженить».

Такое увлекательное переживание: с одной стороны, я чувствовала себя нашкодившей девчонкой, как в фильме про юных близняшек, задумавших поженить папу с доброй и красивой няней. С другой стороны, я все же понимала, что вмешиваюсь не в свою жизнь.

Словом, мы с Аней задумали каким-то образом осуществить вот такой грандиозный план. Самая большая авантюра моей юности.

Вот как это было.

Приближались наши с Аней дни рождения. Да! Как приятно было выяснить, что и родились мы с ней рядом, в июле. Я 24 июля ночью, а она 25 июля утром.

Нашим намерением и, получается, главным желанием было соединить её папу и мою маму. Для этого мы специально организовали совместное празднование нашего шестнадцатилетия, на которое пригласили обоих родителей. Решили усадить их за один стол, красиво его накрыть, создать романтическую атмосферу, очень надеясь на благополучный исход нашей затеи. Нам отчего-то было важно стать ещё ближе, и мы очень желали счастья нашим родителям, предполагали, что знаем, в чём оно для них будет. Ясно же, «человеку нужен человек», а хорошему человеку, несомненно, хороший человек. Какими и были наши родители.

Конечно, Анин папа и моя мама были знакомы, ведь они периодически встречались на школьных собраниях. Но нашей задачей было создать для них особую встречу, не в деловой, а в романтической обстановке. Вот и праздник – отличный повод для встречи. И он предполагал, как минимум, дружественный настрой собравшихся.

Но с самого начала, не успев начать воплощаться, наш план начал трещать по швам. К великому сожалению, моя мама не могла присутствовать на праздновании. Мы с Аней были очень расстроены. У нас же всё так ловко складывалось. «А как же более близкое знакомство?» План вот-вот грозился рухнуть целиком.

По счастью, у нас был запасной вариант. В этот год наши дни рождения по датам были ещё и очень близко к празднику Дня военно-морского флота. Напомню, что жили мы в Севастополе, городе русских моряков. Анин папа служил на флоте. Вышло так, что наши Дни рождения продолжились феерическим праздником всего города.

И вот там-то и произошло чудо. Подробностей мы не знаем, но примерно через два дня после праздничных дат мы загулялись допоздна, а когда пришли домой, не обнаружили Аниного папу. Обычно в это время он уже возвращался.

Что-то нас заставило рвануть ко мне домой, чтобы выяснить, дома ли моя мама. Вы уже догадываетесь, что и её дома не оказалось, да? Мы с Аней одновременно и хотели, и не могли поверить в то, что они где-то «пропадают» вместе. Но мы хитро переглянулись и обнаружили радость в глазах друг друга: «Кажется, получилось!»

В сердцах пульсировало волнение. Тревога трепетала в нас. Думать, что у обоих случилось что-то нехорошее, мы не хотели. Но и убедиться в обратном не могли. Это же был 1997 год. Пока ещё не эпоха мобильных телефонов и приложений с быстрыми сообщениями. Наше неведение длилось до утра. Вот так вот! Именно в ту послепраздничную ночь произошло соединение двух разбитых семей (и сердец) в одну большую и дружную.

Интересно, как всё обстояло?

Оказалось, что мою маму пригласили на ужин дедушка (её отец) и его жена. По счастью, между ними были очень тёплые отношения. Мама, решив исправить свой «не визит» на наши с Аней дни рождения, пригласила к своим родителям и Аниного папу. Точнее, попросила его сопроводить её на ужин. Вот так элегантно это называется. А дальше случилось то, над чем феячили мы с Аней, и на что дали положительный ответ все высшие силы. Вероятно, наше желание было настолько чистым и искренним, что ждать его исполнения долго не пришлось.

Это было воистину Волшебство с большой буквы. Мама на другой день цвела и сияла. Как я рада была видеть её такой! Мечтала о её улыбке, помолодевшем лице, блестящих глазах. Она мне доверяла. И сразу же сказала:

– Доченька, скоро мы переедем жить к Ане и дяде Коле.

Так звали папу моей подруги.

– Как? – я сделала вид, что удивилась.

– Вы же именно этого с Аней хотели? Через два дня они уезжают в деревню Боровичи. У нас есть именно это время для переезда. То есть через два дня у нас у всех начинается новая жизнь. Мы к ней готовы?

Получается, мама догадывалась о нашем с подругой тайном замысле. Она знала, что две девчонки лелеют очень рискованный план! И не сопротивлялась его реализации. Я же долго не могла поверить, что он удался.

Мне казалось это наваждением, чем-то временным или даже шуткой. «Может, – думала я, – это просто дружба? Ведь не может быть всё так, как в чудесной сказке».

Через несколько дней после нашего с мамой разговора о скором переезде, моя подруга и её отец уехали в деревню к родственникам. Мы с мамой остались вдвоём и нас ждали большие изменения.

Анин папа не привык затягивать с решениями. Осознав, что моя мама близка ему как человек и привлекательна как женщина, он сразу озвучил, что хочет как можно скорее полноценную семью с ней, со всеми нами.

Сейчас я уже почти забыла суету того переходного этапа. Не знаю, что на самом деле переживала мама, и какими были её эмоции. С одной стороны, я понимала, что их красивый и спонтанный союз – это настоящее чудо и высшее благо. Но с другой стороны, возникло давящее осуждение от соседей, от недоброжелательных родственников и всех прочих, кому хотелось вставить свои пять копеек, дать непрошеный совет светлым отношениям. «Как же так! – голосили все они. – Ведь его жена умерла всего полгода назад». Да. Это всё надо было пережить. Такова была цена их билета в счастье.

Мы переехали в квартиру отца моей подруги, и диван в гостиной стал нашим с Аней спальным местом. Одним на двоих. Наша дружба вышла на иной уровень, возможно, такой, через который редко проходят отношения: совместная жизнь, совместный быт. Испытание или радость? Новые уроки или освобождение от мытарства и боли за родителей? Мы учились этой дружбе, принимали новые обстоятельства, пристально изучали каждый эпизод, по-честному разделяли обязанности по дому: кто моет полы, а кто пылесосит. По очереди разбирали и убирали постель – кто-то расстилал, а кто-то застилал. У каждой были свои предпочтения и точки роста. Мы шли на уступки, но иногда и просили больше друг от друга. Мою младшую сестру поселили в детской комнате, чему мы обрадовались. Ведь без неё мы могли болтать о влюбленности и приключениях ночи напролёт. Благо теперь мы их проводили так близко.

Постепенно всё менялось. Как и всегда в жизни. Ничто не статично. Всё изменчиво. Или вверх или вниз: пульс жизни оставляет свой узор на карте бытия.

Каждое буднее утро родители уезжали на работу. Мы с девочками втроём сами собирали себя в школу. Возвращаясь, готовили обед, занимались уроками. Вечерами, перед приездом родителей, готовили ужин. На беседы, дружеские посиделки и прогулки времени стало всё меньше. Нас пригласил к себе бескомпромиссный совместный быт, который поглощал наши приятные моменты. Но мы искренне стремились снизить родителям их заботу о нас. Чтобы у них было больше времени друг для друга, для их тихого счастья.

В итоге нам удалось найти и своё счастье: иногда небольшая жертва ради близкого человека необходима, чтобы понять, насколько мы друг другу нужны и дороги. И даже если приходится «оторвать от себя», чтобы сделать другому хорошо – когда есть, что отрывать (у нас было), – нужно сделать это. Не рассчитывать, что вернётся сторицей, хотя обычно так и происходит, а просто отдать. И напитаться любовью и счастьем, наблюдая, как хорошо стало близкому, благодаря этой незначительной уступке.

Что происходило дальше? Как раскрывалась для тебя эта новая семья и жизнь в ней?

Как везде и во всём, были разные периоды. Моменты радостей и огорчений. Ведь нам всем предстояло научиться жить по новым правилам. И не всегда мы соглашались с ними. Получилось так, что личное пространство каждого члена семьи сократилось до минимума. Мы знали друг о друге практически всё: секреты, тайны – всё стало общим. Открытые разговоры, открытое пространство, где мы друг друга видели в любое время суток. Никаких «закрытых дверей», за которыми могло быть тихо. Иногда мне их остро не хватало. Признаюсь. Но лишь иногда.

Что было именно со мной… После смены места жительства и огромного стресса из-за этого, я прибавила в весе. Набрала, наверное, килограммов десять. А это значимо! Особенно для того возраста. Я чувствовала себя незащищённой, даже ущемлённой и нуждалась в утешении, которое получала через еду.

Частенько мне казалось, что я занимаю чьё-то место. Я понимала, что дом, где я живу, не мой. В нём и за его пределами внезапно многое было или стало для меня чужим. Конечно, я связывала это с переездом, со сменой статуса мамы, с нашими отношениями с сестрой и подругой. Но, оглядываясь, я понимаю, что это и гормональная перестройка, большая. На психическом восприятии мира это не могло не сказываться.

Многое поменялось. Я даже не ожидала, что столь многое. В моей прежней семье как было: изначально права каждого ребёнка не были равными. Моей сестре позволяли больше. Когда же мы стали жить втроём с девочками, наши права уровнялись. Родители относились к нам более или менее одинаково: любили, заботились, баловали всех сразу, а не кого-то одного.

Правда, во время переезда был один болезненный эпизод для меня: решение вопроса с моей собакой. У подруги Ани на тот момент тоже была собака и мы, конечно, понимали, что о проживании двух собак под одной крышей не может быть и речи. К моему огромному огорчению, пришлось попрощаться именно с моим ретривером. Он был ещё совсем крохой, шестимесячным щенком. И мама вернула его заводчику. Я горевала о потере.

Между тем, я была очень привязана и к Аниной собаке. Она была уже взрослой, росла на моих глазах. Мы с ней и прежде проводили много времени вместе на прогулках. Поэтому, конечно, справедливо, что отдали именно щенка, а не зрелую собаку, привыкшую к своей жизни. Это и по отношению к животным гуманнее. Но сама мысль о том, что именно мне пришлось пожертвовать питомцем, потерять любимицу, долго оставалась со мной, периодически мучила.

Я ревновала и даже завидовала. Тело будто наполнилось несправедливостью, разбухло от неё.

Что ещё изменилось в ваших отношениях с подругой Аней? Существенными ли были другие перемены? Если не считать бытовых моментов и притирки первых месяцев жизни.

Да, кое-что поменялось. Для меня существенное.

Тем летом, накануне наших семейных изменений, ко мне пришла серьёзная влюбленность. Этот парень был нашим с Аней одноклассником. Мы виделись с ним каждый день: встречались на прогулках, общались в одной компании и жили неподалёку. Поначалу между нами зародилась просто симпатия. Постепенно, чему я была, признаться, рада, она переросла в привязанность и трепетные ожидания новой встречи каждым вечером.

Я была настроена на романтику, красивые первые отношения, но в итоге всё обернулось похожей на вестерн историей или, скорее, на бандитскую разборку малолеток (если так можно выразиться).

Дело было вот в чём. Мой друг (тот парень, к которому на тот момент я уже была сильно привязана) сделал широкий, как оказалось после, непосильный для себя жест: одолжил родительские деньги одному из приятелей. И, как это бывает, время начало намекать, что отдавать долг никто не собирается. Возможно, иного выхода и не было, но целая компания моих друзей и одноклассников спланировала жестокий проект вымогательства задолженности, да не один на один, а группой на одного. Доморощенные коллекторы, знаете? Словом, опуская подробности, перейду к финалу: камера предварительного заключения и тюрьма.

Но я не сразу об этом узнала. Потеряв его на несколько дней, поискав среди знакомых, которые понятия не имели, куда он запропастился, и всё ли с ним хорошо, я решила обратиться к его родителям. Они, убитые горем, и поведали мне эту историю с деталями и подробностями.

В голове образовалась путаница. Как? Как все это могло произойти? Я отказывалась верить. Мы же так близко и тепло общались. Я не могла и предположить, что он сможет так… И что дальше? Можно ли как-то помочь? Как действовать в подобных ситуациях? Я хотела думать, что в скором времени все образуется, и мы снова увидимся, снова будем вместе.

Шли месяцы, а ситуация не менялась. Да, и с чего бы? Единственным способом общения с Владом были письма, написанные от руки. Да-да, такой устаревший, но настоящий способ поддержания контакта между людьми.

Через некоторое время его мама, которая знала, что мы с ним общаемся, предложила мне поехать к нему. В тюрьму. На «свидание». Я согласилась, хотя, признаться, поездка не из легких. Я просто не до конца понимала, что меня там ждёт.

Камера предварительного заключения находилась в другом городе. Я настроилась, чтобы это выглядело как мини-путешествие в иную реальность. Два часа поездом, и вот я на месте, и происходящее открывается мне, словно кадры тяжёлого фильма на огромном экране. Реальность нереальная. Искажённая, утрированная. Припудренная мрачным фильтром.

Что я вижу: деревянные скамьи, высокое стекло, провод телефона и он, тот, с кем мы так нежно проводили время – сейчас по ту сторону завесы. Сами понимаете, привычной такую обстановку не назвать. Смятение и чувство досады от происходящего давило, душило и рождало внутренний крик отчаяния.

Не удивительно, что деталей того визита я не запомнила. Видимо, мозг отключался, чтобы не фиксировать этот кошмар. А через какое-то время я поняла, что моя поездка и вовсе была неуместной. Ни парня моего это не поддержало, ни мне на пользу не пошло. Отдаю должное маме: она не останавливала меня. Напротив, даже настраивала на то, что быть рядом в такие периоды правильно. Тепло всем нужно, а в этом случае… Видно, мама понимала, что с моим упрямством не сладить: я скорее сбегу, но поеду.

Вернувшись домой из «иной реальности» с её ужасами жизни в неволе, я сильно заболела. Настолько опустошённой оказалась после этого опыта. И, конечно, были нескончаемые слезы в подушку.

16 лет – и уже такие глубокие жалобы и сетования на несправедливость мира. Мне нужно было это пережить. Здесь уместна будет поговорка: «всё не так, как кажется». Я неверно оценила ситуацию. Были знаки, я сейчас вспоминаю, точно были. Что-то кричало, намекало, увещевало меня: «Катя, остановись, это не твоё. Тебе туда не надо!» Парня забрали далеко и надолго, а я продолжала бежать за ним следом. Возможно, в этом было что-то романтическое. Достойное хорошего романса под гитару. Или блатной песенки у костра в лесу.

История с моим первым ухажёром, однако, была не такой лиричной, как хочется думать, слушая эти самые романсы. Всё гораздо прозаичнее и предсказуемо до скуки. И закончилась она примерно так: через полгода Влад попал под амнистию, что-то там менялось в законодательстве Украины, и его наказание, лишение свободы на год, было амнистировано. Радость великая! Он возвращался домой. Вернулся ли?..

В канун Нового года и рождественских праздников мы с подругой получили известие, что вскоре снова увидим нашего одноклассника. У меня в душе закружились ощущения настоящего новогоднего чуда. Мне казалось, что мы снова сможем ходить вместе в школу: так же встречаться, гулять за руку и проводить время в компании.

Наши друзья по счастью поддержали идею отметить Новый год всем вместе. Мы решили устроить пышную вечеринку в доме одного из них. Хорошо, что жили все рядом. Сейчас мне кажется, что это был самый ожидаемый праздник моей юности. Но у судьбы-вертихвостки были иные планы для меня на эту ночь. Она залепила мне пощёчину, чем оградила от кое-чего весьма серьёзного.

После поездки в тюрьму я не перестала общаться с родителями Влада. Более того, мы с ними сдружились, всячески друг друга поддерживали и я, конечно, горела желанием поздравить их с Новым годом. У меня всё сходилось: жили они недалеко от места, где мы организовали вечеринку с друзьями, я могла отлучиться к ним ненадолго.

Итак, веселье в разгаре. Мы с ребятами не отказали себе в напитках для взрослых. Дурман ударял в голову, туманил глаза, рвал мысли. Помню, что с Владом мы не были на том вечере парой. Но я, кажется, чувствовала себя счастливой оттого, что он рядом и верила в Деда Мороза, в исполнения желаний (моим желанием были отношения с этим парнем). Начались танцы, шумное веселье и я, как планировала, отошла с поздравительным визитом к родителям моего возлюбленного. Решила сделать это одна, не позвав его.

Как говорится, «ничто не предвещало», но обнаружив, что я ушла, моя на тот момент уже сводная сестра (а также подруга и одноклассница) Аня и мой друг Влад оказались в постели. Вот так просто. Но что самое интересное и непонятно: как им это удалось и зачем они вообще это затеяли? Ведь они даже не были влюблены. Азарт? Или просто «взрослые игры»?

О похождениях Ани с Владом я узнала, спустя некоторое время. Как-то мне показалось, что их общение стало более игривым: появились подмигивания, звонки друг другу и переписка на уроках, которую они даже не пытались от меня скрыть.

Интересно, какой была моя реакция? Думаю, вы догадываетесь. Вы же помните, что я с детства обладала необъяснимой выдержкой и терпимостью. Я толком не умела показывать свою боль от удара любой тяжести. Я молчала. Аня во всём призналась, когда я у неё спросила. И я снова промолчала.

– Да, у нас с ним были отношения в новогоднюю ночь, – сказала она.

Её лица я не видела. Не знаю, что она чувствовала. Я не смотрела.

– Я знаю. Мне это и так было ясно. С той самой ночи, – только и ответила я.

Признаюсь, что во мне кипела изумительной силы буря эмоций, но я не дала ей воли. Я прямо-таки представила, как бью Аню хрустальной вазой по её честной голове. Но показательное спокойствие взяло верх. Плакала я всю ночь. Меня обнимала и грела обида, досада, боль. «Ну, как же так… Я же так ждала его…»

Мне больно даже вспоминать об этом случае. Могу представить, как было больно тебе. Давай вместе выбираться. Кое-что осознаем. Давай? Подскажешь, что именно можно осознать прямо здесь и сейчас?

Мне понадобилось почти пятнадцать лет, чтобы осознать. Много ли это? В масштабе мироздания, наверное, нет. Но для меня сейчас это звучит почти как полжизни. Если бы я могла просить что-то у этой жизни, то для начала – принимать осознания, которые приходят к людям. Хотя, может быть, пятнадцать лет – это уже самый быстрый срок.

Я поняла спустя время, что моя подруга Аня – самая близкая и родственная для меня душа, – была, есть и останется – приняла удар на себя.

Влад не смог бы быть со мной. Он навсегда бы запомнил, что я видела его не в лучшем свете, в тюрьме (бывает ли ужаснее?). И как исцелившиеся от зависимости мужья бросают жён за то, что те видели их великую слабость, пусть и помогали выбраться из морока, так и Влад бросил бы меня при первой возможности. Ещё и унизив, возможно. Впрочем, эти домыслы меня утешают. Ясно одно: мы с ним не могли быть вместе. Для этого нужно пройти огромный путь духовного развития. А зачем это нам? В то время подобные ветви пути точно были вне пределов наших желаний.

Аня, конечно, причинила мне боль своим поведением. Я была уязвлена в самое сердце. Она же видела, как я беспокоилась. Знала, что я ездила к нему. Как ждала. Как с родителями… Словом, как бы я тогда ни переживала, теперь понимаю: то, что она встала между нами, было единственно правильным для меня сценарием жизни. Она оградила меня от возможной (кажется, даже запланированной) близости с ним, приняла удар на себя, опозорив (в моих глазах, по крайней мере) себя. Вряд ли она это осознавала тогда. Но сейчас мне кажется, что идеальнее ситуации для нас троих и быть не могло.

Верно пишут в мудрых книгах, что в треугольник приглашает человек одного пола с тем, кто в него пришёл. Получается, подсознательно я сама попросила Аню избавить нас с Владом от этих отношений. В жизни всё так закономерно, если приглядеться.

Ты помнишь, что случилось с ним после?

Да. Типичное и предсказуемое развитие событий. Он вернулся за решётку. Стал заключённым. Ходка за ходкой. Я насчитала четыре. Последняя была самой длительной. За что – не выясняла. Да и неинтересно, признаться.

До меня дошли слухи, что он стал криминальным авторитетом и ему дали «специальное имя». Как при духовной инициации, где люди берут себе имя души, так и на зоне подобные «буддистские» законы. «Пришёл в ряды, получи погоняло».

Разве могла моя милостивая Вселенная допустить, чтобы я проходила через всё это? Я бы и сама не согласилась. Ушла бы после первого же рецидива. Но, возможно, уже с ребёнком и никчёмным штампом в паспорте. Впрочем, это всё фантазии и домыслы. Я пережила.

Сумела справиться с переживаниями, с так называемым предательством, и через некоторое время вернулась к своей обычной жизни. Мы помирились с Аней. Нам удалось оставить всё в прошлом. Сильный, на мой взгляд, жест. В моём окружении не было случаев такого простого расставания с такими глубокими обидами. Хотя до окончательного прощения и благодарности прошли годы, мы смогли жить действительно мирно, и наша дружба оставалась по-настоящему дружбой.

Хотите секрет, почему? «Прошлое забыто, будущее закрыто». Я настойчиво оставила прошлое в прошлом. Никогда не припоминала ей этот случай. Никакие острые моменты и мгновения отчаяния не побудили меня к этому. Самообладание? А может быть, лень и скука. Мне не хотелось лишних вопросов, лишних разборок. Да и в кругу нашей семьи поднимать подобные темы было более чем неуместным. Ясно же, что Аня сама наказала себя за сделанное.

С ним ясность. Продолжим с тобой. Как раскрывалась твоя жизнь в школе дальше?

Новый год отыграли. Прочие праздники и драмы оставались позади. Приходило новое чувство. Новое огромное событие, которое вызывало радость. Предвкушение окончания обучения в школе. Приближался волшебный выпускной вечер. Всё ближе был порог той самой двери, выйдя в которую, мы должны были оказаться в новой жизни, во взрослой и самостоятельной жизни. У кого, конечно, она ещё была не такой.

И вот экзамены сданы, наступило прекрасное лето и та самая новая жизнь: поступление в университет, которое сопровождалось новым сортом ответственности за свой выбор. Но вместе с этим пришли и новые друзья, интересные лекции, горы конспектов и особое время обитания среди библиотечных стеллажей.

Мы с Аней продолжили путь рука об руку. Вместе поступили на факультет социально-культурной деятельности в филиал Санкт-Петербургского университета профсоюзов. Всё было непросто, но быстро и, как-то ожидаемо, что ли. Конечно, вступительные экзамены предполагали волнение. Но не было страха, что что-то не срастётся. Если мы читаем книги и готовимся к общению с преподавателями на известные нам темы, разумно полагать, что у нас должно получиться достигнуть цели (поступить в ВУЗ). Ведь у тех, кто что-то делает для себя, в большинстве случаев получается то, чего они хотят, к чему стремятся.

Жизнь тянулась ровно и мирно. Дни сменялись один другим. Позади оставалось прогнозируемыми событиями полное лето. Пришла осень. И сентябрь нового учебного года пригласил нас в студенчество, куда мы с Аней и другими ребятами самозабвенно шагнули.

Учёба снова давалась легко. Мне было любопытно: новая жизнь, новые предметы, знания. Всё резко отличалось от многолетней практики в школе. Сессии, особые задания на них, темы для каждого студента, по которым мы писали контрольные и курсовые. Защита. Новый формат, новая реальность.

Стоит напомнить, что интернета в каждом доме тогда ещё не было, хотя в мире, конечно, уже появился. Но у меня не было. Поэтому мой путь к профессии лежал через библиотеку, где я писала конспекты от руки, опираясь на книги как на основной источник информации.

Иногда за шоколадку библиотекарь разрешала взять любую книгу домой на всю ночь. Так я могла закончить работу скорее и в домашнем уюте, а не в библиотечной пыли. Хотя, скрывать не стану, особая романтика в этом была. И сегодня я даже чуть-чуть скучаю по тем «затемнённым» временам. В библиотеках так темно.

На сессиях для меня самым приятным было чувство сданного экзамена. Словно что-то освобождалось во мне с каждым зачётом, с каждым пройденным уроком. В университете – как в жизни: сдали экзамен, прошли урок, на какое-то время наступает облегчение. Если, конечно, это был финальный экзамен, а не промежуточный.

Первый год пролетел. И Студентка в моём лице готовилась покорять мир.