Читать книгу На разных языках - Катерина Кеннеди - Страница 9

Екатерина Грезина

Иностранцы шутят, что заветная мечта русской au pair – приехать в дом одинокого холостяка, и русские готовы жить где угодно, только не в России. Вечера у камина, состоятельный муж, восхищение русских подружек и устроенный быт – предел мечтаний наших девушек о Европе. Гуляя по влажным затуманенным мостовым, разглядывая сказочные фахверковые дома и черепичные башенки, заманчивые витрины со сладостями (настоящее «хюге!»), я понимала их – и? может быть, даже хотела бы того же самого. Лишь одна заноза омрачала мне счастье западной свободы, и имя ей – Макс.

«Не знаю, Катик, почему, но я не страдаю здесь той депрессией, какая у меня была в России – времени на раздумья нет. И я как-то научилась находить счастье в малом. Смотрю сегодня в окно, а там горы, солнышко и снег, и думаю про себя, а когда еще я увижу такое, пусть и с тряпкой в руках! Я почувствовала себя такой счастливой, пылесосила, песни русские распевала! Австрийцы мои уехали куда-то на весь день. Себасти (тот поляк) все скидывает СМС – я не отвечаю, ушла по-английски. Ты правильно говорила – с ненужным надо расставаться сразу и без сожаления. Встречаться ради того, чтобы остаться здесь, не хочу, хоть он и намекает. Я знаю, что такое любовь, и знаю, что она есть, знаешь и ты… И не наивность это, а вера в прекрасное – просто верящих людей очень мало на свете! Но они есть, и мы их обязательно с тобой встретим! А люди, ищущие только материальное, никогда не будут счастливы. Ложные чувства приведут только к потере самих себя. Целую, и знай, что дороже подруги нет на свете… Кому бы я смогла написать всю эту чушь!»

Щелкаю по кнопке «Ответить»: «Привет, вторая половинка моей русской души! Я тоже решила „расстаться“ с Ричардом…»

Вторая половинка моей русской души звалась Аней. Это именно с ней мы, как и тысячи российских девушек, в свое время испытали на себе «преимущества» культурного обмена au pair. Университетская подруга, выпускница иняза, уехала совершенствовать немецкий в Австрию, а я отважно выбрала туманную скандинавскую страну. В загадочной стране Андерсена с ее загадочными обитателями адаптироваться оказалось сложнее – так как ты никогда не знаешь, что происходит в их холодных светловолосых головах. Кто-то из прибывших с нами уходил сразу, кто-то выстаивал, но неизменно мы поддерживали друг друга на поприще прислужничества, в которое европейцы превратили программу. Суровыми датско-австрийскими вечерами нас с Аней спасали обстоятельные и, как мы верили, глубокомысленные, эпистолярные сочинения друг другу.

Сегодня за обедом хозяйка не перемолвилась со мной ни словом (порой они и с мужем проводят весь ланч в тишине). Деловито она резала кружочками банан, намазывала на черный хлеб масло и накладывала банан на бутерброд. Если у нее кризис среднего возраста, то почему он начался именно в то время, когда приехала я?

– Какой интересный бутерброд! Это вкусно? – я рискнула первой.

– Угу.

– Необычное сочетание.

– Ммм.

– Мы так не едим, надо попробовать.

– …

– А Нильса не будет сегодня?

– Угу.

– Хэлена, что-то не так? Я сделала что-то неправильно?

– Ты протирала пыль с голубого стола? – наконец, её прорвало.

– Конечно.

– Пойдем за мной!

Я смотрела на совершенно чистый, еще пахнущий мылом стол и не соображала, что же не так. Хозяйка согнулаcь под столом в позе, которой позавидовали бы тибетские йоги, и провела пальцем по внутренней стороне ножки, оставляя чуть заметный след.

– Поняла, сейчас протру, – вздохнула я.

– И еще, когда ты моешь пол или стираешь пыль, будь добра, ставь предметы так, как они стояли до этого! И снимай стулья со стола!

Я набрала в легкие воздуха. Раз-два-три…

– И еще: каким средством ты протирала вчера раковину?

– Тем, в голубой бутылке.

– Надо мыть, которым в белой, – неделю назад она твердила, что в голубой.

И я, ненавидя себя до последнего сантиметра, побрела исполнять ее приказания. «Что я здесь делаю, в этой чужой стране с этими чужими людьми? Почему я еще здесь?» – мучал меня глубокий экзистенциальный вопрос, на который я пока не находила ответа. Для чего-то же я решилась на это отважное приключение. Какой-то из этого должен быть толк?

За полдником я недосчиталась одной тарелки. Стульев тоже было только восемь.

– Клаус придет? – спросила я у хозяйки.

– Да.

Значит, в списке гостей нет меня.

Для этих людей меня просто не существует. Это еще хуже, чем экзистенциальный кризис: когда ты точно знаешь, что ты есть, но другие постоянно заставляют тебя в этом сомневаться.