Читать книгу Сколько стоит корона - Катерина Коновалова - Страница 5

Окончания празднований в замке Дойл не застал – неприятные новости с северной границы вынудили его оставить наблюдение за колдуньей своим людям и немедленно отбыть к дальним постам. Угроза с ее стороны была пока только предполагаемой, а бунтовщиков с севера нужно было осадить, причем максимально жестко.

– Этого следовало ожидать, – произнес Эйрих, когда Дойл сообщил ему о вспышках бунта. – Они поверили в то, что мы расслабились – и нанесли удар.

– Им не придется долго радоваться своей предусмотрительности, – ответил Дойл. – Я сам возглавлю отряды. Не стоит давать людям повод думать, будто кучка взбесившихся лордов может заставить короля изменить свои планы.

Эйрих нахмурился и потер лицо.

– Ты считаешь, это разумно? Продолжать праздник?

– Это необходимо, – сказал Дойл. – Ты – король и абсолютный властелин своих земель. Ты не боишься жалких лордов, забывших свой долг.

Эйрих слегка улыбнулся:

– Как обычно, считаешь на два шага вперед?

Дойл согласно кивнул, поднялся со своего места и произнес:

– Не думаю, что мое отсутствие на пиру сильно расстроит милордов. Скорее уж они устроят отдельный праздник в честь моего отъезда.

– Ты преувеличиваешь. Они уважают тебя, хотя, будь твой характер немного мягче, им было бы легче это показывать.

Дойл усмехнулся – во что он не верил, так это в добрые чувства милордов: он был им хуже кости в горле. Но королю об этом говорить не стал: во-первых, это ничего бы не изменило, а во-вторых, тот и так был хорошо осведомлен об истинном положении дел.

– Я оставлю Рика и его людей в замке, – сказал он, меняя тему. – И настоятельно прошу временно заменить хотя бы половину своих гвардейцев теми, кого он выберет.

Эйрих поморщился, что неудивительно – Рика он не слишком любил, но согласился со словами:

– Только ради тебя.

Рик, святейший отец Рикон, не был тем, кого желал бы видеть у своей постели умирающий. Вечно облаченный в сутану из грубой темно-серной ткани, капюшон которой закрывал половину его лица, он напоминал святого мученика-отшельника, но только издали. В его шелестящем, почти беззвучном голосе не было и капли кротости и смирения, а его горящие огнем глаза как будто впитали в себя отсветы множества костров, на которых горели ведьмы и колдуны. И своим поприщем, местом своего единственного служения отец Рикон избрал не молитвы в монастыре и обращение язычников на отдаленных землях, а политику.

Будучи старше Дойла на десять, а может, и на пятнадцать лет, он покорно принимал роль его тени, и, как настоящая тень, всюду следовал за хозяином, мало говорил и был практически незаметен. По крайней мере, до тех пор, пока Дойлу не требовались его таланты. Он долго отсутствовал – по приказу Дойла занимался проверкой постов на юге, но теперь вернулся. Ему можно было доверить безопасность короля.

Эйрих не любил Рика – невзлюбил с первой же встречи, с первого взгляда, насколько помнил Дойл. Но Рикон в свое время сделал слишком много и для самого Эйриха, и для его отца, теперь же Дойл едва ли мог бы найти, кем заменить его на невидимом, но очень важном посту.

– Спасибо, – сказал Дойл королю. – Тогда я смогу быть спокоен. Итак, брат, можешь пожелать мне удачи.

– Удачи. Всевышний с тобой, – произнес Эйрих, и Дойл, обозначив поклон, покинул его комнату. В коридоре его уже поджидал Рик, по обычно завернутый целиком в свою сутану и сливающийся с серым камнем стен.

– Милорд сейчас свободны? – прошелестел он.

Дойл кивнул и заковылял в сторону своих покоев. Он хорошо знал систему прослушивающих отверстий во всех гостиных и приемных залах, поэтому старался не вести в них разговоры, не предназначенные для чужих ушей.

Шуганув слугу, чтобы не подслушивал, Дойл расположился на стуле с широкой спинкой и жестом показал предложил сесть. Рик откинул капюшон и повиновался.

Его лицо обычно мало кто мог разглядеть, и на то были определенные причины: оно было слишком худое, как будто изможденное, с глубоко проваленными в глазницах глазами и почти бескровными узкими губами. Но прятаться от Дойла ему не было нужды.

– За юг милорд может быть спокоен, – сказал он. – Лорды искренне верят во власть его величества и будут сражаться за него в случае опасности.

– Зато север кипит недовольством, – произнес Дойл. – Король пока об этом не знает, но там возник слух о его незаконнорожденности. Бастард не может носить корону, а значит, ее надо передать более достойному претенденту.

– И этот претендент, полагаю, отнюдь не наш милорд, – оскалился Рик. У него была собственная, только ему одному присущая манера обращаться к Дойлу словно бы отстраненно, как к третьему лицу.

– Разумеется. Я ведь вовсе и не королевский сын, а отродье дьявола, как тебе известно.

– Кто бы мог сомневаться. И кого же лорды считают достойным носить корону?

– Мальчишку Риверса, – ответил Дойл. – И дело, как ты понимаешь, не в его весьма сомнительных правах – наше родство слишком дальнее, – а в том, что он вырос на севере и полностью доверяет своему дяде Гаю.

– Грубовато, – заметил Рик. – Но действенно. Северянин на троне – эта идея воспламенит даже самых праздных и погрязших в лени и распутстве.

Дойл побарабанил пальцами по колену и сказал:

– Они меня мало волнуют. Я повешу парочку самых громкоголосых, сниму голову с дяди Гая и заберу Риверса во дворец, если не будет дергаться и мешаться.

– В таком случае, что заставляет милорда хмурить чело? – мягко спросил Рик.

– Ведьмы.

– Ведьмы? – уточнил он. – Разве наши законы недостаточно точно определяют меру наказания за колдовство? И разве закончился хворост в стенийских лесах, что нам не из чего сложить костры?

Дойл продолжил выстукивать ритм походного марша, а потом резко отдернул руку и сжал ее в кулак.

– Эйрих помиловал за последний год трех ведьм, хотя их владение магией было доказано. Ты знаешь… – он не договорил, но Рикон, конечно, понял его. Они оба знали, что Эйрих не признавал ударов на опережение и карал только тех, кто совершал преступления. – Так что эта гидра подняла головы и начинает громко шипеть.

– В чем беда? Нужно просто срубить головы..

– Рубя мелкие головы, нельзя пропустить главную, ядовитую, – ответил Дойл и рассказал о том, что узнал от Шила, но подозрения о леди Харроу оставил при себе. Будет лучше, если Рик приступит к своему расследованию без предубеждений и составит мнение самостоятельно.

– Я буду беречь короля, – сказал Рик вместо того, чтобы как-то комментировать услышанное. – Хотя милорду известно мое скромное мнение.

– И, кажется, милорд запретил тебе его высказывать, – оборвал его Дойл. Он не желал ничего слушать о том, что мог бы превзойти брата на ниве управления страной. – И учти, за жизнь короля отвечаешь лично. Если с ним что-то случится, я сочту, что ты ослушался моих приказов и пошел на измену.

Рик недовольно блеснул глазами, но опустил голову и сказал:

– Я верен милорду и никогда не нарушу его приказов.

На этом они и расстались, и уже на следующее утро Дойл во главе постоянно готового к выступлению в поход личного войска Эйриха покинул замок и направился на север. Впереди него мчались гонцы к наиболее надежным милордам, полностью верным короне, с приказом присоединяться к королевской армии. Из замка выезжало не более пятисот всадников, а к первому горному перевалу подобралось уже более трех тысяч.

Хотя Дойл хорошо справлялся с замковыми интригами и пресечением преступности в столице, значительно больше ему нравилась походная воинская жизнь. Сидя верхом, он мало чем отличался от здоровых людей с обеими рабочими руками и одинаковой длины ногами. Он был одним из лучших конных воинов страны, что не раз доказывал как на турнирах, так и в боях. К тому же, простым солдатам было не слишком важно его уродство – они любили его за здоровую осторожность, сочетавшуюся с решимостью, и с радостью следовали за ним в атаку. Вечерами же, на привалах, Дойл не без удовольствия покидал шатер главнокомандующего, закончив отдавать указания командующим, и присоединялся к людям возле одного из костров.

Горный перевал преодолели легко – лето было в самом разгаре, и ледники подтаяли, открывая удобные проходы к богатому и своевольному краю. Север был лакомым куском, его широкие плодородные поля, густые леса и полноводные реки гарантировали бы стабильность и защищали бы от голода все прочие земли, если бы только лорды полностью покорились королю. Но они слишком ценили свою независимость. Дойл мог бы их понять, как владелец земель, но как брат короля он желал только одного – их полной покорности. Покой на севере значил благополучие всей страны.

О приближении войск Дойла северные лорды, разумеется, уже знали – разведка сообщила, что они стягивают силы к левому берегу реки Гант. В случае неудачи северяне смогли бы легко отступить на правый берег, обрушив за собой мосты и переправы.

Дойл выслушал это донесение совершенно спокойно, хотя внутри клокотал от злобы. Бой на побережье был для него худшим вариантом: переправиться на другой берег без мостов будет непросто, значит, противник получит лишнее время для маневров.

– Милорд, – произнес Эск, один из лордов, допущенных на совет в шатре Дойла, самый старый и, пожалуй, самый толковый из них, – мы значительно превосходим их по силам. Если будем быстрыми, они не успеют отступить.

Дойл досадливо мотнул головой. Северяне на выносливых низкорослых лошадях местной породы едва ли позволят раздавить себя в коротком бою. Как только они поймут, что авангард не справляется с королевскими войсками, как тут же отступят за реку.

Дойл замер – ему показалось, что он почти поймал за хвост какую-то важную мысль.

– Если авангард не справится с нашими силами, основная армия сразу же отойдет за реку, – повторил он вслух и улыбнулся: – Лорды, совещание окончено. Готовьтесь к победе и поднимите людей за час до рассвета.

– Но милорд… – хотел было возразить Эск, однако Дойл остановил его коротким:

– Выполнять.

По одному лорды удалились, а Дойл велел позвать к себе шпионов. К сожалению, самые надежные из них – безотказные и верные тени – остались в замке, они редко участвовали в боях. Но и обычный отряд был, хвала Всевышнему, неплох и не успел еще растерять все навыки за пять лет, прошедших с окончания войны.

Хмурый худощавый Рейн пришел по первому зову.

– Я уже все доложил вам, милорд, – сказал он резко. – Мне и моим людям нужно отдохнуть, если завтра вы хотите от нас точных сведений о расстановке сил противника.

– Рейн, – поднял руку Дойл, прерывая его, – довольно. Лучше посмотрите-ка сюда.

Он ткнул пальцем в разложенную на столе карту, где разноцветными деревянными брусочками были помечены свои и вражеские войска.

Рейн склонился к карте, а Дойл медленно провел пальцем до реки и указал на два основных моста.

– Я уже докладывал вам, милорд, – повторил Рейн, – что мятежники как следует подготовили пути отступления.

– Именно, Рейн, – согласился Дойл, – а вам и вашим людям я поручаю подпортить эти пути. Оба моста деревянные, хотя и достаточно крепкие.

Рейн медленно поднял голову и посмотрел на Дойла с выражением, близким к ужасу, на лице.

– Милорд, – сказал он не то с восторгом, не то с осуждением в голосе, – рыцари так не поступают.

– Рыцари, Рейн, верно служат своему королю, которому приносили присягу. Выходя на честный бой против них, я всегда останусь честен. Грязные изменщики лишились права называться благородными рыцарями, когда подняли оружие против короля и провозгласили своим сюзереном Риверса.

– Милорд, ваше приказание понятно. За ночь я и мои люди все устроим.

Дойл посоветовал:

– И заготовьте хорошие топоры, как у палачей.

– Бунтовщики и не заслуживают смерти от благородных мечей, – с поклоном согласился Рейн и удалился.

Дойл крикнул мальчишку Джила, чтобы тот помог ему раздеться, и заснул тем спокойным сном, каким спят люди, принявшие решение и не сомневающиеся в его верности, а через четыре часа проснулся самостоятельно, чувствуя бодрость во всем теле. Рейн уже ждал его возле шатра с донесением, что приказ выполнен точно, и что противник ничего не заподозрил.

– Стук вас не выдал? – уточнил Дойл.

Рейн поклонился и заметил:

– Мы умеем работать, милорд. Гант – река широкая, сложно услышать, что творится на другом ее берегу.

Все было готово к бою. Джил помог Дойлу облачиться в доспехи и сесть на коня. С рассветом армия была полностью построена к битве, которая, по расчетам Дойла, должна была быть очень короткой.