Читать книгу DELETED - Катерина Кюне - Страница 8

Когда пришло время ехать в контору, где сотрудникам мерещилось чьё-то присутствие в переговорках, у Игоря образовалась срочная работа. Я отбрыкивалась как могла, но «ведь уже обещано», «люди ждут», «мы сами согласились», «и они очень милые ребята». Не могла же я сказать Игорю, что мне попросту страшно ехать туда одной, без него.

Они снимали мансардное помещение в старом доме в Черёмушках. Ещё когда я звонила в домофон, сердце бешено забилось, и меня охватило такое нервное волнение, что, представляясь, я с трудом сдержала дрожь в голосе.

Раньше любая встреча с малознакомыми людьми была такой: я нервничала, и меня захлёстывал глупый беспричинный страх, который я не могла контролировать. Но потом я изобрела один приём, который меня спасал. Скажем, когда я работала в книжном, то с покупателями общалась не я настоящая, а выдуманный консультант книжного зала. У него неплохо получалось, ведь он кое-что знал о книгах, а я пряталась за его спиной и наблюдала. Если он прокалывался, неудачно шутил или сообщал посетителю недостоверную информацию – я тут была совершенно ни при чём. Мне нечего было бояться.

Со временем я стала использовать этот прием, когда мне нужно было встретиться с кем-то вне работы. Я снова становилась выдуманным консультантом, просто консультантом, который закончил трудовой день и вышел из книжного. Это здорово помогало, и постепенно мне уже не надо было специально вживаться в роль – нужный человек, которого я предъявляла миру, обнаруживался быстро и сам собой.

Но иногда происходили сбои. И в тот день было именно так. В мансарду шла настоящая я, моя самая неуверенная, жалкая версия. И я никак не могла внушить себе, что я настоящий путешественник в Бардо, бардонавт, человек редкой профессии, требующей особого дара.

Я твердила себе это, поднимаясь в лифте. Когда я звонила в дверь, мне казалось, что я наконец нашла своего внутреннего бардонавта. Я готовилась официально улыбнуться тому, кто мне откроет, и в своем воображении уже проиграла эту сцену с десяток раз. Но мне крикнули: «Открыто!», и от неожиданности я опять стала самой собой.

Дальше – хуже. В большой просторной студии с высоченными, словно в музее, потолками меня ждали аж три незнакомых человека. Директор – похожий на карандаш, который одели в свитер и джинсы, – предложил и сам принёс мне кофе в лазурной керамической чашке. И пока он возился на встроенной кухне, я разглядела, что правее кофемашины на полке стоит початая бутылка виски, и, кажется, полная – водки.

Алкоголь – это ещё один способ унять волнение и вернуть себе речь. И я проигрывала в воображении сцену, в которой мой более языкастый двойник непринужденно произносит: «Простите, а у вас не найдётся чего-нибудь покрепче кофе? Я обычно днём не пью. Но сегодня что-то слишком разнервничалась…»

(Это же так просто! Думаешь, они завопят: «Убирайся, грязная алкоголичка!»? Напомнят, что тебе ещё рожать, и что «женщины так легко спиваются»? Или чего ты боишься?)

Но вслух я так ничего и не сказала. Я распутала свои переплетённые ноги и попыталась расслабиться в неудобном кресле. Тут всё было довольно неформально: например, вокруг стеклянного кофейного столика хороводом стояло несколько разноцветных бинбэгов. Мне достался жёлтый. А ровно напротив меня, в красном, сидела немолодая и ужасно худая женщина с сухими, всклокоченными, облезло-чёрными волосами, которые делали её похожей на ведьму – немного потрёпанную, но всё-таки вырвавшуюся из пыточных подвалов инквизиции. Казалось, что худоба сделала её личность, её ментальную энергию более концентрированной, и вся она сосредоточилась в глазах, потому что в затвердевшем теле всякое течение стало невозможным.

Кофе на столике передо мной вкусно пах. И к тому же пить его – это какое-никакое занятие, в которое можно было погрузиться. Я потянулась за чашкой – рука ходила ходуном. Женщина, которая, как мне казалось, исподтишка наблюдала за мной, наверняка это заметила. Я чувствовала какую-то «добавочную тяжесть» и решила, что это вес её взгляда.

Кофе все ещё был слишком горячим. Я сделала маленький цедящий глоток, и во рту разлилась неприятная кислость.

Третий человек – маленький, кругловатый мужчина с усами и бородкой, умудрившийся почти по уши вдавиться в своё кресло – понравился мне больше других. Наверное, потому что он не смотрел на меня, выглядел тихим и как будто тоже смущённым.

– За последнее время мне пришло несколько сообщений в социальных сетях, – произнёс директор. – Какая-то белиберда. По-моему, просто набор слов. И всё-таки в них есть что-то общее… Я не эксперт, но на мой взгляд они все стилистически тождественны.

– У нас таких сообщений целая коллекция, – добавила женщина. – Они приходят всем нашим ребятам.

– Мы решили, это может быть важно. Так что мы их для вас подготовили. Полагаю они могут помочь? – директор посмотрел мне прямо в лицо. У него были добрые глаза и мягкий успокаивающий взгляд. Впервые за этот визит моё лихорадочное состояние отступило, рваные всплески мыслей удлинились и замедлились, и я подумала, что он, похоже, хороший мужик и что, пожалуй, он мне нравится.

– А от кого они?

– Они приходят с аккаунтов, которые тут же удаляются.

Директор достал папку с полочки под столешницей кофейного столика.

– Вот тут они все, – он протянул её мне.

Я взяла, машинально открыла и стала разглядывать коричневатые, из экологичной бумаги, прямоугольники с островками букв. Они действительно их подготовили: приятный для глаз шрифт, большие интервалы между сообщениями, возле каждого дата и время получения. Листы пробиты дыроколом и аккуратно подшиты в папку.

Я уже собиралась спрятать папку в рюкзак, когда уловила на себе взгляды и поняла, что директор и женщина – в самом начале она представилась, но от волнения я тут же забыла её имя, – похоже, ждут моего вердикта. Я снова уткнулась в листы и попыталась вчитаться, но из-за этих двух ожидающих взглядов никак не могла сосредоточиться, слова проскальзывали мимо моего сознания.

– Ну и как вам? – нетерпеливо спросил директор, словно это были стихи его сочинения.

– Не знаю.

И тут я вдруг разозлилась – на саму себя, на них, на абсурдность происходящего. Зачем я сижу тут, нервничаю, трачу время? Кофе – и тот невкусный. И что за ерундой они предлагают мне заниматься? Читать гору сообщений от чат-ботов? Я открыла рот и как бы против воли, не давая себе времени думать и сомневаться, стала выталкивать из себя слова.

– Вам не приходило в голову, что это просто боты? – услышала я свой голос и восхитилась твёрдостью интонации. – Мне кажется, всем иногда приходят такие сообщения.

– Да, но… – начал было директор.

– И как это связано с чьим-то незримым присутствием?

– Может и никак. Это просто версия. Мы надеялись, что как раз вы во всём разберётесь и скажете нам, есть связь или нет.

Тут из глубин зелёного кресла заговорил бородатый:

– Да с чем тут разбираться? Нас взломал сумасшедший, это ясно! И это его записки. Я читал такое, ну или вроде того. Думаю, он с нами играет. По-своему развлекается, да? Видимо, он очень умный. Ведь они бывают очень умные. Вспомните хоть тех же аутистов, да? Именно поэтому не обнаружили взлом.

Он говорил медленно и с необычными интонациями, как будто русский не был его родным языком. Да и выглядел он довольно экзотично. Очень густые, чёрные, словно подкрашенные ресницы, пухлые влажные губы движутся среди зарослей усов и бороды. Длинные, смолистые, собранные в хвостик волосы, словно он всё ещё надеется стать рок-музыкантом.

– И чего он хочет? – нехотя спросил директор. Видно, ему не нравилась версия с сумасшедшим.

– А чего обычно хотят сумасшедшие? Внимания? Или вроде того, да? – он обвёл нас глазами, но, похоже, не увидел понимания на лицах и терпеливо продолжил:

– Например, я вырос в маленьком городе, – я сразу представила себе старинный городок где-нибудь на юге: узкие улицы, желтовато-песочные стены, нагромождение лестниц. – У нас был городской сумасшедший. Который бегает по улицам и выкрикивает, да? Такой. Смотришь на него – он оборванный, с гнилыми зубами. Где он живёт, почему ему позволяют вот так бродить по городу? И он запросто мог привязаться к кому угодно. И к нам, пацанам, лез особенно часто. И тогда главное – не смотреть. Он говорит, что-то такое странное – типа к вам обращается. Не замечаете. Да, просто идёте дальше. А иначе разыграется. И тогда уже он опасен.

Я стала думать о сумасшедшем. Мне почему-то представился человек в сером запятнанном рабочем комбинезоне, надетом поверх рубашки, застёгнутой не на те пуговицы. Он отправляет сообщение, удаляет аккаунт и каждый раз после этого впадает в какое-то нервическое веселье: смеётся, волчком крутится по комнате, бесцельно открывает и закрывает шкафы, залезает на стулья, словно собрался читать стихи, спрыгивает обратно, внезапно что-то громко выкрикивает…

Нечто подобное бывало и со мной. Особенно когда речь шла о взаимодействии с другими людьми. Я отправляла сообщение, скажем, с предложением встретиться и после этого впадала в такое странное возбуждённое состояние, что не могла усидеть на месте, начинала метаться по комнате… Чтобы хоть как-то успокоиться, мыла руки, переставляла предметы. В голове у меня перекрикивались голоса, то ругая, то успокаивая друг друга, иногда какая-нибудь их реплика бесконтрольно вырывалась наружу. Например, я неожиданно, с грубым напором произносила: «Стася, заткнись уже!» или «Неправда, я не хочу этого!» – и тут же испугавшись, что кто-то мог это услышать, я начинала громко петь первую подвернувшуюся песню, чтобы моя реплика слилась с песенным текстом, потонула в нём, и мои воображаемые слушатели ничего бы не заметили…

– Тогда зачем он удаляет за собой аккаунты? – спросила я. – Если он привлекает к себе внимание, то он должен ждать ответа и упиваться замешательством собеседника, разве нет?

– Предположим, ему не нужны ответы, – бородач метнул в меня короткий взгляд. – Если у него очень серьёзные проблемы с коммуникацией. Он не может полноценно общаться. Для него это может быть страшно, да? Противоестественно или вроде того. Может, ему просто не нужен диалог.

Мне почему-то показалось, что бородач говорит про себя. Не в том смысле, что он и есть этот сумасшедший. А в том, что он из личного опыта знает, что такое проблемы с общением.

Я отхлебнула кофе – он уже был едва тёплым, и взяла из корзинки крекер. Он вкусно захрустел и разломился на две большие части, – их я успела поймать, – и на целый каскад мелких крошек, которые тут же осыпались на мои ботинки и на паркет. И пока крупинки соли приятно таяли на языке, я обречённо осмотрела пол вокруг женщины – она съела уже три, а то и четыре крекера. Конечно же, пол у её ног был чистым.

– Интересно… – задумчиво произнёс директор. – Вы можете представить такого человека? Который делает что-то просто так, без цели, без выгоды… Я нет.

Мне несложно было представить и понять такого человека: достаточно просто сгустить саму себя. Может быть, отмотать немного назад, в худшие времена, и не сопротивляться своим желаниям, точнее нежеланиям: нежеланию выходить на улицу, разговаривать с людьми. Не пытаться подавить свой страх. Правда, умная сумасшедшая из меня всё равно бы не получилась…

Вслух я сказала другое:

– Почему без цели? Может послания – это его способ коммуникации, а коммуникация – и есть его цель. Он может находиться среди людей, может делиться своими записями – для него это уже общение. Ему не нужны ответы… Или он хотел бы, но для него это – уже слишком.

– Я понял… Нас взломал инопланетянин! – насмешливо воскликнул директор. Женщина улыбнулась, и её лицо исказили расползшиеся во все стороны глубокие сухие морщины.

Бородатый человек метнул короткий дикий взгляд, но почему-то ни в директора, а в меня.

А я просто сидела, разглядывая всех троих, и размышляла о том, можно ли считать «инопланетянина» ругательством.

Я давно заметила, что шкала оценки любого существа строится по степени его «человекости». Чем достовернее человек, чем ближе к «человеку идеальному» – тем выше оценка. «Настоящий человек», «Человек с большой буквы», «человечный», «вот это человечище!». Дальше следуют «неполные» люди: «он как будто не совсем человек», «ты вообще человек?», «в тебе есть хоть что-то человеческое?», «как можно быть таким бесчеловечным?». А дальше совсем уж неполноценные существа: животные, растения, роботы, монстры и чудовища. Инопланетяне. «Шут с ними, с роботами и монстрами, – думала я. Но как можно так пренебрежительно относиться к растениям? Они намного древнее нас, без них мы бы вообще не появились на планете и не выжили бы сегодня, несмотря на все наши «достижения»!

С инопланетянами ещё страннее. Мы же их всё время ищем. Но интересно, хотят ли люди найти настоящих инопланетян? И если хотят, то зачем? Чтобы ещё кого-нибудь попрезирать? Мы же всё, что не похоже на человека, считаем второсортным… А если инопланетяне как следует надают людям по зубам, то станут считаться монстрами, которых не любят, но боятся? Или богами – сверх-людьми, слишком-людьми, – которых боятся и любят одновременно?

…Сразу после нашего разговора у хозяев мансарды началось пятничное собрание. Регулярное планирование рабочих задач на следующую неделю. И я скучала в их переговорке, сначала размышляя об инопланетянах, а потом слушая про какие-то неведомые мне спринты, стори-пойнты и рефакторинги. От безделия я даже нарисовала этот самый рефакторинг, который, судя по частоте упоминаний, довольно навязчивый зверь.

Ничего, абсолютно ничего необычного я не почувствовала. Не уловила никакого таинственного присутствия. Как в общем-то и ожидала с самого начала. Мельком ещё раз заглянула в переданную директором папку: «…иногда хаос осыпается на клавиши и тогда неживое начинает говорить…» Действительно какая-то белиберда.

«И сумасшедшего тоже нет», – думала я по дороге домой. Есть странный чат-бот, который умеет сочинять и рассылать «эзотерические» сообщения. А дальше они стали друг друга пугать, накручивать и в результате начали кого-то чувствовать. Если сверлить тишину внимательным слухом, в ней действительно можно проделать дырки, из которых польются звуки.