Читать книгу Дурила - Катерина Раюшкина - Страница 4

Целый день Татьяна украдкой вела на кухне переговоры. Дверь была плотно затворена. Под скворчание масла шипела и сама Татьяна.

Сашка подслушивал. В горле стоял ком. Как бы мать не почуяла предательства. Но она ничего не подозревала. Ее дрожащий голос набирал силу, и Сашка отчетливо услышал:

– Как он тебе?

Динамик на китайском смартфоне был хороший. На другом конце мужчина говорил громко и разборчиво, но иногда в растерянности переходил на шепот.

– Зуб даю, не прогадаете. У него очень сильная энергетика.

– Сколько возьмешь за него? – по-деловому спросила Татьяна.

– Милл…

– Чего?! Слишком круто берешь!

– Никогда тебя не подводил. Тем более не забывайте, что я – сообщник прест… Если вас повяжут, мне несдобровать.

– Мне кажется, Афоня, он не стоит таких денег.

– Стоит, стоит! Приглядись получше.

– Не вижу в нем ничего особенного. Красная цена – сто тысяч!

– У него хорошая интуиция.

– Пф-ф-ф! Ну и что?! Ты же знаешь, меня сложно провести. Мы всегда хорошо платим, когда оно того стоит.

– Сто пятьдесят!

– Сто! Только за то, что у этого парня отменное здоровье.

– Ладно, уговорила.

– Подожди секунду… – мать резко открыла дверь.

От неожиданности Сашка вздрогнул. Мать обожгла его взглядом. Сашка почувствовал себя маленьким и беззащитным и понуро поплелся на чердак. Мать вернулась к разговору.

Сашка уже имел представление о человеке, которого должны были привезти. Это был юноша лет двадцати. На голове топорщилась копна черных волос. Такого же цвета были глаза. Нос не по-мужски изящный, а губы полные и чувственные. Романтик и идеалист. Таких Сашка уже встречал. И ничего в них не находил. Однако они были очень честолюбивы и считали, что постигли тонкие миры. И, подобно демиургам, научились вмешиваться в промысел Божий. Как же они были глупы и далеки от истины! Мелкая рыбешка, неспособная накормить даже одного человека. Приношение их богам и предкам, как правило, не даровало ничего особенного. Немного удачи, но разве это стоило такой мороки?

Глубокой ночью, после того как старики приняли снотворные и успокоительные, Лопатиху одолел крепкий безмятежный сон, к дому Благовых почти бесшумно прикатила «тойота». Возле калитки гостей встречала Татьяна. С чердака Сашка видел лишь силуэты, но этого было достаточно. Он знал, кто и зачем приехал.

Из иномарки, озираясь, вылез Афоня. Таких, как он, называют боровами. Несмотря на крепкое телосложение, он обладал кротким застенчивым нравом. Татьяна махнула ему рукой, мол, все в порядке – не беспокойся. И он широкими шагами поспешил миновать калитку. Татьяна прохладно его поприветствовала. Афоня нервно теребил дужки очков.

– Доброй ночи, – гость робко прервал молчание.

Татьяна отворила дверь, и он просеменил внутрь дома. На кухне ждал Витя, вальяжно прихлебывая из большой кружки сладкий кофе. Афоня поприветствовал его кивком. Виктор, как глава семейства, жестом пригласил присесть. Немая сцена продолжалась минуту: Афоня хватался за дужки очков, Виктор смотрел в кружку.

– Давайте решим и разойдемся, – не выдержала Татьяна.

– Я привез его. Спит как младенец. Транквилизатор мощный. Просопит еще как минимум сутки.

– Вот сто тысяч, – Татьяна небрежно бросила на стол пачку денег, обернутых в хрустящую газету. Афоня потянулся к награде, но его прервал Виктор:

– Что с этим парнем? Ты все уладил?

– Ни одни правоохранительные органы не найдут его.

– Знаю, тебе можно доверять.

– Я вот все думаю, с чего к тебе липнут всякие ученики. Вроде ничего особенного в тебе нет, – по-дружески улыбнулась Татьяна.

– Я много всего изучал. Кое-что все-таки умею. Могу создавать выгодные для себя обстоятельства.

– Пусть так. Конечно, до нашего уровня тебе далеко. Этот парень не стоит и ста тысяч. Но мы тебе доверяем.

Афоня беспомощно хлопал глазами:

– Спасибо!

– Никогда не пытайся юлить, я очень хорошо считываю любую ложь. Вся мощь, которая была у моих предков, только крепнет.

– Давайте завершим дело, и я спокойно поеду.

– Он на заднем сиденье, как обычно?

Афоня кивнул и на этот раз беспрепятственно вцепился в пачку денег. Супруги направились к машине. Сашка все это время не отходил от окна. Когда увидел знакомые силуэты, взбодрился, забыв о накатывавшей сонливости. Афоня действовал суетно, отчего все получалось медленно.

Пассажирская дверь открылась лишь с четвертого раза, и все трое облепили ее. Но, как показалось Сашке, очень долго ничего не происходило. Заговорщики нервно топтались на месте. Потом отец в одиночку вытащил огромный сверток и с трудом понес в дом. Мать попрощалась с Афоней, и тот скрылся в густой деревенской ночи.

Сашке было очень интересно увидеть незнакомца. Ему нравилось проверять все, что он видел и чувствовал. Он почти не сомневался в том образе, который открылся ему накануне.

На следующий день все в доме искрилось от радостного возбуждения, какое бывает в предвкушении праздника.

– Какой он из себя? – любопытствовала Настя.

– Так себе, – ответила мать.

– Для нашего дурилы сойдет. У него сегодня особенный день.

– Лучше бы я, – насупился Сережа.

– Прекратите трепаться! Вечером будем готовиться. Сережа, ты будешь расставлять алтарные статуэтки, – наказала мать, и мрачность парня тут же развеялась.

Сашка выжидал момент, когда семья пойдет в огород помогать отцу. Сегодня его никто не будил и не тыкал грязным ведром. Он почувствовал себя обычным беззаботным подростком.

Когда хлопнула дверь, Сашка сразу же спустился в погреб. Там было темно и сыро. Пробираясь с фонарем к дальней стенке, Сашка волновался. Тело облепили мурашки. В голове не пронеслось ни одной мысли. Все было будто в первый раз.

Пленник посапывал на матраце лицом к стенке. Спина его была узкой, почти детской. Волосы черны. Сашка развернул спящего к себе. Беспомощное тело ничему не сопротивлялось – ни прикосновению, ни свету фонаря. Парень выглядел так, как Сашка его и представлял.

Вдруг веки незнакомца дрогнули и тяжело поднялись. Как две дыры, стали затягивать на глубину черные глаза. Сашка в растерянности сделал шаг назад. Губы пленника шевельнулись в попытке что-то произнести. От бессилия он лишь выдохнул и снова закрыл глаза. Сашка еще несколько минут наблюдал за парнем. Но тот, к счастью, не подавал никаких признаков осознанности.

Ужина этим вечером не полагалось. Время неумолимо приближалось к полуночи. На небе желтела лунная дуга. Настя и Сережа были мрачными. Мать и отец, наоборот, порхали. Перед обрядами они всегда были легкими и приятными. И даже Сашка не избегал их общества.

– Сынок, – обратился отец, – у тебя сегодня особый день. Ты чувствуешь ответственность?

– Конечно.

– Я всегда знал, что для семьи ты на все способен.

Сашке стало неловко от этих слов, которые давили, как тапок таракана. Но виду Сашка не показал.

– Конечно, – повторил он.

Отец с любовью потрепал его по голове. Сашка стойко это выдержал. А как хотелось его оттолкнуть!

В погребе Настя и Сережа подготовили все к ритуалу. На полу в определенном порядке расположились деревянные фигурки божеств. Пленник был раздет догола.

Время в ту ночь для Сашки тянулось крайне медленно. Он думал лишь о том, что побыстрее бы все закончилось. Но ритуал не только не завершался, он еще даже не успел начаться.

Благовы облачились в ритуальную одежду – сарафаны и рубахи – те самые, что носили их предки много веков назад. Сашка не мог терпеть этот запах, который как можно быстрее хотелось смыть с себя.

– Род наш Всевышний, – шептали Благовы. – Мать-прародительница Прасковья, славим тебя, явись к нам и управляй нами. Все, что у нас есть, все ради тебя, во славу тебе. Прими нашу жертву и даруй нам жизнь.

В полутемном помещении замелькали тени. Сашкина рука с ножом задрожала. Было настолько страшно, что несколько раз он зажмурился. Мать уже что-то лепетала на языке, которого Сашка не знал. Все остальные пребывали в экстазе, их глаза горели одновременно безумно и умиротворенно. Тела были расслабленными и совершенно не слушались их.

– Мы готовы принять жертву, – сообщила не своим голосом Татьяна.

Сашка сжал рукоятку ножа. Семья воодушевленно на него смотрела. Какая ответственность! Так трудно справиться с волнением! Как только Сашка занес нож над пленником, у того неожиданно, как утром, вспорхнули ресницы. Сашка застыл в растерянности. Во взгляде парня не было ни страха, ни боли, он словно смотрел в вечность, и она отвечала ему взаимностью.

– Давай! Давай! Давай! – скандировала семья.

Тут у Сашки окончательно подкосились ноги. Нож звонко брякнулся. А вслед за ним рухнул и Сашка. Последнее, что он услышал, как отец презрительно сцедил:

– Дурила!

Сашка очнулся утром, когда солнце уже палило в чердак. Настроение было паршивое. Не хотелось показываться родственничкам на глаза. Он прислушивался к звукам и разговорам. Внизу гремели посудой, что-то неразборчиво говорила мать. Умереть на чердаке от голода – так себе перспектива, и Сашка решился спуститься.

– Как самочувствие? – через губу спросила мать.

– Нормально. Где папа?

– В магазин поехал.

Сашка налил себе чаю. Мать напряженно молчала. Тут со смехом некстати ввалились Настя и Сережа. Увидев брата, они посмурнели.

– Тютя, – фыркнула Настя.

– Как обычно, все за тебя делаем, – подхватил Сережа.

– Простите, что так получилось, – набрался сил Сашка.

– Ты понимаешь, что ты бесполезен?

– Знаю, – буркнул Сашка.

Мать не вступала в перепалку между детьми. На этот раз Сашка мог надеяться только на себя. Брат и сестра вцепились в него, как дворовые псы.

– Как все прошло? – спросил Сашка.

– Как по маслу, – съязвила Настя. – Всю грязную работу сделали мы. А ты только наслаждаешься нашими трудами. Скотина! Тварь!

Настя бросилась на него. Сашка выронил кружку. На него обрушились глухие удары. Но защищаться он не стал. Пусть дубасит, стерва.

– Гнида! Ненавижу тебя! – орала Настя.

И тут Сашка не выдержал:

– Я вас тоже не люблю! Вы губите людей! Ради чего?! Не нужны мне ваши сверхталанты!

Мать всплеснула руками. Молчаливый Сашка вдруг заговорил. Да еще как! Засранец! И она влепила ему пощечину. На брата накинулся и Сережа.

– Чтобы вы все сгорели в аду! Как ваша Прасковья! – вырвался Сашка и припустил из дома.

Сашка захлебывался от соленых слез. Что же такое творится в этом мире? Он ничем не заслужил такой ненависти. Его семья была слепа и жила преданиями, и Сашка хотел открыть им глаза на их бесчеловечные поступки. Он мечтал вести обычную жизнь: ходить в институт, встречаться с друзьями, любить. Но у него никого не было – ни одной родственной души. Разве что дядя Степа. Но и он далек от Сашки.

Беглец задыхался от отчаяния. Все ему было ненавистно в этой Лопатихе. Она, как край земли, не отпускала и убивала мечты. Парень бессмысленно брел по проселочной дороге, пока его не остановил детский гвалт. Дети Староверовых носились по участку, обливая друг друга водой. И постороннего не замечали.

Сашка с завистью наблюдал за игрой. У него не было такого беззаботного детства. Все, что он помнил, это как играл в игрушки один. Отец и мать занимались своими делами, а брат и сестра не принимали в свои забавы. Сашка настолько засмотрелся, что не увидел, как подошла их мать Анна.

– Привет! – сказала она.

– Здравствуй… – перепугался Сашка.

На Анне был простенький халат с длинными рукавами. Несколько пуговиц на груди было небрежно расстегнуто. Волосы хаотично спадали на плечи. Под глазами висели тяжелые мешки. Лицо казалось опухшим. Женщина производила мрачное отталкивающее впечатление.

– Тоже хочешь поиграть? – улыбнулась она.

– Я так… Мимо проходил, – оправдывался Сашка.

– Все мы играем не в те игры, которые хотим. Ты не находишь?

– Может быть…

– Вот я, например, играю сейчас в ту игру, которую навязали мне родители. Не за того я вышла, не от того хотела детей. Будь эта Лопатиха проклята!

– Знаете, я вас очень хорошо понимаю.

– Чувствую, ты особенный мальчик. Ты сможешь мне помочь.

– Как? – удивился Сашка.

– Отправишь письмо?

– Хорошо, – даже не задумался Сашка. – Давайте.

– Я еще не написала. Приходи завтра в это же время. Я вижу, ты тоже хочешь сбежать отсюда. Загнобили они тебя, – неодобрительно мотала головой Анна, и ее лицо еще больше исказилось в безумной гримасе. – Ты же не такой, как они!

Сашка хотел согласиться, но испугался. Он чувствовал боль молодой, преждевременно состарившейся женщины. Из нее прорывалась мощь. Удивительно, как этого не заметила Татьяна.

– Я тоже не такая, как мой муженек. Терпеть его не могу! Разве я виновата в чем-то?! Раньше жила как хотела. В конце концов, это моя жизнь. Меня родители упекли сюда, в деревню. Выдали за этого толстого козла. Все без моего ведома. Представляешь?! Он меня в наручниках первое время держал, – Анна показала запястья со шрамами. – А сейчас деваться некуда. Детей ненавижу!

На Сашкином лице застыл вопрос, но озвучить его парень постеснялся. Анна будто прочитала его мысли.

– Не смотри на меня так! Никто не вправе меня судить.

– Я не собирался…

Анна кипела от злости. В одно мгновение она еще больше одряхлела. Ее губы плотно сомкнулись, и голос, замурованный в теле, с трудом пробивался наружу.

– Их Бог послал против моей воли. Да что же это такое получается?! Я не имею право на выбор? Знаешь, что я поняла? У одних судьба есть, а у других ее нет. Не живут, а существуют. Вот и я сорняк. Зато мой братик хорошо живет. Все у него есть. Не то что у меня. Разве не должны родители все поровну делить между детьми?

Сашка слушал внимательно и не понимал, почему Анна ненавидит своих детей. Бледная и худая, она напоминала тень, которая приходила накануне ритуалов.

В голове всплывали картинки. Сашка видел, как Анна ловит кайф в каком-то подозрительном домишке. Рядом с ней молодой человек, очень худой и почти беззубый, но он смотрит на нее с такой любовью, что преображается. И Анна отвечает ему тем же. Сашка понял, кому она хочет отправить письмо. А потом он увидел еще образ, который не мог осмыслить. Черное облако дыма поглощало Анну. Но она не сопротивлялась, делала шаг навстречу.

– Сейчас вернется мой ненаглядный, – с презрением оповестила Анна. – Давай уходи. Но не забудь! Завтра в это же время на этом же месте. Ты меня понял?

– Понял.

Сашка чувствовал на своей спине сверлящий Аннин взгляд. Но парню было приятно от этого чувства, будто его провожал близкий друг. Домой он вернулся в хорошем настроении. Осуждающих взглядов Сашка не замечал.

– Точно дебил! – взбеленилась Настя. – Чего лыбишься?

Так день и прошел в нападках. Только на этот раз заснул Сашка быстро и крепко. Он снова увидел себя возле дома Анны. Дети ползали по траве. Было очень пасмурно. Сашка почему-то смотрел на свои руки. Они, как известняк, были сухими и пористыми. Пока парень рассматривал их, подкралась совершенно голая Анна. Она двигалась в каком-то безумном ритуальном танце. Ее обвисшие груди порхали, как бабочки.

– Ты поможешь? Поможешь? – верещала обезумевшая старуха.

Сашка впал в ступор. Он не знал, что ответить, и продолжал разглядывать ладони, испускавшие мягкий желтый свет. Когда Сашка поднял глаза, Анна раскрылась, как матрешка. Из женщины стали выпрыгивать ее маленькие точные копии.

– Это мы управляем ею! – загоготали подобия. – Мы давно здесь!

Анна же стояла как вкопанная и грустно хлопала глазами. Сашка протянул ей руку. Но маленькие бесы принялись пакостить. Путались под ногами, пытались запрыгнуть на плечи, дергали за волосы. Сашка скулил от боли, но не сдавался.

Там, во сне, ему во что бы то ни стало хотелось помочь Анне. Как – парень не знал. Но Анна тоже тянулась к нему. Один бес, как клещ, заполз на Сашкины худые плечи и вцепился в глаза. Другие пискляво смеялись. Теряя равновесие, Сашка пытался скинуть вредителя. Тот куражился под веселый гвалт своих сородичей и крепко держался за шею.

– Отцепись! – кричал Сашка.

Тут на помощь пришла Анна. Она отшвырнула беса, остальные прыснули в разные стороны.

– Совсем покоя не дают окаянные!

Сашка побежал прочь. Во сне его обуял страх. На уровне животного инстинкта он почуял, что от этой женщины нужно держаться как можно дальше. Оглянувшись, парень увидел, как бесы, повалив Анну, ликовали на ее теле.

– Мы твои единственные друзья! – верещали они.

– Помоги! – взывала Анна.

Сашка больше не оборачивался. К нему прилипло неприятное чувство страха и отвращения. «Утянут ее бесы», – пришла грустная мысль.

Сашка проснулся с первыми петухами. Свет был легким и матовым. Свежий теплый ветер врывался в окно. Заснуть Сашка больше не смог. Вместо этого он размышлял об Анне и тревожном сне. Было в нем много откровенного, будто Сашка заглянул в чужое окно, будто невольно узнал чей-то секрет. «Я помогу ей», – решил парень. Он не заметил, как оделся, спустился вниз, покормил свиней и кур. Пришел в себя на пороге от материнского голоса:

– У тебя появится шанс исправиться.

– В каком смысле?

– У Афони есть для нас эксклюзивчик.

Эта новость расстроила Сашку. Он думал, что Афоня появится не скоро. Обычно так и происходило. Но почему-то в этот раз все пошло по другому сценарию. Сашка чувствовал, что грядут перемены. От этого ощущения было волнительно, как перед контрольной.

– Сын наш делает успехи! – крикнул с улицы отец.

Мать с любопытством выглянула в окно:

– Чего шумишь?

– Как не радоваться? Сынок наш хозяйством занялся. Взрослеет, кажется.

– А ты все «дурила», «дурила». Тьфу на тебя!

– Это он прикидывается, – из своей комнаты, зевая, вышла Настя.

– Так и есть, – съязвил Сашка.

Он поднялся на чердак и плюхнулся на матрас. Глядя в потолок, обдумывал материнские слова. Перед глазами снова вспыхнули картинки. Сашка мельком видел девушку с длинными густыми волосами. Она смотрела на него вполоборота. Парень хотел рассмотреть ее, но образ ускользал. Это раздражало. Раньше такого никогда не случалось. Странный день, полный неуловимых предчувствий.

До встречи с Анной оставалось еще много времени. И оно тянулось очень медленно. Сашка продолжал глазеть в потолок. Чем заняться, он совершенно не знал. Сходить на речку? Не хочется. Может, проведать дядю Степу? Пожалуй, пока не стоит. Может, почитать?

Сашка взял потрепанную книгу, которую недавно нашел на берегу реки. Франц Кафка, «Превращение». Сашка покрутил издание в руках: страницы топорщились от времени и рук, когда-то листавших их. Некоторые предложения были подчеркнуты карандашом: «Тяжелое ранение, от которого Грегор страдал более месяца (яблоко никто не отважился удалить, и оно так и осталось в теле наглядной памяткой), тяжелое это ранение напомнило, кажется, даже отцу, что, несмотря на свой нынешний плачевный и омерзительный облик, Грегор все-таки член семьи, что с ним нельзя обращаться как с врагом, а нужно во имя семейного долга подавить отвращение и терпеть, только терпеть».

Как верно сказано! И Сашка записал это, как напоминание, в тетрадь. «Во имя семейного долга и я должен терпеть отвращение, – мысленно разговаривал он сам с собой. – Или никто ничего не должен? Только если они будут терпеть меня, тогда и я сделаю то же самое. Это справедливо».

Все утро отец и мать, закрывшись на кухне, слушали последние новости. Мать обычно располагала на столе смартфон, а отец занимался поиском нужной информации. Иногда до Сашки доносились пугающие обрывки.

«Пенсионер обнаружил скелет в жилетке и брюках. Скелетизированный труп сидел на берегу реки Псковы, облокотившись о ствол дерева и скрестив нога на ногу. По словам пенсионера, труп смотрел на закат пустыми глазницами…»

Отец нажал на другую новость.

«В Пскове аниматор зарезал любовницу на глазах у отдыхающих. Произошло это вечером, когда для отдыхающих турбазы „Малинка“ давался концерт. Аниматор Константин Кузнецов исполнял известные эстрадные песни. В конце выступления, когда публика аплодировала, он вытащил большой кухонный нож и всадил его в грудь молодой женщине. Зрители продолжали хлопать, думая, что это часть представления…»

«В деревне Акулино мужчина съел своего собутыльника заживо. Случилось это ранним утром. Борис Афанасьев и Петр Чириков выпивали много дней подряд. У них закончилась закуска, а водки оставалось прилично. В это время магазины еще были закрыты, а кушать, как сообщает Петр Чириков, очень хотелось. Собутыльники не растерялись. От бедер друг друга они отрезали по куску. Афанасьев наелся довольно быстро. А вот его приятель оказался прожорливее и потом от спящего собутыльника отпилил голень. Тот в итоге скончался от потери крови. Ведется следствие…»

– Всю сводку новостей просмотрел? – спросила Татьяна.

– Всю, – ответил Виктор.

– Точно ничего не обнаружил?

– Точно.

– Мир сошел с ума! – засмеялась Татьяна. – Ничего святого в смерти не осталось. Впрочем, как и в жизни.

Виктор отложил смартфон.

– Пора работать! Повеселились, и хватит.

Прозвучало это так строго, что Татьяна, ничего не ответив, поднялась и направилась к плите.