Читать книгу Мемуары Ведьмы - Кати Беяз - Страница 6

– Да, сняла, баб Валя. Сейчас вспоминаю всё, как в тумане. Будто не я вовсе была, когда это делала, как наваждение какое-то. Вернуть бы время вспять, да что там уже говорить… – на её глазах проступили слёзы. – Гормоны у меня, буду плакать много, не обращайте внимание.

– Слезы чистят душу, вымывая всё из неё своим потоком. Плакать полезно, вся грязь уходит. – Сказала бабушка, погладив пухлую руку женщины, теперь уже совсем без украшений.

– Я весь день тогда думала о том, что сама рассказала вам, но решимости снять приворот не было. Как только наступила ночь, муж мой пришёл домой очень пьяный и принялся с порога бить меня ладонями по лицу. Я пыталась укрыться от побоев, но в любом уголке дома он настигал меня снова и снова. Я убежала и закрылась в ванной, через минуту услышав, как с размахом открылась и захлопнулась входная дверь. Вся в слезах, решив, что как будет, так и будет, я продолжала сидеть в ванной. Примерно час спустя, снова услышав стук входной двери, я приблизилась к стене своего укрытия. Чтоб понять, один ли Максим пришёл, и в каком он состоянии, я ухом прислонилась к набело выкрашенной деревянной двери, разделяющей ванну и коридор. Сосредоточившись на звуках, я услышала сильный хлопок. Это был звук топора, врезавшегося в дерево прямо над моей головой. Холодный пот выступил по всему моему телу, я отошла от стены и села на ванную в полном оцепенении.

Мой собственный муж рубил сейчас дверь, разделяющую нас, топором. Что было б, если б он её прорубил, один Бог знает. Но на пятом разе он почему-то остановился и снова вышел из дома. Я всё ещё сидела в ванной и боялась лишний раз пошевелиться. Только когда в прорубленные расселины пробился дневной свет, я решилась выйти в коридор. Дома никого не было, а весь пол был усеян следами босых ног, выпачканных в грязи и болотной тине. Я уже начала было думать, что мой муж сошёл сума, как обнаружила еще одни следы. Рядом с мужскими массивными следами, можно было абсолютно ясно различить миниатюрные отпечатки женских ступней. Оторвав свой взгляд от пола, я замерла от непередаваемой словами картины: стены дома, дверные косяки, шторы под потолком и сам потолок был усыпан отпечатками женских рук. Кое-где по ним можно было предположить, что ночная гостья цеплялась за шторы, зависая прямо под потолком, а затем невиданной силой прибитая к нему, она ползала на коленях, оставляя за собой жуткие отпечатки, неподдающиеся ни одной человеческой логике. Детально изучив их, я поняла, что теперь схожу сума сама.

Мне было невероятно страшно оставаться в этом доме. Возможно, меня мучил вопрос, где и с кем мой муж, но хочу признаться, что спасение собственной жизни беспокоило меня тогда намного больше. Впервые осознав, что не имею настоящих, глубоких чувств к своему супругу, я поняла, что не могу продолжать любить его алкоголиком или сумасшедшим. Более того меня теперь совсем не беспокоила его судьба, если он не мог оставаться прежним, – она остановила рассказ, потупив взгляд в стол, покрытый яркой клеенчатой тканью в кофейные кружки и разбросанные зерна кофе.

Ольга провела растопыренной ладонью по столу, сметая в край небольшие хлебные крошки так, будто пыталась этим жестом очистить свою собственную жизнь от событий прошлого.

– Я быстро собралась и отправилась в город снимать приворот, – глубоко вздохнув, продолжила она. – Сделавшая этот чертов приворот колдунья, весьма удивилась моей просьбе, сказав, что её рецепты очень качественные, и работают долго и верно. Мне не хотелось рассказывать всех подробностей ночи, и я быстро перевела тему, сказав, что просто осталась недовольна браком. Она, многозначительно опустив уголки рта, вытащила из старинной лакированной мебели какие-то листки бумаги, и снова посмотрела мне в глаза, словно желая убедиться в моем решении. Эти неровные листки напоминали разорванный блокнот, обожженный огнём со всех сторон, на которых виднелись отчетливые тёмные капли, по всей видимости, это были капли крови. Она написала на одном из таких листков моё имя и какие-то знаки под ним. В следующее мгновение я снова увидела, как в её руке сверкнула огромная игла. Она сделала жест, прося дать ей одну из моих рук. Немного замешкавшись, я протянула левую ладонь, и она быстрым движением довольно глубоко проколола мне палец. Кровь закапала в хрустальную резную вазочку. Затем она дала мне ручку из черного пера и сказала исписать весь лист сделанной ей надписью, используя вместо чернил свою собственную кровь. Когда последний знак был написан, следившая за правильностью каждой написанной на листе буквы, колдунья, сорвала этот лист со стола и придала огню, что-то приговаривая. Лист догорел дотла, и дело было сделано. Она, не прощаясь со мной, недовольно захлопнула дверь, как только я оказалась на лестничной площадке.

Вернувшись домой, я всё ещё не знала, где искать мужа, жив он или мёртв. Как будто не понимая реальности происходящего, я прибралась в доме, оттерев всю грязь со стен и даже потолка. Наступил вечер, а его всё ещё не было. Я не могла спать ровно так же, как и боялась идти его искать. Ничего не шло в голову, и я просто ходила по дому без всякой цели. Ровно в полночь раздался стук в дверь, и я поняла, что он вернулся, но какой? В каком состоянии, в каком виде? Внутри меня всё сжалось, и, выдержав паузу, я всё же открыла дверь. Там никого не было, тишина, темнота и больше ничего. Ворвавшийся на мгновение, лёгкий ветерок дунул мне прямо в лицо. Это было так неожиданно, что я закрыла глаза. Открыв их, я вдруг почувствовала какую-то невыразимую тревогу и тоску по мужу. Весь мой страх испарился, и я не могла более думать про себя, все мои мысли были только о том, где он, что с ним, где его искать.

Поспешно засобиравшись, я выскочила из дома, даже не понимая, соответствует ли моя одежда погоде. Я не ощущала более ни холода, ни страха. Единственной моей мыслью было найти любимого человека, возможно ценой своей жизни, но разыскать и спасти его. Эти чувства, вдруг нахлынувшие на меня, словно дикие звери, буквально раздирали меня изнутри. Я не могла больше думать ни о ком, как только о Максиме. Мысль, что больше не увижу его глаз, не обниму любимого мне человека, кололо сердце как тысячи иголок. В моей груди, кажется навсегда, застывал камнем воздух, как только я допускала мысли о его кончине. Вскоре я осознала себя уже бежавшей по проселочной улице, и сама не заметила, как очутилась на пороге дома свекра и свекрови. Свет там все еще горел, и я постучала в спешке несколько раз подряд. Если мой любимый человек не там, то нельзя было медлить ни секунды, необходимо было бежать в лес на его поиски.

Дверь отворила свекровь, она смотрела хмурым взглядом, прижав одну руку к груди так, словно останавливает себя в попытке меня ударить. Сразу поняв, что он у них и отпихнув ее резким движением, я вбежала в комнату, где горел свет. Там сидел свекор, он оттолкнулся было руками от дивана, вставая, но я выскочила обратно в коридор и открыла следующую комнату. В ней было практически темно. На настольную лампу был накинут платок с узорами, и комната очень плохо освещалась, но даже так я могла различить мой любимый профиль. Он лежал на кровати, накрытый одеялом, а у изголовья стояли лекарства и большая железная кружка. Я подскочила к мужу, обняла его и вдохнула всей грудью запах его тела. Это был не просто запах человека, это был живительный бальзам, окутывающий меня целиком и полностью. Внутри я почувствовала эйфорию, и в считанные секунды вся боль ушла. Я абсолютно точно осознавала, что нахожусь во власти невероятно сильных чувств, настоящей любви, которую никогда и ни к кому в своей жизни не испытывала. Мельком в этом приглушенном свете я смогла заметить, как мои волосы удлинились и приобрели светлый оттенок, а пальцы утончились и поменяли форму ногтей. Однако у меня не было ни малейшего желания рассматривать себя, к тому же, я не могла прекратить целовать руки мужа. Он проснулся, но всё ещё был очень слаб. Он смотрел на меня, не отрывая глаз, как никогда прежде. В первый раз за год совместной жизни, он гладил мои волосы и лицо, неистово сжимая меня в своих объятиях. Я слышала, как он плакал, укутавшись в мою внезапно преобразившуюся копну волос цвета пшеницы. Всё было как в бреду, опьяненные неземными чувствами, мы провели так всю ночь. И только тогда я любила его так, как не любила никого и никогда. Именно в ту ночь для меня более не существовал воздух, если он не был наполнен запахом любимого человека.

Проснувшись, я обнаружила себя дома. Вскочив с постели, я обсмотрела свои руки и волосы, которые были прежними. Вспоминая подробности ночи, я вбежала в ванную, пристально глядя на себя в зеркало, но все было прежним, ровно, как и мои чувства к мужчине, с которым я провела ночь. Однако я все же что-то приобрела за те бесконечные сутки – такое невыносимое чувство вины, которое теперь казалось гораздо сильнее всех известных мне чувств. Оно физически скрутило мне живот, и я опустилась на колени. Меня даже вырвало, так низко я себя ощущала от содеянного зла. Все эти месяцы это чувство пожирает меня изнутри. Более того, я не могу теперь спать по ночам. Мне каждый раз снятся сны, о том, как сильно я люблю своего мужа, и это чувство больше не окрыляет меня, как в ту ночь, напротив, оно мучительными кинжалами вонзается в моё сердце и заставляет его кровоточить. Меня посещают такие мысли и такие чувства, которых я прежде никогда не испытывала. Они наполняют все мое существо, словно воздух, а затем я каким-то образом оказываюсь в чёрной воде и тону. Задыхаясь, я чувствую, как на смену воздуху приходит холодная вода. Теперь она наполняет меня, тина застревает в моем горле, легкие становятся тяжелее камня и тянут меня все ниже и ниже. Я вижу яркие звезды, отдаляющиеся под толщей воды. Моя спина ударяется о дно, и я просыпаюсь в холодном поту. Вся кровать обычно мокрая, а кроме душевной боли я испытываю еще и физическую. Болит моё изодранное горло и вся грудь, будто и вправду меня наполнили водой и болотной тиной, а затем безжалостно опустошили. Мне остается лишь сидеть ночами на кухне и молить Бога за своё прощение.

Весь день я думала об этом рассказе. Мне было очень больно понимать, что люди могут разрушить самые великие чувства из-за своих эгоистичных желаний. Я прокручивала различные сюжеты в своей голове и, наконец, озвучила их бабушке.

– Почему она не пришла к тебе, увидев, что её любимый вдруг сильно изменился? Ты бы могла сказать ей, что это чёрная магия, что чувства её избранника не изменились. Она б осталась жива тогда.

– Ну-у-у, не все так просто, – протянула бабушка, – девушка была в горе ущемленной гордыни, она не видела других путей, любовь к самой себе ослепила ее. Магия подобна природному магниту, она ищет отклик в душе, к которому могла бы прикрепиться. И этот черный приворот на крови нашел отклик в душах обеих женщин.

– Бабушка, я не понимаю, – расстроенно сказала я.

Мне действительно очень хотелось понять, по каким законам работает магия, но я не понимала сейчас о каком магните идет речь.

– К примеру, если б в девушке было меньше любви к самой себе и больше любви к своему избраннику, она б приняла его выбор и была спокойна, что любимый человек счастлив, пусть не с ней, но счастлив. При таком посыле магия б не смогла питаться, а значит не смогла бы жить. Спустя некоторое время она бы отвалилась, подобно тому, как сухой кусок грязи отваливается от подошвы, если долгое время на улице нет дождя.

Стоял солнечный день и, пройдя всего пару улиц, мы уже были у дома Ольги, из которого доносились радостно волнительные женские голоса. Выкрашенная в зеленый цвет дверь заворожила меня. В свете солнца на миг она показалась мне яркой водной гладью озера. Нам открыли улыбчивые плотно сложенные женщины и проводили нас в большую комнату, где была новорожденная, ее счастливые родители, прародители и говорливые соседи. На диване в мягком одеяле виднелся розовый комочек. Бабушка пробралась к малышке и принялась непривычно для моих ушей сюсюкаться с ребенком. Это вызвало во мне порыв к смеху, который я с трудом успела сдержать. Затем она принялась сквозь общий шум что-то говорить Ольге, словно рекомендации по уходу за ребенком, и та постоянно кивала в ответ. Я посмотрела по сторонам и увидела, как отец ребёнка застыл, гладя на малышку сквозь толпу через всю комнату. Его кто-то окликнул, он, будто вышел из транса и, сделав жест, что услышал сказанное, направился к ребенку. Мужчина сел у края этого свертка и, не отрывая глаз, смотрел на свою дочь. Я никогда в жизни не видела такого взгляда, он был пропитан безусловной преданностью, полной самоотдачей и безграничной любовью.

Время шло, и все вокруг замечали, что девочка растёт копией той девушки, которая когда-то утонула. Её внешность, повадки, голос – абсолютно всё принадлежало погибшей. Ольга очень любила свою дочь, и она более всех видела в ней бывшую соперницу. Со временем на лице женщины глубоко отпечатались грусть и немой укор самой себе. Она принимала с большим терпением все капризы и претензии избалованной девочки, так же как и их любовь с Максимом, такую же бескрайнюю, всепоглощающую любовь, но только уже не возлюбленных, а любовь отца и дочери.

– Смерть – это не наказание, – говорила бабушка, – и уж точно не наказание умершему. Однако жить с каждодневным напоминанием о содеянном зле в глазах собственного ребенка – вот это настоящий ад.