Читать книгу МОБ - Катя Матуш - Страница 4

– Ешь!

– Не-ет!

Сегодня мне впервые за долгое время приснился сон. Не могу точно сказать насколько он связан с воспоминаниями, но правдоподобность моей истерики, с которой начинался практически каждый прием пищи, зашкаливала. Даже любимая синяя тарелка не могла привнести в него хоть каплю радости. Мерзко булькающее нечто мертвой хваткой цеплялось за ложку, и просто не позволяло себя пережевывать. То, что оно было живым я знал наверняка, но черви одно, а этим и мужиков в кормильне не пичкали даже в самое тяжелое время.

На протяжении всего сна я хотел обернуться, увидеть мамино лицо, может, обнять ее, но мигом сменяющие друг друга блюда насмерть приковывали внимание.

– Ты должен это съесть! В этой еде сила, слышишь? Будешь самым большим и смелым!

– Почему ты сама это не ешь?! Не буду! – заливался я слезами.

– Иди сюда, – почувствовал я мамину руку на предплечье.

Она нежно потянула меня к большому пыльному зеркалу. И я увидел маму. Из-за слоя серости на нем, ее кожа казалась еще тусклее, но была идеально ровной. Я почти не видел ее лица, для этого бы мне пришлось сломать себе шею, и запрокинуть голову навзничь. Ведь я в семь лет едва доходил ей до колена. Сейчас я бы все отдал, чтобы остаться таким же мелким и в любой непонятной ситуации с легкостью прятаться под юбку.

Мамины мощные руки пестрели разноцветными татуировками, в которых я всегда видел разное. Иногда мне казалось там разворачивалось ожесточенное сражение, иногда лисы загоняли зайца, иногда был яркий закат или щемящее сердце полнолуние. Я был настолько мелким, что она с легкостью садила меня на плечи и периодически об этом забывала.

– Видишь? Ты мал и слаб! Если хочешь быть как мама, нужно кушать, что она дает. Как ты будешь меня защищать, когда вырастешь?

Я молча хныкал, одновременно побарывая в себе отвращение и молясь. Почему она считала, что в этом бульоне на мерзости и гнили я смогу вырасти таким же крепким как она?..

Мне всегда казалось, что меня к чему-то готовят. Бесконечная учеба и отравления, нравоучение, этикет, будь он проклят. Временами, я думал мама живет в каком-то другом мире, где все это нужно, я же половину смело пропускал мимо ушей.

Сон прервался, стоило мне почувствовать на загривке крепкий мамин хват.

Не в силах заснуть вновь я подошел к самому дальнему углу хижины, где у нас и по сей день стояло зеркало. Поросль мха уже начинала его заволакивать. Из небрежно прибитых к полу досок к потолку тянулись колючие темно-зеленые лианы, обвивая сбитые края некогда полированного стекла подобно рамке. Сейчас я видел в нем только свою тень, и она едва пересекала середину. Я бы переживал по данному поводу, если б не все мужики в нашем поселении были такими рыхлыми. Отчего-то только кухарки отличались габаритами. Может их по этому принципу и брали на кухню? Или они в постоянном контакте с едой такими становились…

Я попытался очистить участок зеркала, сопроводив этот процесс приятным скрежетом кривых когтей. И даже вошел во вкус. Почему-то все хижины в нашей деревне были больше, чем нужно. Ладно женщины крупные, но их не так и много, около тридцати, а в итоге даже на моей кровати уместилось бы семь меня. Мама перекочевала поближе к кухне, когда мне стукнуло пятнадцать, понятное дело, кровать осталась, но мать Арты была ростом с меня, а кровать у них дома такая же…

До потолка я не достану и встав на стул, который будет стоять на столе! И зеркало, казалось, упиралось в крышу. Мать откуда-то его притащила, когда мне было лет пять, соседи еще долго удивлялись зачем оно ей так нужно и откуда вообще взялось. Мне оно всегда казалось лишним, ибо в отличии стола, стула и кровати не имело практического применения, а больше в хижине ничего и не было. Свеча стояла на подоконнике, но когда я ее последний раз жег и не вспомню. По ночам на частоколе всегда жгли факелы, а мое единственное окно выходило аккурат на него и дорожку, прямиком ведущую к площади.

Сейчас на меня с любопытством смотрело зеленое, слегка сморщенное тело. Я никогда не считал себя красавцем, но под стандарты подходил с запасом. Уши были одинаково остры, и вздымались над блестящим черепом на четыре пальца. По расположению бровей я мог представить, что коль доживу до старости, они будут вполне сносно спускаться к ключице. Горбинка на носу куда-то испарилась, я бы предположил, что жиром заплыла, но судя по явно торчащим под жилеткой ребрам, маловероятно такое кривое жирораспределение. Если бы сейчас сзади кто-то вывесил эту светящуюся ерь, я, кажись, просвечивал бы насквозь, и был уж точно похож на изумрудный осколок.

Почесав половые доски когтями на ногах, я невольно вспомнил свою последнюю обувь, а именно обрезанные спереди ботинки, намекающие на так модные у женщин сандалии. Ненавидел обувь сколь себя помню, и благо на этой бесполезной части моего гардероба мать не настаивала.

Вообще, чем-то мы похожи на людей. Нос с ушами поменьше, тело побольше, немного шерсти и муки на кожу и вуаля! Не отличить. Да и вообще эльфы с людьми вроде стоят у истоков одного племени. Видимо, что-то потом пошло не так. У людей.

Но, даже не смотря на уступающее по всем характеристикам человеческому, мое телосложение с каждым днем устраивало меня все больше. Вчера мне удалось убить пятерых ни разу при этом не сдохнув. Конечно порцию на завтрак я получил самую обычную, ибо никто в жизни в это не поверит.

Куча народу участвовала в сражении, но никому даже в голову не пришло сделать, как я. Сбросить с себя все лишние, выкинуть оружие и пустить в ход руки и ноги. Я метлой перелетал от человека к человеку. С удивлением отметил в рядах, эм… воинов на пути становления, женщин. Хотя наши в жизни к оружию не притронутся. Не бабье дело.

Решил воспроизвести свой в бреду выученный прием, – мельницу, и он весьма пришелся мне по душе. Крайне приятно по завершению продолжать чувствовать под ногтями остатки теплого, совсем недавно верещащего мясца. И, как выяснилось, прыгал я тоже не плохо. Но кое-что мне не понравилось, – я стал явно слабее. От ярости что давала мне сил осталась едва половина. Чем ближе я к противнику, тем злее и безбашеннее становлюсь, но видимого эффекта от этого нет.

В дверь постучали, в самый разгар моего самолюбования, и без приглашения опустили на кровать свой пышный зад.

– Как дела?

Отвечать я не стал, и только максимально серьезным видом пытался показать, что обсуждать со мной мытье казанов у нее сегодня не выйдет.

Тетя говорила по началу сама с собой, а я по ее просьбе поднимал руку вверх, когда переставал слышать. Пол часа она пыталась выяснить на что именно у меня отключается слух. Видимо, она над этим не властна, а значит я зря все это время таил обиду на нерадивых кухарок. Наблюдая за этим, я припомнил разговоры между золотым доспехом и вышивкой на вчерашней встрече, и уже не сомневался, что самую интересную часть я либо не понял, либо прослушал. И сразу же решил поделиться произошедшим инцидентом с Тетей, пока не забыл…

– Ой идиот! Идиот!

Сначала ее посетил такой припадок смеха, что я побоялся за целостность своего жилища. Кровать трещала от моих поворотов с бока на бок, а тут десять меня одновременно содрогались в диких приступах.

Потом она на пару минут притихла, в задумчивости потирая подбородок, и стала серьезнее, чем была, когда переступила порог. Спустя еще пол часа мысленных потуг она сама себе кивнула, явно будучи не в восторге.

– В общем, тогда поступим так… Во-первых…

Перед лицом в этот же момент возник светящийся квадрат. И почему меня это так пугает…

– Запомни, ты этого НЕ видишь. Понимаешь?

– Почему не вижу, если вижу?

– Ты ***, ты не можешь этого видеть. Видят только ***.

– К…кто?!

Меня начинало потряхивать на нервяке, когда я понимал речь рядом сидящего человека через слово. В один момент мне показалось, что я слышу все, но попроси меня повторить, – в жизни не смогу. Часть предложений сливалась в монотонную череду звуков, остальные и вовсе скатывалась в небытие. Шарады и те проще…

– Покажи! П…покажи по буквам! – решил я включить мозги.

Тетя явно и удивилась, и воодушевилась одновременно, я едва не прыгал от счастья в предвкушении содержательной беседы, но когда дошло до дела, вид ее рук у меня просто слился с обстановкой. Она утверждала, что держит руки статично изображая А, я в этот момент видел жест подобный замесу теста.

Мы просидели в полной тишине, каждый, видимо, соображая, как можно до меня донести, хоть что-нибудь, потому что, если жесты не помогают, письмо точно не поможет.

Я уже отчаялся что-либо понять, когда поднял голову и увидел странную картину. Тетя сидела как статуя, и, стараясь дышать потише, вытянула руку с оттопыренным указательным пальцем на зеркало.

– Зеркало?

По тому, что рука не сдвинулась я понял, – нет, и начал перебирать все что вижу в указанном углу. На слове Мох к указательному пальцу добавился средний и улыбка.

– Там еще что-то? Что-то второе?

Тетя не двигалась, только изредка добавляла и прятала безымянный.

– М…О… – решил я воспроизвести хоть что-то.

Медленно и по буквам я начал тянуть слово мох. Не успел я дойти до буквы Х, Тетина тяжелая рука с шумом опустилась, создавая вокруг легкий ветерок. Я решил, что она просто устала ее держать, но судорожные кивки продолжились.

– Мо. – Заключил я.

С остальными буквами мы промучались еще два часа. Благо их осталось всего четыре… даже попытались использовать для этого текст энциклопедии, что, как и ожидалось, ни к чему не привело. В один момент мне стало весьма весело, на последние две буквы у меня ушла всего минута, и я уж было решил, что беседа все же состоится.

– МОБ, – почти с гордостью произнес я.

– Ты, да, МОБ, – обреченно вздохнула тетя.

– Я слышал, как ты сказала, что я МОБ, – удивился я.

– Ты слышишь, как я говорю, что ты МОБ?

– Да, я слышу, как ты говоришь МОБ.

Мне кажется за этот вечер мы произнесли эти, видимо, очень важные три буквы миллионы миллионов раз. Я радовался, как ребенок непонятно чему. Но чуть опосля догадался, – эти буквы должны как-то разъяснять мою потерю и восстановление памяти, и недавно пробудившийся мозг.

Другие три буквы представляли собой отдельное…слово: НПС. Я не идиот, и прекрасно понимал, что это, – аб..абритука. Мама когда-то в детстве говорила мне об условных сокращениях длинных понятий. Возможно, эти два слова она тоже произносила, просто я их не слышал.

– Ты МОБ, и МОБ не может и не должен этого видеть, – опять Тетя вывесила у меня перед носом квадратный магический светильник.

– Но я же вижу, может я не МОБ? – не понял я.

Видимо, мой нелепый на первый взгляд вопрос поставил в тупик всех. И я хотел верить Тете, и назвать себя, как угодно, лишь бы это что-нибудь прояснило, и ее это вполне устраивало.

– Ты должен быть как МОБ, это тебя спасет, со временем ты поймешь… А воин в золоте думает что ты НПС, и пока так думает, они тебя не тронут.

– А НПС видят? – кивнул я на свет.

– Нет, тоже не видят.

Отсюда напрашивался странный вывод… мы уже битый час бьемся над этими двумя аб…апб…кхе. Но если я вижу светильник, значит я не МОБ и не НПС, тогда кто? И зачем мне быть МОБ для себя, НПС для них, если я вообще не пойми у кого из-под хвоста…

– Ты, наверное, что-то среднее… – ошарашила меня Тетя.

– Я не понимаю, зачем ты мне это говоришь, если оно просто не вяжется в общую картину? Я же вижу! – ткнул я пальцем в парящий свет, и в ужасе отметил, что рука спокойно прошла сквозь него.

– ***, ***, ты должен понять, потом. Видимо *** как-то подстраивается, и… т-ты слышишь?

– Барабаны? Слышу…

По взгляду Тети я понял, что на сегодня веселые шарады окончены и пришло время геройствовать. Я бы расстроился прерванной беседе, но должно было произойти кое-что еще…

– Если они реально принесут тебе жрачки, не забудь поделиться! – крикнули мне ненавязчивый наказ, в стремительно удаляющуюся спину.