Читать книгу Благодать и стойкость. Путешествие сквозь жизнь и за ее пределы - Кен Уилбер - Страница 3

[1]

Сейчас, когда я пишу эти строки, со дня смерти Трейи прошло уже тридцать лет. И все же у меня ощущение, будто мы еще были вместе буквально вчера. В каком-то смысле так и есть. Не потому, что события, которые мы совместно разделили, все еще ярки и наполнены красками (хотя это так), а потому, что они буквально вневременны.

Мне всегда казалась очень забавной история нашего знакомства, хотя это и что-то вроде «шутки для своих». Я гостил в красивейшем доме Фрэнсис Воон и Роджера Уолша в калифорнийском городе Тибьюрон. На дворе стоял 1983 год, и к этому времени я профессионально занимался писательской деятельностью уже чуть больше десятилетия. Свою первую книгу, «Спектр сознания», я создал, когда мне было двадцать три года. Она получила необычайно большой и на удивление радушный отклик от читателей со всего мира. Это катапультировало меня – по сути, когда я еще был юношей – до статуса незначительной мировой знаменитости. Я продолжил писать примерно по книге в год, обретая все большую известность с каждой публикацией (по крайней мере, в узких кругах – сообществе любителей трансперсональной психологии). И вот двенадцать лет – и десять книг – спустя я приехал в гости в Тибьюрон, к Фрэнсис и Роджеру; оба были одинаково известными основоположниками этой науки.

Трансперсональная психология была известна как «четвертая сила» психологии. Первые три (бихевиоризм, психоанализ и гуманистическая психология) – самые крупные и наиболее влиятельные школы, существовавшие на тот момент. Четвертая была основана гениальным американским психологом Абрахамом Маслоу. К тому моменту он уже основал «третью силу» – гуманистическую психологию, как раз для того, чтобы обеспечить появление более масштабного и всеобъемлющего взгляда на науку о разуме, чем тот, которого придерживались первые два весьма ограниченных подхода. Однако Маслоу обнаружил, что даже гуманистическая психология слишком узка: она не создавала достаточного поддерживающего пространства для включения по-настоящему высоких потенциалов человеческого бытия, таких как пиковые переживания и измененные состояния сознания, а также тех, которые можно назвать духовными, по крайней мере в смысле распространенного сегодня словосочетания «духовный, но не религиозный»[2]. Поэтому Маслоу и основал «четвертую силу»[3]. Именно в этой сфере исследований я и обрел известность, и весьма быстро. Как показали последующие события, «духовной, но не религиозной» силе было суждено с самого начала удивительно глубоко влиять на наши с Трейей отношения.

А вот в чем состояла эта «шутка для своих»: я гостил у Фрэнсис и Роджера примерно год, и, поскольку я был холост, весь год они с сознанием своей ответственности подыскивали мне в пару ничего не подозревавших кандидаток. Мне постоянно казалось (по крайней мере, так вспоминается), что Роджер, всегда, скажем так, воплощавший в себе типаж «настоящего мужчины», знакомил меня с женщинами, которые были ослепительно красивы, но не особо интересовались той академической работой, которой я занимался. А Фрэнсис, будучи полной противоположностью того типа, к которому принадлежал Роджер, всегда подбирала для меня женщин, которые могли бы оказать «хорошее влияние на мою душу». Роджер отбирал для меня дам, чья сияющая красота будоражила тело; Фрэнсис же находила мудрых и обогащающих душу. Первые были хороши для тела, вторые – для души. Однажды Роджер пришел ко мне и сказал: «Я нашел для тебя идеальную женщину. Не понимаю, почему я не вспомнил о ней раньше. Ее зовут Терри Киллам (таким было имя Трейи в тот момент)». Заранее зная, что это наверняка означало, я подумал: «Что ж, спасибо, конечно, но, наверное, я пас». Затем, три дня спустя, пришла Фрэнсис и тоже сказала: «У меня для тебя есть идеальная женщина. Не понимаю, почему я не вспомнила о ней раньше. Ее зовут Терри Киллам». Этот момент я помню во всех подробностях. Без малейших колебаний я посмотрел на Фрэнсис и сказал: «Я женюсь на ней». Такими были первые три слова, которые вырвались из моих уст в адрес Трейи. Серьезно, Роджер и Фрэнсис согласны друг с другом? Я осознал, что это, должно быть, ослепительно красивая женщина, хорошо подходящая для моей души. То и другое было серьезной недооценкой реальности.

Я уже упомянул, что «духовная, но не религиозная» динамика занимала центральное место в наших отношениях. Когда кто-то хотя бы просто пытается завести разговор на подобную тему, есть по меньшей мере сотня способов сделать это так, чтобы все прозвучало слишком сентиментально, слезливо и патетично. Я попытаюсь ограничиться лишь двумя или тремя из этих ужасных ошибок. Да, эта динамика явно присутствовала в наших отношениях с самого начала. И дело не столько в том, что это была «любовь с первого взгляда», – пусть я и вправду сразу влюбился в физическую красоту Трейи. Почти каждый человек считает своего романтического партнера необъяснимо восхитительным, и от красоты Трейи… у меня буквально перехватывало дыхание!

Вот каким было наше первое свидание: мы сидели на веранде и обнялись; почти сразу оба почувствовали полное растворение себя и погружение в безбрежную, вневременную, ощущавшуюся извечной Основу Бытия (как бы вы ни осмысливали этот термин). Это была «любовь с первого прикосновения», и мы оба это знали. Если честно, нас обоих это ошеломило. В следующие несколько часов я мог лишь повторять один и тот же вопрос, будучи совершенно ошарашенным: «С тобой что-нибудь похожее происходило раньше?» И она отвечала: «Никогда. Ничего подобного». К тому моменту сам я уже несколько раз влюблялся с первого взгляда, но никогда – с первого прикосновения. Все растворилось; чувство «я» исчезло; была лишь глубокая, беспредельная, сияющая, всепронизывающая, вневременная и извечная Таковость.

Несколько месяцев спустя я сделал ей предложение. И еще через несколько месяцев мы поженились. И спустя всего лишь десять дней после свадьбы у нее диагностировали рак. Это была особенно агрессивная и злая форма: коэффициент выживаемости на срок в пять лет в среднем составлял 0,0 %. Нам удалось выиграть пять лет и четыре месяца. Все время нашей совместной жизни – каждый день и каждая ночь – было посвящено битве с этой жестокой болезнью. Трейя узнала о принятии больше, чем когда-либо могла себе вообразить. Я узнал о служении больше, чем когда-либо смогу выразить. Весь этот период был, если это понятно прозвучит, непрекращающимся чудовищным адом, пронизанным непрерывно совершенным раем.

Истины, проявившиеся в течение пяти лет нашей совместной жизни, столь же древние, сколь и само человечество: жизнь, проживаемая обыкновенно, – неумолимое страдание; исцеление от страдания приносит любовь; путь к любви – это отношения.

Таковы истины, которые мы с Трейей вместе узнали, получив глубочайшие уроки. Но страдание было и вправду чудовищным. Как вы поймете далее, суровое испытание, которое Трейя и я совместно пережили, было абсолютно и шокирующе ужасным. Не перечесть, сколько раз мне говорили, будто из «Благодати и стойкости» не получится хорошего романа или хотя бы плохого, ведь никто не поверит ни слову. Какая-то часть меня не верила в происходившее даже во время тех событий, ведь многое казалось лишь одним кошмаром за другим, одним за другим, в бесконечной процессии.

Это должно было бы довести до самоубийства… если бы не любовь. Радикальная, всепронизывающая, безграничная, неизменная, безусловная Любовь – с большой буквы «Л». Речь о той Любви, которая, как утверждают, едина с Богом. А если вы считаете себя «духовными, но не религиозными», тогда можете помыслить о ней как о взаимосвязующей силе вселенной. В общем, как бы вы ее ни назвали, она присутствовала уверенно, непреходяще и была – как говорится в избитом выражении – «намного больше нас двоих». Намного больше, то есть бесконечной. Мы переживали одно адское страдание за другим, но Любовь вновь и вновь проявлялась и воссоединяла нас, как-то делая нас сильнее – в том смысле, что мы становились менее самоцентрированными и более самореализованными. К тому времени и Трейя, и я уже долго практиковали медитацию, оба испытали несколько переживаний сатори, или пробуждения (они считаются пробуждением именно к этому бесконечному полю реальности, или Любви), но все это меркло в сравнении с Ней. Благодаря этой радикальной Любви тот пятилетний период был не только худшим из кошмаров, которые я когда-либо пережил, но и на данный момент самым счастливым временем во всей моей жизни. Трейя чувствовала то же, и мы оба знали, что так ощущаем, и именно эти отношения открыли Любовь нам обоим.

В среде мистиков распространено выражение: «Если вы умрете до того, как умереть, тогда, когда вы будете умирать, вы не умрете». Идея в том, что если вы поистине пробудитесь к этому вневременному полю всеобнимающей Любви (или предельной Реальности), то вы «отпустите» или «вознесетесь над» своим обособленным «я», или эго, – вы умрете для него – и вследствие этого обнаружите собственное вневременное и вечное бытие. Таким образом, когда погибнет ваше физическое тело, сердцевина вас, пережившая это постижение, не умрет – в том смысле, что ей в прямом переживании откроется ее собственная вневременная и бессмертная Основа.

Я всегда говорю, что мы с Трейей «вместе выросли» (из-за тех ужасающих кошмаров, которые принудили нас к росту) и «вместе умерли» («духовной смертью, что запредельна смерти»). И я это утверждаю всерьез. Со всей чудовищной болью, страданиями и непрерывными погружениями в ад – и со всей вновь и вновь проявляющейся безусловной Любовью, которая постоянно кидала нас в бесконечное пробуждение, – мы умирали и возрождались столько раз, что к моменту, когда мы проводили друг с другом последние несколько часов, мы оба всецело и абсолютно все отпустили и умерли для всего этого. Так мы оба погрузились во вневременное и запредельное смерти пробуждение, которое в моем случае не прекращается и сегодня (и я уверен, что то же верно для Трейи). Именно поэтому ее присутствие по-прежнему ощущается так, будто все это происходило вчера. Вневременность, в конце концов, означает именно это: вневременность. Буквально.

Моим единственным и все перевешивающим обещанием, которое я дал Трейе, было то, что я ее вновь найду; и я хранил верность ему с того самого дня, как дал его. После ее смерти я продолжил свою деятельность в мире времени: писал примерно по книге в год; заменил термин «трансперсональный» на «интегральный» в обозначении своего подхода; я необычайно радовался всем ценным достижениям, которые мне посчастливилось совершить. А Трейя совершенно вневременным образом постоянно и неукоснительно была где-то рядом.

Мое глубочайшее желание состоит в том, чтобы, читая последующие страницы, вы тоже познакомились с Трейей. Когда вы позволите ей войти в свою жизнь – даже если это соприкосновение будет мизерным в сравнении с тем, что пережил я, – я уверен, что и вы изменитесь по-настоящему значимо. И я готов биться об заклад, что даже тогда, когда вы будете следить за вереницей наших адских злоключений, безусловная Любовь всецело совершенного рая, который мы с Трейей соразделили, будет сиять и светозарно звучать и в вас тоже.

Добро пожаловать во вневременное.

К. У. Денвер, Колорадо. Лето 2019 г.