Читать книгу Соль и шторм - Кендалл Калпер - Страница 9

Я стояла у витрины универмага «Льювеллен». Прильнув к стеклу, разглядывала аккуратно разложенные на золотистом бархате бутылочки торговой марки «Най», Нью-Бишоп, Массачусетс, США. «Масло – для смазки, полировки, чистки, удаления ржавчины», – значилось на этикетке.

Я читала эту надпись снова и снова, усилием воли заставив себя спокойно стоять на месте, вместо того чтобы истерически метаться по тротуару взад-вперед, расталкивая прохожих.

Тэйн опаздывал. Накануне мы условились встретиться у дверей универмага ровно в два часа дня – лучшее время, чтобы незаметно улизнуть из дома. Правда, вернуться надо не позже половины четвертого, а я ждала уже минут десять и начала нервничать.

Вздохнув, я снова уставилась в отполированное стекло, в который раз пересматривая товар на витрине. Все, что здесь продавалось, было так или иначе связано с китами, и не только потому, что наш остров считался китобойным. Любой крупный универмаг страны торговал товарами, для изготовления которых убивали животных. Каждая богатая леди непременно имела баночку с китовой амброй, которую втирала в запястья и шею. Она носила корсеты из китового уса. Китовая кожа шла на зонтики, которыми дама защищала личико от дождя и палящего солнца. Щетки, расчески, заколки на ее туалетном столике – все они были сделаны из кита. Ботинки ее мужа сверкали от ваксы с добавлением китового жира. Им же смазывались колеса экипажей, чтобы те не скрипели. Фабрики, коптящие небо вдоль всего Восточного побережья, и вовсе не могли обойтись без ворвани. Станки, инструменты, рабочие детали – все это нуждалось в регулярной смазке. Китовым жиром заправляли лампы, освещавшие заводские цеха, и уличные фонари. Даже садовые удобрения делали из перемолотых китовых костей. Клей и средства для удаления ржавчины, утонченный изысканный парфюм – во всем есть хоть капелька кита.

Как бы люди жили, не будь китов? И что бы они сказали, узнав о том, что хорошо известно нам, островитянам: из-за этих зонтиков, корсетов, мыла и амбры китов становится все меньше? А потребности все растут, и слабая ведьма больше не может защищать своих островитян как прежде. Чтобы поймать кита, морякам нужно нечто большее, чем просто удача и мастерство. Им нужна магия. Им нужна я.

– Эвери!

Услыхав шаги за спиной, я подскочила. Но, узнав Тэйна, с облегчением выдохнула, которое, впрочем, немедленно сменилось раздражением – он порядком опоздал.

– Извини, – сказал он, не дав мне открыть рот. – Я не знал, что сюда придется так долго идти.

Он сдернул с плеча сумку и достал из нее бутылку зеленого стекла.

– Не здесь, – остановила я его. – Идем скорее, у меня времени в обрез.

Я толкнула красную дверь рядом с витриной, однако это был не вход в магазин. Сразу за ней начиналась лестница, которая вела на второй этаж.

– Можешь сказать, что мы тут делаем? – спросил Тэйн, поднимаясь следом за мной.

– Может, и объяснила бы, приди ты чуть раньше, – прошипела я.

– Ну, я же…

– Тс-с!

Мы поднялись на второй этаж, где была только одна дверь, зеленая, с табличкой, на которой красовалась золоченая надпись: «М. Дюбьяр, учитель музыки и словесности».

В квадрате солнечного света, лившегося через окно, стояло кресло. В нем дремал разомлевший от тепла огромный краснолицый мужчина с поразительно маленькими ногами, а его длинные светлые усы колыхались при каждом вздохе. Я пересекла комнату, подошла к нему и легонько потрепала за руку.

– Месье? – позвала я. – Месье!

Он вздрогнул и уставился на нас, удивленно моргая спросонок, пока, наконец, не узнал меня.

– Excusez-moi! – подскочил он. – Allons, commençons[1].

Он метнулся к черному роялю в углу комнаты, откинул крышку, но я потянула его за рукав.

– Нет, нет, монсеньор. Мы с вами договаривались вчера, помните?

– А! Мадемуазель Роу! Oui, oui. Ah… Avez vous pensé au vin[2]?

Я оглянулась на Тэйна. Он чуть замешкался, затем, сообразив, снова вытащил из сумки бутылку. Глаза месье Дюбьяра тотчас вожделенно вспыхнули. Он поднялся с банкетки и направился к нам с распростертыми руками.

– Вы оставляете нам комнату на час, так? – спросила я, и он утвердительно кивнул.

– Je vous laisse maintenant. Au revoir![3] – Он подхватил бутылку и, махнув нам на прощанье, удалился через боковую дверь.

– Что это было? – спросил Тэйн, пока я искала место на полу, куда можно было присесть.

– У нас с ним договоренность. Ты сказал, что нам нужно укромное место. С понедельника по пятницу я беру у месье уроки французского и музыки. Вчера я предложила ему сделку: он оставляет нам комнату на время моего занятия. А мы каждую неделю приносим ему бутылку красного вина.

– А мать не удивится тому, что твоя игра и твой французский лучше не становятся? – спросил Тэйн, усаживаясь напротив меня.

– Учитывая, что у нас дома нет пианино и по-французски мать не знает ни слова, уверена, что она ничего не заподозрит. – Я взглянула на ненавистное фортепьяно и улыбнулась. – Вот у моей прабабушки Элмиры был настоящий дар к языкам. Наша кухарка говорила, что та могла прийти к докам и запросто переводить для всех иностранцев-моряков и капитанов.

– Полагаю, не бесплатно, – Тэйн насмешливо приподнял бровь.

– Естественно!

Мы расхохотались, и я поймала себя на мысли, что мне нравится его смех.

Здесь, в помещении, я могла рассмотреть Тэйна лучше, чем на солнце. Оказалось, глаза его были не темно-карими, почти черными, как мне казалось раньше, а, скорее, медово-янтарными, с синеватыми искорками у зрачка. Теперь и взгляд его казался более вдумчивым и умным.

Улыбаясь, он снова запустил руку в свою сумку, я с любопытством наклонилась к ней.

– Ты принес что-то против заклятья моей матери?

Он выудил маленькую квадратную тетрадь.

– Нет, мне понадобится еще какое-то время. Я думал, мы пока можем заняться моими снами.

– Вот как? – холодно спросила я. Все мое расположение к нему как волной смыло.

– Я мало что могу сегодня сделать, – он пожал плечами. – Ты должна принести мне какую-нибудь вещь, которая принадлежит твоей матери.

– Почему ты вчера мне об этом не сказал?

– Вчера я еще не знал наверняка. Мы займемся этим завтра.

– Но ведь мы договорились начать сегодня, – как я ни старалась сохранить спокойствие, в голосе уже проскакивали истеричные нотки. Я оперлась кулаками о пол, намереваясь встать, но Тэйн остановил меня.

– Эвери! – произнес он тихо, но твердо. – Тебе придется потерпеть. Я помогу тебе всем, чем смогу. Но ты, как никто, должна знать, что может произойти, если сделать заклинание плохо. Мне необходимо узнать тебя. Нужно прочувствовать магию твоей семьи. Сегодня расскажи о моих снах, а завтра я уже буду готов взяться за дело.

Его слова звучали спокойно, даже ласково – так мужчины обычно уговаривают пугливую лошадь, и хотя я, твердо вознамерилась спорить, вдруг поняла, что он прав. Чтобы лучше понять магию Роу, ему нужно дополнительное время. Не знаю, что больше повлияло на меня – его доводы или сама интонация. На моей памяти только одному-единственному человеку удавалось так же быстро остудить мой пыл – бабушке. Но в ее случае, уверена, без магии не обходилось.

– Ну, ладно, сделаем так, как ты говоришь, – пробурчала я угрюмо, словно обиженный ребенок.

Тэйн засмеялся, и звук его голоса снова вызвал во мне странное волнение.

– Вот. – Он раскрыл на коленях тетрадь и разгладил ладонью разбухшие от влаги, покоробившиеся страницы. – Начнем сначала, ладно? Это я записал на другой день после того, как побывал у шамана.

Он прокашлялся и стал читать:

– Я бегу по прямой, ровной, пустынной дороге.

Я закрыла глаза, позволяя его словам проникнуть в меня и почувствовала, как постепенно открывается значение сна.

– Дорога уходит прямо в небо, и вот уже я бегу среди облаков.

Я открыла глаза и покачала головой:

– Нет!

– Это правда!

– Здесь ничего нет.

Он сник:

– Это что, не работает?

– Не в этом дело, – я в нетерпении покачала головой. – Этот сон мне не нужен. Рассказывай следующий.

– Но, Эвери, откуда тебе знать? Любая, даже самая маленькая деталь может быть очень важной.

Я шумно выдохнула и, поджав губы, процедила:

– Этот сон ничего не значит. У меня нет лишнего времени на бессмысленные видения. Рассказывай другой.

Тэйн взглянул на меня и закрыл дневник.

– Объясни, – упрямо сказал он.

– Хорошо. Сон означает, что ты встретишь корабль, отплывающий в Штаты. Корабль называется «Модена».

– О! – Его брови поползли наверх.

– Теперь мы можем продолжать? – резко спросила я, барабаня пальцами по полу.

Тэйн снова раскрыл тетрадь, перевернул страницу.

– По крайней мере, мы знаем, что сны говорят о будущем, – сказал он.

– Естественно.

Тэйн помедлил, потом спросил:

– А что, если бы я побывал у шамана на следующий день после моего сна, узнал от него про «Модену» и решил пойти на другое судно? Тогда ночное предсказание стало бы неправдой?

Я скрестила руки на груди.

– Все совсем не так. Раз тебе суждено было оказаться на «Модене», на нее бы ты и попал.

– Но если бы я решил изменить будущее? – Его глаза загорелись. – Если бы ты рассказала, что ждет меня в будущем, у меня был бы выбор, разве нет? И я мог бы изменить что-нибудь.

– Все так думают, но никто не может это сделать. Не было такого, чтобы мое предсказание не сбылось.

– Но…

– Ты не понимаешь. Сны не рассказывают о событиях, которые могут произойти, а могут и нет. Они говорят только о том, что действительно случится.

– Я думал… – Тэйн оборвал себя на полуслове, но затем продолжил: – Ладно, допустим, ты напророчила кому-то…

– Два года назад я предупредила одного китобоя, что ему в шею вонзится гарпун и он умрет. Он навсегда бросил промысел и к докам с тех пор даже близко не подходил. Дальше – больше: он переехал в маленький городишко Санта-Фе, в котором едва ли вообще слышали о китах. Однажды его подружка пришла к нему на день рождения с большим подарком. Она увидела, что он задремал на крыльце дома, и не придумала ничего лучше, чем подкрасться поближе и заорать: «С днем рождения!» От неожиданности он испугался, подскочил и упал на нее, вернее, на ее подарочек. А через десять секунд умер, захлебнувшись собственной кровью. Как ты думаешь, что было у него в шее?

Тэйн ответил не сразу.

– Кажется, догадываюсь…

– Его подружка каким-то образом пронюхала, что в прошлом он был китобоем, и решила преподнести ему особый сюрприз. Заказала у кузнеца гарпун.

Тэйн покачал головой.

– Но если бы ты не растолковала ему тот сон, китобой не переехал бы…

– Ты не понял. Это произошло бы в любом случае. Не там, так в другом месте. На берегу, в баре или посреди океана – все равно. Я не сказала, что он умрет в маленьком и пыльном городишке, где его глупая подружка, вообразив, что море – это сплошная романтика, сунется к нему с гарпуном в самый неподходящий момент. Я не видела в его сне ни деталей, ни места, ни времени. Я прочла только то, что однажды гарпун вонзится ему в шею и он умрет. Китобой попытался изменить свое будущее и не смог. Неважно, как далеко он сбежал. Все они пытаются, все, у кого в будущем должно случиться что-то плохое. И еще никому не удалось…

Щеки пылали. Я сжала кулаки так сильно, что ногти впились в ладони. Внезапно я почувствовала себя глупо, так глупо, что едва не заплакала.

– Эвери? – Тэйн робко прикоснулся к моей руке. Я отвернулась и смахнула выступившие слезы.

– Я понимаю, – произнес он тихо, – но считаю, что мы должны суметь изменить нашу судьбу. Как ты думаешь?

– Не знаю… Разве имеет значение, что я думаю?

Он ничего не ответил, просто сидел, уставившись в пол.

– Есть что-нибудь… – он осекся. – Ты когда-нибудь…

– Слушай, давай продолжим. Нечего время терять.

С минуту он еще помолчал, но затем взялся за свой дневник.

– Хорошо. Как бы то ни было, я хочу, чтобы ты растолковала мои сны. Хоть некоторые из них уже и сбылись, – он взглянул на меня и тихо попросил: – Пожалуйста.

– Ладно, – буркнула я и тут же закусила губу. Уж очень грубо это прозвучало. И хотя я ненавижу извиняться, все же добавила: – Прости. Просто продолжай читать.

Мне не сразу удалось подавить раздражение, но чем больше Тэйн читал, чем спокойнее тек его тихий голос, тем больше я расслаблялась, впитывая рожденные его снами образы. Мне стало хорошо уже просто от того, что я вошла в свою стихию, где прекрасно знала, как действует моя магия, хотя ни в одном из видений пока не обнаружила ничего интересного.

Большинство из них вообще ничего не значили. Просто сны. Такое уже случалось: порой людям не жаль было расстаться с долларом, лишь бы выяснить, не скрыт ли в самом простом сне глубокий смысл. В журнале Тэйна тщательно, во всех подробностях были описаны сотни историй – за несколько месяцев. Но лишь некоторые из них хоть что-то значили, предсказывая самые обыденные события: «Ты продашь другому вельботу свинью с двумя поросятами», «На следующей неделе ты угодишь в сильный шторм», «Человек из твоей команды украдет у тебя нож». Но Тэйн аккуратно записывал все, что я говорила, и время от времени задавал вопросы:

– Почему одни сны особенные, а другие – нет? Почему иногда ты знаешь точное время, когда что-то должно случиться? Почему не всегда? Как это происходит? В смысле, откуда тебе известно, как читать сны?