Читать книгу Ты меня любишь - Кэролайн Кепнес - Страница 8

Я выхожу на улицу. Иду и иду, мизинцы на ногах горят (эти кеды для красоты, а не для долгих прогулок). Прохожу мимо твоего дома, хотя надо бы зайти, хотя я действительно дал маху вчера вечером и сегодня. Надо было сорвать с тебя колготки целомудрия. Надо было пригласить к себе или пойти к тебе домой, а теперь поздно, теперь я мужик. Да, Бейнбридж тихий городок, но разве я написал тебе сообщение, чтобы спросить, как ты добралась?

Не-а.

Ты выпила, но разве я настоял на том, чтобы тебя проводить?

Не-а.

Захожу в кофейню «Дрозд». Здесь вся говноглазая семейка во главе с дедулей – этот остров чертовски мал, их чертовски много, а я один, и я пью кофе, сидя на уличной скамейке.

Захожу в «Инстаграм». Плохой Джо. Скверный. Близится ночь, и Номи опубликовала фото, где ты спишь на диване прямо в одежде.

Когда мама «больна». #похмелье

Я хотел бы, чтобы мне понравилась фотография, хотел бы смотреть на нее с любовью, но сейчас я не чувствую любви. Пальцы на ногах в огне, все мое тело в огне, а ты холодна, мертва для меня, для всего мира. Я делаю скриншот фотографии и осматриваю каждый угол, каждый миллиметр. Я не вторгаюсь в твою личную жизнь, Мэри Кей. Публикуя снимок, все мы понимаем, что подписчики будут пристально изучать его крупным планом. Я увеличиваю масштаб. Мое сердце колотится.

Семейка говноглазок выскакивает на улицу, никто со мной не здоровается (ДА КАТИСЬ ТЫ, СЕМЕЙКА!), а я не свожу глаз с телефона – какого дьявола, Мэри Кей? На столе бутылка из-под пива, при виде которой волдыри на ногах начинают болеть еще сильнее. Ты не пьешь пиво, не любишь его вкус, и Номи пить запрещаешь, а бутылка открыта и наполовину пуста. Чья она, Мэри Кей? Кто, черт возьми, пьет пиво у тебя дома? Пишу сообщение Гномусу.

Привет, Шеймус! Тренировка мне сегодня аукнулась. Может, по пиву?

В ожидании ответа хожу по тротуару. Пальцы на ногах никогда меня не простят.

Отставить, новобранец. Десятидневный сухой закон. Помни: внутренний голос, который говорит, что у тебя не получится, лжет.

Фу. Ненавижу качков, но пиво не Гномуса; тогда чье? Добираюсь до перекрестка; твой дом совсем близко, и если я пойду прямо и загляну в твое окно… Не могу. Я обещал хорошо себя вести, а быть хорошим – значит верить в тебя, в нас; к тому же это всего лишь одна бутылка пива. Тебе сегодня явно нездоровилось. Я ведь еще плохо тебя знаю, и ты, возможно, выпиваешь полкружки пива, чтобы снять похмелье. А я иду домой и опять смотрю «Наследников»; ты не звонишь и не пишешь, зато Гномус атакует меня предложениями выпить пива на следующей неделе – благодаря телефонам, проще быть друзьями, даже не нужно с кем-то видеться, что и стало первой хорошей новостью за сегодня. И единственной.

* * *

Я справился. Пережил самый долгий, самый мозговышибательный день в году, и мой разум снова прояснился. Я спокоен. Не позволю какой-то глупой бутылке встать у нас на пути. Все, что имеет значение, – наш поцелуй, Мэри Кей. Ради меня ты нарушила правило. Ты клялась не иметь отношений с мужчинами, пока дочь живет с тобой, а для меня сделала исключение.

Знаешь что? Мне тоже не помешает сделать исключение.

Я ведь почти не гулял по нашему живописному острову. Ладно, в Форт-чертов-Уорд без тебя не поеду, так и быть. Когда только сюда прибыл, я пару раз выбирался в лес Гранд-Форест, но погода стояла слишком промозглая, чтобы проникнуться природными красотами.

Я завязываю шнурки на кроссовках (сегодня пальцы на ногах не будут меня ненавидеть), застегиваю ветровку, надеваю наушники (привет, Сэм Кук!), запираю дверь и делаю то, чем местные слабоумные любители спорта занимаются каждый день, порой дважды, – выхожу на пробежку.

Мог бы побегать по одному из пляжей, однако берег каменистый и сплошь заставлен однотипными виллами. Или по тротуарам, только на кой мне тротуары, если есть настоящий лес? Не я проектировал застройку, Мэри Кей. Я не виноват, что ты живешь в новом районе. Я не виноват, что ты выбрала дом рядом с побережьем и что твой задний двор отделен от моря лишь пешеходной тропой шириной в полметра.

Это твой выбор, а не мой.

Приехав сюда, я тебя и знать не знал, и ты сама мне сказала, что живешь прямо за углом. Повторила раз десять, не солгала, и вот я здесь – не на твоей улице, а на тропе близ воды и Христа, Мэри Кей. Есть в этом что-то почти извращенное: в тропе, в тебе и твоих соседях по Уэсли-Лэндингу. Вы эдакие бесстрашные эксгибиционисты, да? Потому решили поселиться там, где уединение в принципе невозможно. У вас нет заборов, потому что они закрыли бы вид на каменистый берег, деревья и море, – я никогда не смог бы так жить.

А ты можешь.

Останавливаюсь и начинаю делать растяжку, разогревая мышцы, как и положено бегуну. Даешь здоровый образ жизни!

На краю твоей лужайки есть большой камень, на котором выгравировано название вашего квартала. Он шире, чем стволы местных деревьев, и идеально подходит для растяжки. Я опираюсь одной ногой на камень, наклоняюсь, чувствуя, как напряглись икры, и тут, как назло, – удача в какой-то момент мне изменила – мой взгляд падает на твой двор. Чистое совпадение.

Стеклянная раздвижная дверь открыта, ты сидишь на веранде с полупустой бутылкой диетической колы в руке. Видишь, Мэри Кей? Я тебе нужен. А вот чертовы заменители сахара – едва ли. Ты разговариваешь по телефону, наверняка с Меландой, а я выключаю Сэма Кука и снимаю наушники, как многие другие бегуны во время растяжки. Мне ничего не слышно, и, хоть я не специалист в ботанике, готов поклясться, что рядом со мной ядовитый плющ, поэтому я на всякий случай отхожу и становлюсь под деревом. Ты привыкла к тому, что по тропе постоянно ходят люди, и даже не оборачиваешься, когда листья шуршат у меня под ногами. Теперь я тебя слышу. Ты не знаешь, что приготовить на ужин. В холодильнике лежат стейки из лосося, но они замороженные – тебе нужна новая морозильная камера, хочешь посмотреть на мою? – и вот ты снова консультируешь Меланду. Не пиши ему. Ты все прекрасно знаешь. Если ты ему нравишься, он сам тебе напишет, а если нет – тем хуже для него. Она спорит (я ее не слышу и слышать не желаю), а Суриката на кухне хлопает дверцей шкафчика. Раздраженно. Ты просишь Меланду подождать и поворачиваешь голову.

– Номи, дорогая, ты будешь на ужин лосося?

– Когда это я хотела на ужин рыбу? Этому лососю уже лет сто. И давай я сразу скажу: нет, я не хочу курицу по-мексикански.

Ты смеешься – тебе тоже надоела курица по-мексикански – и вздыхаешь. Быть мамой, готовить каждый день много лет подряд и устать от своей же любимой курицы – ох, понимаю…

Суриката хлопает другой дверцей.

– Может, на гриле что-нибудь пожарить?

– Почему бы и нет… А ты уже проголодалась?

Суриката пожимает плечами – мол, кому какое дело – и уходит в свою комнату, прихватив пакет чипсов. Ты снова подносишь к уху телефон, и я сочувствую Меланде – ведь у нее-то на ужин, наверное, безглютеновая пицца с цветной капустой.

– Извини, – говоришь ты, – я тебя слушаю.

Тебе приходит сообщение, ты его читаешь и тут же отправляешь ответ. Тебе пишет тот, кто пил пиво у тебя дома? Ты продолжаешь давать советы Меланде, а как же мы? Когда ты расскажешь подруге о лучшем в твоей жизни поцелуе? И кто, мать его, пил это гребаное пиво?

Молочная кислота уже растекается по моим остывшим мышцам, однако сердце мое горит, а ты вздрагиваешь и встаешь. Войдя в кухню, ты толкаешь раздвижную дверь, она поскрипывает (надо наведаться к тебе с банкой смазки), а я терпеть не могу тишину, поэтому опять надеваю наушники. Сэм Кук пытается меня утешить; впрочем, он зря старается. Сделав наклон вперед, я тянусь кончиками пальцев к носкам кроссовок, кровь приливает к голове, и хотя музыка заглушает шум окружающего мира, она не может заглушить тревожный сигнал, звенящий в моей лимбической системе. По рукам и ногам бегут мурашки, волосы на затылке встают дыбом, словно тысяча крошечных солдатиков. Бей или беги. Я медленно поднимаю голову – чутье меня не подвело. Я не один. Неприятель в метре от меня. Вооружен рюкзаком, смартфоном и двумя самыми опасными боевыми установками – глазами, следящими за мной из-под некрасивых круглых очков.

Это твоя дочь. Суриката.