Читать книгу Смертельные тайны - Кэти Райх - Страница 5

Сержант-детектив Галиано неохотно сел на стул, который освободил Нордстерн, закинул ногу на ногу и уставился на меня.

– В чем дело, детектив? – как можно спокойнее спросила я.

В голове проносились сцены из «Полуночного экспресса».

Взгляд Галиано пригвождал меня, словно жука – булавка.

– Национальной гражданской полиции известно о вашей деятельности, доктор Бреннан.

Я молчала, опустив руки на колени. На пластиковой крышке стола остались два потных отпечатка ладоней.

– В основном благодаря мне.

Он сидел, почти не двигаясь, только несколько волосинок на макушке шевелил ветерок от маленького вентилятора.

– Вам?

– Да.

– Почему?

– Часть моей юности прошла в Канаде, и я до сих пор слежу за тамошними новостями. Ваши свершения не прошли незамеченными.

– Свершения?

– Пресса вас обожает.

– Пресса обожает продавать газеты. – (Возможно, он почувствовал мое раздражение.) – Зачем вы хотели меня видеть, детектив?

Галиано достал из кармана коричневый конверт и положил передо мной. На конверте был написан от руки номер полицейского или коронерского досье. Я смотрела на него, но не дотрагивалась.

– Взгляните. – Галиано снова сел.

Внутри находились несколько цветных фотографий пять на семь дюймов. На первой – лежащий на столе для вскрытия сверток; из него сочилась жидкость, собираясь в коричневую лужу на перфорированной нержавеющей стали.

На второй сверток развернули. Джинсы, из порванной штанины торчит нижний конец длинной кости. На третьей – часы и, вероятно, содержимое карманов: расческа, эластичная лента для волос, две монеты. На последней фотографии были увеличенные изображения большой берцовой и двух костей ступни.

Я посмотрела на Галиано.

– Это нашли вчера.

Я пригляделась к фрагментам скелета. Все они были покрыты густой шоколадного цвета слизью, но я заметила прилипшие к костям остатки плоти.

– Неделю назад в «Параисо», маленьком отеле в Первой зоне, засорились туалеты. Хотя это далеко не «Риц», постояльцы начали жаловаться. Владельцы проверили отстойник, и оказалось, что его слив заткнут джинсами.

– Когда в последний раз чистили канализацию?

– Похоже, хозяева гостиницы относятся к обслуживанию не очень ответственно. В последний раз оно проводилось в августе, так что тело, видимо, попало туда позже.

Я молча кивнула.

– Быть может, жертва – молодая женщина.

– Я вряд ли смогу высказать свое мнение на основе этих фотографий.

– Я вас об этом и не прошу.

Мы посмотрели друг на друга. В комнате было жарко и душно. Глаза Галиано показались мне слегка необычными – карие с красноватым оттенком, словно янтарь в лучах солнца. Будь он дамой, с такими ресницами можно было бы рекламировать «Мэйбелин»[15].

– За последние десять месяцев в городе пропали четыре молодые женщины. Их семьи в отчаянии. Мы подозреваем, что исчезновения могут быть взаимосвязаны.

Дальше по коридору зазвонил телефон.

– Если так, то дело не терпит отлагательств.

– В городе Гватемала пропадает без вести множество людей.

Я представила себе парк Конкордия, где каждую ночь нюхали клей и спали бездомные дети, и вспомнила истории о попавших в облаву и убитых ребятишках. В 1990 году свидетели сообщали о вооруженных людях, которые похитили восемь уличных детей; тела малышей нашли несколько дней спустя.

– Это совсем другое дело, – вернул меня к действительности голос Галиано. – Те четыре женщины не вписываются в обычную картину.

– Какое отношение все это имеет ко мне?

Впрочем, я уже догадывалась.

– Я поведал о вашей работе начальству и сказал им, что вы в Гватемале.

– Можно спросить, откуда вам это стало известно?

– Скажем так, СИКА знает об иностранных гражданах, которые приезжают в Гватемалу откапывать наших мертвецов.

– Понятно.

Галиано показал на фотографии:

– Я уполномочен попросить вас о помощи.

– У меня есть другие неотложные дела.

– Раскопки в Чупан-Я закончены.

– Анализ только начинается.

– Сеньор Рейес согласился взять на себя вашу работу.

Сперва репортер, потом это. Похоже, у Матео после нашего возвращения в город забот хватало.

– Сеньор Рейес мог бы исследовать для вас эти кости.

– Опыт и знания сеньора Рейеса несравнимы с вашими.

Он был прав. Матео и его команде пришлось поработать с сотнями жертв массовой резни, но почти не доводилось иметь дело с недавними убийствами.

– Вы – соавтор статьи о захоронении в отстойнике.

Галиано и впрямь неплохо подготовился.

Три года назад в Монреале арестовали мелкого наркоторговца, продавшего товар не тому покупателю. Не желая надолго расставаться со своей аптечкой, парень рассказал о приятеле, которого утопили в отстойнике. Полиция провинции обратилась к моему боссу, доктору Пьеру Ламаншу, а он – ко мне. Я узнала о том, как избавляются от отходов человеческой жизнедеятельности, намного больше, чем хотела: мы с Ламаншем потратили немало дней, руководя извлечением останков. И написали об этом статью в «Журнале судебных наук».

– Это местная проблема, – сказала я. – С ней должны разбираться местные эксперты.

Гудел вентилятор. Чубчик Галиано выделывал петли и пируэты.

– Когда-нибудь слышали о джентльмене по имени Андре Спектер?

Я покачала головой.

– Это канадский посол в Гватемале.

Имя показалось смутно знакомым.

– Дочь Спектера, Шанталь, – одна из пропавших.

– Почему бы не решить этот вопрос по дипломатическим каналам?

– Спектер потребовал полной секретности.

– Порой публичность может только помочь.

– Есть… – Галиано поискал подходящее слово. – Смягчающие обстоятельства.

Я ждала подробностей, но их не последовало. На улице хлопнула дверца грузовика.

– Если тут есть какая-то связь с Канадой, ваши контакты могут пригодиться.

– К тому же я провела немало времени в отстойниках.

– Редкое признание. А еще вы сотрудничали с канадским Министерством иностранных дел.

– Да.

Он действительно хорошо подготовился к разговору.

И тут Галиано выложил свой козырь:

– Мой департамент взял на себя смелость связаться с вашим министерством в Квебеке и попросить разрешения привлечь вас в качестве специального консультанта.

Из кармана Галиано появился еще один предмет – факс со знакомым логотипом в форме лилии. Детектив подтолкнул его ко мне через стол.

Господин Серж Мартино, министр общественной безопасности, и доктор Пьер Ламанш, глава лаборатории судебной медицины, давали разрешение временно приписать меня к Особому отделу Национальной гражданской полиции Гватемалы. Требовалось лишь мое согласие.

Мои боссы в Монреале сами участвовали в заговоре. И от этого было уже никуда не деться.

Я посмотрела на полисмена.

– У вас репутация того, кто находит истину, доктор Бреннан. – Его взгляд из-под длинных ресниц был безжалостен. – Родители в смятении, не зная правды о пропавших детях.

Подумав о Кэти, я представила, как испугаюсь, если вдруг пропадет моя дочь, ужас, который охватит меня, если она исчезнет в стране с незнакомым языком, законами и обычаями, где неизвестно, станут ли власти вообще прилагать хоть какие-то усилия для ее поисков.

– Ладно, детектив. Слушаю вас.

Первая зона – самая старая часть города Гватемала, вызывающий клаустрофобию улей из полуразвалившихся лавочек, дешевых отелей, автовокзалов и автостоянок, изредка перемежающихся магазинами современных торговых сетей. «Уимпис» и «Макдоналдс» делят узенькие улочки с немецкими кафе, спорт-барами, китайскими ресторанами, обувными магазинами, кино, магазинами электротоваров, стрип-клубами и тавернами.

Как и многие экологические зоны, этот район подчиняется суточному ритму. С наступлением темноты заполоняющих улицы торговцев и пешеходов сменяют продавцы сигарет и проститутки. Чистильщики обуви, таксисты, уличные музыканты и проповедники исчезают из парка Конкордия, где на ночь собираются бездомные дети.

Первая зона – царство разбитых мостовых, неона, испарений и шума. Но у этого района есть и более величественная сторона. Здесь находятся Национальный дворец, Национальная библиотека, Центральный рынок, Центральный парк, парк Столетия, музеи, собор и впечатляющее, в мавританском стиле, здание почтамта. Управление полиции располагается в странного вида замке на пересечении Четырнадцатой улицы и Шестой авениды, в квартале к югу от церкви святого Франциска; последняя знаменита резным изображением Сердца Христова и найденными в тайнике на крыше запрещенными книгами, которые спрятали там десятилетия назад мятежные священники.

Полтора часа спустя мы с Галиано сидели за потертым деревянным столом в комнате для совещаний на третьем этаже замка. С нами были его напарник, сержант-детектив Паскуаль Эрнандес, и Хуан-Карлос Хикай, глава команды экспертов, которой предстояло обследовать отстойник.

Мрачно-серые стены в последний раз красили примерно тогда же, когда священники прятали свои книги. Из стула торчала желтовато-серая набивка, и я подумала о том, сколько взволнованных, усталых или напуганных задниц ерзали на этом сиденье.

Об единственное окно с жужжанием билась муха. Я посочувствовала насекомому, разделяя его желание сбежать. Сквозь грязные жалюзи на окне виднелась одна из крепостных стен замка.

По крайней мере, хоть что-то позитивное: нападение средневековых рыцарей мне не грозило.

Вздохнув, я в миллионный раз поерзала на стуле, взяла листок бумаги и начала постукивать им по столу. Мы уже двадцать минут ждали представителя окружного прокурора. Было жарко, я устала и не была в восторге от того, что меня отрывают от работы с ФСАГ. И особо этого не скрывала.

– Подождем еще немного. – Галиано посмотрел на часы.

– Может, вкратце описать процедуру? – предложила я. – Сеньору Хикаю может понадобиться время, чтобы собрать необходимое оборудование.

Хикай молча почесал бровь. Эрнандес, рослый, с волнистыми черными волосами до плеч, поднял покрытую жесткой черной щетиной руку и тут же бессильно уронил ее на стол.

– Уточню еще раз, – раздраженно бросил Галиано и вышел.

Что? Обо мне? И у кого? У опаздывающего окружного прокурора? У кого-то из начальства?

Почти сразу же из коридора послышалось, как детектив спорит с кем-то. Он очень быстро говорил по-испански, и я не расслышала многих слов, но в них явно чувствовалась враждебность. И по крайней мере дважды я слышала мое имя.

Через несколько мгновений голоса смолкли, и Галиано вернулся вместе с высоким худым мужчиной в розовых очках. Последний слегка сутулился, над ремнем нависал мягкий животик.

– Доктор Бреннан, – сказал Галиано, – разрешите представить сеньора Антонио Диаса. Сеньор Диас возглавляет Следственный отдел Окружной прокуратуры по уголовным преступлениям.

Я встала и протянула руку. Проигнорировав ее, Диас подошел к окну и повернулся ко мне. Глаза его скрывались за цветными стеклами, но во всем его облике чувствовалась неприязнь.

– Я занимаю должность прокурора уже почти двадцать лет, доктор Бреннан. И за все это время мне ни разу не требовалась посторонняя помощь в расследовании обстоятельств чьей-то смерти.

Несмотря на заметный акцент, английский Диаса был безупречен.

Я ошеломленно опустила руку.

– Возможно, вы считаете наших судмедэкспертов недоучившимися ремесленниками из страны третьего мира или шестеренками в устаревшей и неэффективной судебно-бюрократической системе, но позвольте заверить – это профессионалы, которые в своей работе придерживаются высочайших стандартов.

Я посмотрела на Галиано, чувствуя: щеки пылают от унижения. Или от гнева.

– Как я уже объяснял, сеньор Диас, доктор Бреннан здесь по нашей просьбе. – Голос Галиано звучал подобно стали.

– Что, собственно, привело вас в Гватемалу? – спросил прокурор.

Меня охватила злость.

– Подумываю открыть курорт с минеральными водами.

– Доктор Бреннан здесь по другому делу, – вмешался детектив. – Она судебный антропо…

– Я знаю, кто она, – оборвал его Диас.

– Доктор Бреннан имеет опыт в обследовании отстойников и предложила свою помощь.

Предложила? С чего он это взял?

– Было бы глупо не воспользоваться ее опытом.

Диас с яростью посмотрел на Галиано. Лицо его оставалось каменным. Эрнандес и Хикай молчали.

– Посмотрим. – Прокурор бросил на меня тяжелый взгляд и, топая, вышел из комнаты.

Тишину нарушала лишь муха. Первым заговорил Галиано:

– Прошу прощения, доктор Бреннан.

Злость порой и меня подталкивает к действию.

– Может, начнем? – спросила я.

– С Диасом разберусь сам. – Галиано пододвинул стул.

– Еще одно.

– Что?

– Зовите меня Темпе.

В течение следующего часа я расписывала все прелести канализационных отстойников. Галиано и его напарник внимательно слушали, то и дело прерывая меня замечаниями или просьбами объяснить подробнее. Хикай сидел молча, потупив взгляд, с ничего не выражающим лицом.

– Канализационные отстойники могут быть сделаны из камня, кирпича, бетона или стекловолокна. Может быть разным дизайн и форма – круг, квадрат или прямоугольник. Они могут состоять из одного, двух или трех отсеков, разделенных частичными перегородками или сплошными стенками.

– Как они работают? – спросил Галиано.

– Собственно, отстойник – это водонепроницаемая камера, играющая роль инкубатора для анаэробных бактерий, грибков и актиномицетов[16], которые разлагают падающие на дно органические отходы.

– Совсем как на кухне у Бартоломе, – заметил Эрнандес.

– И чего нам ожидать? – Галиано проигнорировал слова напарника.

– В процессе разложения выделяется тепло, на поверхность выходят газы, которые смешиваются с частичками жира, мыла, масел, волос и прочего мусора, образуя грязную пену. Это первое, что мы увидим, открыв отстойник.

– Ну внесите хоть немного солнца в нашу жизнь, – сказал Эрнандес.

– Со временем, если пену не трогать, образуется плавающая полутвердая корка.

– Пудинг из дерьма. – Эрнандес скрывал отвращение под маской пошлого юмора.

– Отстойники следует очищать каждые два-три года, но если его владельцы настолько ленивы, как вы говорите, они вряд ли это делали, и, скорее всего, нам встретится именно такой слой грязи.

– Ладно, допустим, получился суп для микробов. Куда все это потом девается? – спросил Галиано.

– Как только отстойник наполняется до определенного уровня, продукты распада вытекают из него через трубы, обычно расположенные параллельными рядами, – дренажное поле.

– Какого рода трубы?

– Глиняные или из перфорированного пластика.

– Система доисторическая, так что речь явно о глине. Что там происходит?

– Дренажное поле покоится на гравийной подложке, обычно покрытой почвой и растительностью. Когда происходит аэробный распад, оно в основном играет роль биологического фильтра.

– Грубая или тонкая очистка. Прямо как кофе.

Эрнандес начинал действовать мне на нервы.

– На последнем этапе жидкие отходы стекают из труб и впитываются в гравийную подложку. Бактерии, вирусы и другие загрязняющие агенты поглощаются почвой или усваиваются корневой системой растений.

– Значит, и впрямь над отстойником трава зеленее[17], – сказал Галиано.

– И куда счастливее. Что еще известно?

Галиано достал маленький блокнот и перелистал страницы.

– Резервуар расположен примерно в семи футах к югу от отеля, он около десяти футов в длину, пяти в ширину и шести в глубину, сделан из бетона и закрыт восемью прямоугольными бетонными крышками.

– Сколько там камер?

– Владелец, сеньор Серано, понятия не имеет, что внутри. И он не из тех, кто затаив дыхание следит за вручением Нобелевских премий.

– Понятно.

– Серано и его сын Хорхе вспомнили, как рабочие прошлым летом открывали крышку в восточном конце отстойника, и открыли ее сами. Резервуар был почти полон, а сточное отверстие забито джинсами.

– Значит, вход – на западе.

– Надо полагать, да.

– Что ж, джентльмены. Чтобы поднять бетонные крышки, понадобится экскаватор.

– Все восемь? – впервые подал голос Хикай.

– Да. Поскольку мы не знаем, с чем придется иметь дело, откроем отстойник целиком. Если камер несколько, части скелета могут оказаться где угодно.

Хикай тоже достал блокнот и начал составлять список.

– Еще – ассенизационная машина, чтобы откачать пену и жидкость, и пожарная, чтобы растворить осадок на дне, – продолжала я. Глава команды экспертов добавил их в список. – Там полно аммиака и метана, поэтому мне нужен кислородный аппарат.

Хикай вопросительно посмотрел на меня.

– Стандартная маска с кислородным баллоном, который вешается на спину, вроде тех, что используют пожарные. Также понадобится парочка опрыскивателей.

– Вроде тех, из которых распыляют гербициды?

– Именно. Один с водой, другой с десятипроцентным раствором дезинфицирующего средства.

– Можно поинтересоваться зачем? – спросил Эрнандес.

– Чтобы обрызгать меня, когда вылезу из отстойника.

Хикай записал.

– И четырехдюймовая сетка. Остальное – стандартное оборудование.

Я встала.

– В семь утра?

– В семь утра.

Мне предстоял худший день в жизни.