Читать книгу Города монет и пряностей - Кэтрин М. Валенте - Страница 18

Его кожа осталась в моих руках.

Я не увидела Короля. Мне и не хотелось, но какая-то маленькая часть меня – та, что воображала его в авангарде и с вороньим плюмажем на серебряном шлеме, – была разочарована. По слухам, Король заперся в замке, окруженном реками, белой и чёрной. Это походило на сказку, и я много раз задавалась вопросом, существует ли вообще этот Король, и не окажется ли так, что мы маршируем, сражаемся, копаем и едим жутких червей, сороконожек и грязь, чтобы не умереть от голода, лишь потому, что кто-то где-то когда-то вообразил себе Короля в золотой короне?

Я уверена, что кто-то где-то когда-то уже рассказал историю этого Короля. И уверена, она интереснее моей. Это важная история, в которой много событий, пышных церемоний и серьёзных последствий для округи. Я же просто солдат и не знаю таких историй.

Сначала я переживала, что мой обман раскроется. Но после нескольких недель в жирной грязи и тумане, холодном как ледяная корка на ведре с молоком поутру, солдаты становятся неотличимы друг от друга. Мне никто не задавал вопросов. Меня отправили в дозор и дали деревянный меч. Мужчины смеялись, как стая ворон на дереве, и говорили, что настоящий надо заслужить. В основном, я носила собственную одежду и шлем, что мне дал вербовщик, хотя многие пытались выменять его на что-нибудь. Похоже, Король считал, что для железа и кожи есть другое применение. Мне велели стеречь двенадцать бочек, окованных железом, и не заглядывать внутрь. Всё просто… Однако теперь, вспоминая об этом, я вижу лишь кожу, влажной тряпкой текущую сквозь мои пальцы.

Наш лагерь располагался посреди широкой степи, которая благодаря заботам сотен солдат принесла обильный осенний урожай грязи. Грязь была повсюду: в волосах и глазах, под ногтями, на коленях, в горле и носу. Она пахла листьями, грибами, навозом и нами, потому что мы не различали свои запахи в грязи. Бочки были покрыты слизью, а по деревьям карабкалась зелёная плесень. Я стояла со своим смешным игрушечным мечом и смотрела в темноту. Мои мышцы были натренированы заботой о коровах и лошадях, заменившими мне братьев. Разве можно называться стражем, если никто не посягал на то, что я стерегла? В конце каждой смены я пила ужасный чай, который заваривали из пшеничных зёрен, гусениц и грязи, прежде чем несмело спросить, не заслужила ли я, благодаря своей стойкости, настоящий меч. Один за другим солдаты, бородатые и бритые, лысые и волосатые, смеялись и говорили, что мне не видать меча, пока кого-нибудь не убью.

Однако мы не сражались, и я никого не убила. Между навершием и рукоятью моего деревянного меча завелась плесень. Я ждала: мы все ждали. Мой вербовщик привёл в порядок золотые кисти и отправился в следующую деревню. Я спросила о своих братьях. Но разве кто-то помнит о двух погибших парнишках? Я ждала; мы все ждали. Всего один раз я спросила офицера, чей мундир ещё не потерял цвет, что находится в бочках. Он побледнел и скривил губы: его чуть не стошнило на мои ноги в жалком подобии обуви.

– Это прислал слуга Короля. Ещё до того, как ты сюда попал. Я знаю, что там, а ты нет. Угомонись, тебе же лучше, чтобы мы не поменялись местами!

Я была хорошим солдатом и стерегла порученные мне бочки. Полгода ими никто не интересовался. А потом его кожа осталась в моих руках, и я в последний раз вдохнула чистый воздух.

Ночью было очень темно, как внутри огромного чёрного сердца. Сквозь туман и грязь доносились шорохи и всхрапы, временами кто-то плакал, вокруг постоянно хлюпало. Он пришел – подполз, будто сороконожка, виляя из стороны в сторону. Его шлем был с трещиной на макушке, покрытые жесткой щетиной щёки запали. Наверное, он долго выжидал, пока на вахту опять заступлю я, худенький солдатик с деревянным мечом. Он бросился к моим бочкам, но я преградила ему путь, размахивая бесполезной глупой палкой. Несколько раз ударила его по глазам, и он охнул, застонал. Сражаясь в грязи, мы дышали тяжело и быстро, собственный вес по колено вдавливал нас в мягкую землю. Он саданул меня в живот, но я не уступила, хотя на миг потеряла способность дышать, будто из меня вырвали душу. Мы вместе упали на бочки. Я оказалась сверху, и его потная туша разбила один из деревянных сосудов; щепки вонзились в мутную жижу. Я вскочила… и его кожа осталась в моих руках.

Отец рассказывал истории о существах, которые теряли свои шкуры: о селки, левкротах и прочих. Под шкурой они всегда другие, иногда красивые. Если с девушки-селки снять серую и тугую тюленью шкуру, под ней будет влажное, бледное и светящееся тело. Но тут всё было иначе: кровь, жир и провисающая кожа. Нападавший растворился в моих руках, утёк, словно плащ, сбрасываемый летом. И стоял густой острый запах, как от подгорелой кошатины.

Из сломанной бочки сочилась зеленовато-белая паста, над ней курился бледный дым, будто в нерешительности размышляя, куда ему лететь. Он поднялся до моего лица, и я вдохнула его, не успев ни о чём подумать. Длинные зелёные языки дыма заполнили мою грудь, вгрызлись в кожу. Я и моргнуть не успела, как на моих руках появились большие волдыри и нарывы, а глаза начало жечь, словно внутри меня вспыхнуло маленькое солнце. Я невольно отшатнулась от человека без кожи и разбитой бочки.

Мой старшина бежал по полю спящих солдат с двумя деревянными вёдрами с водой. Он вылил их на пузырившуюся плоть и бледную пастообразную жижу. Слизь злобно зашипела и ушла в землю, оставив призрачный дымок, парящий над головами спящих. Дымок, из-за которого им предстояло чесаться и смаргивать слёзы, но всего день или два.

– Идиот! – ворчал он, осторожно ведя меня к жалкой речушке и опуская мою голову в чистую воду. – Его надо растворять и смешивать, причём умеючи, а не кидать в него людей. И уж точно не стоит вдыхать эту штуку в сыром виде, если не хочешь заржаветь, как меч!

– Его кожа осталась в моих руках, – простонала я, стараясь не касаться покрытых волдырями рук. И тут меня настиг приступ жестокого хриплого кашля.

Он покачал головой.

– Ещё бы. Ты же сунул его в пятилиговый туман. Эту штуку прислал слуга Короля – старый жуткий человек в ошейнике и мантии. Её надо использовать в горах, которые мы захватим ради короны. Но разбавляя водой, глупый ребёнок! Разбавляя и направляя, как мех направляет пепел! Тебе повезло, что не остался без кожи на руках и не лишился глаз!

Пока над холмами не забрезжил рассвет, точно белое масло, он помогал мне мыться в реке. И ничего не сказал, увидев мою стянутую повязками грудь и изувеченные бёдра. Вот как я узнала, что такое нарывный газ. Это штука, которая обжигает, проникает в тебя и грызёт изнутри, точно совесть… Кожа противника осталась в моих руках, а моя собственная долгие годы горела, как фонарь часового.