Читать книгу Осторожно, двери открываются - Кэтрин Вэйн - Страница 2

– Ты не устаёшь так долго гулять? – Лёша сидел на шпагате в гостиной и разминал спину, смотря прямо перед собой. В ту же точку, за которой наблюдала Таня.

Она сидела в кресле за его спиной и тянулась к мускулистым крепким плечам. Находясь в роли милой возлюбленной, разминала мышцы танцора по очереди. Как можно сильнее.

Так, как требовал Лёша.

– Тань, не ленись, пожалуйста. Сильнее дави.

Вздохнув и закрыв глаза, она устало опускала ладони через каждые десять секунд на лопатки и давила на твёрдые мышцы. Чаще всего мимо. И только когда парень нетерпеливо ёрзал, Таня приходила в себя. Её полусонный, слишком томный взгляд опускался по коже танцора вниз, на идеальный прогиб. Туда, где заканчивалась линия талии и начиналась упругая полоска белья. Прижать бы его к себе, опять уснуть как две недели назад вместе. Только руки девушки всё никак не дотянуться до заветной черты.

Лёша опять поёрзал на коврике и потянулся вперёд. Подальше от неловких рук.

– Ладно. Хватит. И всё же, ответишь на мой вопрос?

Вопросы? Что? Наклонив голову на бок, девушка с малой дозой внимания стала наблюдать за каждым движением своего танцора. Садится в шпагат. Тянется в стороны. Как же он хорош. Снова создаёт искусный изгиб от самых пяток до пальцев на руках. Его ягодицы в коротких шортах не двигаются. Твёрдые. Округлые. И как только Алексей подходит к балетному станку сделать плие, эти шорты исчезают где-то в районе талии.

Она мучительно вздохнула и взяла с дивана книгу. С такой задницей и не танцевать было бы огромным грехом. С идеально выточенными изгибами рук и бёдер только на сцену. Крепкие плечи блондина не смеют лишний раз приподняться выше положенного и веки томно опускаются вниз, чтобы следить за положением локтей. На этом всё, перечень идеального заканчивается. Лёша разминает пальцы ног, готовясь сделать контрольный элемент. Таня знает – сделает неправильно. Маленький градус взмаха руками, стопа в отвратительном положении и грудные мышцы пляшут как у куклы на верёвочке. Смазанно. Без гармонии. Он наклоняется вперёд и гнётся… Нет, боже, он опять это сделал неправильно.

Таня вздохнула.

Говорить о его недостатках она никогда не смела. Куда ей, уже два года не стоявшей на пуантах? Неопытной, с незаконченным средним хореографическим образованием. Куда раздавать советы?

Она уткнулась в книгу.

– Таня, я же говорю с тобой. Что за игнор? – приняв исходное положение, Алексей потянулся назад, закидывая голову, чтобы увидеть лицо. Молчаливое.

Она отложила книгу, прокручивая колёса своего кресла то вперёд, то назад. Как будто намеревалась задавить парня. За ошибки.

– Устаю дома.

Никогда не охота говорить о себе, о своей жизни. Не говорила и о нём. Танцующий парень из Большого театра. Он заслужил своей преданностью балету огромную порцию внимания. К технике ассамбле. К кривой линии рук. Неправильно поставленным стопам. Она обязана остановить и сделать замечание, чтобы завтра перед коллегами и хореографом танцор не опозорился. Но не говорила. Молчи, за умную сойдёшь.

Лёша вальяжно подошёл к станку у стены.

– Да, Алексей, Вы совершенно не бережёте себя и свой товарный вид, – похлопав себя по щекам, парень передразнил манеру своего хореографа и тут же мигом выпрямился, поставив руки и ноги в первой позиции. Спина прямая, попа в гармонии с плечами, руки расслаблены и улыбка шире, чем полушпагат на паркете. Он поправил причёску и подмигнул своему отражению, – ну вот, совсем другое дело. Вы умница, Алексей!

Таня закатила глаза. Вечер подошёл к концу. Конечно, они ещё будут говорить, устроившись по разные концы стола на кухне. Но всё это сухое: глобальные вопросы о планах Татьяны на завтра и короткое "ну всё как всегда" от танцора, его просьба приготовить что-то диетическое на завтра и ответно улыбчивое "конечно" от девушки с книгой.

"Спасибо" не входит в рацион этого питания.

В таком каждодневном перекидывании репликами их возраст терялся. Тане девятнадцать, Лёше три месяца назад исполнилось двадцать. Юные, счастливые ровнялось усталые, друг другу не особо интересные. Психологически старше самих себя лет на семь. За ужином они обменяются мнениями об одиночных пикетах у здания администрации Москвы. Две минуты разговора. Спорить не станут. Лёша не терпит, когда с ним не соглашаются. Таню же не пленит желание быть лишний раз неугодной в своих ответах.

Тот странный парень на площади был прекрасной темой для долгого разговора про сумасшедших людей. Задумчиво девушка собрала посуду в раковине.

– Он странный. Не встречала давно таких. Думаешь он, правда, сумасшедший?

Танцор лишь допьёт сок и всё. Не ответит ничего. Один: Один. Мол – "да, я тебя выслушал, неплохая история для твоих прогулок".

Таня застыла рукой на ручке умывальника. Конечно, её скучная жизнь не может быть хоть на грамм интересной. Должно быть, обычно неумолкающий Алексей весь день ждал как бы рассказать все сплетни, обмыть кости всем неугодным коллегам и тем, кого недавно взяли в основной состав. В конце концов, итоги смотра, как же?

Парень пожал плечами.

– Ничего нового. Отменили смотр.

Остальное… Таня не поймёт. Парень не расскажет заманчивые истории балетной жизни. Ей попросту нечего будет ответить на них. Любимая не оценит. Ведь она-то уже давно вышла из этой красочной танцевальной жизни.

– Отдыхай, – Таня вздохнула и, похлопав своего парня по плечу, уехала в комнату.

Тусклый свет включился в просторной спальной со второго щелчка. Здесь ещё царила та атмосфера, когда двое влюблённых до одури, юных танцоров обустраивали для себя комфорт. Четыре года назад. Сумасшедшее решение жить вместе. Ей пятнадцать, ему только исполнилось шестнадцать. Переводом из лучшей балетной академии в хореографическое училище, с чемоданами из Питера в Москву, Таня оказалась здесь. В квартирке на Грохольском переулке, в пяти минутах от лечебницы имени Склифосовского.

Она проехала до кровати, обведя весь периметр комнаты глазами. Ещё одна картонная коробка. Пусто. Небольшой шкаф в стене, комод, кровать и всё. Всё преимущественно забито вещами Лёши. Ему родители подарили эту квартиру в четырнадцать лет, чтобы мальчик учился суровой жизни танцора в своём собственном жилье. Колёса бесшумно проехали вдоль кровати. Поближе к окну. Широкий подоконник заставлен многочисленными фотографиями в одинаково серых рамках. На них пара. Рядом с любительским дурачеством из совместных селфи красуются профессиональные кадры. Таня и Лёша в белых костюмах на фоне бирюзовой стены делают поддержку. Таня и Лёша в костюмах Руслана и Людмилы. Таня и Лёша в бальных нарядах делают па из балета "Евгений Онегин". И портрет, некогда украшавший стены хореографического училища: юная Татьяна-Мари и гордый принц Алексей-Щелкунчик. Ещё одна большая картина стояла недалеко от кровати: Таня сидела покорной балериной в шпагате и тянула руки к нему, тому, кто в бейсболке и толстовке оверсайз повторял позу классической постановки.

Таня переставила большие картины поближе к подоконнику, оставив на тумбе у двери лишь фото в маленьких рамках. Когда им вдвоём снова не о чем будет поговорить, она соберёт кадры их жизни в одну кучу на видном месте. И долго, с улыбкой, с щемящим на сердце счастьем будет думать – он есть у меня.

Дверь комнаты немного приоткрылась. Может быть, сегодня можно попытаться уснуть вместе и сказать "спокойной ночи". Знать, что в ответ услышишь то же самое. Лёша не идёт? Девушка прислушалась. Тихо. Где-то играет мелодичный опус скрипки и скрипит подошва балетной обуви. Репетирует. Лишь бы не молчать рядом с ней. Тяжело и намеренно. Лёша обычно так и поступает: подолгу смотрит в карие глаза, играя в "скажи ты что-нибудь первая" и никогда не сделает ход первым.

Таня посмотрела на сольное фото Лёши с его выпускного выступления в училище. Соло из "Дон-Кихота". Гордый. С улыбкой. Счастливый на взлёте в свою яркую карьеру. Подушечки тонких девичьих пальцев стёрли тонкий слой пыли. Улыбка. Ей нравится до ужаса, до зажимов в сердце смотреть как он танцует. Радоваться, когда делает это наконец-то хорошо. Думать постоянно одно и то же. Если не получилось у меня, пусть получится у него. Нравится…

– Таня, закрой окно, в конце концов, дома холодно.

Громкий возмущённый голос из гостиной заставил девушку вздрогнуть. Боже. И он ведь знает, что она не может дотянуться, чтобы закрыть.

Таня сделала глубокий вдох и, собрав пару рамок, опустила их на поверхность тумбы. Лицом вниз. Так лучше.

За стеклом трамвая в районе Останкино мимо непогоды летают сонные, вечно недовольные жизнью лица. Юра сделал глоток кофе и посмотрел вдаль, на закрытые грязью рельсы. Как хорошо. Ему сегодня выпал счастливый билет. За сутки до отгула получить адреса на доставку недалеко от дома. Совсем нет времени, чтобы случайно забрести в район Театральной площади. Хорошо, что сегодня там не удастся появиться. И завтра, и послезавтра. Никогда. За пару дней глубокой занятости получится утопить воспоминание о себе как о нелепом человеке. Взять и забыть. О ней. Таня. Парень поджал губы, сжавшись как будто от холода. Озноб. Он действительно присутствует под одеждой. И не от имени. От самого себя. Идиотская улыбка, тупое извинение, "меня зовут Юра", "прости за грубость" и бесконечный трёп. А ведь он же обыкновенно не был таким. Настойчиво дурным. И никогда не чувствовал, как с самого утра в голову закрадывается коварное, сильное угрызение совести. Забыть. Надо это всё забыть. Со всеми бывает – нелепая грубость перед незнакомкой. Курьер потёр виски, с облегчением слушая как приближается трамвай. Хорошо. Действительно нужно забыть. Как это сделала она. Таня.

Пройдёт полдня и парню нужно бежать на другой конец города. Исполнять свои обязанности. Наступит завтра и под гнётом начальства нужно снова ехать в Питер, искать достойного себя. Работу. В рюкзаке у Юры всегда про запас будут старые, замусоленные чертежи вместо портфолио. И отдельно закреплённые степлером рисунки – бонусное портфолио. Вдруг в этот раз его рассмотрят на должность иллюстратора. Помимо этого в рюкзаке где-то была потеряна надежда, но ею парень почти никогда не пользовался. Не пригодится. Обычно, сидя в очередном офисе на собеседовании, он крутил чертежи в руках и уже заранее знал – не возьмут. Частые "мы с вами свяжемся" перестают внушать доверие. А в рюкзаке всё-таки остаётся где-то глубоко эта вещица. Надежда. Она могла бы ему помочь по пути домой. Вдохнуть радость в отвергнутого художника. Но в вагоне скоростного поезда напротив никого. Пустое место. Там нет девушки. Оттуда не доносится звук фортепиано. Никто скромно не улыбается. Пустое место. А за окном последние дни февраля завывают серой унылостью. Да, надежду из рюкзака уже давно надо было выкинуть.

Парень искал взглядом кусочек светлой, положительной картинки в уходящих сутках и ничего не находя начинал прокручивать в голове вопросы, которые падали ему в голову каждый день по одному. Кто она? Что с ней случилось? Как и почему это случилось? Чем она занимается? И как живёт? Где её дом? Кто её родители? И кто тот парень, что забирал из поезда? Вопросы без ответа и встреч. Таня казалась одной из тех, кто даёт понять: не интересует, глубоко замужем, муж убийственно ревнив, за спиной как минимум четверо детей. А ещё её родители вырастили дочь в тоталитарной строгости, где знакомство в общественных местах под запретом. Это всё может быть и не так, но Таня даёт один жирный месседж таким случайным прохожим как Юра – "не интересует". Она холодна, насмешлива. Не хочет.

Парень посмотрел вновь на место напротив и вспомнил заинтересованный взгляд карих глаз. В это самое окно. В быстро проносящихся пейзажах Таня видела особенности, которых на первый взгляд и нет. Она приподнимала подбородок на определённых нотах в наушниках, наклоняла голову в такт ритму. Что-то в ней оживало в эти моменты, чего не увидит никто. Это могло быть счастье, что она жива. Это могло быть рвение перестать бояться людей. Парень подпёр голову рукой и попытался ухватиться за сонливость. Стоило полагать, что внутри девушки есть это пожирающее чувство обиды на всех людей. И немного стыда перед этими же людьми. За себя такую, кто не может выйти из вагона поезда и убежать прочь от незнакомца. Жизнь наградила не самым лучшим передвижением. И случайному парню сложно было угадать, что способно удержать девушку Таню рядом хотя бы на пару десяток минут, чтобы она, в конце концов, сказала – "я простила и уже забыла, что ты говорил".

Только я сам себя не прощу. Очень долго.

Бесшумно поезд въехал в окрестности города. Вокзал. Теперь опять можно нырнуть с головой в знакомые до боли адреса, маршруты, офисы и бумаги. Только Таня, она вряд ли уйдёт из памяти.

***

Разбейся в лепёшку, но чтобы я видела, как из тебя выходит ненависть. И любовь. Ты должна парить. Не смей опускать голову! Гранд жете выше! Ещё выше! Я хочу слышать как скрипит пол! Продолжай делать без остановки, пока я не скажу…

– Остановись, – будто в панике Таня выдохнула на заднем сиденье в авто, как тут же Лёша покорно свернул к обочине.

В окно заглядывал луч искусственного освещения из ресторана рядом, проходившие мимо люди кутались в тепло верхних одежд. Погода не лучшая для прогулок, но ещё больше она противна для нахождения в заточении квартирных стен.

Лёша бросил взгляд на часы. Его уже ждут в театре.

– Что? Ты что-то забыла? – он спросил из любезности, поскольку знал, что с собой у девушки не было ничего, кроме телефона, пачки сигарет и паспорта.

Таня подняла полусонный взгляд.

– Здесь меня высади. Проедусь.

Он привозил свою возлюбленную и увозил в одно и то же место почти каждый день. Парковка возле основной сцены Большого театра. С 13:00 до 18:00. Никаких такси, метро и автобусов. Только Алексей и его BMW. Туда и обратно. Его никогда не подмывало спросить, чем же Татьяна занята все эти часы. Что можно изо дня в день делать на Театральной площади? Не делала ничего, а просто сидела в своём кресле напротив старого здания театра и всё. Читала книгу, слушала музыку и иногда отлучалась в кофейню, чтобы перекусить и переждать непогоду.

Обычные будние.

– Я заканчиваю в четыре, потом еду с парнями в одно место, это надолго. Можешь в шесть подъехать к Ильинскому скверу? Отвезу тебя домой.

Участь Лёши такова и с этим не поспоришь: брать свою девочку на руки и пересаживать в кресло. Хотя в последнее время Таня делала это сама. По его же настоянию: "Тебе нагрузка нужна, справляйся со всем сама. Вдруг у меня будут гастроли, кто поможет?".

Сама.

Таня только послушно в ответ кивала без улыбки.

– Да, в пять на Ильинском. Подъеду.

И блестящий после чистки автомобиль быстро скрывался прочь в сторону Большого театра.

Карие глаза поднялись вверх по фасадам, чтобы не увидеть ничего, кроме верхних этажей. Сорок минут назад резала уши тишина, царившая рядом с Лёшей в авто и хотелось скорее убежать. От него подальше. Всё опять как обычно. Но теперь, когда оставшись одна в февральский день на улице, Таня приподняла вязаный шарф до самых ушей и позволила своей осанке спуститься ниже. Он уезжает, а она в каждой минуте видит всё новый и новый удар от каждого прохожего. Опасно. Одной без Лёши. Взгляд её сбито упал на асфальт и шины кресла заскрипели на скорости человеческих ног. Стоять на месте на узком тротуаре никогда нельзя дольше двух минут. Людей становится слишком много, и они оттесняют тихую девочку в кресле поближе к дороге.

Пять метров вверх ветер прокатился по зданию, сквозь окна и кабинеты. По бумаге чиркнул кончик шариковой ручки.

– Вы не могли бы завтра отвезти эти бумаги? Спешка ни к чему, – заверял молодой парень Юру на выходе из офиса на Тверском бульваре.

Да, конечно, это его работа. Желание клиента закон.

– Не позже полудня только.

Обязательно, до полудня.

В большом фирменном рюкзаке курьерской службы ещё хранились заказы, расписанные по минутам. Через пятнадцать минут ждут в офисе торговой галереи, потом есть двадцать минут, чтобы дойти до Ленинской библиотеки, а оттуда сесть и рвануть на "Динамо" искать ещё десяток адресов. Парень вышел во внутренний двор здания, поёжившись от ветра. Он сильно потёр глаза пальцами, пробуждая себя к жизни. Не спал – проспал. Ел – не много. Кофе – не выпил. И настроение, работоспособность ни к чёрту. Шутка ли на двух ногах обойти двадцать адресов до обеда и, заехав в офис, схватить ещё заказов на Центральный округ. Да, с личным авто было бы куда лучше. Да и дома, в Екатеринбурге, на должности при строительной компании куда спокойней. Но там дом, где стены не помогают, а тут Москва. На севере Питер и там остались кабинеты, в которых ещё не звучали фразы до боли знакомые. "К сожалению, на эту должность у нас есть более подходящая кандидатура. Советуем обратить внимание на московские фирмы. Там есть вакансии. Дать вам номер?". Нет, спасибо. Юра и здесь слышал от улыбчивых начальников эти же слова: "Вы хороши, но, увы", "Да, у вас хорошие познания, но нет", "Мы рады, что вы откликнулись на вакансию, но она уже закрыта", "Простите, но мы закрываем проект", "А вы готовы работать бесплатно с перспективой большого заработка, но через год?"… Курьер твоя работа. Лёгкая стабильность в многоэтажном городе, где на каждый квадратный метр есть вакансия, но из миллиона таких вакансий дай бог в одной тебе скажут "да".

По Тверской парень шёл не торопясь и чаще всего не поднимал голову, а косился по сторонам. Настроение нулевое. Это всё погода. Как всегда серая. Там, ближе к небу квартиры, беззаботная жизнь. Наверняка в этих элитных квадратах не витают мысли, куда нужно уехать, чтобы найти хорошую работу. Нет в таких метрах украденных свободных минут. Там могут себя мучить вопросами "кто я на этой земле?", но только после ударной дозы спиртного.

Неспешная Тверская и почти пустой Театральный проезд. Внутренний навигатор уточнял, что через сто метров Большой театр. Четвёртый раз в воронку… Нет, глупость. Юра угрюмо посмотрит на время, сжав пальцы свободной руки от холода в кулак. Незнакомым людям один лишь раз дают сказать "простите" и больше нет. Быстро перебежав переход, он ускорился, но тут же резко остановился. Снаряд всё же попадает несколько раз в эту воронку. Знакомые колёсики. Куртка. Глаза. Каре. Прошла ещё неделя и вот она, снова здесь.

Так, шанс дан. Ещё один, запасной и точно последний, когда нужно собраться, спрятать за спину рюкзак, под курткой скрыть курьерскую толстовку и раз, два, три широких шага сделать прямиком на то самое место, где сидела девушка из поезда.

– Привет. Ты снова здесь? Как неожиданно.

Голос незнакомца был уверенней, чем в прошлый раз, но это до поры до времени, пока Таня не подняла свои карие глаза в его сторону.

Девушка нахмурилась, вытянув губы в тонкую линию. Вот, опять. Этот странный преследователь, о котором она думать забыла.

– А-а-а Юра, поезд? Здравствуйте, – она протянула руку, но тут же вернула обратно на свои колени, – Второй раз видеть тебя здесь это уже не совпадение.

– Второй раз, думаю ещё пока оно. Если только…

– Пусть будет оно.

В каждом секундном поведении девушки Юра с настырностью старался уловить промежуток, где он может вставить хотя бы слово, после которого она не пошлёт куда подальше. Судя по каменному выражению лица – могла, умела, практиковала.

– Ты гуляешь? Или ждёшь кого-то?

Таня фыркнула.

– Не жду, гуляю.

– Не холодно для одиночной прогулки?

Девушка медленно двинулась с места, подумав о том, что сделает он. Пойдёт ли следом или…

Следом. Сунув руки в карманы куртки, Юра совершил медленный шаг, другой и уже не замечал как почти гонится за знакомой до светофора.

– Нет, не холодно. А что, это приглашение в кафе на кофе и что-то типа – "давай я составлю тебе компанию"? – Таня без улыбки реагировала на каждый его шаг. Есть в нелюбви человеческой к общению страх, неприязнь, замкнутость. Проще оттолкнуть от себя, ежели подать руку. Таня не умела. Не хотела.

– Кафе? Заметь, ты это сама предложила. Идея хорошая. Почему бы нет?

– Ты не отстанешь от меня, да?

– Верно. Советую не отказываться от моей компании, – Юра обогнул коляску и встал почти вплотную. К ней. Сдаться? Вот уж нет.

Курьер-сумазброд с зелёными глазами не упускает своего, когда дают второй шанс. Обычное "прости" в его голове так и сидит до сих пор застрявшим звуком, который не доходит до адресата. С этим ещё ему спать, есть, работать. И проклятое чувство вины уйдёт нескоро. Возможно, будет напоминать всегда. Нечаянно. В самый неподходящий момент.

Таня наехала колёсами на его ноги. Если не совсем поехал умом, то должен отступиться. В конце концов, это неприлично – приставать к инвалиду на людях.

– Мы совсем не знакомы, с какой стати я должна с вами куда-то тащиться, пить кофе? Я не люблю кстати кофе. Отойди, пожалуйста.

Парень резко наклонился и сжал двумя руками колёса, широко открытыми глазами взглянув в лицо девушки. Вблизи её злость и металлическое нежелание не были реальностью. Бледная кожа без изъянов, по причине печальные карие глаза, в губах прослеживается что-то от Моны Лизы и когда она моргает, появляется слабый огонёк детской наивности. Таня не дышит и, стиснув зубы, готовится к нападению.

Какая глупая настырность. В её злости.

Парень усмехнулся, наклонив голову на бок.

– Ещё лучше, я знаю отлично место, где заваривают невероятно вкусный чай, дают свежевыжатый сок и кормят сытно, – он хитро подмигнул и, передразнивая девушку, сменил радость на искусственный гнев, – неужели так интересно бесконечно сидеть напротив какого-то театра каждый день? Что в нём такого? Кусок культуры, да и только.

В карих глазах метнулась слабость, кольнуло в горле. Таня соединила руки в защитном жесте. Убрать его. Вместе с намерениями и вопросом. Зачем же? Упал на голову. Придумал поезд. Внешне вменяемый парень. Точная линия скул на улыбке и природой очерченный чёткий контур губ. Большие глаза доверчивого ребёнка. Улыбка подростка. Таня опустила глаза. Неужели он не замечает, что есть внутри неё частичка ещё живого счастья смотреть на этот непонятный кусок посреди центра Москвы? Неужели ему не важно, что она на пару уровней ниже? Грубо… Зачем?

И между этим она заметила, как любопытно на неё он смотрит. Хочет быть серьёзным, угрюмым, но не выходит. Опуская наблюдение на кончик носа, Юра улыбается.

Тук, тук. Кто там? Можно ты немного ослабишь оборону и опустишь ножи из глаз? Давай попробуем познакомиться, просто так.

Девушка взяла парня за запястья и скинула его руки с колёс.

– Давай… те, показывайте ваше место для гурманов.

Игра, про одолжение и воспитание. Воспитанная девочка не будет истерично отбиваться от мальчика, а уступит ему, пока он сам не поймёт, что пора сваливать. Поймёт? Таня хмыкнула, печатая сообщение:

"Освободишься пораньше, позвони. Хорошей репетиции. Люблю"

Юра действительно дойдёт до кафе, откроет дверь, пропуская спутницу впереди себя, быстро отыщет глазами пустой столик и с довольным лицом сядет напротив, предусмотрительно убрав лишний стул в сторону. Он делает это каждый день? Таня, недоумевая, смотрела как парень двигает стол к ней поближе, смотрит, чтобы ей было удобно. Откуда это? Где же неловкость перед посетителями? Где же скромность первого знакомства? Да, говорят психам не чужды нормы этикета и сдерживающие эмоции.

– Вы что-то про чай говорили, да? – Таня произнесла чётко, строго, ощущая в воздухе тесного зала сплошной запах корицы, цитрусовых и ягодных добавок, а так же, ой, на кухне, кажется, подгорели булочки.

– Какой ты хочешь, зелёный или чёрный? – рядом с ней Юра стал казаться маленьким человеком. От немного высокомерия некуда деться, слова сжимаются и остаются только в голове, а руки сжимаются в замок под столом. Что делать?

Спасаться в официантке, которая подошла за заказом.

– Что вы будете?

– Нам…

И даже здесь, девочка из поезда вырывала все возможности.

– Зелёный чай с лимоном, американо двойной и круассан, – Таня мило произнесла заказ и, посмотрев на парня, быстро добавила, – и сэндвич с тунцом.

Официантка отошла от стола. Юра хотел было подняться, чтобы молча в компании рюкзака уйти отсюда, но, боже. Бросать одну. Девушку в кафе. Бабуля не такому учила.

– Почему такой заказ? – напряжённо курьер прокрутил в руках солонку.

– Американо и сэндвич это тебе. Ты должен взбодриться. Смотреть страшно. Глаза спящие, лицо бледное. Голодный и невыспавшийся. С такими людьми я диалог не веду.

– Если я сделаю глоток кофе, ты будешь говорить со мной? Это все условия или…

– Пока остановимся на этом.

Юра хотел было что-то сказать, но смысл затирался. Таня в один момент, вздёрнув подбородок, на чуть повышенном тоне перебьёт.

Заказ на столе посетителей появился раньше заявленного.

– А…

Таня отпила немного чая.

– Нет, нет. Сначала кофе и сэндвич, потом говорить.

Внезапно этот приказной тон стал отдавать сильной игривостью. Она спокойно смотрела перед собой и ни разу не заглянула в зелёные глаза. Нет, она ни разу не посмотрела на парня. Эдакое косоглазие есть у всех, когда собеседника мы обделяем вниманием.

Юра усмехнулся, откусив сэндвич и быстро запил это всё живительным напитком.

– Теперь можно?

Едва проглотил. Слова смешались с едой, причмокиванием и Таня закатила глаза. Сил нет наблюдать за этой несмешной комедией. Она уже принялась искать в сумочке кредитную карту, как напротив кто-то не похожий на эстета задал вопрос.

– А почему "Большой"?

Таня пожала плечами, вопросительно смотря в лицо парня исподлобья.

– Почему что?

– Почему ты приезжаешь именно сюда? Уже третий раз. Нет, четвёртый.

Медленно она опустила свои руки под стол, смирно положив на колени. Губы задрожали, и волевой взгляд был потерян. Как снайпер сбитый с прицела ищет ту самую опору, ту самую цель, а найти уже не может.

– Я танцовщица… – Таня запнулась и горько усмехнулась. Рука нервно поправила причёску, взгляд карих глаз метнулся в окно, – раньше танцевала и балету училась.

– Ты танцевала в Большом театре?!

– Нет, не успела.

Тихо стало вокруг. Для курьера. И людей стало меньше специально для неё. Ещё один промах. Дьявольский. Вопросы про театр. Совсем некстати.

– Прости. Ты прости, что я такой идиот. Говорю и спрашиваю обидные вещи.

Девушка видела как чудо псих действительно потерялся от её ответов, и готов был уйти. Убежать.

Это в небольшой степени прельщало.

Она улыбнулась уголками губ.

– Да нет. "Прости" не надо. Были когда-то танцы, теперь нет. Вот и всё.

Неловкий взгляд. Оба смотрят в противоположные стороны, подбирая с пола слово за словом. Правильные комбинации, чтобы не делать молчание тяжёлым. В окно было смотреть не за чем. Унылый, серый февраль, ещё по-прежнему одетые в зимнее люди. Может, наконец, именно сейчас Юра поймёт, что всё это напрасно.

Разве?

Он покосился на девушку, невольно фотографируя глазами её выражение лица. Грустное, печальное, отрешённое не только от собеседника в толстовке с непонятным логотипом, но и от всего окружающего мира. Во что же ты вляпался со своими нелепыми "прости" и "извини"?

Таня не любила, когда из человека нужно было ждать каких-то слов. Она вернулась к разговору первая.

– Каждый день тут бываешь?

Балерину кадрит обычный курьер. Глупая глупость. Есть риск не допрыгнуть до неё.

– Ну, я… Я.... работаю в центре города. В этом районе тоже бывают. Приходится сюда захаживать. Эти площади, улицы. Вижу каждый день, в общем, всё одно и то же.

Вместо воздуха с корицей совсем рядом образовалось волокнистое напряжение. Каждое негромкое слово грозилось перейти в бессмысленные минуты за столом. Под пристальным взглядом девушки курьер запинается, глотает окончания, слабость в его голосе как от внезапной простуды, и от волнения он держит кружку двумя руками.

Таня поправила локон причёски и сделала глоток напитка, чинно смакуя каждую капельку.

– А мы, правда, познакомились в поезде?

Всего немного отойти в сторонку тёплого разговора и вот Юрий уже смотрит с благодарностью за то, что диалог не превращается в монолог.

– Ты так и не вспомнила? Да. Правда. Познакомились в поезде. Интересно, зачем же мне выдумывать это?

Хотелось бы и Тане знать ответ на этот вопрос, но она решила смягчиться. Пускай продолжает. Это впрямь становится занятно.

– Ты слушала фортепиано. Что-то классическое в наушниках. Тебя встречал парень. Высокий, с яркими голубыми глазами. Светлые волосы. На нём была куртка. Кожаная. Коричневая. Нет, стой, чёрная, да. И белые кроссовки.

Наклонив голову на правый бок, Таня соединила пальцы обеих рук в замок на поверхности столика. Продолжим.

– Ну, и что Вы ещё можете изложить суду, уважаемый свидетель?

– Тонкая цепочка с жемчужинами была у тебя на шее. Маленькие такие звенья. И камень посередине. С фиолетовым отливом. И на пальце кольцо. С завитками.

– Походит на то как маньяк изучает свою жертву.

– У меня память хорошая. Проходит мимо девушка – я буду помнить во что она одета. Или парень – могу через пару дней рассказать что у него было в руках. Или ребёнка описать и с кем он был. Я не знаю почему, но запоминаю.

– Да, из таких как ты и выходят отменные маньяки. Только учти – за насилие над инвалидом в аду тебе приготовят отдельное место, – хмурость напротив стала сильней и губы девушка поджала в недовольном жесте.

– Я это запомню. На будущее. И придумаю что-нибудь другое.

Юрий обиженно опустил голову.

– Тебе неприятно моё общество? Я слишком навязчивый, наверное. Просто хотел… Познакомиться поближе. И извиниться за поезд.

Голос парня сделался виноватым. Лобовое столкновение. Тане оно явно не нравилось. Именно потому, что такой тон разговора всегда ставит людей в неловкое положение. И вот она уже ежится, словно от холода и сожалеюще улыбается.

– Мне неожиданно твоё общество. Почему именно меня выбрал ты? Что, никого больше нет вокруг? С чего бы вдруг? Я приняла твоё "прости". И, смотри, вторую встречу не могу вспомнить, что же было в поезде. Так часто знакомишься с людьми от скуки ради? И захотелось немного разнообразия?

– От интереса ради. Ты заинтересовала меня.

Таня вздёрнула брови, допивая чай.

– Значит заинтересовала? Чем?

– Твои руки. И шея. Мне понравилось как цепочка огибает твою шею, а руки всё делали не спеша, лениво. Они совсем у тебя хрупкие.

Те самые руки приподнялись над столом. Двинулись плавно в сторону, вверх, вниз, снова плавно в сторону и застыли перед зелёными глазами. Волнительно. Парень следует взглядом за пальцами. Каждым шевелением. И вытягивает голову вперёд, когда руки девушки исчезают под столом, и улыбается хитро, поднимая взгляд по её шее.

– Ты меня клеишь сейчас?

– Нет. Ты спросила, а я ответил. Мне свойственно интересоваться подобными деталями. Я архитектурный институт закончил.

Ах, умалишённый художник. Неудивительно. Хотя… Таня вернула руки на стол, раскинув пальцы веером. Взгляд зелёных глаз впялился в них. Внимательно. Она их убрала вновь под стол себе на колени и зелёные глаза нахмурились. Интересно. Это ведь может продолжаться долго. Вечно. Никто, да, кажется, действительно никто ещё так не зацикливался на её обычных балетных руках.

– Пишешь картины?

– Нет, скорее иллюстрации и так, немного чертёжник, чуть-чуть архитектор.

В ответ Таня наклонилась, чтобы рассмотреть и его пальцы. Что ж, не похож. Не художник. Обычные пальцы среднестатистического парня, в котором вряд ли с первого взгляда можно увидеть хоть какой-то творческий потенциал. Есть след от клея и порез на большом пальце. А больше… Ничего.

– И мои руки, естественно, вдохновили тебя на художественный подвиг?

– Ещё нет, но только если…

Юра запнулся и хотел попросить о новой встрече. Помешал телефон. Он зазвонил совсем не вовремя на стороне Тани.

– Да Лёш. У…уже? Так быстро? Я на Никольской. Чай пью. Да, через пять минут подъеду. Жди.

Торопливо девушка надела куртку, вытерла с уголков губ крошки, оставив право заплатить за обоих малознакомому Юре.

– Уже уходишь, да? – его глаза заметались в недоумении.

– Уезжаю, – язвительно отозвалась девушка, надеясь, что это действительно последние пять минут их общения. В этой жизни.

– Тебя пров… Забирают отсюда? – Юра встал, решив пойти против плана. Открыть дверь. Ни отстать, ни оставить Таню без многообещающего "до встречи". Не оставить себя без этого прощания.

– Да, тот самый голубоглазый блондин в куртке и белых кроссовках. Ну что, Юра из поезда, счастливо оставаться.

В руках под неловкими пальцами были набраны буквы. "Таня". Успеть. Не допустить ошибку.

– Когда девушка уходит из кафе, она оставляет свой номер телефона на салфетке.

Таня закатила глаза.

– Пафосные мелодрамы любишь посмотреть? Забудь. Никогда не говори девушкам такой бред. Бывай.

– Но номер… Ты разве не оставишь? – Юра попытался задержать. Готов был свои контакты написать на любом клочке бумаги. Но девушка лишь пожала плечами, отъехав от столика сделала полукруг и, сжав колёса, направилась к выходу. Всё делает быстро, сосредоточенно. Таня была из тех людей, что не любят тратить лишние секунды зря.

Напоследок с улицы карие глаза обжигают парня взглядом. Догонять и преследовать не надо, не нарывайся. Бывай… Просто слово, оставляющее вкус незаконченного разговора. Так действительно говорят, когда будущее становится ненужным. Именно после этого встретиться снова не получится. Да, приятно было познакомиться, бывай.

Юра открыл в телефоне список адресов на завтра и отметил для себя, что время на площадь Театральную у него снова будет.