Читать книгу Преследуемый. Hounded - Кевин Хирн - Страница 8

Парк Папаго находится к северу от зоопарка Феникса и представляет собой уникальную местность, не лишенную растительности. Тут есть креозотовые кусты, гигантские цереусы и опунция с пухлыми листьями, похожими на плюшевых медвежат. Поверхность красноватых скал (они смахивают на горки, изолированные друг от друга) испещрена трещинами и отверстиями – они возникли здесь пятнадцать миллионов лет назад, когда грязевые потоки сперва окаменели, а затем долгое время подвергались эрозии. В наши дни эти следы древности превратились в отличный тренировочный пункт для освоения навыков скалолазания, а что до снежных баранов, то они поселились на особом огороженном участке – ближе к территории зоопарка.

Их можно иногда увидеть – если они снисходят к смертным – в той части парка, которая называется «Аризонская тропа». Но наблюдателям порой приходится использовать бинокли, поскольку снежные бараны могут запросто спрятаться среди скал. А еще они упрямы, капризны и своенравны. В общем, они прогуливаются там, где пожелают, и их никто не беспокоит – точнее, так было, пока мы с Обероном не начали их терроризировать.

Когда я охочусь с Обероном, я принимаю облик крупного рыжего волкодава с белыми пятнами и темными подпалинами на правом боку, напоминающими мои татуировки. Если бы я пришел в парк с луком и стрелами, а Оберон, как охотничья собака, выполнял бы свой прямой долг, все было бы гораздо проще, но мы оба не получили бы никакого удовольствия. Оберон всегда хотел убивать баранов «как в старину» – и совершенно неважно, что волкодавов вывели для того, чтобы они загоняли волков в лесу и вытаскивали возниц из колесниц на поле боя!.. Нет, Оберон стоял на своем: он – боевой пес, а значит, он может объявить снежным баранам войну. Что ж, я не возражал.

Причина сложности поимки барана кроется в крутых скалах, весьма недружелюбных к нашим лапам. Кроме того, падение на землю грозит весьма высокой вероятностью приземления на кактус: каждый, кто когда-нибудь сталкивался с опунциями, знает, что в реальности они не имеют ничего общего с плюшевыми медвежатами. Короче говоря, суровые условия не позволяли нам использовать весь диапазон наших возможностей, чтобы догнать дичь.

А когда мы прибыли вместе с Флидас в парк, Оберон уже был готов разорвать в клочья всех и вся. Он попытался напустить страху на быков Флидас, обнаружил, что они его не боятся, и пришел в бешенство. Я подслушал обрывки их разговора, когда мы ехали в колеснице Флидас.

‹Если бы вы не находились под защитой богини, я бы слопал вас на ужин›, – ворчал Оберон.

‹Может, у тебя получилось бы, если бы ты привел с собой еще сорок друзей, – дразнили его быки. – А один щеночек нам не страшен›.

Ха-ха-ха!

‹Не будь тут рядом богини, вы бы не были такими смелыми›.

‹Правда? Она частенько оставляет нас одних, песик. Попробуй с нами справиться, коротышка›.

Оберон злобно заурчал и оскалился, но я велел ему успокоиться, изо всех сил стараясь не показывать, что мне смешно. Немудрено, что Оберон рассвирепел по-настоящему. Назвать громадного пса вроде него коротышкой? Быки действительно понимали, как довести волкодава до белого каления.

Флидас спросила, где ей следует оставить колесницу, и я предложил использовать для данной цели огороженный постамент «Памятник охотнику». Это маленькая белая пирамида, воздвигнутая на скале, отмечает последнее место упокоения первого губернатора Аризоны. Быки легко перескочили через ограду, колесница резко взлетела вслед за ними, и благодаря магии Флидас животные грациозно приземлились по другую сторону.

‹Умеешь так прыгать, собачонка?› – насмешливо осведомился один из быков.

Оберон лишь глухо зарычал, его переполняла такая ярость, что он уже не мог говорить.

Мы выбрались из колесницы, Оберон громко залаял, и я его приструнил.

– Мы собираемся охотиться на баранов, – напомнил я ему.

‹Тогда вперед!›

– Приготовься, друид, – вымолвила Флидас и поправила свой колчан со стрелами.

Я прогнал посторонние мысли, призвал стихийную магию земли через татуировки и стал вбирать в себя мощь пустыни. Потом я опустился на четвереньки и обратился в гончую.

Процесс перевоплощения у друидов нисколько не похож на превращение человека в оборотня, если не считать того, что оба происходят за счет магии. Одно из главных преимуществ состоит в том, что я могу делать это по собственному желанию, вне зависимости от времени суток или фазы луны. Помимо прочего, я не испытываю дискомфорта и боли, чего нельзя сказать о ликантропии, а также могу выбирать облик определенного животного из небольшого списка, который имеется в моем распоряжении.

Однако я стараюсь не слишком увлекаться данным процессом по причинам психологического толка. Конечно, в такие моменты я способен сожрать кусок сырого мяса, но, когда я, к примеру, становлюсь филином, мне бывает довольно сложно проглотить целую мышь, а если я играю роль волкодава, то я с трудом могу освежевать тушу кабана. (Пару недель назад мы убили самку оленя в лесу Кайбаб, и я мирно отошел в сторону и подождал, когда Оберон насытится.) Поэтому охочусь я в основном ради Оберона: мне просто нравятся ощущения, которые возникают в момент погони, а еще меня греет чувство причастности к тому, что я делаю кого-то счастливым.

Но сейчас что-то сразу пошло не так. Мои мысли спутались, и я ощутил, как меня отхватывает жажда крови. Я уловил запах быков Флидас, но вместо того, чтобы спокойно принять информацию, понял, что страшно проголодался, и у меня рефлекторно потекла слюна. Все было как-то неправильно, и мне следовало побыстрее покончить с «прогулкой» на лоне дикой природы.

Флидас ринулась к ограде, нагнулась и отшвырнула налево громадный ком земли. Потом она свистнула и помахала нам, чтобы мы пролезли в образовавшуюся дыру. Мы с Обероном так и сделали, после чего затрусили к скалам, где уже охотились раньше. Бежали мы почти бесшумно, чтобы, чего доброго, не спугнуть баранов. Вскоре перед нами выросла вторая ограда, но Флидас вновь расчистила нам путь.

– Вперед, мои гончие! – воскликнула богиня звучным голосом, и я внезапно понял, что я больше не друид. Я превратился в полноправного члена стаи и стал верной гончей Флидас.

– Выгоните баранов из укрытий, пусть прибегут прямо ко мне и к моему луку!

И мы сорвались с места, мы мчались быстрее, чем когда-либо в жизни, и я лишь смутно осознавал, что в дело вступила магия, причем не моя. Но железный амулет, охватывающий мою шею, как ошейник, надежно защищал меня от любых посягательств, поэтому я нисколько не беспокоился.

Вскоре мы обнаружили снежных баранов: они спали возле кустарников. Услышав шорох камешков, они резво вскочили и бросились вверх по практически вертикальному склону. У нас свело лапы, когда мы попытались запрыгнуть на уступ скалы: мне чудом удалось добраться до узкого крутого утеса, но Оберон не долетел и до него и с фырканьем повалился на спину.

‹Обойди подножие скалы и жди, – приказал я волкодаву. – Я пригоню баранов к тебе›.

‹Ладно, – не стал спорить Оберон. – Лучше схитрить, чем бессмысленно носиться кругами›.

Продолжая взбираться по склону, я не сводил глаз с убегающих баранов. Меня поразило, что я вроде бы их догонял, и я испытал такое ликование, что даже залаял в надежде испугать рогатых зверюг до полусмерти. Однако они, похоже, были созданы для того, чтобы грациозно скакать по скалам, а я – нет, и, в конце концов, я позорно отстал от баранов. Но ведь мне приходилось искать места, чтобы поставить лапы и не свалиться на землю! Я протяжно завыл: пусть бараны не сомневаются, я рядом! Нет уж, я не собирался сдаваться и пускать все на самотек. Я поймаю их – во что бы то ни стало!

Разумеется, я не знал точно, где их поджидал Оберон, но рассчитывал, что мой лай подскажет волкодаву верное направление.

Спускаться по тенистому склону оказалось гораздо сложнее, чем подниматься: крутые уступы таили в себе опасность. Вдобавок я мог оступиться, упасть в какое-нибудь ущелье – и тогда охоте конец. Но бараны, мчавшиеся в аризонском ночном полумраке, помогали мне сориентироваться в пространстве. Они неслись в южном направлении, и я слышал только цоканье копыт по камням и собственное тяжелое дыхание. Если Оберон и Флидас затаились поблизости, они сделали все возможное, чтобы бараны их не заметили.

Я опять залаял, главным образом для того, чтобы заглушить завывания возбужденного Оберона. Теперь я не сомневался в том, что расстояние между мной и волкодавом сокращалось. Я замер возле обрыва и увидел, что мне надо свернуть чуть западнее, чтобы найти подходящий спуск. Воспользовавшись моим бездействием, бараны взбодрились и припустили во весь дух. Однако я избрал правильную тактику и вскоре углядел Оберона: волкодав схоронился за креозотовым кустом – как раз неподалеку от спуска, до которого уже добралась наша добыча.

Не шелохнувшись, я наблюдал за тем, как бараны начали спрыгивать на землю. От следующей крутой скалы зверюг отделяло примерно пятьдесят ярдов с чахлыми растениями пустыни. Оберон перекрыл баранам дорогу, я продолжал заливаться лаем у них за спиной, поэтому они свернули на восток, к тропинке между скалами. Когда их упитанные туши четко обрисовались на фоне неба, стрела поразила особенно крупный экземпляр: баран заблеял и кубарем скатился вниз.

Его соплеменники, спасавшиеся бегством, даже не остановились.

Оберон подскочил к барану, чтобы его добить, однако в том не было необходимости: стрела Флидас попала ему прямо в сердце. Я был уверен, что богиня вот-вот появится, чтобы затребовать свою добычу. Я начал спускаться вниз, размышляя, довольна ли Флидас нашей краткой охотой по местам, которые мы с Обероном исходили вдоль и поперек.

К сожалению, минуту спустя выяснилось, что нас засекли. Когда я добрался до каменистого участка, где Флидас уже разделывала животное, откуда ни возьмись появился егерь с ружьем и фонарем.

Оберон, стоявший рядом с Флидас, глухо зарычал.

Егерь потребовал, чтобы мы не шевелились, и ослепил нас галлогеновым светом.

Я был невероятно удивлен. Странно, что егерь оказался таким прытким и застал нас врасплох!

Кстати, ему не следовало злить богиню – Флидас не терпела приказов, тем более со стороны смертного. В итоге Флидас выхватила из ножен нож и молниеносно швырнула его в бедолагу, прежде чем я успел и глазом моргнуть. Флидас не целилась и даже не посмотрела на него, поэтому нож не убил егеря, зато ранил его в плечо. Егерь вскрикнул и уронил фонарь, и я предположил, что он не будет в нас стрелять. Однако после секундной паузы несколько выстрелов разорвало тишину ночи: одна пуля просвистела над моей головой, а другая угодила в крупный ферокактус по соседству со мной.

Флидас крякнула, когда пуля попала ей в предплечье, и тотчас взревела от первобытной ярости.

– Убейте его! – пронзительно выкрикнула она, и я инстинктивно подпрыгнул, собираясь выполнить команду.

Оберон последовал моему примеру. Но в отличие от него мне удалось вычленить из хаоса, царившего в мозгу, некую важную мысль. Убийство егеря могло привести ко мне домой служителей закона, и тогда бы мне пришлось спасаться бегством, а я не хотел уезжать из Аризоны.

Я сосредоточился, вернул себе прежний облик и попытался трезво оценить обстановку. Флидас контролировала меня в обличье гончей, как и Оберона – как всех животных.

И действительно, Оберон не сумел противиться воле богини: у волкодава не было даже простецкого ошейника-амулета из железа. В результате Оберон повалил на спину егеря, вопившего от ужаса. Я принялся подзывать Оберона к себе, но волкодав меня проигнорировал: его связь с Флидас казалась нерушимой.

Вдобавок я не чувствовал его обычного мысленного присутствия.

– Флидас! Отпусти моего пса, немедленно! – рявкнул я, но егерь внезапно замолчал, и я похолодел.

Я опоздал: без всяких предисловий, дрожащих от страсти, мой волкодав молча и бесцеремонно разорвал глотку несчастному.

А затем мысли Оберона нахлынули на меня судорожным градом вопросов.

‹Аттикус, что произошло? Я ощущаю вкус крови! Кто этот человек? Где я? А я-то думал, мы будем охотиться на баранов. Ведь не я его убил, правда, не я?›

‹Отойди от него, и тогда я тебе все объясню. ›

Если на своем веку ты видел тысячи смертей, не возникает сомнений в том, что случилось. Никто не путает слов от изумления, не рыдает и не рвет на себе волосы. Ты всего лишь принимаешь ситуацию как должное и размышляешь о последствиях. Но если последствия катастрофические, тогда можно демонстрировать свои чувства сполна.

– В убийстве не было необходимости! – заорал я, стараясь смотреть только на труп. – Мы могли разоружить егеря. Его смерть доставит мне и моему волкодаву кучу проблем!

– Не пойму, каким образом, – парировала Флидас. – Сейчас мы избавимся от тела.

– Это совсем не просто. Наступили другие времена! Труп обязательно найдут, а потом обнаружат собачью ДНК в ранах.

– Кто найдет? Ты имеешь в виду смертных? – спросила охотница.

Что делать, если тебе надо воззвать к богам, чтобы они даровали тебе терпение, как раз в тот момент, когда ты сам общаешься с богом?

– Именно! – рявкнул я.

– А что такое ДНК?

Я сжал зубы и услышал в прозрачном воздухе пустыни короткие всхлипывания Койота, который надо мной потешался.

– Неважно.

– Я считаю, хорошо, что он мертв, друид. Он попал в меня и пытался застрелить тебя. И он помешал мне, чего не должно было произойти. Он получил по заслугам.

Должен признаться, реплика Флидас разбудила мое любопытство, и я приблизился к телу егеря, приказав Оберону держаться поодаль.

‹Аттикус? Ты на меня сердишься?› – скулил пес.

‹ Нет, Оберон. Это сделал не ты, а Флидас. Она превратила твои челюсти в оружие, подобное своему ножу или луку›.

Оберон завыл во весь голос.

‹Я ужасно себя чувствую. Меня тошнит. Фу!› – Он закашлялся, и его вырвало на сухую, каменистую почву.

Я присел на корточки, чтобы получше рассмотреть егеря. Он оказался молодым латиноамериканцем с тоненькими усиками и пухлыми губами. Его аура исчезла, поскольку его душа уже отправилась в далекое путешествие, однако я воспользовался подвеской-оберегом, чтобы проверить наличие магического спектра. Обнаружив следы волшебства друидов в алмазном гвоздике, который поблескивал в левом ухе егеря, я не на шутку встревожился.

Поднявшись, я кивнул на парня.

– Флидас, в его сережке присутствует магия. Ты можешь определить ее цель и, возможно, происхождение?

Я слукавил: происхождение не вызывало у меня сомнений, хотя узлы в заклинаниях озадачили меня. Поэтому я решил учинить Флидас проверку: если она подтвердит, что здесь приложили руку друиды, и поймет, чего они хотели, значит, она – не двойной агент. Если же она скажет, будто это колдовство вуду, тогда я буду знать, что она пытается отвертеться. Я услышал скрип мелких камешков под ногами Флидас, которая забыла про убитого барана и свою раненую руку. Наклонившись к телу егеря, богиня принялась разглядывать сережку.

– Все ясно! Обычные фэйри на такое не способны. Его явно контролировал Туата Де Дананн.

– Ладно, – вздохнул я, убедившись, что она не лжет. – Я уверен, что тут замешан Энгус Ог. Он снабдил егеря скрывающим заклинанием и резко его убрал, когда тот заговорил с нами. Ну а мы его убили… Да, Энгус обожает подобные развлечения.

Я не стал добавлять, что Флидас тоже их любит. Мне захотелось составить компанию Оберону, так сильно меня затошнило от отвращения к созданиям, которые полностью лишали других собственной воли.

Однажды я решил поискать Энгуса Ога в Интернете, чтобы выяснить, имеют ли смертные хоть какое-то представление об его истинной природе. Они описывают его как бога любви и красоты, рядом с которым всегда находятся четыре птицы, олицетворяющие поцелуи или нечто в этом роде. Но кому понравится, если вокруг его головы станут постоянно кружить птахи, которые будут в довершение всего вопить и гадить? По крайней мере, не Энгусу!..

Зато другие ссылки показали Энгуса с нелицеприятной стороны. Ведь он хитростью отобрал дом у собственного отца, после чего убил мать и отчима. А еще бросил безнадежно влюбленную в него девушку, и та зачахла, скончавшись от горя через несколько недель. Таков кельтский бог любви Энгус Ог.

Нет, он совсем не ангелок с милыми крылышками и не Афродита, родившаяся в гигантской морской раковине. Он не великодушен, не милосерден и не склонен всегда хорошо себя вести. И, хотя мне больно в этом признаваться, наш бог любви является весьма безжалостным существом. Он думает исключительно о собственном благе, вечно интригует и очень мстителен.

Неожиданно тишину разорвал вой сирен, и я вздрогнул.

– Что за шум? Сюда едут колесницы органов правопорядка смертных? – спросила Флидас.

– Угу.

– Как думаешь, они скоро здесь будут?

– Скоро! Ведь Энгус Ог и меня решил превратить в труп, – ответил я.

Но я умолчал о том, что, даже если полиция прочешет весь парк Папаго, вероятность того, что нас найдут, практически равнялась нулю. Повторяю, я умел хорошо маскироваться.

– Полагаю, ты не захочешь, чтобы я убила смертных представителей властей, – сурово изрекла Флидас. – Надеюсь, я могу спокойно забрать свою добычу?

Флидас была настроена крайне серьезно. Она бы убила копов без малейших колебаний. А ее тон свидетельствовал о том, что богиня рассчитывала на благодарность с моей стороны, поскольку она, образно говоря, не держала меня на коротком поводке.

– Ты права, Флидас. Но раз уж я живу среди смертных, на меня распространяются их законы, и я не хочу привлекать к себе ненужное внимание.

Охотница состроила гримаску.

– Тогда нам нужно спешить. Я попрошу землю поглотить труп, – процедила она, выдернув нож из плеча мертвого егеря.

Я покачал головой:

– Полиция выкопает тело, как только мы исчезнем. Но давай все-таки похороним его, поскольку это лучшее, что мы можем сделать. Думаю, стихия частично уничтожит улики.

Флидас зашептала заклинания на древнем языке, и кожа вокруг ее татуировок на мгновение полыхнула белым пламенем. Богиня нахмурилась: аризонская почва оказалась сухой и неплодородной, так что Флидас пришлось приложить гораздо больше усилий, чем обычно.

– Оскилл, – промолвила она, прочертив в воздухе круг, и посмотрела на труп.

Я затаил дыхание: магия начала действовать. Сперва из-под тела егеря в разные стороны полетели камешки, затем земля вспучилась, и труп начал свое погружение в ее недра.

– Дун, – пробормотала Флидас и махнула рукой – и тело действительно как сквозь землю провалилось.

Я бы тоже смог сотворить схожее заклинание, но не столь быстро. Впрочем, Флидас не слишком старалась: полиция без труда поймет, где искать труп.

Между тем сирены выли уже совсем близко.

– Возвращаемся в колесницу, – буркнула Флидас.

Я кивнул и, позвав Оберона, сорвался с места. Флидас задержалась, чтобы забрать лук и вытащить стрелу из барана.

Догнав нас, она побежала рядом со мной.

Когда мы добрались до колесницы, сирены вырубились, и до нас донесся стук открывающихся дверей автомобиля. Что ж, будь что будет, подумал я, решив, что у копов, конечно же, есть опытный проводник, который знает Папаго как свои пять пальцев.

Наверное, их поиски увенчаются успехом, поэтому нам с Флидас надо поторопиться.

‹А почему ты не машешь хвостом, песик?› – ехидно поинтересовался один из быков.

‹Ты плохо себя вел?› – спросил другой.

Прежде чем я успел открыть рот, Флидас велела им замолчать, и я порадовался, что Оберон не стал огрызаться. Флидас окутала нас заклинанием невидимости – чудесный трюк, – и мы без промедления помчались прочь.

Флидас кипела от ярости.

– Моя первая охота в Новом Свете, – прошипела она сквозь стиснутые зубы, – и ее испортил Энгус Ог. Но я буду отмщена. Флидас может быть очень терпеливой.

– Ты справишься, – согласился я, подумав, что она опасная социопатка. – У меня терпение на исходе.