Читать книгу Ненависть и прочие семейные радости - Кевин Уилсон - Страница 4

Бастер стоял, поеживаясь, на поле в штате Небраска: ветер дул настолько ледяной, что в руках едва не замерзало пиво. Вокруг него скучковались четверо бывших солдат, всего год назад вернувшихся из Ирака, – молодые и на удивление веселые ребята, чья беспримерная отвага была исчерпывающе доказана в многочисленных военных рейдах по Ближнему Востоку. Рядом на листах полиэтилена были разложены до смешного громоздкие, похожие на пушки, ружья, грозным своим видом как будто претендующие на исключительную всеразрушительность.

На глазах у Бастера один из молодых людей по имени Кенни, ловко орудуя шомполом, вогнал приготовленный снаряд на всю глубину в ствол ружья, которое все присутствующие именовали не иначе как «Ядренадер».

– Вот и славно, – заплетающимся языком произнес Кенни, что было неудивительно, учитывая количество валяющихся у него под ногами банок из-под пива. – А теперь я только открою этот вот вентиль на баллоне с пропаном и поставлю регулятор давления на шестьдесят PSI[3].

Заиндевевшими пальцами Бастер с немалым усилием занес это в свой блокнот и спросил:

– А как расшифровывается это PSI?

Кенни поднял взгляд на Бастера и сдвинул брови.

– Понятия не имею.

Кивнув, Бастер сделал для себя пометку потом, при случае, это выяснить.

– Открываем вентиль, – продолжал между тем Кенни, – выжидаем несколько секунд, чтобы отрегулировать, потом заворачиваем вентиль и открываем другой – вот тут. От него пропан подается прямо в камеру сгорания.

Джозеф – круглолицый и румяный, как мальчишка, с двумя отсутствующими пальцами на левой руке – от души глотнул пива и вдруг захихикал:

– А вроде классно выходит!

Кенни закрыл вентили и направил свою хитроумную штуковину вверх.

– Теперь давим на запал…

Не успел он договорить, как воздух вокруг задрожал, и послышался звук, которого Бастер в жизни не слыхивал: звук густого, раскатистого взрыва. Картофелина, за которой тянулся огненный, быстро исчезающий шлейф, вылетела в воздух и скрылась на поле где-то в сотне ярдов, если даже не в полмили от них. У Бастера сердце скакнуло в груди, и он невольно задал себе вопрос, ответа на который искать, в общем-то, и не собирался: почему же настолько глупое, смешное и никому на свете не нужное занятие делает его сейчас таким счастливым?

Джозеф, обхватив рукой Бастера, притянул к себе поближе:

– Скажи, потрясно, да?!

Чувствуя, что в любой момент может пустить слезу, Бастер закивал:

– Да, точно. Чертовски потрясно!

Бастер приехал в Небраску по заданию мужского журнала «Potent», чтобы написать статью об этой четверке бывших солдат, которые за последний год создали и протестировали самую высокотехнологичную в мире картофельную пушку[4].

– Это настолько мужское хобби, – сказал ему редактор, который был почти на семь лет моложе Бастера, – что мы просто обязаны написать об этом в нашем журнале.

Бастер тогда сидел в своей однокомнатной квартире во Флориде, интернетная его подружка на послания не отвечала, деньги почти вышли, над третьим, уже давно не укладывающимся в сроки романом никак не работалось – и тут позвонил редактор и предложил «одно дельце». Но даже при том, как ужасно на тот момент складывались его жизненные обстоятельства, Бастер взял это задание с огромной неохотой.

Два года прописав о скайдайвинге, о беконных фестивалях да разных интернет-сообществах с их играми в виртуальной реальности, даже играть-то в которые Бастеру казалось слишком сложно, он был уже на грани ухода из журнала. На практике эти «редкие и уникальные события» никогда не оправдывали его ожиданий, и Бастер буквально выдавливал из себя статьи, в которых все эти занятия представали хоть и не сильно увлекательными, но все же меняющими жизнь человека к лучшему. Вот, к слову сказать, ездить по пустыне на песчаных багги он поначалу как будто мечтал всю жизнь – хотя, пока не представилась такая возможность, даже не помышлял об этом. Но, едва взявшись руками за руль, Бастер понял, насколько сложен этот, не такой уж и легкодоступный, вид развлечений и какой искусности требует от ездока. Пока он пытался освоить управление этим транспортом, а инструктор терпеливо объяснял, как правильно разгоняться, как рулить, Бастер внезапно обнаружил, что ему очень хочется снова оказаться дома и читать книжку про детективов, которые колесят по пляжу на песчаных багги и разрешают свои хитроумные загадки. Однажды он перекувырнулся на багги, и его сняли с трассы – тогда Бастер вернулся в отель и меньше чем за час написал для журнала статью, а после долго курил траву, пока не провалился в сон.

В истории с картофельной пушкой он предвкушал нечто подобное. Несколько часов он будет скучно и утомительно объяснять, как эти пушки устроены и на каких принципах действуют – пока не увидит вблизи, собственными глазами, как они стреляют картошкой. В итоге он надолго застрянет там, у черта на куличках, в самый разгар зимы, пока не соберется-таки с духом улететь обратно домой. И теперь, уже на борту, держа в одной руке сэндвич-барбекю, а в другой – купленный впопыхах перед отлетом экземпляр «World Music Monthly», читать который он не испытывал ни малейшего желания, Бастер понимал, что совершает ошибку.

Когда его самолет приземлился в Небраске, неожиданно оказалось, что все четыре героя его будущей статьи ожидают Бастера у багажного терминала. Все четверо были одинаково одеты в бейсболки с эмблемой «кукурузников Небраски»[5], в черные шерстяные пальто, плотные брюки из вощеного хлопка и добротные «редвинговские» ботинки. Все четверо были высокие, статные и симпатичные ребята. Один из них, как ни странно, держал в руках чемодан Бастера.

– Ваше? – спросил он, когда Бастер приблизился к ним, подняв ладони, словно хотел показать, что не вооружен.

– Ага, – кивнул Бастер. – Но вам, друзья, не было надобности меня тут встречать. Я собирался взять машину напрокат. Вы ж еще на той неделе оставили моему редактору подробные указания.

Тот, что держал его чемодан, развернулся и двинулся к выходу.

– Хотели принять со всем радушием, – буркнул он через плечо.

Сидя в машине в плотном окружении бывших военных, Бастер едва не поддался иллюзии, что его похитили. Он потянулся в карман куртки, явно слишком холодной для здешней погоды, и вытащил ручку с блокнотом.

– А это зачем? – спросил один из парней.

– Заметки буду делать, – пояснил Бастер. – Для статьи. Решил вот для начала узнать ваши имена да, может быть, задать пару вопросов.

– Наши имена легко запомнить, – сказал водитель. – Вряд ли их нужно записывать.

И Бастер убрал блокнот обратно в карман.

– Я – Кенни, – представился парень за рулем, затем указал на того, что сидел с ним рядом, на пассажирском месте: – Это – Дэвид. – В завершение он махнул рукой над головой, указывая на заднее сиденье: – А по бокам от вас – Джозеф и Арден.

Джозеф протянул ему руку, и Бастер с готовностью ее пожал.

– Так что, – заговорил Джозеф, – вы увлекаетесь оружием?

– Да нет, как-то не особо, – замотал головой Бастер и тут же почувствовал, что атмосфера в салоне стала напряженнее. – В смысле, я никогда еще сам не стрелял. Я вообще, знаете ли, не любитель насилия.

Арден выразительно вздохнул и уставился в окно.

– Мало таких любителей, я лично незнаком, – угрюмо произнес он.

– А как насчет картофельной пушки? – спросил Джозеф. – Неужто вы мальчишкой никогда не мастерили себе нечто подобное, не наполняли лаком для волос и не пулялись в соседскую собаку?

– Не-а, – пожал плечами Бастер. – Уж извините.

У него уже появилось ощущение, что задуманная статья от него уплывает безвозвратно, и он уже представил, как роется в интернете и состряпывает всю историю от себя.

– А на войне? – подал голос Дэвид.

– Я не сторонник войны.

Бастер уперся взглядом в свои ботинки – черные, кожаные, украшенные замысловатой строчкой, – в которых уже слегка онемели от холода большие пальцы. Ему пришло вдруг в голову: вот бы сейчас перегнуться через Джозефа, распахнуть дверцу да и сигануть из их тачки!..

– А что, вам уже доводилось бывать в Небраске? – сменил тему Арден.

– Несколько раз пролетал на самолете, – ответил Бастер. – Так что могу лишь представлять.

Оставшуюся часть пути до забронированного Бастером отеля в салоне царило дружное, всеохватное молчание: ни один из пятерых, сидящих в машине, не проронил больше ни слова, радио перестало ловить и тихо шипело помехами, мотор же, судя по звуку, слегка добавил оборотов.

Оставив троих приятелей дожидаться его в незаглушенной машине, Джозеф пошел отнести чемодан Бастера в номер.

– Вы из-за них не беспокойтесь, – с легкостью сказал ему Джозеф. – Они сейчас просто малость взвинчены. Мы все остались без работы и смастерили вот картофельные пушки – и теперь, когда вы станете писать о нас статью, нам просто не хочется выглядеть в ней кучкой неудачников. Я им все талдычу, что вы, мол, по зову службы должны сделать нас в статье крутыми парнями. Разве не так?

Бастер вдруг понял, что сует ключ-карту в электронный замок вверх ногами, но даже когда он сделал это как надо, дверь все равно не открылась.

– Разве не так? – повторил вопрос Джозеф.

– Да, разумеется, – ответил Бастер. Он представил тех троих, что дожидались внизу, – лишившихся покоя и уже сожалевших, что позволили какому-то чужаку и полному профану засвидетельствовать существование их удивительнейшей штуки, о которой вот-вот узнает целый свет.

Где-то после дюжины попыток открыть свой номер при помощи ключ-карты, Бастер даванул хорошенько на дверь и, попав наконец внутрь, прямиком направился к мини-бару. Вынув оттуда крохотную бутылочку джина, осушил ее в один глоток, тут же потянулся за второй и так же разом заглотил содержимое. Краем глаза Бастер видел, как Джозеф распаковывает за него чемодан, аккуратно раскладывая его рубашки, штаны и исподнее по ящикам комода.

– Что-то маловато взяли вы теплой одежды, – заметил Джозеф.

– Кажется, у меня там есть какие-то кальсоны, – отозвался Бастер, усердно и целенаправленно надиравшийся возле мини-бара.

– Бог ты мой, Бастер, – чуть ли не вскричал Джозеф. – Вы ж отморозите себе задницу!

Бастер уже готов был предложить, что он лучше избавит их от своего присутствия на демонстрации картофельного орудия. И впрямь – закажет себе в номер гамбургер и усядется смотреть ненавязчивое кабельное ТВ, потихоньку опустошая здешний мини-бар. А потом отправится к себе во Флориду – причем достаточно долгим путем, чтобы его выперли из съемной квартиры, и тогда он вновь переедет к родителям.

И тут он вспомнил последний год, проведенный с отцом и матерью: как молча сидел за обеденным столом, в то время как родители разрабатывали все более замысловатые ивенты, – и Бастер никак не мог понять, является он там действующим лицом или нет, и все время ожидал, что во имя искусства вот-вот где-то что-нибудь взлетит на воздух.

– Так и что мне теперь делать? – спросил он, желая произвести впечатление вполне здравомыслящего индивида.

– Займемся шопингом, – просиял Джозеф.

В то время как Кенни, Арден и Дэвид бродили за ними на безопасном удалении по торговому центру «Форт Вестерн» в Небраска-Сити, Джозеф азартно перерывал вешалки с одеждой и прочие предметы необходимой в холода экипировки, то и дело переправляя выбранное Бастеру в его с готовностью подставленные руки.

– Так ты, значит, зарабатываешь писательским трудом? – спросил он.

– Ну да, – кивнул Бастер. – Пишу в основном статьи, внештатным сотрудником. Я написал два романа, вот только никто их не читает.

– А знаешь, – сказал Джозеф, передавая Бастеру две пары шерстяных носков, – я и сам подумываю стать писателем.

В ответ Бастер изобразил интерес, подбадривающе, как ему казалось, гукнул, и Джозеф продолжил:

– Я даже записался на вечерние курсы писательского мастерства в местном колледже, хожу по вторникам. Пока что выходит не очень, но учитель наш говорит, я подаю надежды.

Бастер снова одобрительно покачал головой.

Троица позади между тем подступила к ним поближе, слушая разговор.

– Он здоровский писатель, – вклинился Дэвид, и Кенни с Арденом согласно закивали.

– А знаешь, какая у меня любимая книга? – спросил Джозеф.

Бастер в ответ отрицательно замотал головой, и Джозеф расплылся в улыбке:

– «Дэвид Копперфилд» Чарлза Диккенса.

Бастер ни разу не читал этой книги, хотя и знал, что прочесть ее не мешало бы, и потому кивнул:

– Великолепное произведение.

Тут Джозеф так громко и радостно захлопал в ладоши, словно ждал этого момента долгие годы.

– Обожаю там первую фразу: «Меня зовут Дэвид Копперфилд», – вдохновенно заговорил он. – Ведь это исчерпывающе сообщает то, что надо знать читателю. Все свои произведения я начинаю подобным образом: «Меня зовут Харлан Эйден», или «Я известен под именем Сэм Фрэнсис», или «Когда он появился на свет, родители дали ему имя Джонни Роджерс».

Бастер тут же припомнил первые слова из «Моби Дика» и обмолвился об этом Джозефу.

– «Зовите меня Измаил», – мигом процитировал тот. – Нет, такое все же не по мне. Это звучит не так здорово, как «Меня зовут Дэвид Копперфилд».

Какой-то старичок с пустой тележкой попросил компанию раздвинуться, чтобы он мог подобраться к стойке с носками, однако никто из них и ухом не повел.

– Видишь ли, – запетушился Кенни, – своими словами этот мужик, Измаил, производит такое впечатление, будто мнит себя уж очень важной шишкой. Он что, просто так не может сказать нам свое имя? Он собирается требовать от нас, чтобы к нему обращались именно так? – И Кенни состроил такую физиономию, будто всю свою жизнь вынужден был пересекаться с подобными экземплярами.

– К тому же это, возможно, и не настоящее его имя, – предположил Арден. – Он просто говорит, как нам его называть.

Итак, все трое сошлись на мнении, что, судя по всему, читать «Моби Дика» у них нет ни малейшего желания.

– Так что извини, Бастер, – подытожил Джозеф, – но «Дэвид Копперфилд» все ж таки у нас победитель и по-прежнему мировой чемпион.

В этот момент Дэвид отошел от компании и вернулся с упаковкой самогреющих грелок для рук.

– Люблю ими побаловаться, когда дубак на дворе, – вручил он грелки Бастеру.

Почти что исчерпав возможности своей кредитки на черное шерстяное пальто, непромокаемые штаны, «редвинговские» ботинки и бейсбольную кепку «кукурузников Небраски», Бастер вернулся с компанией в машину, и они покатили к следующему пункту назначения – магазину с алкоголем.

– А о чем была последняя твоя статья? – полюбопытствовал Дэвид у Бастера, и тот не задумываясь ответил:

– Мне пришлось делать репортаж с самой масштабной в мире групповухи.

Кенни на всякий случай включил поворотник и съехал к краю дороги. Наспех припарковавшись, он резко развернулся на сиденье:

– Что, еще раз?

– Вы, мужики, когда-нибудь слыхали про такую Эстер-Перепихушку? – спросил Бастер.

Все четверо многозначительно закивали.

– Так вот, я видел воочию, как она побила рекорд по самой большой в мире групповухе. За один день у нее был секс с шестьюстами пятьюдесятью мужиками.

– Да ну, ты… – начал Джозеф, даже зардевшись от смущения. – Ну, в смысле, ты-то с ней сексом не занимался? Я верно понял?

– О боже, нет, конечно! – вздернулся Бастер.

Тут же ему вспомнились двухчасовые телефонные пререкания с редактором журнала, когда он отказался хоть каким-то боком присутствовать на этой оргии. «Это называется «гонзо-журналистика», – просветил его тогда редактор. – Сейчас найду тебе это словечко в интернете…»

– Так ты что, – подал голос Кенни, – и правда смотрел, как эту тетку трахают шестьсот пятьдесят мужиков?

– Ну да, – кивнул Бастер.

– И тебе за это еще и заплатили? – недоумевал Кенни.

– Ну да.

– Да уж, – заговорил Арден, – ничего себе! Ничего потряснее я в жизни не слыхивал!

– На самом деле не так уж это было и потрясно, – пожал плечами Бастер.

– То есть как?

– Ну, в смысле, может, это здорово звучит, но на самом деле я битый день там просидел без дела, глядя, как скопище волосатых и каких-то бесформенных мужиков со свисающими удами ждут своей очереди трахнуть тетку, которую уже все это откровенно задолбало. Кое у кого из них я взял интервью, и некоторые мне признались, что своим женам они в тот день сказали, будто пошли играть в гольф или смотреть кино. А один кадр самонадеянно похвастался, что его подружка пригрозила с ним порвать, если он ввяжется в это мероприятие. Причем тут же вдруг помрачнел и добавил: «А клевая была девчонка!» Всякий раз, как очередной мужик отрывался от Эстер, она взглядывала на какого-то типа, что сидел за столом с тремя различными часами, целой кипой бланков с согласием да арифмометром, и спрашивала, много ли там еще осталось.

– Ну ничего себе! Ничего ужаснее я в жизни не слыхал, – снова вставил Арден.

– А еще, – продолжал Бастер, поняв вдруг, что, единожды начав об этом говорить, он уже не в силах остановиться, – там стоял стол с едой для участников, и все эти голые мужики толпились вокруг, делая себе какие-то убогие сэндвичи и горстями пожирая «M&Ms».

– Да уж, не приведи господь, – замотал головой Дэвид.

– И тебе пришлось обо всем этом писать, притом что у тебя самого, готов поспорить, это вызывало жуткую гадливость? – посочувствовал Джозеф.

– Именно, – ответил Бастер, тронутый тем, что Джозеф очень точно уловил, насколько дико писать заметки о вещах, вызывающих у тебя лишь отвращение. – И потому я написал довольно неожиданную статью о том, что эта Эстер-Перепихушка, не будучи ни актрисой, ни порнозвездой, скорее походила на профессиональную спортсменку – на эдакого сурового марафонца, – и в этом плане я, как ни противно мне было все это наблюдать, мог лишь восхищаться ее выносливостью.

Кенни одобрительно закивал:

– Ничего себе! А лихая, должно быть, получилась статейка.

– Ну вот, – продолжал Бастер, – а спустя три недели вдруг выяснилось, что какая-то другая тетка, порнозвезда, побила ее рекорд аж на двести с гаком мужиков.

Все сидевшие в машине грохнули таким оглушительным смехом, что сперва даже не услышали, как в боковое стекло стучится полицейский.

При виде копа у Бастера возникло неодолимое желание получше спрятать контрабанду – и не важно, что ничего противозаконного при нем не имелось и за ним не значилось!

Кенни опустил стекло, и полицейский сунул голову в салон.

– Припарковались вы, ребята, на дороге, – сообщил он. – Не самая умная мысль.

– Да, сэр, – отозвался Кенни. – Мы как раз уже отъезжаем.

Тут полицейский воззрился на Бастера, сидевшего на заднем сиденье, и недоуменно заморгал: как это он кого-то в своем городке да не знает?

– Ваш друг? – спросил он.

– Ага, – отозвался Джозеф.

– С армии?

– Спецназ, – тихо ответил Арден, заговорщицки поднеся палец к губам.

– Ух ты, – восхитился коп, – это что, типа «Call of Duty. Black Ops» в реале?

Несмотря на то что всю свою жизнь Бастер врал напропалую без малейших усилий, на сей раз он сумел лишь осторожно кивнуть, подтверждая сказанное.

– Ладно, езжайте, – разрешил коп и закрутил рукой в запястье, указывая им путь в сторону горизонта.

– Спецназ! – фыркнул себе под нос Бастер. Вот уж точно все уже в дурмане предвкушения!

В ликеро-водочном магазине, окрыленный мыслью, что впервые за долгие годы он наконец завел друзей, Бастер вытряхнул почти всю имевшуюся в бумажнике наличность, чтобы купить все то, что выбрали себе бывшие вояки. В новой одежде ему было тепло и надежно, и, отдавая кассиру последние деньги, Бастер подумал, что был бы совсем не прочь остаться в этом городе навсегда.

Наконец и Бастеру пришла очередь стрельнуть. Он налег на массивную, установленную на треноге воздушку, которую его друзья-солдаты именовали «Воздушные войска номер один». Вместо картошки это орудие заряжалось двухлитровыми бутылками с содовой.

– Понимаешь, у нас как-то язык не поворачивается называть это картофельной пушкой, – пояснил Дэвид, который по мере наступления вечера как будто все плотнее затягивался одеждой.

– Кто-то пуляется мячиками от пинг-понга, кто-то – бутылками с содовой, а кто-то и теннисными мячами, в которые напихивают мелких монет, – сказал Джозеф. – На мой взгляд, правильнее было бы назвать это пневматической пушкой или же пушкой внутреннего сгорания.

Кенни еще раз пошагово проинструктировал Бастера, и, хотя дело это было довольно сложным и при неправильных манипуляциях могло причинить стрелку серьезные повреждения, Бастеру казалось, что он впитал каждое свое будущее действие уже на уровне подсознания. Он зарядил ствол, затем повернул вентиль на воздушном компрессоре, пока давление не набрало нужного уровня PSI.

– Ну что, приятель, – напутствовал его Джозеф, – не беремся утверждать, что это получше секса или чего-то другого, однако, когда ты это сделаешь, то будешь на седьмом небе от счастья.

Бастеру очень хотелось оказаться на седьмом небе от счастья. У него нередко случались минуты отчаяния, когда он полностью замыкался в себе, и тогда ему казалось, будто гигантское напряжение всех его переживаний напитывает энергией целый мир. Когда он обмолвился об этом однажды своему психоаналитику, доктор сказал:

– Ну, если это и правда медицинский случай, то не находите ли вы, что не мешало бы вам заняться чем-то более… хм-м… стоящим, что ли?

Бастер нажал на спусковой крючок. Послышался звучный хлопок, за которым последовало тихое и продолжительное шипение, словно из мастерски взрезанной шины медленно выходил воздух. Кто-то из приятелей вручил ему бинокль, и Бастер проследил траекторию выпущенной бутылки, покуда она не приземлилась где-то в трехстах ярдах от него. С немалым удивлением Бастер обнаружил, что даже спустя какое-то время, после того как он пальнул из пушки, ощущение счастья в нем нисколько не убавилось.

– Это, наверно, никогда не может надоесть? – спросил он новых друзей, и все четверо без колебаний ответили:

– Нет!

Когда наконец кончилась содовая и опустели два привезенных с собой мешка картошки, приятели встали кружком и принялись ненавязчиво намекать, что кому-нибудь неплохо бы отправиться в магазин и прикупить еще пивка, но добровольцев на это дело как-то не нашлось.

Хоть и порядком сомлев от алкоголя, Бастер все же начал в уме прикидывать основную мысль своей статьи: бывшие солдаты конструируют и собирают свое игрушечное оружие, дабы потом, стреляя по очереди, одновременно и забывать, и вновь переживать свой недавний военный опыт. Теперь все, что ему требовалось, – это собрать факты в поддержку своей идеи.

– И как часто вы этим занимаетесь? – спросил он.

Друзья воззрились на него так, словно ответ и без того был совершенно очевиден.

– Да каждый божий день, точнее вечер, – сказал Кенни, – если, конечно, ничего интересного по телику не идет – чего не случается почти что никогда.

– Мы же безработные, Бастер, – пояснил Джозеф. – Все живем с родителями, девушки ни у кого из нас нет. Вот нам и остается разве что пить да стрелять всякой хренью.

– Так говоришь, будто мы чем-то дурным тут занимаемся, – попенял ему Арден.

– Ну, я не специально, – отмахнулся тот и взглянул на Бастера: – Это лишь так кажется, когда я пытаюсь выговориться.

– Послушайте, – заговорил Бастер, не уверенный, что облек свой вопрос в правильную форму, – а все вот это – в смысле, стрельба из картофельных пушек – никогда не напоминает вам о службе в Ираке?

Не успел он закончить фразу, как ребята вокруг него как будто разом протрезвели.

– Ты хочешь знать, не терзают ли нас призраки войны? – спросил Дэвид.

– Да нет, – открестился от вопроса Бастер, уже понимая, что лучше бы он и дальше без лишних слов просто пулялся картошкой в атмосферу, – мне просто интересно: когда вы стреляете из картофельных пушек, вам не вспоминается при этом ваша армейская пора?

Джозеф тихо усмехнулся:

– Мне вообще все, знаешь ли, напоминает армию. Просыпаюсь, иду в ванную – и вспоминаю, как в Ираке вместо воды можно было найти лишь лужи мочи на улицах да прочего дерьма. А потом я одеваюсь – и вспоминаю, как натягивал там форму и обливался по́том, не успев даже застегнуться. А потом иду завтракать – и вспоминаю, как там, в Ираке, было в рот куска не взять, чтобы песок на зубах не хрустел. Так что армейскую нашу пору трудно не вспоминать.

– Я подумал, может, для вас эти картофельные пушки своего рода способ вновь испытать пережитый там боевой азарт? – неуверенно спросил Бастер, вновь ощущая, как безнадежно уплывает от него задуманная статья.

– Лично я в Ираке составлял рапорты о степени загрязненности воздуха, – сообщил Арден.

– И это было адски скучное занятие, – добавил Кенни, – пока, конечно, не наступал сам ад. И вот тогда становилось чертовски жутко!

– Но ведь оружие-то при вас имелось? – спросил Бастер.

– Ну да, все мы были при оружии, – кивнул Джозеф. – У меня, к примеру, была девятимиллиметровая «беретта» да карабин М4. Но, окромя учебных стрельб по мишеням, я там оружие не применял.

– То есть ты никого в Ираке не убил?

– Никого, слава те господи, – помотал головой Джозеф.

Бастер обвел взглядом остальных из четверки – все как один с улыбкой покачали головой.

– Что же вы тогда там делали? – недоуменно спросил Бастер.

Тут же выяснилось, что Джозеф и Кенни занимались размещением и обустройством Центров военных действий. А Дэвид был консультантом по логистике при иракской армии.

– Так что я в основном имел дело с цифрами да расчетами, – улыбнулся он.

– А как же твои пальцы? – Бастер обескураженно указал на левую руку Джозефа с недостающими фалангами.

– Господи, Бастер! Да я вовсе не в Ираке их лишился! – воскликнул тот. – Испытывал однажды катализаторы для наших новых картофельных пушек, вот они и жахнули прямо у меня в руке.

– Ох, ничего себе! – выдохнул Бастер.

– Что, разочаровали мы тебя? – усмехнулся Кенни.

– Да нет, я б не сказал, – торопливо ответил Бастер.

– Нам просто скучно жить, – заметил Джозеф. – Это, пожалуй, самый простой ответ. Видишь ли, не важно, кто ты и чем по жизни занимаешься – ты все равно вынужден вечно лезть из кожи, что-то придумывая, чтобы не помереть со скуки.

Кенни между тем прикончил свою банку пива и наклонился за еще одной картофельной пушкой, размерами заметно меньше предыдущих, которая трубкой соединялась с серебристой канистрой и была оснащена прицелом.

– К примеру, сварганить нечто вот эдакое, – добавил он, протягивая пушку Бастеру. – Взгляни-ка на ствол.

Однако Бастер колебался, все еще неуверенно оглядываясь на остальных.

– Нормально, не дрейфь, – подбодрил его Джозеф, подняв изувеченную ладонь. – Совершенно безопасно.

Бастер склонился над пушкой, но не заметил в ней ничего особенного.

– А что я должен тут увидеть?

– Ствол нарезной, – подсказал Кенни. – Как у настоящего оружия.

Бастер провел пальцами изнутри пэпэхашного дула и ощутил характерные желобки.

– И что это дает? – спросил он.

– Точность стрельбы, – пожал плечами Кенни. – Из него можно попасть в мишень аж с пятидесяти ярдов. Ну-ка, Джозеф, покажи ему!

С этими словами он передал орудие Джозефу и подхватил с земли пустую пивную банку. Затем размеренной походкой двинулся в сторону от компании, громко отсчитывая шаги, пока не удалился на порядочное расстояние. Там он застыл на месте, точно официант с подносом, держа пустую банку на ладони прямо над головой.

– Кажется, это не самая лучшая затея, – поморщился Бастер.

Однако Джозеф тут же уверил его:

– Если бы я не мог это сделать, то ни за что бы не взялся.

Арден вскрыл новый мешок с картошкой, вручил один «снаряд» Джозефу, и тот принялся аккуратненько заталкивать овощ внутрь нарезанного острой спиралью ствола, оставляя следом счищенную часть клубня.

– Видишь, какой маленький снаряд в итоге получился? – довольно хмыкнул Джозеф.

Он открыл подачу газа, впустил необходимое количество в камеру, после чего припал к глазку прицела.

Когда щелкнул курок, Бастер увидел лишь яркий шлейф воспламенившегося газа вслед за устремившимся к цели клубнем. Тут же раздался звук сминаемого алюминия, и Кенни – с рукой совершенно целой и невредимой – наклонился поднять с земли покоробленную банку и всем на обозрение вновь поднял ее над головой.

– Просто невероятно! – воскликнул Бастер, хлопнув Джозефа по плечу.

– Неплохо, да? – отозвался тот, то ли смущенный похвалой, то ли взволнованный, то ли испытывавший то и другое вместе.

– Я следующий, – сказал Арден и, подхватив одну из оставшихся еще невыпитыми банок пива, бодро потрусил к тому месту, где стоял Кенни. Остановившись, он водрузил банку себе на голову – ни дать ни взять отпрыск Вильгельма Телля! – и стал ждать, пока Джозеф прицелится и стрельнет.

– Может, пари заключить? – запоздало спросил Дэвид, однако шансы в таком споре были бы столь очевидно однобоки, что никто не видел смысла суетиться.

– Чего уж тут, не откладывать же, – произнес Джозеф, пальнул из своей картофельной пушки…

И промазал.

– Ну же, давай! – проорал Арден. – Прошла чуть не на милю стороной!

К Бастеру тем временем подошел Кенни с той самой банкой, которую покорежил своим выстрелом Джозеф. С рваными краями, облепленная еще теплыми ошметками картофеля, она больше походила на осколок, извлеченный из тела какого-нибудь бедолаги. У Кенни кровоточила на руке перепонка между большим и указательным пальцем, однако его это, похоже, ничуть не беспокоило.

– Жаль, у нас нет видеокамеры, – посетовал он. – Такое все же неплохо было бы иметь на память.

Джозеф перезарядил пушку, выстрелил – и снова промахнулся.

Потом еще раз.

– Наверное, я просто целюсь чуть выше, чем нужно, поскольку боюсь попасть ему в лицо, – объяснил стрелок.

– Хочешь попасть – страх по фигу, – посоветовал ему Кенни и принялся мочиться у всех на виду.

Джозеф в очередной раз запихнул картофелину в дуло. Лицо у него теперь сделалось бледным и сосредоточенным. Только теперь Бастер вдруг почему-то ощутил, что за последние полчаса температура вокруг упала градусов на двадцать по Фаренгейту.

Джозеф невыносимо долго вглядывался в глазок прицела и наконец выстрелил.

Хлопок взрыва сотряс холодный воздух, прокатившись реверберирующим эхом, – звук, который Бастер готов был слушать бесконечно. Банка на голове у Ардена взорвалась, выпустив пышный пивной гриб и отлетев на добрые двадцать ярдов тому за спину. Сам Арден, намокший и облепленный обрывками «снаряда», зашагал обратно, к остальной компании, издалека попахивая пивом и картошкой фри. Бастер отдал ему банку, из которой начал было пить сам, и Арден прикончил ее в один глоток.

Дэвид достал еще одну банку и протянул Бастеру, предложив:

– Ну что, продолжим испытывать удачу?

Бастер скептически посмотрел на пиво, потом перевел взгляд на Джозефа.

– Даже и не знаю.

– Статье твоей это по-любому пойдет лишь на пользу, – подначил Кенни.

И хотя Бастер не мог не согласиться с истинностью этого утверждения, ноги его вдруг отчего-то вросли в землю.

Джозеф между тем снял пушку с плеча и протянул Бастеру.

– Можно наоборот – ты в меня пальнешь, – предложил он. – Тоже выйдет неплохая история.

Бастер даже засмеялся, пока не понял, что Джозеф говорит это на полном серьезе.

– Не боись, – подбодрил тот, – я совершенно уверен, у тебя получится.

– Это ж нарезной ствол, – напомнил Арден, – стреляет с офигенной точностью.

Бастера внезапно осенило, что его новые друзья уже не просто заметно, а даже впечатляюще пьяны и тем не менее управляются с оружием с довольно-таки высоким уровнем мастерства и сноровки. Способность здраво мыслить у приятелей, конечно же, изрядно пошатнулась – и все же Бастер как-то подспудно верил, что все их действия подчинены определенной логике.

Он попытался оценить ситуацию рационально. Имелась вполне реальная возможность, что Бастер кого-нибудь ранит, – но самого-то его уж точно не могут подстрелить! Он же защищен от любой напасти, никакое несчастье к нему никогда не пристанет.

– Я неуязвимый, – сказал он, и все согласно закивали.

Схватив пиво, Бастер решительно двинулся в сторону от компании.

– Не промахнись, – бросил он через плечо.

– Ни за что, – ответил Джозеф.

Бастера так немилосердно трясло, что у него никак не получалось установить на голове банку.

– Дай мне пару секунд! – крикнул он Джозефу.

Он закрыл глаза, заставив себя дышать протяжными глубокими вдохами, и вскоре почувствовал, как тело постепенно мертвеет. Он представил, как доктора отключают его от аппарата жизнеобеспечения, и он медленно, шаг за шагом, отходит. Наконец полностью уйдя в небытие, Бастер сделал новый вдох – и враз оказался живым. Когда он открыл глаза, то был полностью готов к тому, что произойдет дальше.

Уже начинало темнеть, однако он отчетливо мог видеть, как Джозеф привел свое орудие в рабочее положение. Бастер закрыл глаза, задержал дыхание… И не успел он даже осознать, что пушка выстрелила, как над ним метнулось облако жара, дунул порывом ветер, смяв стоящую у него на голове пивную банку. Раздался звук, свидетельствующий о том, что нечто безвозвратно изменило свою форму, сделавшись в мгновение ока чем-то совершенно иным.

Бывшие вояки, вскинув руки, радостно завопили, хлопнули друг другу «пять», и, когда Бастер к ним вернулся, по очереди горячо потискали его в объятиях, как будто только что спасли его из завала или вытянули из темного глубокого колодца.

– Будь я более удачлив, – сказал Кенни, – обязательно бы тоже пальнул.

Бастер резко высвободился из их объятий и выхватил из кулера последнюю банку пива.

– Еще раз, – бросил он и, не дожидаясь ответа, без страха побежал в сгущающийся полумрак.

В этот момент каждой клеткой своего тела Бастер проникся целью непременно остаться в живых.

Придя в сознание, Бастер, хоть и с некоторым трудом, но все же разглядел нависшее над ним лицо Джозефа.

– Ой, господи, – запричитал тот, – а я уж был уверен, что ты помер.

Бастеру никак не удавалось повернуть голову, а зрение то и дело теряло четкость.

– Что происходит? – спросил он.

– Я в тебя попал, черт подери! – завыл Джозеф. – Угодил тебе в лицо, Бастер.

Тут он услышал, как кричит Кенни:

– Мы везем тебя в больницу, Бастер, понял?

– Чего? – слабо спросил тот. Он понимал, что вокруг него все орут, но почему-то едва мог их расслышать.

– Все очень плохо, – сказал ему Джозеф.

– Что с моим лицом? – спросил Бастер, еще путаясь в мыслях.

Он потянулся потрогать правую сторону лица, которая одновременно деревенела и горела огнем, но Джозеф тут же удержал его руку, сцапав за запястье:

– Наверно, не стоит это делать.

– А что, с ним что-то не так?

– Ну, там как бы все на месте, – попытался объяснить Джозеф, – только не все… как надо.

Сделав над собой усилие, чтобы сосредоточиться, Бастер счел за лучшее вновь вернуться ко сну, однако Джозеф явно не собирался ему это позволить.

– У тебя наверняка сотрясение мозга, – сказал он Бастеру. – Давай-ка слушай мой голос и постарайся не засыпать.

Ненадолго повисло неловкое молчание, после чего Джозеф произнес:

– Я такую историю как раз на прошлой неделе для курсов написал. О парне, который только что вернулся из Ирака. Но я там вовсе не подразумевал себя, это совершенно иная личность. Мой парень живет в Миссисипи. Так вот, он возвращается в родной городок после почти десятилетнего отсутствия и заходит выпить в местный бар. Потом решает поиграть в пинбол, там к нему подходит его давний, еще школьный, приятель, и у них завязывается разговор. – Джозеф сделал паузу и крепко сжал Бастеру руку: – Ты как там, не уснул?

Бастер попытался качнуть головой, но безуспешно, и тогда выдавил:

– Я не сплю. Я слушаю.

– Ну и славно. Так вот, – продолжил Джозеф, – в общем, они там на пару догоняются, надираясь в дым. Тут бар начинают закрывать, а главный герой рассказывает своему приятелю, как пытается найти работу и обзавестись достаточными деньгами, чтобы съехать от родителей и обосноваться отдельно. А тот мужик и предлагает герою, что даст ему пять сотен баксов, если тот кое-что для него сделает. Ну, и как тебе такое начало?

Бастеру подумалось: не умирает ли он, часом? И если так, то не испустит ли он дух к тому моменту, когда Джозеф завершит наконец свое повествование?

– Очень неплохо, – с трудом произнес он.

– У мужика, мол, есть собака, которую он очень любит, и есть бывшая жена, которая забрала пса к себе и не желает отдавать. Вот он и просит главного героя выкрасть собаку и привезти ему, и он за это даст ему пятьсот баксов. Так возникает коллизия моего рассказа. Главный герой начинает над этим думать, мечется туда-сюда и наконец, спустя два дня, звонит тому мужику и говорит, что согласен.

– Ой-ё! – подал голос Бастер.

– Да, знаю, – кивнул Джозеф, – это плохая идея. Так вот, однажды ночью он проникает в дом той самой бывшей жены и пытается выкрасть собаку – но все вдруг идет наперекосяк. Пес, решив, что это вор – кем он, собственно, и являлся, – начинает на него набрасываться и оттяпывает ему кусок руки. В общем, как-то парню удается совладать с собакой, вытащить ее из дома и запихать в машину, но когда герой добирается до дома, то вдруг обнаруживает, что собака мертва. Возможно, он перебил ей трахею или что-то вроде того – я не вдавался в конкретику. Как бы то ни было, собака оказалась мертва.

– Почти приехали! – крикнул Кенни.

– Так вот, главный герой берет лопату и закапывает пса на заднем дворике у своих родителей. Покончив с этим, он отправляется на автовокзал, покупает билет и садится в автобус, без малейшего понятия, куда тот отправится. И вот герой сидит в автобусе, рука у него дико кровоточит, но он старается, чтобы никто этого не заметил. И он надеется, что, куда бы теперь ни привела его судьба, его там ожидает прекрасное местечко. Конец.

– Мне нравится, – сказал Бастер.

Джозеф расплылся в улыбке.

– Я еще над ним работаю.

– Правда хорошо выходит, Джозеф.

– Вот только я и сам пока не понял, то ли у меня счастливый конец выходит, то ли наоборот.

– Приехали! – бросил Кенни, и машина довольно резко остановилась.

– А он и счастливый, и печальный, – сказал Бастер. – Многие концовки получаются и счастливыми, и мрачными одновременно.

– С тобой все будет в порядке, – подбодрил его Джозеф.

– Думаешь?

– Ты ж у нас несокрушимый!

– Я неуязвимый, – поправил Бастер.

– И ты невосприимчив к боли, – добавил Джозеф.

– Я бессмертный, – сказал Бастер и тут же медленно поплыл в беспамятство, очень надеясь, что, куда бы теперь ни привела его судьба, его там ожидает прекрасное местечко.

«Скромное предложение». Июль, 1988 год

Художники: Калеб и Камилла Фэнг

В ту пору как раз были каникулы, и Фэнги сделали поддельные идентификационные карты на всех членов семьи. Недавно Калеб с Камиллой получили весьма престижный грант – более трехсот тысяч долларов – и теперь собирались в путешествие, дабы отметить это событие. Новенькие их удостоверения личности лежали на столе. Мистер и миссис Фэнг именовались там как Ронни Пэйн и Грейс Трумэн. Детям разрешили самим выбрать себе имена. Анни теперь значилась как Клара Боу, а Бастер – как Ник Фьюри. В обмен на готовящуюся картину из реальной жизни родители обещали им, что все четыре дня, которые они проведут на побережье, они будут самой что ни на есть нормальной семьей, загорающей на солнышке, покупающей себе разные безделушки из морских камешков и питающейся всяческими вкусностями – или зажаренными во фритюре, или обмакнутыми в шоколад, или тем и другим одновременно.

Сидя в аэропорту, мистер и миссис Фэнг перелистывали журналы, читая о людях, которые, возможно, сумели прославиться, но о которых сами они в жизни не слыхали. Они заставляли себя проглатывать всякий вздор о чудодейственных диетах, фильмах, которые им, к счастью, не суждено было увидеть, – и все это ради закрепления своих образов. Ронни, по легенде, владел группой ресторанов сети «Пицца Хат», трижды был женат и разведен. Грейс была обычной медсестрой. Ронни она повстречала в отделении реабилитации, и последние девять месяцев они прожили вместе. Просто влюбились друг в друга? Вероятно, да.

– Может, поведаешь мне, что ты собираешься сказать? – спросил мистер Фэнг жену.

– Это сюрприз, – ответила та.

– Мне кажется, я уже знаю, что ты скажешь.

– Держу пари, тебе так только кажется, – улыбнулась она.

Анни сидела в одиночестве в пустовавшем ряду кресел и зарисовывала оказавшихся в аэропорту людей. В руке она, точно букет цветов, сжимала целую горсть цветных карандашей и быстро набрасывала то или иное лицо в лежавшем на коленях блокноте. В десяти ярдах от нее мужчина с массивным крючковатым носом и в непомерно широких солнцезащитных очках горбился в своем кресле, то и дело втихаря прикладываясь к серебристой фляжке, спрятанной во внутреннем кармане пиджака. Улыбнувшись, Анни подчеркнула и без того чудаковатую наружность незнакомца, превратив свое художество в нечто среднее между портретом и карикатурой. Когда она изучающе разглядывала мужчину в поисках новых деталей, он внезапно посмотрел в ее направлении, и у девочки вспыхнуло лицо. Поморщившись, Анни опустила глаза к блокноту, набрасывая поверх портрета частые карандашные «молнии», пока изображение не стало совсем неузнаваемым и ее интерес к незнакомцу не мог быть уличен. Потом она сложила блокнот с карандашами обратно в школьный рюкзачок и стала повторять свою «легенду».

Оказавшись почти что без денег, ее мать оставила Клару с бабушкой и уехала во Флориду на поиски работы. Спустя шесть месяцев Клара наконец решила воссоединиться с матерью. «Мы начнем жизнь с чистого листа», – предстояло ей отвечать на возможные вопросы авиаперсоналу или соседям по салону. Если Анни все сделает как надо – а прежде ей это всегда удавалось, – то кто-нибудь непременно сунет девочке в руку двадцатидолларовую бумажку и посоветует ей себя беречь. А когда они наконец доберутся до Флориды, представляла Анни, она возьмет эти двадцать баксов и сделает на них ставку в джай-алай[6], а сама, покуда идет игра, закажет себе такой огромный стакан «Ширли Темпл», что до дна можно достать лишь в три соломинки.

Бастер счел, что правдоподобную легенду слишком уж долго наигрывать, и к тому же заранее предвидел очень много возможностей разоблачения. А потому он начал придумывать про себя откровенно лживые россказни, призванные упрочить его образ странного, эксцентричного ребенка, которого лучше всего обходить стороной. Сидя в баре аэропорта, уничтожая стакан за стаканом газировки «Лимон-лайм» и заедая это горстями арахиса и соленых крендельков, Бастер решил, что, ежели кто спросит, он вовсе не настоящий ребенок, а робот, разработанный и явленный на свет одним научным гением. Дескать, его заказала себе одна бездетная пара, и теперь его переправляют к ним во Флориду. Би-биип!

Бастер толком и не знал, что за действо нынче разразится. Родители ему велели только, чтобы он делал вид, будто они вовсе не являются ему настоящими папой и мамой, чтобы в самолете он сидел отдельно, а когда развернется сцена, реагировал на нее в зависимости от общего настроя аудитории.

– Чем меньше знаешь, тем лучше, – сказал отец.

– Это будет сюрприз, – добавила мама. – Ты ведь любишь сюрпризы?

Бастер помотал головой. Сюрпризов он как раз и не любил.

В самолете две разные стюардессы усадили Анни и Бастера на крайние сиденья первого ряда слева и справа от прохода, и теперь брат с сестрой сидели буквально в паре шагов друг от друга, делая вид, будто ни разу прежде не встречались. Вскоре они увидели, как их родители, держась за руки, шествуют по проходу. Когда те поравнялись с детьми, Бастер не мог удержаться, чтобы на них не посмотреть, и мистер Фэнг, поморщившись, повел свою спутницу дальше, к местам в глубине салона.

Бастер попросил у стюардессы арахис, а когда та принесла ему три пачки, попросил еще. Отвернувшись от мальчика, стюардесса направилась за орешками, недовольно закатив глаза. Это не ускользнуло от взгляда Анни, и она настолько разозлилась, что даже сама немного испугалась своего гнева. Когда стюардесса вернулась с орешками для ее брата, Анни подергала ее за рукав и, сузив глаза в щелочки, попросила принести ей пять пачек арахиса, очень надеясь, что сейчас разразится скандал, который перекроет собой ожидаемое в полете действо. Но женщину как будто ничуть не насторожила в голосе девочки слегка заметная дрожь. Она просто кивнула и поспешила за орешками.

Едва получив свой щедрый паек, Анни сразу повернулась к Бастеру и сгрузила пачки брату на колени.

– Вот спасибо, – обрадовался Бастер.

– На здоровье, детка, – хмыкнула сестра.

Когда все пассажиры разместились, а стюардесса принялась объяснять, что следует делать в случае экстренной посадки, Анни с Бастером мысленно вознадеялись, что, какие бы там планы ни вынашивали родители, их полет не закончится тем, что они поплывут на пару в океане, вцепившись в подушки своих кресел и ожидая помощи, которая еще не факт, что подоспеет.

Где-то спустя час полета дети, обернувшись к проходу, увидели, как мистер Фэнг прошел между рядами кресел и мягко придержал за локоть одну из стюардесс. Анни с Бастером обратились в слух, однако не различили ни слова из того, что говорил их отец. Потом он что-то протянул стюардессе, отчего та изумленно расширила глаза и даже прикрыла рот ладонью. Можно было подумать, женщина вот-вот закричит. Тут мистер Фэнг указал рукой на переднюю часть салона, и стюардесса, кивнув, повела его к переговорному устройству. В этот миг у Анни мелькнуло в голове: как теперь их родителям удастся отвертеться от тюрьмы, если они попытаются угнать самолет? А Бастер, когда мистер Фэнг проходил мимо их сидений, еле сдержал себя, чтобы не вцепиться в отцовскую руку с возгласом: «Папа?!» – испортив им тем самым весь ивент.

Анни быстро набросала в блокноте рисунок, на котором двое, мальчик и девочка, выпрыгивают из самолета. Парашюты разворачиваются – а под ними ничего, лишь пустота чистого листа бумаги.

– Леди и джентльмены, – произнесла стюардесса в микрофон, – у нас есть для вас очень важное сообщение, и необходимо, чтобы вы его внимательно прослушали. Вот этому человеку – мистеру Ронни Пэйну – необходимо вам кое-что сказать.

Динамики на миг умолкли, и наконец дети услышали голос отца:

– Друзья, я не стану отнимать у вас слишком много времени. Я сижу вон там, в семнадцатом ряду, сиденье С. А рядом с этим местом сидит дама моего сердца, мисс Грейс Трумэн. Помаши всем ручкой, милая.

Тут же все в самолете разом повернулись посмотреть, как Камилла подняла руку над рядом сидений и нерешительно помахала рукой остальным пассажирам.

– Так вот, – продолжал отец. – Эта девушка чрезвычайно много для меня значит. Я собирался сделать это сразу по приезде во Флориду, но больше просто не в силах ждать. Грейс Трумэн, ты выйдешь за меня замуж?

На этом мистер Фэнг вернул микрофон стюардессе и прошел к семнадцатому ряду. Анни с Бастером едва не побежали по проходу вслед за ним посмотреть, что будет дальше, но все же остались, вытянув шеи, сидеть в своих креслах.

Отец опустился в проходе на колени перед миссис Фэнг, которой дети видеть не могли, и вокруг воцарилась тишина, нарушаемая лишь гулом самолетных двигателей.

Анни с Бастером еле слышно прошептали одно и то же слово: «да».

Тут мистер Фэнг резко поднялся с колен и вскричал:

– Она говорит «да»!

Самолет разразился приветственными криками, несколько мужчин повскакивали с мест, чтобы пожать руку мистеру Фэнгу. Миссис Фэнг тем временем показывала престарелой соседке по ряду свое новенькое кольцо. Хлопки вылетающих из шампанского пробок эхом прокатились по салону, и стюардессы засновали по проходу, держа в руках подносы с бокалами. Из динамиков послышался низкий густой голос пилота:

– Тост за счастливую пару!

Бастеру удалось урвать пару бокалов шампанского, пока никто не видел, и один он вручил сестре.

– Ух ты, спасибо тебе, парень, – сказала Анни.

– Не стоит благодарности, – усмехнулся Бастер.

Они чокнулись и залпом осушили бокалы, от счастья почти не замечая, как обжигает вино горло.

Следующие четыре дня они всей семьей до головокружения нежились на солнце, все еще опьяненные успешным предложением руки и сердца. Они читали пухлые романы и комиксы и ложились спать когда придется. На пляже они по очереди закапывали друг друга в песок по самую шею, а после дразнили «жертву» болтающейся на палочке желейной рыбкой. Они подолгу стояли на берегу, слегка лишь зайдя в воду и наслаждаясь тем, как океанские волны мягко накатывают на ноги, и поедали сахарную вату, немного отдающую соленой морской влагой. И если кто-нибудь сказал бы им, что подобное счастье может испытать любой, в принципе, человек, Фэнги ни за что бы в это не поверили.

На обратном пути в самолете они опять сидели по отдельности и снова под вымышленными именами. И точно так же, как и в прошлый раз, отец тронул за локоток стюардессу, показал ей кольцо, что он купил для своей возлюбленной, и спросил разрешения воспользоваться внутренней связью. И опять стюардесса едва не прослезилась от такой романтичности его просьбы и повела отца в переднюю часть салона.

– Я сижу вон там, в четырнадцатом ряду, место А, – сказал в микрофон мистер Фэнг. – А на соседнем сиденье – моя девушка Грейс Трумэн. Грейс, дорогая, не могла бы ты выйти сюда на минуточку? Пожалуйста!

Миссис Фэнг смущенно замотала головой, однако мистер Фэнг оказался настойчив и звал ее к себе, пока женщина наконец не поднялась с места и не подошла к своему мужу. Едва она приблизилась, он резко опустился на колено, раскрыл лежавшую в его ладони крохотную коробочку и явил всеобщим взорам кольцо. Причем ее же собственное обручальное кольцо – четыре дня на солнце сделали свое дело, заставив исчезнуть на пальце границы загара.

– Грейс Трумэн, – торжественно произнес отец, – готова ли ты сделать меня счастливейшим мужчиной на свете и выйти за меня замуж?

В ожидании ответа матери Анни быстро рисовала картинку, на которой брачная чета шествует по проходу самолета, а восторженные пассажиры горстями подбрасывают в воздух орешки.

– О Ронни, – молвила миссис Фэнг, словно готовая вот-вот расплакаться, – я же просила тебя этого не делать.

Отцу их явно неудобно было так долго стоять на одном колене, однако вставать он пока не собирался.

– Ну же, милая, всего лишь скажи мне «да».

Миссис Фэнг смущенно отвернулась в сторону, однако муж поднял микрофон к самому ее лицу:

– Просто скажи в микрофон «да», чтобы мои мечты наконец стали явью.

Анни с Бастером понятия не имели, что сейчас произойдет, но у обоих шевелилось нехорошее предчувствие, что все это закончится печально.

– Нет, Ронни, – сказала наконец миссис Фэнг. – Я не выйду за тебя замуж.

Несколько пассажиров в салоне испустили громкий вздох. Мама же вернулась на свое место, оставив отца стоять на коленях с обручальным кольцом в руке.

– Что ж, друзья, – пробормотал он через несколько мгновений в микрофон, – простите, что отнял у вас время. Мне казалось, такого просто не может случиться.

На этом отец встал, побрел к своему месту, молча опустился на сиденье рядом с их матерью. Ни один из них даже не взглянул на другого.

Остаток полета в салоне царила настолько напряженная и неуютная атмосфера, что даже возможное крушение самолета казалось не самым худшим избавлением от этой тягостной неловкости.

В машине по пути из аэропорта домой ни один из Фэнгов не проронил ни слова. Понятно, что все это был фейк, загодя срежиссированный ивент, – но им все равно не удавалось отделаться от свербящего в груди страха. Это была для них серьезная проба на профессионализм и художественный талант – и они сами же были сражены подлинностью действа.

Анни с Бастером попытались вообразить мир, в котором их родители так и не поженились, и жизнь развела их порознь, и они больше уже никогда не вернулись друг к другу. Мир, в котором, к ужасу Фэнгов-младших, их просто не существовало.

Бастер примостил голову к сестре на колени, и Анни погладила его по волосам.

Съехав на длинную, вьющуюся по лесу подъездную дорогу к дому, мистер Фэнг наконец привлек к себе жену и тихо произнес:

– Я люблю тебя, Грейс Трумэн.

Мама поцеловала его в щеку, быстро ответив:

– И я люблю тебя, Ронни Пэйн.

Анни склонилась к лицу брата и нежно поцеловала его в лоб:

– Я люблю тебя, Ник Фьюри.

– И я люблю тебя, Клара Боу, – улыбнулся тот.

Но, даже припарковавшись возле дома и выключив зажигание, Фэнги еще какое-то время тихо сидели в машине, так и не отстегнув ремни, позволяя миру спокойно вертеться без малейшего участия с их стороны.