Читать книгу Забытый сад - Кейт Мортон - Страница 15

Лондон, Англия, 1975 год

Он словно сошел с небрежного рисунка. Хилый, тощий, сутулый из-за горба посередине спины. Широкие бежевые брюки с сальными пятнами липли к коленям, тонкие лодыжки стоически торчали из слишком больших ботинок, клочья белого пуха росли на наиболее плодородных участках почти лысой головы. Он походил на персонаж детской истории. Волшебной истории.

Нелл оторвалась от окна и снова изучила адрес в тетради. Вот он, записан ее собственным кошмарным почерком.

Антикварный книжный магазин мистера Снелгроува, Сесил-корт, рядом с Шафтсбери-авеню. Лучший лондонский эксперт по сказочникам и старым книгам. Возможно, знает об Элизе?

Вчера ей дали его имя и адрес в библиотеке. Библиотекари не смогли найти новых сведений об Элизе Мейкпис, но сказали, что если кто и сумеет помочь продвинуться в поисках, так это мистер Снелгроув. Не самый общительный тип, зато знает о старых книгах больше, чем кто-либо в Лондоне. Молодой библиотекарь пошутил, что этот эксперт стар, как само время, и, возможно, прочел книгу сказок, когда она только вышла из печати.

Холодный ветерок пробежал по голой шее, и Нелл потуже затянула пальто. Намеренно глубоко и свободно вдохнув, она толкнула дверь.

На косяке прозвенел латунный колокольчик, и старик повернулся, чтобы взглянуть на гостью. Толстые линзы очков отражали свет и сверкали, как два круглых зеркальца, невообразимо большие уши удерживали равновесие по бокам головы, а белая поросль оккупировала их изнутри.

Владелец магазина наклонил голову, и первой мыслью Нелл было, что он кланяется – легкий след манер былых времен. Но когда блеклые, словно стеклянные, глаза показались над оправой очков, она поняла, что старик просто пытается получше ее рассмотреть.

– Мистер Снелгроув?

– Да. – Тон раздражительного школьного директора. – Разумеется, да. Что ж, входите, не то напустите холодного воздуха.

Нелл шагнула вперед, слыша, как за ней закрывается дверь. Небольшой сквозняк прекратился, и теплый затхлый воздух снова успокоился.

– Имя? – спросил мужчина.

– Нелл. Нелл Эндрюс.

Он моргнул.

– Имя, – повторил он подчеркнуто, – книги, которую вы ищете.

– Конечно. – Нелл снова глянула в свою тетрадь. – Хотя я, вообще-то, не ищу книгу.

Мистер Снелгроув снова медленно кивнул, изобразив лишь пародию на терпение.

Нелл поняла, что он уже устал от беседы. Это застало ее врасплох, она привыкла сама разыгрывать усталость. Удивление от происходящего вызвало досадное заикание.

– Д-дело в том, – она умолкла, ловя за хвост ускользающее хладнокровие, – что у меня уже есть нужная книга.

Мистер Снелгроув резко фыркнул, его большие ноздри сжались.

– Могу ли я предположить, мадам, – сказал он, – что, если у вас уже есть нужная книга, вы не слишком нуждаетесь в моих скромных услугах? Желаю удачи.

Старик кивнул и зашаркал прочь, вновь обратившись к высоченному книжному шкафу рядом с лестницей.

Ее отослали. Нелл открыла рот. Закрыла. Повернулась к выходу. Остановилась.

Нет. Она проделала долгий путь, чтобы раскрыть свою тайну, и этот человек поможет ей узнать что-то об Элизе Мейкпис и о том, могла ли она сопровождать Нелл в Австралию в тысяча девятьсот тринадцатом году.

Выпрямившись во весь рост, Нелл прошла по половицам и встала рядом с мистером Снелгроувом. Она покашляла, довольно нарочито, и подождала.

Старик даже головы не повернул, а попросту продолжил перебирать книги на полке.

– Вы еще здесь, – наконец констатировал он.

– Да, – четко сказала Нелл. – Я прошла долгий путь, чтобы показать вам кое-что, и не намерена уходить, пока не сделаю это.

– Боюсь, мадам, – со вздохом произнес он, – что вы напрасно потратили время, а сейчас тратите мое. Я не принимаю предметы на реализацию.

У Нелл от злости запершило в горле.

– А я не собираюсь продавать свою книгу. Я только хочу, чтобы вы посмотрели на нее, потому что мне нужно мнение эксперта.

Ее щеки горели, до чего непривычно! Она редко краснела, всегда умела уберечься от нежеланных проявлений эмоций.

Мистер Снелгроув повернулся и окинул ее оценивающим взглядом – блеклым, холодным, усталым. Какое-то непонятное ей чувство слегка растянуло его губы в улыбку. Без единого слова, едва шевельнувшись, он указал ей на маленькую комнатку за прилавком.

Нелл поспешила в дверной проем. Его согласие было из тех капель доброты, что точат чужую решимость. Облегчение грозило прорвать оборону, и она полезла в сумку за старым платком, чтобы удержать предательские слезы. Да что с ней происходит? Она не эмоциональна и знает, как сохранять самообладание. По крайней мере, всегда знала. До недавних пор. До того, как Дуг принес чемодан и она нашла внутри книгу сказок с портретом. Благодаря этому она начала вспоминать события и людей: Сочинительницу, фрагменты прошлого, проглядывающие сквозь крошечные дырочки в ткани памяти.

Мистер Снелгроув закрыл за собой стеклянную дверь и побрел по персидскому ковру, потускневшему под слоем древней пыли. Он пробрался между пестрыми грудами книг, которые высились на полу своеобразным лабиринтом, упал в кожаное кресло за столом, нашарил сигарету в мятой бумажной пачке и закурил.

– Ну, – слово вылетело вместе со струей дыма, – я жду. Позвольте взглянуть на вашу книгу.

Нелл завернула книгу в кухонное полотенце, когда уезжала из Брисбена. Вполне разумно – книга старая и дорогая, – и все же в тусклом свете сокровищницы мистера Снелгроува домашний уют полотенца смутил ее. Смущение, в свою очередь, переросло в досаду.

Нелл развязала шнурок и стянула ткань в красно-белую клетку, но удержалась и не затолкала ее обратно в сумку. Затем протянула книгу через стол в ждущие пальцы мистера Снелгроува.

Повисла тишина, нарушаемая лишь тиканьем встроенных часов. Нелл тревожно ждала, пока букинист одну за другой переворачивал страницы.

Он молчал.

Возможно, надо объяснить подробнее?

– Я, собственно, на что надеялась…

– Тихо. – Взметнулась бледная ладонь; с сигареты, зажатой меж двух пальцев, готов был осыпаться столбик пепла.

Слова застряли у Нелл в горле. Несомненно, мистер Снелгроув был самым грубым человеком, с каким ей когда-либо выпадало несчастье иметь дело, а учитывая характер некоторых ее товарищей по торговле подержанными товарами, такая характеристика значила немало. И тем не менее кто, как не он, поможет ей добыть необходимые сведения? Оставалось лишь виновато сидеть, ждать и смотреть, как белое тело сигареты превращается в невероятно длинный столбик пепла.

Наконец пепел отвалился и бесшумно упал на пол. Присоединился к своим пыльным товарищам, умершим подобной же смертью. Нелл, никоим образом не фанатичная домохозяйка, вздрогнула.

Мистер Снелгроув в последний раз жадно затянулся и раздавил использованный сигаретный фильтр в забитой пепельнице. После целой вечности ожидания он, покашливая, заговорил:

– Где вы ее нашли?

Нелл показалось или его голос дрогнул от любопытства?

– Мне ее дали.

– Кто?

Как на это ответить?

– Полагаю, сам автор. Я точно не помню, я была совсем ребенком.

Теперь старик разглядывал Нелл с интересом. Его губы сжались и чуть дрогнули.

– Я слышал о ней, разумеется, но за всю свою жизнь, признаюсь, ни разу не видел.

Книга лежала на столе, и мистер Снелгроув легонько провел рукой по ее обложке. Его веки задрожали и опустились, он издал вздох глубокого удовлетворения, точно путник в пустыне, который дошел до воды.

Удивленная такой переменой в его поведении, Нелл откашлялась, подбирая слова.

– Так, значит, она редкая?

– О да, – тихо сказал букинист, снова открывая глаза, – да. Исключительно редкая. Всего одно издание, видите ли. Плюс иллюстрации Натаниэля Уокера. Это одна из весьма немногих книг, над которыми он вообще работал.

Старик открыл обложку и уставился на рисунок.

– Удивительная редкость, спору нет.

– А что насчет автора? Вы знаете что-нибудь об Элизе Мейкпис? – Нелл в надежде затаила дыхание, когда он сморщил крупный нос. – Она такая неуловимая. Я разузнала лишь самые незначительные подробности.

Мистер Снелгроув с трудом встал и жадно посмотрел на книгу, прежде чем повернуться к небольшой деревянной картотеке на полке за спиной. Ящички были маленькими, и, когда букинист вытянул один, Нелл увидела, что он под завязку набит небольшими прямоугольными карточками. Старик пролистывал их, бормоча себе под нос, и наконец вытащил одну.

– А, вот она. – Губы мистера Снелгроува шевелились, пока он просматривал карточку, наконец он заговорил громче: – Элиза Мейкпис… рассказы появлялись в различных журналах… Всего один опубликованный сборник, – он стукнул пальцем по книге Нелл, – вот он перед нами… крайне мало научных работ о ней… Кроме… Ага!

Нелл села прямее.

– Что? Что вы нашли?

– Статью, книгу, в которой упоминается ваша Элиза. Она содержит небольшую биографию, насколько я помню. – Старик побрел к книжному шкафу, который протянулся от пола до потолка. – Довольно свежая, всего девять лет. Согласно моей заметке, она должна храниться где-то… – Он провел пальцем по четвертой полке, помедлил, провел чуть дальше и остановился. – Здесь.

Мистер Снелгроув заворчал, доставая книгу, сдул пыль с обложки, затем перевернул ее и прищурился на корешок: «Волшебные сказки и их создатели конца XIX века» доктора Роджера Мак-Уильямса. Он лизнул палец и обратился к содержанию, просматривая список.

– Вот она, Элиза Мейкпис, страница сорок семь.

Он толкнул раскрытую книгу по столу к Нелл.

Ее сердце колотилось, пульс подрагивал под кожей. Горячо, совсем горячо. Нелл неловко пролистала страницы до сорок седьмой, прочла имя Элизы наверху.

Наконец она чего-то добилась, нашла биографию, которая облечет плотью человека, с ней связанного.

– Благодарю вас, – прошептала Нелл, слова застревали у нее в горле. – Благодарю вас.

Мистер Снелгроув кивнул, смущенный ее благодарностью. Он указал на книгу Элизы.

– Полагаю, вы не ищете для нее добрых рук?

Нелл чуть улыбнулась и покачала головой:

– Боюсь, я не смогу с ней расстаться. Это фамильная ценность.

Зазвонил колокольчик. По ту сторону стеклянной двери кабинета стоял юноша и неуверенно глядел на башни провисших полок.

Мистер Снелгроув резко кивнул.

– Что ж, если передумаете, вы знаете, где меня найти. – Глядя на нового посетителя поверх очков, он фыркнул. – Почему они всегда держат дверь открытой?

Старик побрел обратно в магазин.

– «Волшебные сказки и их создатели» стоят три фунта, – сообщил он, проходя мимо стула Нелл. – Можете недолго посидеть здесь со всеми удобствами, только не забудьте оставить плату на прилавке, когда будете уходить.

Нелл кивнула в знак согласия и, когда дверь за ним закрылась, принялась читать с колотящимся сердцем.

«Элизу Мейкпис, писательницу первого десятилетия двадцатого века, лучше всего помнят по волшебным сказкам, которые регулярно появлялись в разных журналах с 1907-го по 1913 год. Принято считать, что она сочинила тридцать пять историй, хотя этот список далеко не полон. Жаль, что подлинный объем ее наследия может навсегда остаться неизвестным. Иллюстрированный сборник волшебных сказок Элизы Мейкпис был опубликован лондонской типографией „Хоббинс и К^о“ в августе 1913 года. Книга хорошо продавалась, была благосклонно принята критикой. Газета „Таймс“ описала сборник как обладающий „странным обаянием, пробудившим в критике чарующие и порой пугающие воспоминания детства“. Иллюстрации Натаниэля Уокера были отмечены особо, некоторые относят их к числу лучших работ художника[12]. Они стали отступлением от портретов, в качестве автора которых он преимущественно известен сегодня.

Собственная история Элизы, родившейся в Лондоне, началась 1 сентября 1888 года. Записи рождений за тот год свидетельствуют, что у Элизы был близнец. Первые двенадцать лет ее жизни прошли в многоквартирном доме на Баттерси-Бридж-роуд, тридцать пять. Родословная писательницы куда более запутанна, чем позволяет предположить ее скромное происхождение. Ее мать, Джорджиана, родилась в аристократической семье, обитавшей в Чёренгорб-мэнор в Корнуолле. В возрасте семнадцати лет Джорджиана Мунтраше сбежала из семейного поместья с молодым человеком намного ниже ее по положению, чем вызвала скандал в обществе.

Отец Элизы, Джонатан Мейкпис, родился в Лондоне в 1866 году в семье уличного торговца с Темзы. Он был пятым из девяти детей и вырос в трущобах за лондонскими доками. Хотя он умер в 1888-м, еще до рождения дочери, опубликованные сказки Элизы, по-видимому, имеют отношения к событиям, которые могли происходить с молодым Джонатаном Мейкписом во время его детства. Например, в „Проклятии реки“ мертвец на волшебной виселице, скорее всего, списан со сцен, которые Джонатан Мейкпис наблюдал мальчиком в Доках смерти. Логично предположить, что эти истории, приукрашенные быть может, были переданы Элизе ее матерью и осели в памяти писательницы до того момента, когда она начала писать.

Остается загадкой, как сын бедного лондонского торговца встретил и покорил знатную Джорджиану Мунтраше. Поскольку причина тайного бегства скрывалась Джорджианой, она не оставила свидетельств событий, приведших к ее отъезду. К тому же усилия, приложенные ее семьей, чтобы замять скандал, помешали узнать правду. В газетах почти нет упоминаний о случившемся. Необходимо просмотреть письма и дневники современников, чтобы найти упоминания об этой истории, ставшей в свое время притчей во языцех. В свидетельстве о смерти Джонатана указана профессия «моряк», однако точная природа его занятий неизвестна. Лишь умозрительные построения позволяют вашему покорному слуге предположить, что, быть может, именно морские странствия ненадолго привели Джонатана к скалистым берегам Корнуолла. Возможно, именно в бухте фамильного поместья рыжеволосая дочь лорда Мунтраше, славящаяся красотой по всему графству, и встретила молодого Джонатана Мейкписа.

Какими бы ни были обстоятельства этой встречи, любовь между ними не вызывает сомнений. Увы, юной паре не суждено было насладиться годами счастья. Должно быть, внезапная и необъяснимая смерть Джонатана менее чем через десять месяцев после тайного бегства нанесла Джорджиане Мунтраше непоправимый удар. Она осталась в Лондоне совсем одна, в ожидании близнецов, без мужа, без семьи и средств к существованию. Однако Джорджиана не привыкла опускать руки: она не приняла во внимание осуждение своего социального класса и после рождения близнецов отказалась от фамилии Мунтраше. Она зарабатывала на жизнь составлением рекламных объявлений для юридической фирмы „Г. Д. Блэкуотер и партнеры“, „Линкольновский инн“[13], Холборн.

Есть свидетельства, что бойкое перо Джорджианы было даром, которому она нашла широкое применение в юности. Семейные дневники, пожертвованные Мунтраше в 1950 году Британской библиотеке, содержат множество театральных афиш с аккуратным текстом и изысканными иллюстрациями. Уголок каждой афиши „художник“ подписывал крохотными буквами. Любительские постановки были тогда популярны во многих аристократических домах, однако в Чёренгорбе восьмидесятых годов девятнадцатого века афиши, быть может, создавались чаще и старательнее, чем обычно.

О лондонском детстве Элизы известно мало, не считая дома, в котором она родилась и провела первые годы. Можно, однако, утверждать, что ее жизнью управляла бедность, и она рано постигла науку выживания. По всей вероятности, в конце концов Джорджиану погубила чахотка, которая начала ее преследовать в середине девяностых. Если ее болезнь развивалась обычным путем, к концу десятилетия одышка и общая слабость должны были препятствовать постоянной работе. Несомненно, выплаты за рекламные объявления для „Г. Д. Блэкуотера“ подтверждают эту хронологию угасания.

Официальных свидетельств того, что Джорджиана искала медицинской помощи, нет, к тому же боязнь врачебного вмешательства была распространена в ту эпоху. В восьмидесятых годах девятнадцатого века туберкулез в Великобритании стал подлежать регистрации, и практикующие врачи были законодательно обязаны сообщать о случаях болезни властям. Городская беднота, опасаясь высылки в санатории (которые обычно больше походили на тюрьмы), не спешила искать помощи. Болезнь матери, должно быть, оказала огромное влияние на Элизу как в практическом, так и в творческом отношении. Скорее всего, ей приходилось вносить материальный вклад в домашнее хозяйство. Девушки в викторианском Лондоне выполняли разнообразную черную работу: домашней прислуги, разносчиков, торговок апельсинами. Описание гладильных прессов и горячих кадок в некоторых волшебных сказках Элизы позволяет предположить, что она не понаслышке была знакома с обязанностями прачки. Вампироподобные существа в „Волшебной охоте“ также могут отражать поверье начала девятнадцатого века, гласившее, что жертвы чахотки становятся вампирами: чувствительность к яркому свету, опухшие красные глаза, очень бледная кожа и характерный кровавый кашель – вот симптомы, питавшие это поверье.

Пыталась ли Джорджиана связаться со своей семьей после смерти Джонатана или после ухудшения собственного здоровья, неизвестно. Однако, по мнению вашего покорного слуги, это маловероятно. Несомненно, письмо Лайнуса Мунтраше партнеру, датированное декабрем 1900 года, позволяет предположить, что он лишь недавно узнал об Элизе, своей маленькой лондонской племяннице, и был шокирован тем, что она провела десять лет в столь ужасных условиях. Возможно, Джорджиана боялась, что семья Мунтраше не захочет простить ее давнее бегство. Если судить по письму ее брата, подобный страх не имел под собой никаких оснований.

„После бесконечных лет, проведенных в дальних странах, где я исходил все моря и земли, узнать, что моя любимая сестра все это время была так близко! И позволить ей перенести подобные лишения! Когда я поведаю тебе о ее характере, увидишь, что я не лгу. Как мало, видно, думала она о том, что мы всем сердцем ее любим и не желаем ничего иного, кроме как ее благополучного возвращения домой…“

Хотя Джорджиана так и не возвратилась, Элизе было предначертано вернуться в лоно материнской семьи. Джорджиана Мунтраше умерла в июне 1900-го, когда Элизе было одиннадцать. В свидетельстве о смерти указана причина – чахотка – и возраст – тридцать лет. После смерти матери Элиза стала жить с ее семьей на побережье Корнуолла. Неясно, как осуществилось это воссоединение, однако можно смело предположить, что, несмотря на несчастливые обстоятельства, повлекшие возвращение под опеку родных, для юной Элизы подобная перемена места была счастливейшим из случаев. Переезд в Чёренгорб-мэнор с его величественным особняком и садами, должно быть, принес покой и желанное облегчение после опасностей лондонских улиц, на которых Элизе приходилось выживать. Разумеется, море стало мотивом обновления и возможного искупления в ее волшебных сказках.

Известно, что Элиза жила в семье родного дяди до двадцати четырех лет, однако ее дальнейшее местопребывание остается тайной. Было предложено немало гипотез о ее жизни после 1913 года, но ни одна из них пока не доказана. Некоторые историки предполагают, что она, по всей вероятности, пала жертвой эпидемии скарлатины, которая прокатилась по побережью Корнуолла в 1913 году, другие, пораженные загадочной публикацией в 1936-м ее последней сказки „Полет кукушки“ в журнале „Литературные судьбы“, утверждают, что она всю жизнь путешествовала в поисках приключений, в полном соответствии с духом своих волшебных историй. Этот интригующий вопрос еще ждет серьезного академического исследования, и, несмотря на подобные теории, судьба Мейкпис, равно как и дата ее смерти, остаются одной из литературных тайн.

Существует портрет Элизы Мейкпис, написанный углем, авторства известного викторианского портретиста Натаниэля Уокера. Набросок, озаглавленный „Сочинительница“ и найденный после его смерти среди неоконченных работ, в настоящее время экспонируется в коллекции Уокера в лондонской галерее Тейт. Хотя Элиза Мейкпис опубликовала всего один сборник волшебных сказок, ее работы полны метафорического и социологического своеобразия и заслуживают изучения. В то время как ранние сказки („Подменыш“) носят следы сильного влияния европейской сказочной традиции, более поздние („Глаза старухи“) предлагают оригинальный и, возможно, автобиографичный подход. Однако, как и многие писательницы первого десятилетия двадцатого века, Элиза Мейкпис пала жертвой культурного сдвига, который возник после важнейших мировых событий начала века (Первая мировая война и избирательные права женщин – лишь два из них), и ускользнула от внимания читателей. Многие ее истории были потеряны для литературы во время Второй мировой войны, когда Британская библиотека лишилась огромного количества наименее популярных изданий. В результате Элиза и ее волшебные сказки относительно неизвестны в наши дни. Ее работы, как и саму писательницу, по-видимому, затянуло в водоворот времени, и они утрачены для нас, как и многие другие призраки первых десятилетий двадцатого века».