Читать книгу Лабиринт - Кейт Мосс - Страница 11

Часть I. Крепость на холме
Глава 5

Оглавление

К тому времени, как Алаис, оставив верного, как тень, Сажье в городе, вернулась в шато Комталь, колокола собора Сен-Назер уже звонили полдень.

Она измучилась и несколько раз спотыкалась на лестнице, казавшейся круче, чем обычно. Хотелось лишь рухнуть на кровать в собственной спальне и отдохнуть.

С удивлением Алаис обнаружила дверь в свою комнату закрытой. Казалось бы, слуги должны были успеть закончить приборку. Занавесь балдахина над кроватью была по-прежнему задернута. В полумраке Алаис разглядела, что Франсуа поставил корзинку у очага, как она просила.

Алаис положила дощечку с сыром у кровати и прошла к окну, чтобы откинуть ставни. Их давно следовало открыть и проветрить спальню. Дневной свет залил комнату, открыв взгляду слой пыли на мебели и заплаты на протертых занавесях.

Алаис вернулась к постели, откинула занавесь. К ее изумлению, Гильом все спал. Приоткрыв рот, она разглядывала мужа. Он выглядел таким спокойным, таким красивым. Даже Ориана, от которой трудно было дождаться доброго слова, признавала, что Гильом – один из самых приглядных шевалье виконта.

Алаис присела рядом с ним на постель и тихонько погладила его кожу. Потом, неожиданно расхрабрившись, ковырнула пальцем мягкий сыр и поднесла крошку к его губам. Гильом забормотал и пошевелился под одеялом. Глаз он не открывал, но лениво улыбнулся и протянул руку.

Алаис затаила дыхание. В воздухе будто повисло ожидание и предвкушение – и она позволила мужу притянуть себя к груди.

Интимность минуты была нарушена шумом в коридоре. Кто-то громко, искаженным от злости голосом выкрикивал имя Гильома. Алаис отскочила. Ее ужаснула мысль, что отец застанет их в таком положении. Гильом распахнул глаза в тот самый миг, когда в дверях появился взбешенный Пеллетье, за которым следовал Франсуа.

– Опаздываешь, дю Мас, – заорал он, срывая с ближайшего кресла плащ и швыряя заспавшемуся зятю. – Поднимайся. Все уже в Большом зале и ждут тебя.

Гильом завозился, поднимаясь:

– В Большом зале?

– Виконт Тренкавель созывает своих шевалье, а ты тут спишь! Полагаешь, что можешь позволить себе такое удовольствие? – Он стоял над Гильомом. – Ну, что ты можешь сказать в свое оправдание?

Только теперь Пеллетье заметил дочь, стоящую по другую сторону ложа. Его лицо смягчилось.

– Прости, filha. Я тебя не заметил. Ну что, тебе лучше?

Она склонила голову:

– С твоего позволения, мессире, со мной все хорошо.

– Лучше? – недоуменно переспросил Гильом. – Ты заболела? Что-то не так?

– Поднимайся! – рявкнул Пеллетье, вновь обращая внимание на лежащего. – У тебя ровно столько времени, сколько мне понадобится, чтобы спуститься вниз и перейти двор, дю Мас. Если к тому времени тебя не будет в Большом зале, пеняй на себя! – Закончив, Пеллетье развернулся на каблуках и вылетел из комнаты.

В неловком молчании, установившемся после его ухода, Алаис чувствовала, что окаменела от стыда – за себя или за мужа, она сама не знала.

Гильом вдруг взорвался:

– Как он смеет сюда врываться, словно хозяин. Кем он себя вообразил?

Яростным пинком он отбросил одеяло и скатился с кровати.

– Долг зовет, – добавил он саркастически. – Нельзя заставлять ждать великого кастеляна Пеллетье!

Алаис подозревала, что любое ее слово только больше разозлит мужа. Ей очень хотелось обсудить с ним случившееся на берегу, хотя бы ради того, чтобы отвлечь его мысли, но она дала отцу слово никому не рассказывать.

Гильом уже одевался, повернувшись к жене спиной. Плечи у него напряглись, когда он накидывал налатник и затягивал пояс.

– Может, известие пришло… – робко начала Алаис.

– Это не оправдание.

– Я…

Алаис осеклась. «Что ему сказать?»

Она подняла с кровати плащ, протянула мужу и нерешительно спросила:

– Ты надолго?

– Откуда мне знать, если неизвестно, по какому случаю совет? – буркнул он, еще не остыв. Затем гнев разом схлынул. Он повернулся к ней, и взгляд его смягчился. – Прости меня, Алаис. Ты не отвечаешь за поведение твоего отца. Ну вот, помоги же мне…

Гильом склонился, чтобы Алаис легче было дотянуться до пряжки. И все-таки ей пришлось встать на цыпочки, чтобы застегнуть круглую, медную с серебром застежку на его плече.

– Mercé, mon cor, – поблагодарил он, когда она справилась. – Ну вот, теперь выясним, что стряслось.

– Возможно, все пустяки. Утром перед нами в крепость въехал гонец, – сказала она и тут же осеклась.

Теперь муж наверняка спросит, зачем она так рано выезжала в город с отцом. Но Гильом вытаскивал из-под кровати меч и не вслушивался в ее слова.

Алаис наморщила нос, когда металл ножен заскреб по камню. Для нее этот звук всегда означал разлуку с мужем, уходившим от нее в мужской мир.

Поворачиваясь, Гильом краем плаща задел сыр, неудачно пристроенный ею на краю ночного столика. Дощечка опрокинулась и со стуком упала на пол.

– Это ничего, – поспешно сказала Алаис, опасаясь рассердить мужа новой задержкой, – слуги уберут. Ты иди. Возвращайся поскорей.

Гильом улыбнулся ей и вышел.


Когда его шаги затихли в коридоре, Алаис огляделась. Куски сыра валялись в соломе, устилавшей пол, мокрые и неаппетитные. Она вздохнула и нагнулась за подставкой.

Дощечка стояла торчком, застряв между деревянными балками. Поднимая ее, Алаис нащупала пальцами какие-то углубления и повернула к себе обратной стороной, чтобы рассмотреть. На темной полированной поверхности был вырезан лабиринт.

– Meravelhôs! Как красиво! – выдохнула Алаис.

Зачарованная гладкими изгибами линий, сходившихся к центру сужающимися кругами, она пальцем проследила узор. Прекрасная, безупречная работа, выполненная любовно и тщательно.

Что-то шевельнулось в памяти. Алаис приподняла дощечку, уже уверенная, что видела что-то похожее раньше, но воспоминание отказывалось выходить на свет. Она даже не сумела вспомнить, как к ней попала эта дощечка. В конце концов она бросила гоняться за ускользающей мыслью.

Алаис позвала свою служанку Северни, чтобы та прибрала комнату. Потом, чтобы не гадать, что происходит сейчас в Большом зале, занялась собранными утром растениями. Но, связывая пучки корешков, зашивая в мешочки целебные травы, готовя бальзам для ноги Жакоба, она то и дело переводила взгляд на немую дощечку, надежно хранящую свои тайны.


Гильом бежал через двор. Полы плаща путались в ногах. «Надо же было так попасться, – бранился он про себя, – и именно сегодня!»

Шевалье редко приглашали на совет. Да и сам факт, что собрались в Большом зале, а не в донжоне, предполагал серьезную причину для собрания. Может, Пеллетье и вправду заранее посылал за ним. Гильом не мог знать наверняка. Что, если Франсуа заходил в спальню и не застал его? Что бы тогда сказал Пеллетье?

Что так, что этак – конец один. Он влип.

Тяжелые двери, ведущие к Большому залу, были открыты. Гильом взбежал по лестнице, перепрыгивая через ступеньку. Когда глаза привыкли к полумраку перехода, он разглядел крупную фигуру своего тестя, стоявшего у входа в зал. Гильом глубоко вздохнул и перешел на шаг. Глаз он не поднимал.

Пеллетье встал у него на пути.

– Где ты был? – спросил он.

– Прошу прощения, мессире. Я не получил вызова…

Лицо кастеляна потемнело, как грозовая туча.

– Как ты посмел опоздать? – стальным голосом продолжал он. – Или приказы к тебе не относятся? Или ты такой избранный шевалье, что можешь являться или не являться по собственному усмотрению, а не по слову сеньера?

– Мессире, клянусь честью, если бы я знал…

Пеллетье горько рассмеялся.

– Честью! – презрительно повторил он, тыча пальцем Гильому в грудь. – Не дурачь меня, дю Мас. Чтобы известить тебя, я послал слугу в твои покои. Времени на сборы было более чем достаточно. Однако мне приходится идти за тобой самому. А придя, я нахожу тебя в постели!

Гильом открыл было рот – и снова закрыл. Он видел, как в уголках губ кастеляна и в седоватой щетине его бороды пузырится пена.

– Что, растерял самоуверенность, а? Как, и сказать нечего? Предупреждаю тебя, дю Мас, то обстоятельство, что ты – муж моей дочери, не помешает мне дать тебе примерный урок.

– Сударь, я…

Без всякого предупреждения кулак Пеллетье врезался ему в живот. Удар был не сильным, но его хватило, чтобы отбросить Гильома к стене. Пошатываясь, он сделал шаг вперед, и в тот же миг тяжелая рука кастеляна схватила его за глотку и снова впечатала в стену. Краем глаза молодой человек видел, как sirjan у дверей зала склонился вперед, чтобы лучше видеть.

– Ты меня понял? – выплюнул ему в лицо Пеллетье, крепче сжимая пальцы.

Гильом не сумел издать ни звука.

– Не слышу ответа, – настаивал Пеллетье. – Ясно или нет?

На этот раз Гильому удалось выдавить из себя два слова:

– Ос, мессире.

Он чувствовал, как кровь прилила к щекам, молотом забилась в висках.

– Я тебя предупредил, дю Мас. Я буду наблюдать и ждать. Один ложный шаг, и ты о нем пожалеешь. Мы поняли друг друга?

Гильом задыхался. Ему кое-как удалось кивнуть, царапнув затылком по шершавой стене, и Пеллетье, прижав его напоследок так, что захрустели ребра, выпустил молодого зятя.

Он не стал возвращаться в зал, а в ярости зашагал обратно во двор.

Едва Пеллетье скрылся, Гильом скрючился вдвое, кашляя и глотая воздух, как утопающий. Он растирал помятую шею и стирал кровь с губ.

Постепенно дыхание выровнялось. Гильом оправил одежду. В голове уже крутились планы, как расплатиться с унизившим его кастеляном. Дважды за один день! Подобного оскорбления невозможно забыть.

Из дверей Большого зала до него вдруг донесся ропот голосов, и Гильом сообразил, что следует присоединиться к собравшимся, пока Пеллетье не вернулся и не нашел его на том же месте.

Стражник у дверей не скрывал усмешки.

– Что пялишься? – зарычал на него Гильом. – Держи язык за зубами, понял? Не то пожалеешь.

Угроза звучала серьезно. Страж мгновенно опустил взгляд и отступил, пропуская рыцаря.

– Так-то лучше.

Угрозы Пеллетье все еще звенели у него в ушах, и Гильом постарался проскользнуть в зал как можно незаметнее. Только румянец на его щеках да участившееся дыхание напоминали о происшедшем.

Лабиринт

Подняться наверх