Читать книгу Огненные палаты - Кейт Мосс - Страница 17

– Ну вот, – сказала Мину, опуская последнюю полоску муслина в миску с уксусной водой. Вода немедленно порозовела от крови. – Не думаю, что будет заражение, рана неглубокая.

Мадам Нубель сидела в невысоком кресле в помещении лавки, ноги ее были укрыты одеялом из конского волоса. Мину заперла дверь и закрыла ставни. До сих пор их никто не потревожил.

– Чтобы такое да посреди бела дня случилось в Бастиде! Нет, у меня это просто в голове не укладывается!

– Думаю, это была случайность, – отозвалась Мину, тщательно подбирая слова. – Хотя то, как вел себя этот капитан, достойно всяческого осуждения.

– Мир сошел с ума, – вздохнула мадам Нубель, передернув своими пухлыми плечами. – Но как гордилась бы тобой твоя матушка! Ты проявила недюжинное мужество. У Флоранс всегда был твердый характер. Она всегда поступала правильно.

– Любой на моем месте поступил бы точно так же.

– Вот только, кроме тебя, на помощь мне не пришел никто. Люди в наше время думают только о своей шкуре. Впрочем, я их не виню. – Она покачала головой. – Так ты говоришь, месье Санчес приглядывает за моим домом?

– Приглядывает. И Шарль с ним вместе.

Мадам Нубель вскинула брови:

– За Шарлем самим пригляд нужен, какая уж от него помощь.

– Постарайтесь не волноваться, – сказала Мину, складывая окровавленный муслин, чтобы отнести его домой, где Риксенда отбелила бы его и выстирала.

– Как поживает твой отец? – спросила мадам Нубель. – Я уже несколько недель его не видела.

Мину совсем уже было собралась уклониться от ответа на этот вопрос, сменив тему, как делала по обыкновению, но потом передумала. Ей не хотелось быть непочтительной дочерью, но и поговорить с кем-нибудь по-дружески было совершенно необходимо.

– По правде говоря, хотя я никому об этом не рассказывала, я очень беспокоюсь. Из своего январского путешествия отец вернулся совершенно другим человеком. Я никогда не видела его таким подавленным – во всяком случае, с тех пор, как скончалась моя матушка.

– Он всегда черпал силы во Флоранс, – кивнула мадам Нубель. – А что он отвечает, когда ты спрашиваешь, что его гнетет?

– Иногда он отрицает, что с ним что-то неладно. А иногда говорит, что дело всего лишь в зимних холодах. Его определенно мучают какие-то болячки на коже, но до этой зимы темнота и холод никогда так на него не действовали. С тех пор как он вернулся, он ни разу не выходил за порог.

– Ни разу за четыре недели?! Даже к мессе?

– Нет, и священника к нему позвать тоже не разрешает.

– Возможно, Бернар тревожится из-за лавки, в особенности после ваших затруднений? Расходы растут, времена нынче трудные. Мы все едва концы с концами сводим.

Мину нахмурилась:

– Это верно, он беспокоится из-за наших финансов и из-за будущего Эмерика тоже. У нас нет денег ни на то, чтобы дать ему приличное образование, ни на то, чтобы купить ему армейский патент. – Она помолчала. – Отец даже стал заговаривать о том, чтобы отослать его к нашей тетке и ее мужу в Тулузу.

– Ну и ну! – Брови мадам Нубель взлетели вверх. – Я и не знала, что разлад в вашей семье позади.

– Я не вполне в этом уверена, – осторожно сказала Мину, – и тем не менее мой отец твердо решил, что Эмерику лучше уехать. – Она принялась теребить торчащую из юбки нитку. – Но думаю, дело не только в этом.

Свеча в медном подсвечнике на столе уже почти оплыла, и слабый огонек затрепетал, так что по измученному лицу мадам Нубель промелькнула дрожащая тень.

– В жизни мужчины бывают такие вещи, о которых он ни за что не станет говорить со своими детьми, даже с такими близкими его сердцу, как ты.

– Мне уже девятнадцать! Я не ребенок.

– Ах, Мину, – улыбнулась мадам Нубель, – сколько бы лет тебе ни было, для отца ты навсегда останешься его дочерью, его малышкой. Он все равно будет пытаться уберечь тебя. Так уж устроен мир.

– Я не могу видеть его таким подавленным.

Мадам Нубель вздохнула:

– Видеть страдания того, кого мы любим, тяжелее, чем переносить их самому.

– Я боюсь, что он разлюбил меня, – призналась Мину тихо.

– Это невозможно. Только не тебя. Он любит тебя всем сердцем. Но если это тебя успокоит, я могу поговорить с ним. Возможно, он мне доверится.

В душе Мину забрезжила надежда.

– Правда? Мне кажется, я смогла бы вынести любой удар судьбы и найти в себе силы противостоять ему, если бы только знала, что случилось. Это неведение терзает мою душу.

Пожилая женщина похлопала ее по руке:

– Значит, договорились. Не зря же говорят: долг платежом красен. Скажи Бернару, чтобы меня ожидал. Я загляну к нему завтра после мессы. – Она положила свои пухлые ладони на колени и поднялась. – Пожалуй, пора мне к дому, если солдаты оттуда убрались. Хоть посмотреть, что эти собаки с ним сотворили. Ты не глянешь?

Мину отодвинула засов и открыла дверь – и тут же отскочила назад:

– Месье, вы меня напугали!

На пороге стоял мужчина. Он был весь в черном, если не считать белого воротничка и манжет, и Мину с первого взгляда решила, что он, наверное, ученый. На это указывали и его сутулость, и бледное лицо, и то, как он щурился на свет, как будто мир был для него слишком ярким.

– К сожалению, лавка закрыта, – произнесла она, взяв себя в руки. – Но если вы вернетесь через час, я рада буду вам помочь.

– Я не покупатель. Я ищу Бернара Жубера. – Посетитель вскинул глаза на вывеску. – Здесь по-прежнему находится его лавка?

Мину прикрыла за собой дверь, чтобы он не видел мадам Нубель.

– А почему она не должна здесь находиться?

Тот вскинул руку в примирительном жесте:

– Нет-нет, я не имел в виду ничего такого. Просто в нынешние времена все так быстро меняется… Я рад это слышать. – Он кашлянул. – Бернар здесь? Мне крайне необходимо с ним переговорить.

– Моего отца сейчас нет. В его отсутствие дела в лавке веду я.

Его щеки внезапно запылали, и он так сильно задрожал, что Мину испугалась, как бы он не рухнул прямо на пороге.

– Месье, вам нездоровится?

– Вашего отца… значит, вы, должно быть, Маргарита. А точнее, Мину. Бернар часто о вас рассказывал.

Она выдавила из себя улыбку.

– Значит, из нас двоих вы в более выгодном положении, месье. Вам известно мое имя, тогда как я не имею чести знать, как вас зовут.

– Мое имя не имеет никакого значения, но мне нужно поговорить с Бернаром. Я думал найти его здесь. В котором часу он вернется?

– Зимой он не придерживается строгого расписания, – сказала Мину, обеспокоенная настойчивостью странного посетителя. – Сегодня я его не ожидаю. Если вы соблаговолите вернуться в понедельник и изложите мне суть вашего дела, я, возможно, смогу вам помочь.

Странный гость, казалось, стал меньше ростом.

– Мне необходимо его увидеть.

– Прошу прощения. Отец не говорил, что кого-то ждет.

Его темные глаза гневно сверкнули, и Мину впервые подумала, что он, должно быть, когда-то был грозным человеком.

– А он обо всем вам докладывает? Уверяю вас, что это не так, ибо какой отец стал бы посвящать свою дочь во все свои личные дела?

Мину залилась краской.

– Я не хотела вас обидеть, месье.

Однако, дав выход своему гневу, посетитель вновь словно бы съежился. Поначалу Мину решила, что ему лет пятьдесят, но сейчас она видела, что этому впечатлению он обязан лишь своим белоснежным волосам и морщинам на лбу.

– Это мне следует просить у вас прощения, мадемуазель Мину. Это я повел себя неучтиво, хотя в мои намерения не входило вас обидеть.

– Вы меня нисколько не обидели, так что вам не за что передо мной извиняться. Мой отец не собирался сегодня в Бастиду, но, если вы соблаговолите написать письмо, я передам его ему.

Он вскинул правую руку и продемонстрировал воспаленный рубец на месте двух отсутствующих пальцев:

– Увы, я более не нахожу этот способ сношения легким.

Мину вспыхнула, кляня себя за бестактность.

– Я могу написать под вашу диктовку.

– Спасибо, но это небезопасно.

– Небезопасно? – Она ждала, глядя на борьбу чувств на его лице, но он ничего не ответил. – Быть может, вы хотя бы назовете мне ваше имя, месье, чтобы я могла передать его отцу?

Он улыбнулся:

– Мое имя никому не интересно.

– Ну хорошо. Тогда, возможно, вы согласитесь назвать мне какое-то имя, по которому мой отец мог бы понять, что вы друг?

– Друг. – Он помолчал, потом на его бледных губах вновь промелькнула слабая улыбка. – Бернар говорил мне, что вы умнее десятка мужчин. Передайте ему, что с ним хочет поговорить Мишель. Из Тулузы.

С этими словами гость коснулся пальцами края своей шляпы и скрылся так же неожиданно, как и появился.

Совершенно озадаченная, Мину вернулась в лавку.

– Кто это был? – спросила мадам Нубель.

– Он назвался Мишелем, но сделал это очень неохотно, так что кто знает, правдива ли даже эта малость.

– Что ему было нужно?

– Я точно не знаю, – отозвалась Мину. – Он утверждал, что у него какое-то срочное дело к моему отцу, но вел себя очень странно.

– Выбрось это из головы, Мину, – взмахнула рукой мадам Нубель. – Для одного дня нам и так хватило переживаний. Если дело важное, этот загадочный Мишель вернется. А если нет…

– Наверное.

– Ну, ты не заметила, убрались солдаты от моего дома или нет? Мы тут с тобой весь день проговорили, мне уже хочется домой.

Все еще думая о таинственном посетителе, Мину вновь выглянула на улицу:

– Да, они ушли, хотя Шарль по-прежнему на своем посту.

– Добрая он душа, хотя и простая, – сказала мадам Нубель. – Спасибо тебе еще раз. И не забудь передать Бернару, что я загляну завтра после мессы.

Мину дождалась, пока соседка удалилась по улице Марше, потом наклонилась поправить придверный коврик. Рассчитывать на покупателей в такой час приходилось едва ли, так что она решила закрыть лавку. Денек выдался не из легких. С гор спустился туман, и Бастиду окутала ледяная белесая дымка. Грохот телег и стук конских копыт – все звуки казались неузнаваемыми, приглушенными. Мину спрятала дневную выручку в тайник под половицей, потом задула свечи и отправилась домой.

Письмо с печатью в виде красного льва, позабытое за всеми треволнениями дня, так и осталось лежать за подкладкой ее плаща.

Скрип-скрип-скрип, царапает бумагу мое перо, скрип-скрип-скрип, одно за другим ложатся на нее слова.

Мой экипаж поджидал у ворот тюрьмы. Лекарь готовился прижечь и перевязать его раны. Его отрубленные пальцы и отравленную кожу. Наготове были целительные снадобья, предназначенные для того, чтобы унять боль – и затуманить разум.

Целый день он метался в бреду. Его бессвязные речи говорили о вине – и о стыде. Страх и боль способны развязать человеку язык, но и ласка способна на то же самое. Поцелуй, мимолетное прикосновение пальцев к изувеченной щеке, обещание заботы.

Как же мало мужчинам нужно.

Я своими руками давала ему вино и опий. Будто бы невзначай мелькала перед ним в ночной сорочке и простоволосая. Дала ему свой носовой платок с вышитыми на нем моими инициалами, чтобы постоянно напоминал ему обо мне. Его все это не трогало. В свите малолетнего короля есть такие, кто предпочитает общество особ одного с собой пола. Возможно, он один из них.

Не страшно. В кровопролитии есть своя красота. Очищение.

Доброта справилась там, где оказалось бессильно обольщение. В конце концов на третий день моих бдений у его ложа он назвал мне фамилию семейства, которое я разыскивала.

По милости Божией я оставила ему жизнь. И жалость тут ни при чем. Голоса нашептывали мне, что здесь, в Тулузе, куда сложнее будет скрыть факт смерти и избавиться от тела. Это не горы, где все глухи и слепы.

Жубер. Это все, что мне известно, но это уже кое-что.

Кровь взывает к крови. Как учил нас Господь, лишь через страдание мы обретаем спасение.