Читать книгу Как быть духовным в недуховном мире - Ким Майклс - Страница 8

7 | Существует лишь одна истина?

Оглавление

Около 2500 лет назад Афины были главным городом-государством в Греции, и там была действующая демократия, хотя по современным стандартам она была довольно ограниченной (рабы, женщины и другие, не имеющие в обществе веса, люди не могли голосовать). Был также золотой век философии, с известным философом – Сократом, о ком мы узнали из сочинений Платона.Одним из основных учеников Платона был Аристотель. Но Аристотель пошёл по совершенно иному пути, нежели его учитель, и это оказало большое влияние на западное мышление.

Многие считают Аристотеля отцом современной науки, но он, прежде всего, отец материалистической науки. Платон говорил, что существует область за пределами материального мира, которая влияет на то, как обстоят дела в этом мире. Мы не можем понять материальный мир, не поняв глубинных причин того, что Платон называл миром идеальных форм. В своей знаменитой аналогии с пещерой, он сравнил нашу ситуацию с группой людей, закованных в цепи внутри пещеры. Снаружи пещеры ходили люди, но те, кто были внутри, не могли видеть их напрямую, только тени, которые они отбрасывали на стену пещеры. Таким образом, то, что мы видим нашими физическими чувствами, есть только тени невидимых причин.

Аристотель игнорировал аналогию Платона с пещерой и утверждал, что мы можем понять всё, что нам нужно о материальном мире, глядя только на материальный мир. Он также сказал, что мы можем понять целое, разбив его на мельчайшие составляющие. Как только мы поймём, как работают компоненты (например, атомы), мы поймём, как работает целое (например, человек).

Аристотель также разработал систему логики, и она повлияла на наше мышление таким образом, который я считаю катастрофическим, роковым и губительным (я пытаюсь быть дипломатичным здесь). Аристотель хотел определить природу реальности таким образом, чтобы она не зависела от наблюдателя, то есть была универсально истинной. С этой целью он определил такую логику – утверждение должно быть либо истинным, либо ложным, потому что оно не может быть одновременно и тем, и другим. Он назвал это законом исключённого среднего.

Когда я узнал об этом в средней школе, я думал, что это совершенно логично. Мне казалось очевидным и реальным, что утверждение не может быть одновременно истинным и ложным. Земля либо круглая, либо плоская, потому что она, очевидно, не может быть и тем, и другим. Сегодня я понимаю, что логика Аристотеля казалась мне логичной, потому что в течение 2500 лет она доминировала в западном мышлении. Мы думаем, что это логично, потому что мы запрограммированы думать так. Кроме того, мой собственный подсознательный дух хотел, чтобы это было правдой, что есть только одна истина, и что утверждение должно быть либо полностью истинным, либо полностью ложным. Причина в том, что, если у меня есть одна единственная истина, это лучший способ подавить мою панику.

Проблема, которую я вижу сегодня, заключается в том, что логика Аристотеля дуалистична, то есть она оперирует двумя противоположными полярностями, между которыми нет ничего. Это чёрно-белое мышление, потому что оно предполагает, что каждый аспект того, как устроен мир, может быть сведён или, по крайней мере, выражен как полярность, которая имеет два варианта: один истинный, а другой ложный. Другими словами, каждый вопрос может быть сформулирован таким образом, что на него можно ответить «да» или «нет».

Закон исключённого среднего говорит, что утверждение либо истинно, либо ложно, потому что оно не может быть одновременно истинным и ложным. Это, как правило, даёт нам упрощённый взгляд на жизнь. Мы стремимся свести каждый аспект жизни к чему-то, что может быть выражено как наличие двух вариантов или, возможно, даже одного варианта. Но что, если некоторые аспекты жизни настолько сложны, что не могут быть сведены к двум вариантам или не могут быть поняты в соответствии с логикой, которая работает только с истинным и ложным? Приведу несколько примеров.

Согласно Аристотелю, у нас есть только два варианта: утверждение либо истинно, либо ложно. Есть определённые аспекты жизни, где эта логика работает хорошо. Например, круг – это круг, а квадрат – это, конечно, квадрат. Что-то не может быть круглым и квадратным одновременно. Можно привести множество других примеров. Что-то движется либо вверх, либо вниз; чёрное или белое, кошка или собака. Аристотель назвал это силлогизмами, то есть утверждениями, которые приводят к бесспорному заключению. Вот самый известный из них, обычно приписываемый Аристотелю (хотя он не встречается в его трудах):


Все люди смертны.

Сократ – это человек.

Следовательно, Сократ смертен.


На примере круга и квадрата сам Аристотель, вероятно, сказал бы:


Круг круглый.

Квадрат не круглый.

Следовательно, квадрат – не круг.


Фигура – это либо квадрат, либо круг, потому что она не может быть и тем, и другим одновременно. И хотя это кажется достаточно разумным, именно здесь мы начинаем видеть потенциальную опасность стремления свести всё к утверждениям с двумя полярностями, двумя вариантами. Кто-то, кто не совсем понимал логику Аристотеля, мог бы заключить, что закон исключённого среднего означает, что каждый аспект жизни может быть сведён к этому дуалистическому взгляду, к простому выбору «всё или ничего» между двумя вариантами. Например:


Круг круглый.

Квадрат не круглый.

Следовательно, форма, которая не является круглой, является квадратом.


Затем этот кто-то (исказив логику Аристотеля в том смысле, с которым последний не согласился бы) создал бы упрощённый взгляд на жизнь, согласно которому все формы являются либо кругами, либо квадратами, между которыми нет ничего. Очевидно, мы знаем, что, когда дело доходит до геометрических фигур, круги и квадраты – не единственные варианты. Есть много других форм, даже таких, которые мы можем назвать «круглыми» – овалы, эллипсы – или многие из более мягких изгибов, встречающихся в природе и в человеческом теле. Другими словами, утверждение, что что-то «круглое» или «квадратное» может быть недостаточно точным, чтобы иметь дело со всеми формами. Кстати датский философ построил форму, названную «супер эллипсом», которая математически представляет собой комбинацию квадрата и круга.

Другой пример – цвета. Мы можем легко определить два противоположных цвета, а именно чёрный и белый. Тем не менее, мы не можем сказать, что чёрный и белый являются единственными вариантами определения цветов, потому что мы знаем, что есть много нюансов, даже смесь чёрного и белого, называемая серым. Итак, если мы не можем свести наши знания о цветах к двум вариантам, чёрному и белому, почему мы иногда думаем, что можем свести человеческие убеждения или мнения к двум вариантам, чёрному или белому, истинному или ложному?

Основное влияние логики Аристотеля в том, что постепенно, в течение последних 2500 лет, в западном мышлении возникла идея о существовании лишь одной истины. Эту идею фактически продвигала католическая церковь, которая считала (и до сих пор считает) себя единственной истинной религией. Около тысячи лет католическая церковь подавляла труды Аристотеля, но в 1200-х годах они были воскрешены Фомой Аквинским, и церковь теперь использовала аристотелевскую логику, чтобы укрепить свои позиции в качестве единственного источника истины. Материализм утверждает, что освободил нас от религиозных предрассудков, но он не освободил нас от идеи, что может быть только одна истина.

Я считаю эту идею самой опасной идеей в истории человечества, и она привела к большему количеству конфликтов и злодеяний, чем любая другая идея. Это заставило некоторых людей развить следующий силлогизм:


Моё мировоззрение – единственная истина.

Любое мировоззрение, противоречащее единственной истине, ложно.

Следовательно, все мировоззрения, которые противоречат моему взгляду, ложны.


А вот и более «продвинутая» версия:


Моё мировоззрение – единственная истина.

Для мира было бы лучше, если бы моя правда была единственной правдой.

Следовательно, для мира лучше убить всех людей, которые не принимают мою истину.


Может быть только однаистинная религия


Справедливости ради следует отметить, что идея о том, что может быть только одна истина, существует уже давно и возникла не у Аристотеля. И всё же именно на нём лежит главная ответственность за внедрение этой идеи в западное мышление. Это происходит потому, что его логика сводит всё к полярности между истинными и ложными утверждениями, потому что утверждение не может быть истинным и ложным одновременно, других вариантов тоже нет. И мы наблюдаем, как это логика развернулась на поле религии.

Со времён Аристотеля в западном мире (и в большей части мира) возникло общее понимание того, что истина может быть только одна. Многие религиозные люди истолковали это так, что может быть только одна истинная религия, и мы все видим, сколько конфликтов это породило, включая войны, крестовые походы и инквизицию. Многие люди скажут, что логично, что может быть только одна истинная религия, но говорим ли мы это потому, что аристотелевская логика запрограммировала нас мыслить в терминах двух полярностей (истинной и ложной) и исключённой середины? Почему не может быть больше одной истинной религии?

Что ж, согласно Аристотелю, можно определить утверждение, которое является универсально истинным (все люди смертны, все круги круглые). И если это утверждение истинно, то из этого следует (согласно аристотелевской логике), что любое утверждение, которое противоречит ему или даже просто отличается от него, должно быть ложным. Единственные варианты в аристотелевской логике: истинно или ложно. Но что, если это не так?

Давайте посмотрим, как рассуждает большинство религиозных людей. Мы живём в мире, где много страданий, и где плохие люди делают ужасные вещи другим людям. В мире существует много идей, и многие из них явно ошибочны, потому что одни противоречат другим, и все они не могут быть истинными. Откуда мы знаем, что истинно, а что нет? Что ж, мы можем знать это, потому что за пределами этого мира существует другой мир, в котором есть всемогущий и всезнающий Бог, и этот Бог дал нам религию через прямое откровение, которое, следовательно, абсолютно истинно.

Очевидно, что этот всезнающий Бог знает, что истинно в абсолютном смысле, поэтому, когда он дал нам нашу религию, он дал нам абсолютную истину. Поскольку существует только один истинный Бог и поскольку этот Бог, очевидно, не противоречил бы самому себе, из этого следует, что он не дал бы человечеству никакой другой религии. Потому что, если Он уже дал нам одну истинную религию, зачем давать другую другим людям? Всё, что отличается от абсолютной истины, очевидно, не может быть истинным, и поскольку это только создаст путаницу, Бог никогда не даст нам больше одной истинной религии. Бог всеблагой и потому не хочет, чтобы мы были смущены. Однако у этого всемогущего Бога есть противоположность, а именно дьявол, и он хочет запутать и обмануть нас, и из этого следует, что любая религия, которая противоречит нашей (или даже отличается от нашей), не может исходить от Бога, но должна исходить от дьявола. В аристотелевской логике это можно выразить следующим образом:


Бог – источник истины, дьявол – источник лжи.

Христианство истинно и дано Богом, поэтому любая религия, которая отличается от христианства, не истинна.

Поэтому любая другая религия исходит от дьявола.


Конечно, эта форма рассуждения применима не только к религиям, но и к политическим теориям и любому другому аспекту человеческих мнений и теорий. Это относится даже к научному материализму, и вот некоторые другие примеры аристотелевской логики, перенесённой на системы мышления:


Коммунизм – это истина.

Любая политическая теория, которая отличается от коммунизма, должна быть ложной.


Материализм – это истина.

Любая теория, которая отличается от материализма, должна быть ложной.


Если вы действительно верите в такую «одну единственную истину», вы увидите, что это совершенно логично. Может быть только одна истина, та самая истина – ваша, и поэтому всё иное ложно. Но позвольте мне представить простую альтернативу. Цель, определяемая большинством религий, состоит в том, чтобы привести нас на небеса. Допустим, мы обнаружили гигантский метеорит, летящий прямо на Землю. Мы понимаем, что планета будет уничтожена, поэтому мы строим гигантский космический корабль, чтобы забрать отсюда всех людей. В назначенный день все люди направляются в космопорт и садятся на борт. Кто-то прилетает на частном самолете, кто-то на поезде, кто-то на машине, кто-то на велосипеде, кто-то едет на осле, а кто-то идёт пешком. После того, как космический корабль взлетает, мы наблюдаем, как Земля исчезает в гигантском огненном шаре. Действительно ли имеет значение, как мы попали на космический корабль? Итак, если цель религии действительно состоит в том, чтобы привести нас на небеса, почему не может быть более одного способа сделать это? И после того, как мы туда доберёмся, действительно ли будет иметь значение, по какой дороге мы пришли?


Почему мы (отчаянно) хотимтолько одной правды


Опять же, я не пытаюсь представить Аристотеля как главного злодея, который испортил цивилизацию. Очевидно, что мировоззрение Аристотеля стало общепринятым только потому, что оно апеллирует к чему-то в нас, оно удовлетворяет психологическую потребность, которая есть у нас, людей. Так что же это за потребность?

Позвольте мне вернуться к тому, о чём я говорил ранее, что мы – психологические существа, у которых есть потребность бороться с паникой, и что у нас есть подсознательный дух, назначенный для выполнения этой задачи. Самый распространённый способ для духа сделать свою работу – это использовать систему мышления, чтобы определить, как устроен мир. Неважно, религия это, политическая философия, духовное учение или научный материализм. Однако для того, чтобы мы приняли данную систему мышления, она должна казаться нам реальной. И что может заставить её казаться реальной? Сила, авторитет и истинность. Поэтому, чтобы достичь абсолютного чувства безопасности, абсолютного чувства контроля, мы хотим, чтобы была только одна истина, и чтобы эта истина была абсолютно верной. И если что-то абсолютно верно, то есть это единственный способ смотреть на реальность или описывать её, то из этого следует, что все другие способы описания реальности должны быть неверными.

Как только мы принимаем это подлое порождение аристотелевской логики, мы ставим себя в непримиримый, экзистенциальный конфликт со всеми людьми, которые не принимают такую же «одну единственную истину». Сам факт того, что они не принимают нашу истину, является угрозой нашему чувству безопасности, и это порождает призрак того, что они могут быть правы, а мы можем ошибаться. Таким образом, чтобы подавить чувство паники, мы должны стремиться утвердить нашу истину, как единственную истину на Земле, а это означает стремление искоренить все альтернативы, либо доказав их ошибочность, либо обратив людей в нашу систему, либо уничтожив тех людей, которые не будут обращены. Для меня истинная причина всех религиозных войн, войны между нацизмом и остальным миром, войны между капитализмом и коммунизмом, даже войны между религией и наукой – это психологический механизм. Мы, люди, стремимся избежать паники, принимая систему мышления, которая утверждает, что мы имеем контроль над своей судьбой. Тем не менее, это помогает нам сдерживать панику только до тех пор, пока мы верим, что наша система абсолютно верна, а существование других систем (особенно если они приняты многими людьми) является угрозой, которую мы не можем игнорировать. Поэтому кажется оправданным, что мы должны уничтожить все ложные системы мышления или людей, которые не откажутся от них.

Аристотель, очевидно, не был причиной этого состояния. Он просто определил систему логики, которая апеллирует к нашему самому основному психологическому механизму, и тем самым дал нам инструмент для оправдания того, что мы стремимся заставить других людей принять наше мировоззрение. В конце концов, если на самом деле существует только одна истина, не следует ли из этого, что на самом деле мы заставляем всех видеть одну единственную истину, в интересах мира, исторической необходимости, Бога, науки и даже других людей?

Что мы сейчас создали? Чудовище, которое может оправдать любое человеческое злодеяние! Цель теперь может оправдать средства – даже средства, нарушающие самое основное правило человеческого поведения: поступай с другими так, как ты хочешь, чтобы поступали с тобой. Подсознательный дух не может понять этого правила, он смотрит только на то, что может помочь ему выполнить его основную задачу – подавить панику.

Вы хотите, чтобы другие люди пытались навязать вам свою систему мышления, даже если они верят, что это абсолютная истина? Хотели бы вы, чтобы другие навязывали вам систему мышления, даже если бы это была абсолютная истина? Разве вы не хотели бы, чтобы вам дали свободу использовать своё собственное чувство реальности, чтобы решить, какой системе мышления следовать? Так почему бы вам не дать такую же свободу другим? Если вы не хотите, чтобы вас заставляли принимать другую систему мышления, почему вы считаете оправданным принуждать других принимать вашу систему мышления? Ответ зависит от того, где вы находитесь в пирамиде Маслоу. Чем больше вы сосредоточены на низших потребностях (чем больше ваш подход основан на страхе), тем больше вы готовы принуждать других.

У меня есть ещё что сказать об этом эпическом мышлении, которое заставляет людей думать, что есть какая-то космическая важность в том, чтобы заставить людей принять одну систему мышления, но пока я хочу продолжить с аристотелевской логикой. Эта логика говорит, что утверждение не может быть истинным и неистинным одновременно. Многие люди интерпретируют это так, что если два утверждения противоречат друг другу, то одно должно быть истинным, а другое – ложным. И всё же я вижу другую возможность: они оба могут быть ложными. Я также вижу третью возможность: они оба могут быть частично истинными, то есть основанными на ограниченном понимании – они оба могут быть неполными. И как следствие будет достигнуто более глубокое или более высокое понимание, и как только мы его получим, мы увидим, что ни одно из утверждений не определяет истину, потому что о реальности нужно знать гораздо больше, чем то, что мы можем увидеть сквозь фильтр замкнутого, одного и единственного истинного мировоззрения.


Мой ошеломляющий вывод


Я провёл некоторое время, изучая историю науки, особенно я увлекаюсь физикой. Наверное, все мы в школе знали, что был физик по имени Исаак Ньютон, который открыл силу тяготения, потому что ему на голову упало яблоко. Он также сформулировал ряд законов движения, которые действуют по сей день и могут позволить нам отправить космический корабль на Марс. Было время, когда физики считали, что Ньютон открыл окончательное мировоззрение, а именно, что вселенную можно сравнить с механическим устройством, подобным гигантскому часовому механизму. Эта точка зрения утверждала, что мир управляется неизменными законами, то есть, если бы мы знали точку отсчёта, мы могли бы использовать законы природы для предсказания всех будущих событий с абсолютной уверенностью. Другими словами, вселенная была детерминированной, и в ней не было места неожиданностям (эта идея привлекательна для подсознательного духа, потому что она обещает безопасность, если только вы знаете всё).

Как я уже говорил, были физики, которые считали это абсолютной истиной, и к концу 1800-х годов один известный учёный провозгласил, что все основные законы уже открыты, и осталось объяснить лишь несколько незначительных деталей. Мне кажется довольно очевидным, что это желание найти или определить абсолютную истину и получить чувство абсолютной безопасности – работа подсознательного духа. Затем в 1905 году неизвестный физик опубликовал статью, которая полностью вытянула ковёр из-под детерминированной вселенной. Естественно, это был Альберт Эйнштейн и его теория относительности.

Это не означало, что Эйнштейн аннулировал ньютоновскую физику. Он доказал, что законы Ньютона не универсальны, они работают только для определённых явлений или в определённом масштабе. Другими словами, законы Ньютона были справедливы для определённого сегмента Вселенной, но они не могли описать работу всей Вселенной. За пределами пещеры, в которой были прикованы ньютоновские физики, что-то было. На самом деле Эйнштейн не говорил (как часто думают люди), что всё относительно. Он сказал, что наблюдения, которые мы делаем, относятся к ситуации, в которой мы их делаем. Другими словами, чтобы узнать, верны ли наши наблюдения, мы должны рассмотреть, как наш метод наблюдения влияет на то, что мы видим. Я бы сказал, что для того, чтобы знать, показывает ли наше восприятие реальность, нам нужно знать, как наш фильтр восприятия влияет на наше наблюдение.

Читая биографию Эйнштейна, я узнал, что именно позволило ему развить свою новую теорию. Дело в том, что он поставил под сомнение неоспоримые предположения, на которых основана ньютоновская наука. Только задав вопрос о том, что, по мнению других физиков, не должно было подвергаться сомнению (потому что это была абсолютная истина), он увидел то, чего не видели они.

В течение нескольких лет, другие физики взяли теории Эйнштейна и использовали их для развития новой отрасли науки, которая имеет дело с миром субатомных частиц. Один из этих физиков, Вальтер Гейзенберг, разработал то, что он назвал принципом неопределённости, который гласит, что всегда будет что-то, чего мы не можем знать. Результатом этого является то, что мы не можем с уверенностью предсказать, как будет развиваться Вселенная, а это означает, что мир не детерминирован. По иронии судьбы, Эйнштейн не мог с этим смириться и до самой смерти продолжал бороться с квантовой физикой. Причина в том, что его собственная теория также основывалась на определённых предположениях, и Эйнштейн не хотел подвергать их сомнению. Гейзенберг, Нильс Бор и другие были готовы подвергнуть сомнению эти предположения, и таким образом они сделали новое открытие.

Кроме того, мне очень интересно, что математик по имени Курт Гедель разработал то, что он назвал теоремой о неполноте. Гедель доказал математически, что невозможно разработать систему математики, которая могла бы объяснить каждый аспект чисел. Любая система, которую вы можете определить, будет иметь определённые внутренние допущения, которые либо ограничат то, что вы можете знать, либо приведут к противоречиям. Я знаю, что многие скажут, что это относится только к математике, но, когда я читаю о таком открытии, в моём уме немедленно возникает одно из этих интуитивных прозрений, и я вижу, что это применимо ко всем аспектам того, как мы пытаемся объяснить реальность. Итак, вот ошеломляющий вывод, к которому я пришёл. Позвольте мне ещё раз подчеркнуть, что мне потребовалось много времени, чтобы прийти к этому выводу, потому что в течение десятилетий мой подсознательный дух (также называемый эго) очень упорно боролся за то, чтобы я верил, что может быть только одна истина. Естественно, мой вывод состоит в том, что существует не только одна истина.


Теория теорий Кима


Основываясь на том, что я описал выше, я пришёл к выводу, что мы, люди, должны создавать теории по разным причинам. Одна из них – дать себе ощущение контроля, чтобы подавить панику. Другая – помочь нам функционировать в нашей повседневной практической ситуации, зная, как работает наше окружение и как создавать технологии.Поэтому я не говорю, что мы должны отбросить все теории и перестать пытаться создавать лучшие теории. Я только говорю, что мы могли бы извлечь выгоду из отказа от мечты о создании окончательной теории или теории всего.

Моё рассуждение состоит в том, что в нашем нынешнем состоянии сознания (в котором доминирует чувство разделения) мы можем создать теорию, только определив отправную точку, то, что учёные часто называют парадигмой. Например, средневековые астрономы основывали свои исследования небес на парадигме, согласно которой Земля была центром Вселенной (исходя из «непогрешимой» католической доктрины). Они всё ещё делали наблюдения за движениями небесных тел, но для того, чтобы объяснить их на основе своей парадигмы, им пришлось создать очень сложную теорию эпициклов. Только когда Галилей и другие учёные были готовы подвергнуть сомнению эту парадигму, они пришли к более простой теории, которая действительно соответствовала наблюдениям.

Когда мы определяем парадигму, мы берём определённое наблюдение или, скорее, предположение и возводим его в ранг абсолютно истинного или самоочевидного, то есть оно не нуждается в сомнении. И именно этим мы ограничиваем объяснительную силу теории. Будут определённые вещи, которые теория не сможет объяснить, потому что наше основное предположение мешает нам задавать определённые вопросы. Теория всё ещё может быть весьма полезной и привести к значительному прогрессу. Но наступит момент, когда теория не сможет вести нас дальше.

Единственный способ пойти дальше – это подвергнуть сомнению предположения, лежащие в основе теории, но тогда парадигма больше не может быть поддержана. Поэтому мы должны разработать новые предположения, а это приведёт к новой теории, новой парадигме. Более подробно это объясняется в известной книге философа Томаса Куна «Структура научных революций».

Приведём пример этого процесса. Ньютон сделал определённые предположения, и это явно продвинуло науку вперёд. Однако ньютоновская физика работает только в определённом диапазоне вселенной. Наука сделала следующий скачок только тогда, когда Эйнштейн поставил под сомнение некоторые из основных предположений и тем самым разработал новую теорию с другим диапазоном. Ньютоновская физика всё ещё верна, поэтому нам не нужно говорить, что Ньютон был неправ. Но он не дал и никогда не мог дать нам полной картины. Поэтому те физики, которые считали теорию Ньютона абсолютной истиной, на самом деле ошибались.

Я думаю, что в качестве рабочей теории мы могли бы предложить, что мы никогда не разработаем полную теорию, по крайней мере до тех пор, пока находимся во власти чёрно-белого мышления, которое работает с дуалистическими полярностями. Когда я говорю, что абсолютной истины нет, я могу смягчить это утверждение двумя способами. Один из них состоит в том, что истина существует, но мы не находимся на том уровне сознания, на котором можем её обнаружить (пещера Платона). Другая заключается в том, что абсолютная истина существует, но она не может быть выражена средствами коммуникации (языком, математикой, научными измерениями), которыми мы располагаем в настоящее время.

Собственно, этот вывод поддерживают несколько философов, в том числе и знаменитый Эммануил Кант. Он сказал, что существует реальный мир, но мы не можем познать его таким, каков он есть (мы не можем познать «вещь в себе»). Мы можем познать мир только посредством нашего восприятия, которое я назвал фильтром восприятия, созданным подсознательным эго.

Естественно, я прекрасно понимаю, что говорить, что абсолютной истины нет – всё равно что размахивать красным флагом перед быком. Я немедленно привлеку в оппозицию всех людей, которые оказались в ловушке дефицита потребностей и подавили панику, определив системы мышления, основанные на предположении, что существует абсолютная истина. Однако я и не ожидаю, что такие люди прочтут эту книгу. Я написал эту книгу не в попытке обратить таких людей, потому что я преодолел свою потребность обратить их (или кого-либо ещё). Я написал эту книгу для людей, которые похожи на меня, для людей, готовых к самоактуализации. Но мы выросли в обществе, которое не дало нам никаких инструментов для этого.

Сегодня я вижу, что, если бы я смог принять этот вывод 44 года назад, мой путь был бы намного легче, и я избежал бы многих разочарований и даже некоторых серьёзных тупиков. По моему опыту, мы получаем много преимуществ, отказываясь от идеи, что для того, чтобы реализовать себя, нам нужно найти одну и единственную истину; истину, которую ещё никто не нашёл. Я расскажу об этом позже, потому что сейчас хочу кратко описать то, что я вижу, как человеческую дилемму.

Как быть духовным в недуховном мире

Подняться наверх