Читать книгу Нью-Йорк 2140 - Ким Стэнли Робинсон - Страница 11
Часть вторая
Профессиональная сверхуверенность
А) Франклин
ОглавлениеЭффективность, сущ.
Скорость и плавность, с которыми деньги перемещаются от бедных к богатым.
В целом передача рисков от банковского сектора к небанковским секторам, в том числе домашним хозяйствам, повысила жизнестойкость и стабильность финансовой системы – преимущественно за счет широкого распределения финансовых рисков, в том числе среди домашних хозяйств. В случае широкой неспособности домашних хозяйств управлять сложными инвестиционными рисками либо если домашние хозяйства понесут существенные убытки ввиду устойчивого спада рынка, может возникнуть политическая реакция в виде предоставления государственной поддержки в качестве «страховщика последней инстанции». Может также возникнуть потребность в перерегуляции финансовой индустрии. Таким образом, правовые и репутационные риски для отрасли финансовых услуг возрастут.
Международный валютный фонд, 2002
– Неразумный? Дальновидный? И то и другое?
Итак, я чуть не убил двоих малолеток, которые шлялись на резиновой моторной двойке по Ист-Ривер, к югу от Бэттери. Им было лет по восемь-десять, трудно сказать сколько, потому что они выглядели как заморыши, недокормленные во младенчестве, из тех племен, представителей которых считали пигмеями, пока не стали «пигмеев» нормально кормить с юных лет и потом оказалось, что они даже выше голландцев. Но этих ребят в тот эксперимент не включили. Они своими веслами едва доставали до воды, а отлив шел полным ходом, и их фактически уносило в море.
Так что им повезло, что я на них чуть не налетел, пусть это и было опасно; когда я лечу, у меня прямо впереди есть узкая слепая зона, но она тянется всего метров на пятьдесят, поэтому даже не знаю, как я их не заметил. Отвлекся, наверное, как это часто у меня бывает. В итоге ничего страшного не произошло или почти не произошло, только я отбуксировал их обратно в город, потому что они знали, где я живу. Они сами жили по соседству, к сожалению, но точный свой адрес скрывали, хотя и знали вроде бы управляющего моего здания. В общем, я их отбуксировал и отбился от критики более мелкого и смуглого из них, сказав, что я спас их от смерти, а если они не заткнутся, я доложу об их путешествии их опекунам. Это утихомирило ребят, и мы вернулись в Мэдисон-сквер с неким пактом, который предусматривал, что ни одна из сторон не станет жаловаться на другую.
Но именно в ту пятницу мне нужно было прибыть на Причал 57 к Джоджо Берналь, поэтому я должен был подняться к себе и быстро принять душ, побриться, переодеться. Так что я привязал зуммер к пристани у Северного здания Мета и заплатил малолеткам, чтобы присмотрели за ним. Затем поспешил к лифту, добрался до квартиры, переоделся, постаравшись принять вид повседневный, но броский, после чего спустился вниз и выдвинулся на запад, обменявшись с мелким сопляком ритуальными проклятиями на прощание.
Джоджо стояла на краю и смотрела на Гудзон, вокруг толпились люди, которые пялились в свои браслеты. Ее волосы снова блестели в свете заката, а сама она – с царственной осанкой, расслаблена, стройна. У меня екнуло сердце, и я попытался подплыть к причалу как можно грациознее, но должен признаться, вода – слишком снисходительная среда, поэтому, если хочешь показать хоть какой-нибудь стиль в управлении, требуется что-то более сложное, чем подход к причалу. Тем не менее я подплываю красиво, она мягко, насколько это возможно, ступает на борт, из-под короткой юбки показываются бедра, и я вижу ее квадрицепсы, похожие на обточенные речной водой камни, а еще впадинку между квадрицепсом и другими мышцами бедра, свидетельствующую о хорошей прокачанности ног.
– Привет, – поздоровалась она.
– Привет, – выдавил я. И добавил: – Добро пожаловать на зуммер.
Она рассмеялась.
– Это он так называется?
– Нет. Когда я его купил, он назывался «водяным клопом». А я называю зуммером. И много чем еще.
Я вывел нас на реку и направился к югу. Позднее солнце освещало ее лицо, и я увидел, что цвет ее глаз на самом деле состоял из смешения оттенков карего, цвета красного дерева, тика и темно-коричневого, почти черного; все они пестрели крапинками, расходились лучами и сходились вокруг зрачков.
– В детстве у нас дома жила кошка, которую мы так и называли кошкой, и это, кажется, вошло в привычку. Мне нравятся прозвища или типа того.
– Вот уж точно типа того. Так ты называешь его зуммером, а еще как?
– М-м, ну, гидролетом, водомеркой, клопом, жучком. В таком роде.
– Всякими уменьшительными.
– Да, так мне тоже нравится. Еще зуммер можно называть Зуминским. А Джоанну – Джоджо.
Она сморщила носик.
– Это моя сестра придумала. Она на тебя похожа, ей тоже такое нравится.
– А тебе самой больше Джоанна?
– Нет, я не парюсь. Друзья зовут меня Джоджо, но на работе называют Джоанна, это нормально. Это типа как признание профессионализма или вроде того.
– Понимаю.
– А ты как? Кто-нибудь сокращает Франклина до Фрэнка? Как по мне, было бы естественно.
– Нет.
– Нет? Почему?
– Думаю, потому что Фрэнков и так достаточно. И потому что моя мама была очень настойчива. Это на меня повлияло. И мне нравился Бен Франклин.
– Не потратил пенни – значит, заработал.
Я усмехнулся:
– Не самое цитируемое мной выражение Франклина. Да и не мой принцип работы.
– Нет? Рассчитываешь на плечи[27], их много, да?
– Да не больше, чем у других. Вообще, мне даже надо бы подыскать новые инвестиции, а то я немного застоялся, что ли. – Это прозвучало так, будто похвастался, и я добавил: – Хотя это, конечно, за минуту не решается.
– Значит, плечи есть.
– Они у всех есть, разве не так? Кредитов больше, чем активов?
– Если ты правильно все делаешь, – ответила она задумчиво.
– Значит, ты тоже приняла бы на себя риски? – предположил я, пытаясь понять, о чем она задумалась.
– Смотря на каких условиях, – ответила она и покачала головой, будто желая сменить тему.
– Полетаем немного? – спросил я. – Когда выйдем из трафика?
– Да, я хочу. Когда смотришь, как такие катера поднимаются, кажется, это волшебство. А как оно работает?
Я объяснил, каким образом крылья поднимали Зуминского в воздух, если набрать определенную скорость. Это всегда было легко объяснить любому, кто когда-либо высовывал руку из движущегося транспорта, наклонял ее на ветру и ощущал, как тот овевает ее со всех сторон. Она кивнула, и я увидел, как закатные лучи освещают ее лицо. Я почувствовал себя счастливым – потому что она тоже выглядела счастливой. Мы плыли по реке, и она просто наслаждалась. Ей нравилось ощущать ветер на своем лице. Моя грудь наполнилась какой-то тревожной радостью, и я подумал про себя: мне нравится эта женщина. И еще она немного меня пугала.
– Что хочешь на ужин? – спросил я. – Можем заскочить в Дамбо[28], я знаю там местечко, где есть патио на крыше с видом на город, или могу пристать к буйку у острова Говернорс и пожарить стейки, все необходимое у меня с собой.
– Давай так и сделаем, – сказала она. – Ты же не против побыть кухаркой?
– Я с удовольствием, – ответил я.
– Так что, полетим туда?
– О да.
* * *
И мы полетели. Одним глазом я смотрел вперед, чтобы убедиться, что ничто не проберется в слепую зону. Другим смотрел на нее, на то, как она наслаждается пейзажами и ощущением ветра на своем лице.
– А тебе нравится летать, – сказал я.
– А как это может не нравиться? Это же что-то сюрреалистичное, ведь обычно на воде я или хожу под парусом, или просто сижу на вапо, и это ничуть не похоже на то, что сейчас.
– Ты ходишь под парусом?
– Да, у нас есть группа, мы владеем поочередно небольшим катамараном на пристани «Скайлайн».
– Катамараны – это зуммеры с парусами. У некоторых есть крылья.
– Знаю. У нашего, правда, нет, но он классный. Мне очень нравится. Надо нам как-нибудь покататься.
– Я бы с удовольствием, – искренне ответил я. – Я мог бы стать твоим балластом с наветренной стороны, так же у вас делают?
– Да. Впередсмотрящим.
У берега Бэттери-парк я опустил «водомерку» на воду, и мы неспешно подошли к рифу острова Говернорс, где к буям уже была привязана небольшая флотилия лодок. Здания затопленной части острова были разобраны, чтоб они не вспарывали днища при отливе, и после этого устроили целую кучу устричников и рыбьих садков и установили крепления для небольшой гавани в открытой воде, где можно было оставаться на ночь или постоять вечером, как мы. Однажды я спас от гибели парня, который не мог выплатить третий транш по слабой межприливной закладной, и он отплатил мне правом останавливаться здесь у его буя. Такой вот межприливной обмен.
Мы прожужжали к нему, и Джоджо с гордым видом привязала к бую нос «водомерки». Та развернулась, и перед нами открылся вид на Бэттери-парк на Манхэттене, величественный в темной пинчоновской[29] поэзии сумерек на воде. Остальные лодки качались на привязи, все пустые, словно какой-то призрачный флот. Мне нравилось это место, я и раньше устраивал там свидания, но думал не об этом, когда на мягкое сиденье кабины рядом со мной плюхнулась Джоджо.
– Итак, ужин, – произнес я и открыл низенькую дверь в каютку, очень уютную, но лишь едва позволяющую выровняться во весь рост. Там рядом с начиненным холодильником был стеллаж, откуда я достал бутылку зинфанделя. Откупорив ее, я передал ее Джоджо вместе с парой бокалов. Затем вынес барбекю и прикрепил его кронштейнами к кормовой банке. Выложил в нем маленькие брикеты угля, выстрелил пламенем из зажигалки, будто из длинноствольного ружья, – и в одно мгновение у нас появился огонек, отличный вид, классический запах. И все это предусмотрительно было вывешено над водой, дабы избежать типичного казуса, от которого сгорела дотла не одна прогулочная лодка.
– Как мило, – сказала она, и мое сердце забилось быстрее. Я разломал наполовину сгоревшие брикеты, равномерно распределив их по решетке, но так, чтобы один ее уголок остался прохладнее. Я смазал гриль маслом и установил его на место, а потом, пока он нагревался, нырнул в каюту. Там поставил картошку в микроволновку, достал из холодильника тарелку филе-миньон, вынес и выложил на гриль, где те приятно зашипели. Тело Джоджо блестело в слабом свете. Пока я, готовя, мотался туда-сюда по кабине, она следила за мной с довольным выражением, которое мне не удавалось точно расшифровать. У меня это никогда не получается – может, не только у меня, а вообще у всех, – но довольное – это лучше, чем скучающее, и от этого знания у меня немного поехала крыша. И она, похоже, не имела ничего против этого.
Когда я разложил еду по тарелкам и мы сели есть, она спросила:
– Помнишь тот прокол на ЧТБ, о котором мы говорили в тот вечер? Видел его кто-то еще? Как думаешь, что могло его вызвать?
Я покачал головой и сглотнул ком в горле.
– Больше ничего такого. Думаю, это был какой-то тест.
– Но тест чего? Кто-то проверял, можно ли воткнуть в трубопровод краник с сиропом, и смотрел, как это повлияет?
– Может быть. Мои друзья-кванты[30] говорят, что такое случается сплошь и рядом. Для них это что-то вроде городской легенды. Врежься на десять секунд – и в кусты до конца жизни.
– Думаешь, такое могло быть?
– Не знаю. Я же не квант.
– А я думала, ты из них.
– Нет. Ну, то есть я хотел бы им быть. Вообще, я их понимаю, когда они со мной разговаривают, но сам я больше трейдер.
– Иви и Аманда говорят другое. Они говорят, что ты только делаешь вид, что не квант, чтобы торговать, но на самом деле ты квант.
– Хотел бы я, чтоб так было, – ответил я честно. Зачем я был таким честным, сам не понимаю. Наверное, интуитивно подразумевал, что это могло показаться ей более забавным, чем если бы я притворился квантом. А я люблю быть забавным, когда могу.
– А скажем, ты бы мог, – продолжила она. – Стал бы это делать?
– Что, врезаться в линию? Нет.
– Потому что это было бы жульничеством?
– Потому что мне это не нужно. И да. Это ведь игра, верно? А раз ты жульничаешь, значит, игрок из тебя хреновый.
– Не такая уж и игра. Просто не без азарта.
– И все же мозги тут нужны. Чтобы придумывать сделки, с которыми получится перехитрить других мозговитых трейдеров. Так что игра. Если бы такого не было, это было бы… ну, не знаю… анализ данных? Просто сидячая работа перед экраном?
– Это и есть сидячая работа перед экраном.
– Это игра. К тому же на экране ведь интересно, не находишь? Все эти разные жанры, и все одновременно движется… Лучший фильм всех времен, и каждый день в прямом эфире.
– Видишь, ты квант!
– Да это математика, это литература. Я как детектив.
Она кивнула, обдумывая мои слова.
– И что же ты тогда не расследовал тот прокол?
– Не знаю, – ответил я. До чего же честно! – Может, расследую еще.
– Думаю, тебе стоило бы им заняться.
Она пошевелилась на подушке рядом со мной.
Я это заметил и спросил немного растерянно:
– Десерт?
– А что у тебя есть? – спросила она.
– Да что угодно, – ответил я. – Но вообще в баре сейчас в основном стоят разные односолодовые.
– О, здорово, – сказала она. – Давай их все и попробуем.
* * *
Как выяснилось, она обладала пугающе обширными знаниями дорогого односолодового виски и, подобно всем разумным ценителям, пришла к заключению, что главное не выявить лучшее, а создать максимальное различие, от глотка к глотку. Ей, как она выразилось, нравилось баловаться.
И не только распитием спиртного. Я вышел из каюты, принеся по несколько бутылок в каждой руке, и немного неожиданно для самого себя сел рядом с ней. Она воскликнула:
– О боже, это «Брукладди Октомор 27»! – И, наклонившись ко мне, поцеловала в губы.
– Ты только что попробовала «Лафройг», – ответил я, стараясь перевести дыхание.
Она рассмеялась.
– Точно! Новая игра!
Я усомнился, такая ли она была новая, но поиграть был рад.
– Сильно много не пей, – посоветовала она в какой-то момент.
– Я как птичка-колибри, – пробормотал я, цитируя своего отца. Я попытался показать это, «клюнув» ее в ухо, и она, хмыкнув, потянулась ко мне. Ее платье уже задралось до талии, и нижнее белье, как у большинства женщин, легко поддавалось стягиванию. От обильных поцелуев у меня перехватило дыхание.
– Ты входишь в длинную позицию, – промурлыкала она, оседлав меня и целуя еще и еще.
– Вхожу, – подтвердил я.
– И у меня начинается маленький кризис ликвидности, – продолжила она.
– Начинается.
– О-о. Как хорошо. Не сбрасывай эти активы. Давай, используй губы.
– Использую.
И так далее. В какой-то момент я поднял глаза и увидел, что ее тело сияет в свете звезд, а она смотрит на меня с тем же довольным выражением, что и раньше. Затем она все-таки положила голову на банку и, посмотрев на звезды, воскликнула:
– О! О!
И скользнула вниз ко мне… Мы повалились на пол, пытаясь заняться делом, я слышал это ее «о, о», самое сексуальное, что мне вообще доводилось слышать в жизни, и это возбуждало даже сильнее, чем приближение к оргазму, что говорило о многом.
В конце концов мы лежали, переплетясь телами на полу, и смотрели на звезды. Ночь была теплая – для осени, но нас остужал слабый ветерок. Несколько звезд, что нам светили, были особенно крупными и размытыми. И я подумал: вот черт, мне нравится эта баба. Я ее хочу. Это было страшно.
27
Заемные средства, используемые трейдерами при торговле на бирже.
28
Прибрежный район на северо-западе Бруклина.
29
Томас Пинчон (р. 1937) – американский писатель, один из ведущих представителей постмодернизма.
30
Здесь: специалисты по количественному анализу.