Читать книгу Нью-Йорк 2140 - Ким Стэнли Робинсон - Страница 13

Компания по страхованию жизни «Метрополитен», «МетЛайф», в 1890-х выкупила землю на юго-восточном углу площади, уже называвшейся Мэдисон-сквер, и построила там свой главный офис. На рубеже столетий был привлечен архитектор Наполеон Лебрен, которому поручили добавить к этому новому зданию башню, и он решил взять за основу ее дизайна вид кампанилы на площади Сан-Марко в Венеции. Башня была завершена в 1909 году и на тот момент являлась самым высоким строением на Земле, затмив собой Флэтайрон-билдинг на юго-западном углу Мэдисон-сквер. Потом небоскреб Вулворт-билдинг, постройка которого завершилась в 1913-м, забрал корону себе, и после этого здание МетЛайф Тауэр было известно в основном благодаря своим большим четырем часам, которые показывали время на четыре стороны. Сами циферблаты были настолько крупными, что минутные стрелки весили по полтонны.

В 1920-х компания «МетЛайф» выкупила церковь с северной стороны башни, снесла ее и стала строить себе Северное здание. Оно должно было стать небоскребом в сто этажей – выше, чем Эмпайр-стейт-билдинг, который проектировался в то же время, – но, когда «МетЛайф» поразила Великая депрессия, планы решили свернуть, ограничив Северное здание тридцатью этажами. И сейчас видно, что его основание явно предназначалось для чего-то большего: оно похоже на гигантский пьедестал, на который так и не поставили статую. А внутри Северного здания – тридцать два лифта, и все готовы поднять людей на те семьдесят недостающих этажей. Может, когда-нибудь люди преодолеют свою истерию по поводу наводнений и, присоединив сверху шпиль из графеновых композитов, добавят еще этажей триста или еще что-нибудь. Да, эту возможность упускают двести лет кряду, но что этот срок значит для нью-йоркской недвижимости? Может, в 2230 году какой-нибудь пройдоха выйдет уже с трехвековым предложением достроить этот сверхнебоскреб. Как бы то ни было, сейчас в окрестностях Мэдисон-сквер доминирует исполинская копия венецианской кампанилы. И благодаря этому прекрасному обстоятельству от бачино, что заполняет теперь площадь, веет некой итальянской атмосферой, отчего это место становится одной из лучших иллюстраций «новой Венеции».

С Мэдисон-сквер постоянно что-то происходило. Когда-то там появилось болото, образовавшееся из пресноводного источника, который много лет служил артезианским фонтаном. Располагался он прямо перед Метом, и люди пили из жестяных чаш фонтана. Вода выталкивалась из него рывками, напоминая этим семяизвержение, но это, наверное, было лишь одним из многих признаков неуемной пошлости мышления викторианской Америки.

Когда болото заполнили землей с усеченных соседних холмов, на его месте сделали плац Сухопутных войск США, а также перекресток почтовой дороги из Бостона и Бродвея. Плац становился все меньше и меньше, а когда была намечена знаменитая сеть тянущихся с запада на восток и с севера на юг авеню, плац ограничили до пределов прямоугольника, остающегося там и поныне: примерно шесть акров между 23-й и 26-й улицами, а также Мэдисон и Пятой авеню, плюс Бродвей примыкал под углом.

Первое время на северной стороне площади располагался большой исправительный дом, где в заключении держали несовершеннолетних преступников. Позднее на ее территории открылся ипподром Франкони, который устраивал различные зрелища, включая собачьи бега и боксерские бои.

На западной стороне площади одна швейцарская семья открыла популярный ресторан «Дельмоникос», а затем на том месте расположился отель «Пятая авеню». Стэнфорд Уайт возвел на севере площади первый Мэдисон-сквер-гарден, и народ повалил кататься на гондолах по искусственным каналам. Причем это было до того, как появилась кампанила Мет, так что Лебрен, может быть, перенял венецианский мотив у Уайта, построившего к тому времени свою башню на вершине комплекса Гарденс, – и потом площадь семнадцать лет славилась обеими башнями. Самого Уайта застрелил ревнивый муж женщины, с которой он иногда виделся, и случилось это прямо в Гарденс, во время вечернего шоу. Когда постройку снесли и возвели новый Мэдисон-сквер-гарден в районе 32-й улицы и 7-й авеню, стальной каркас старого здания сохранили, и сейчас он находится где-то на Лонг-Айленде. Возможно.

Какое-то время на площади стояло полно статуй почтенных американцев, а статуя одного генерала стояла на его могиле. В честь военных успехов Америки в той или иной войне над Парк-авеню часто возводились арки. Первого мая 1919 года полиция задержала на площади толпу левых демонстрантов, но эту победу над силами тьмы аркой не отметили. Как и подавление бунта, который поднялся в 1864 году, после объявления Линкольном военного призыва. Арки, вероятно, берегли для побед за границей.

Но лучшим из памятников, пожалуй, была рука статуи Свободы с факелом, которая простояла на Мэдисон-сквер восемь лет. В два-три раза превышающая окружающие деревья, она придавала северной оконечности площади по-настоящему сюрреалистичную нотку. Фотографии этого настолько поразительны, что, не превратись площадь сейчас в бачино пятнадцати футов глубиной, заставленный садками аквакультур, стоило бы выступить за то, чтобы старушке отпилили руку с факелом и вернули на площадь. Не то чтобы она больше не нуждалась в факеле, но этот радушный маяк для иммигрантов уже много лет как погас. Может, и случится когда-нибудь возврат к этому плану, ведь каким же приятным украшением для озелененной площади был этот факел тогда, когда на него можно было взбираться и осматриваться вокруг. Причем в те годы он был из блестящей меди!

В квартале отсюда родился Тедди Рузвельт, который в детстве ходил на уроки танцев на Мэдисон-сквер (и задирал там девчонок, конечно), а потом проводил свою президентскую кампанию 1912 года прямо из Мета: вперед, прогрессивисты! А если прогрессивисты, занимающие здание сейчас, таки изменят мир, будет ли в этом заслуга старого буяна? Определенно да. Хотя те выборы он проиграл.

У Мэдисон-сквер родилась Эдит Уортон[31] и позже там жила. Герман Мелвилл жил кварталом восточнее и каждый будний день прогуливался по Мэдисон-сквер, шагая на работу, в том числе на протяжении всех восьми лет, что там находился факел статуи Свободы. Останавливался ли он иногда, чтобы оценить его диковинность, или, может даже, воспринимал его как знак собственной странной судьбы? Вы знаете, да. Однажды он привел на Мэдисон-сквер свою четырехлетнюю внучку, чтобы та поиграла в парке, сел на скамью и так пристально всмотрелся в тот факел, что забыл о девочке, бегавшей где-то по тюльпановым клумбам, и вернулся домой без нее. Она нашла обратную дорогу сама, ровно в тот момент, когда горничная уже отправляла Мелвилла назад за внучкой. Да, наш старик любил повитать в облаках.

Мэдисон-сквер – первое место в Америке, где была открыто выставлена обнаженная статуя – Диана. Ее установили на верхушке башни Стэнфорда Уайта, то есть двумястами пятьюдесятью футами выше любопытных глаз ценителей, но все же. И люди приносили телескопы. Наверное, отсюда и пошла веселая нью-йоркская традиция подглядывать за голыми соседями. Сейчас статуя находится в одном из музеев Филадельфии. В те же годы в баре отеля «Парк-авеню» висело одно из наиболее вопиющих изображений обнаженных тел, созданных в Прекрасную эпоху[32], – группа горяченьких нимф, собирающихся воспользоваться встревоженным на вид сатиром; сейчас эта картина[33] находится в музее в Уильямстауне, Массачусетс. Да, в отношении секса Мэдисон-сквер в те годы явно занимала передовое место!

Также на Мэдисон-сквер впервые всем на радость поставили рождественскую елку и зажгли на ней огоньки. В годы Второй мировой войны елки не украшали горящими лампочками, и площадь, как отмечалось, будто бы вернулась обратно, в состояние первобытного леса. В Нью-Йорке это не так уж сложно.

Эта площадь стала первым местом, где повесили электрический рекламный знак – он размещался на носовой стороне Флэтайрона и рекламировал сначала океанский курорт, а позднее газету «Нью-Йорк таймс», хвастая тем, что в ней всегда пишут обо всех новостях, что годятся для печати.

Флэтайрон-билдинг – первый в городе небоскреб «флэтайронской» формы и на протяжении года-двух самое высокое здание в мире. Также он создавал самое ветреное место в городе, на северной своей стороне, и там любили собираться мужчины, чтобы… да, смотреть, как дамские платья задираются, словно у Мэрилин Монро над решеткой метро. Двоих копов даже поставили патрулировать этот похотливый перекресток и разгонять таких мужчин. То еще творение, этот Флэтайрон: прекрасная форма, достойная фотографий Алфреда Стиглица[34], почти столь же прекрасная, как Джорджия О’Кифф[35]. На северной стороне площади Стиглиц и О’Кифф держали свою студию.

Даже бейсбол изобрели именно в общественном парке Мэдисон-сквер! Так что да, священная земля. Поэтому давай отсюда, Вифлеем!

Первая выставка французских экспрессионистов в Америке? Конечно. Первые газовые уличные фонари? А то. Первые электрические уличные фонари? Аналогично. Причем последние сначала представляли собой «солнечные башни», каждая яркостью в 6000 свечей и различимая даже в шестнадцати милях в горах Орандж. Чтобы стоять под ними и не ослепнуть, нужно было надевать солнечные очки, а еще кто-то жаловался, что в их свете человеческая кожа выглядит совсем мертвой. В итоге пришлось пригласить самого Эдисона, чтобы разобрался, как их притушить.

Первый бачино с садками аквакультур? Конечно, прямо здесь, первый был установлен в 2121 году. И первый многоэтажный лодочный эллинг построен в старом здании Мета, когда его сделали жилым после Первого толчка. Идея возымела успех и была перенята по всей затопленной зоне.

Сейчас очевидно, что Мэдисон-сквер – самая удивительная площадь в самом удивительном городе, верно? Некий волшебный Пуп Земли, место, где пересекаются и откуда исходят все лей-линии мировой культуры, место силы всех мест силы! Но нет. Ничуть. На самом деле это вполне себе типичная нью-йоркская площадь, заурядная во всех отношениях. Причем другие площади даже гораздо более знамениты и могут набрать столь же внушительный список своих «первенств», известных выдающихся жителей и любопытных происшествий. Юнион-сквер, Вашингтон-сквер, Томпкинс-сквер, Бэттери-парк – да они все разрываются от обилия замечательных, но забытых исторических мелочей. Помимо того факта, что здесь зародился бейсбол – а это священное событие сопоставимо разве что с Большим Взрывом, – исключительность Мэдисон-сквер объясняется лишь тем, что Нью-Йорк таков везде. Ткните пальцем в туристическую карту, и окажется, что в этом месте происходило что-нибудь удивительное. Призраки вылезут сквозь канализационные люки, будто пар в холодное утро, и станут рассказывать вам байки с тем же маниакальным усердием старых моряков, что и любой ньюйоркец, который заговорит об истории. Не заводите их! Потому что любой ньюйоркец, интересующийся историей Нью-Йорка, – по определению безумец, плывущий против течения, вплавь или на веслах, но, вопреки своим горожанам, каждому из которых плевать на все, что касается прошлого. Ну и что? История – это чушь, как съязвил знаменитый болван-антисемит Генри Форд, и хотя многие ньюйоркцы, знай они историю, плюнули бы на его могилу, но они тоже историю не знают. В знании истории они не отличаются от самого болвана. Следите за мячом, что летит из будущего. Не забывайте о том обмане, что есть, и о том, что будет, не то вам крышка, мой друг, и ваш обед достанется городу.