Читать книгу Хочу тебя проучить - Кира Фарди - Страница 10

Несусь вниз, не чувствуя ступенек под ногами. Ужас! Даже представить страшно, что сделает крохотный Кил, который ненавидит все, что движется, со случайным прохожим. Хорошо ещё, если схватит за штаны, а вдруг заберётся выше? Наш тойчик и не на такое способен.

На следующем этаже картина открывается кошмарная. Оправдываются мои худшие тревоги. Высокий мужчина крутится волчком по лестничной клетке, а на воротнике кожаной куртки висит наш тойчик.

– Кил, фу! Брось его! – кричу сдавленным голосом: не хочется будить всех соседей. – Брось!

– Убери свою шавку! – орет незнакомец.

Он руками пытается оторвать Кила, кажется, ещё чуть-чуть, и этот зверь задушит крохотную собачку.

– Я сама! – взвизгиваю не своим голосом и бросаюсь к мужчине и хлопаю его по пальцам. – Тойчик, миленький, или ко мне, я тебе вкусненькое принесла.

Но расцепить сжатые челюсти собаки не так-то просто. Если она выбрала себе жертву, ни за что не отпустит, может укусить и хозяйку. Киллер вращает выпученными глазёнками и злобно рычит.

– Я тебя засужу! – вторит собаке баритон, и я чувствую запах алкоголя.

– Стойте смирно! – рявкаю на незнакомца. – Киллер на дух не переносит пьяниц.

– Я пьяница? – захлебывается мужик. – Держать надо такую псину на цепи.

– Не двигайтесь!

Он замирает, упираясь руками в стену, и в полумраке подъезда по-прежнему не вижу его лица. Я подавляю смех: слова незнакомца вызывают недоумение. Кого держать на цепи? Карликовую собачку?

– Вы напугали нашего Кила, вот он и напал.

– Ага! Как же! Напугал. Да это чудовище само прыгнуло на меня с верхней ступеньки.

Мне кажется, или в облике мужчины и его голосе есть что-то знакомое? Думать об этом не могу, уговариваю собаку. Удаётся оторвать Кила только с третьей попытки. Мужчина хватается за шею, и я вижу, как его пальцы окрашиваются кровью.

Час от часу не легче! Я держу вертикально трясущееся от бессильной ярости тельце тойчика, чтобы не дать ему возможность пустить в ход зубы. Дверь на площадке открывается, выглядывает сонная тетя Нина.

– Кристя, что происходит? Опять Кил постарался?

– Ах, так это уже не в первый раз?

Мужчина поворачивается лицом, и я охаю: мажор. Что он делает ночью в моем подъезде?

– Вы следите за мной? – вскрикиваю от возмущения.

– Спятила? Нужна ты мне! – фыркает мажор, но отводит взгляд.

– А как я должна понимать ваш визит, господин, в мой дом?

От слова «господин» этот мерзавец морщится, но мне плевать! Достал, зараза, до печёнок! Сама готова вцепиться в его горло мертвой хваткой.

– Кристя, ты его знаешь? – тетя Нина забирает из моих рук Кила.

– Конечно! Этот господин преследовал меня весь вечер на работе, теперь явился и сюда. Тетя Нина, вызывайте полицию!

Интонация моего голоса не нравится тойчику. Он опять представляет себя сторожевым псом, оскаливает зубы и яростно рычит.

– Дочь, что здесь происходит! – вдруг слышу сзади родной голос.

Мы втроём подпрыгиваем от неожиданности: на последней ступеньке пролёта стоит мама. Я с ужасом смотрю на неё, тетя Нина тоже в шоке и закрывает ладошкой рот, лишь круглые глаза торчат. И только мажор разглядывает окровавленные пальцы и матерится под нос.

На маме длинный домашний халат, запахнутый до горла, волосы причёсаны, глаза подведены, а губы накрашены. Такое впечатление, что она не спала, а тщательно готовилась к выходу в свет.

Вот только она покинула квартиру впервые за год.

Впервые!

От удивления мы с соседкой теряем дар речи, зато мажор оживляется.

– Госпожа, вы не могли бы забрать этого пса-убийцу?

– Молодой человек! У вас кровь, – мама медленно поднимает руку.

– Я знаю. Кровь. Это ваш милый пёсик постарался. Укусил меня за ухо.

– Надо же, какое невезение! – вскрикивает мама.

– Так тебе и надо! – мой голос сочится ядом. – И почему Кил выбрал именно ухо, не знаете случайно, господин? Закон бумеранга. Слышали о таком?

У меня даже настроение поднимается. Получил, козлина! Нечего лезть ко мне с поцелуями!

– Лучше заткнись по-хорошему! – мажор надвигается на меня и нависает всей массой.

Радужку глаза полностью закрывает потемневший зрачок, и я вижу в нем своё отражение, которое мне совершенно не нравится. Но Киллер тоже не дремлет. Он рвётся в руках тети Нины и заливается лаем.

– Кристина, где твои манеры? – мама укоризненно смотрит на меня, потом забирает у соседки тойчика и поворачивается к мажору. – Рану нужно обработать.

– Ну, мама!

– Не мамкай, невоспитанная девчонка, – прикрикивает она на меня и важно поднимается по ступенькам. – Молодой человек, за мной!

На моем лице, видимо, написана такая ярость, такое желание пнуть, что мажор огибает меня по кривой, прижимаясь к стене, но идёт следом за мамой.

– Кристя, что это сейчас было? – шепчет тетя Нина.

– Не знаю. Не понимаю, – пожимаю плечами я. – Мама словно… пришла в себя.

– Может, выздоровела?

– Эх, если бы!

Я поверить не могу в своё счастье. Неужели мои мучения закончились? После смерти отца ни минуты не было спокойной. И вдруг…

– Я боюсь, – всхлипываю от потрясения. – А если это новая стадия? Ещё более страшная?

– Не плачь, моя девочка, не плачь, – тетя Нина прижимает меня к большой груди. – Иди домой, глядишь, этот красавчик радость принесёт в вашу семью.

– Да вы что? Этот мерзавец?

– Беги уже.

Соседка подталкивает меня в спину. Я поднимаюсь на свой этаж. Стою минуту в коридоре, прислушиваясь к звукам. А дома все спокойно, только Киллер недовольно ворчит в вольере, куда его засунула мама в качестве наказания, да слышатся тихие голоса.

Эта минута помогает прийти в себя и выработать линию поведения. Зря я погорячилась в коридоре. При маме нельзя не только показывать свою ненависть к мажору, но и подавать виду, что мы знакомы.

Раздеваюсь, отношу сумки, брошенные у порога, в кухню и, вздохнув, иду в папин кабинет, откуда доносятся голоса.

Это ещё один поразительный момент небывалой ночи. Год кабинет был заперт на ключ. Мама, как тигрица, бросалась к нему и закрывала телом вход, даже если я просто хотела зайти и вытереть пыль.

У распахнутой двери останавливаюсь, боюсь войти, зато наваливаются воспоминания. С какой любовью папа обставлял эту комнату! Здесь все напоминает о нем. Горло сжимает спазм. Кажется, ещё недавно мы были так счастливы!

Делаю шаг в кабинет, и сразу бьет в нос спертый воздух пыльного помещения и волнующий микс из запахов. Пахнет кожей, которой обтянуты диван и кресла, алкоголем и йодом, мужским парфюмом и сладкими мамиными духами.

Лучше не думать о грустном, лучше не думать!

В кабинете, освещенном только настольной лампой, царит полумрак. В кресле у стола сидит мажор, наклонив голову, а мама колдует над его головой.

– Закончили? – спрашиваю я. – Гостю пора домой, я устала.

– Кристина, дочка, разве так можно? – всплескивает руками мама и роняет на пол пластину лейкопластыря.

Она наклоняется, чтобы его поднять, но то же самое делает и мажор, глухой стук лбами кажется слишком громким в тишине квартиры.

– Ох! – трёт больное место мажор. – Что-то у меня сегодня травматизм повышенный.

При этих словах он выразительно смотрит на меня.

– Ещё бы! – фыркаю под нос.

– Кристина!

– Мама, может, ты его ещё чаем угостишь и спать уложишь? – не выдерживаю благостной атмосферы я.

– А я бы чайку выпил, – усмехается мажор. – И домой ехать уже поздно.

– Спятил совсем, господин? – скриплю зубами беззвучно.

Он выразительно поднимает брови: развлекается сволочуга!

– Можно и чай, и мягкую постель, – вставляет вдруг мама. – Вот только… тогда вам придётся жениться.

Я впадаю в ступор.

Меня что, решили добить?