Читать книгу Я такая случилась, и это твоя беда - Kirena - Страница 3

– Ты собираешься разрушить свои планы на вечер из-за человека, которому на тебя плевать? Задумавшись на секунду, я ответила: – Я готова разрушить себе жизнь ради него. (с) Стейси Романова, «В ожидании звонка»

Да на нём же написано «не твоё»: не твои переливы ночных огней, он закроет глаза и сквозь тьму споёт о потерянном ветре семи морей.

Не заламывай белые пальцы рук: не твоё песнопение хрусталя, пусть прилив заберёт тебя поутру, но чужое любить – ну никак! – нельзя.

Между прошлым и счастьем стоит стена, между явью и болью одна искра, и его, тонкокостного, ждёт она: дева полная света и серебра.

Разгоняет его лучезарный смех застоявшийся в венах горчичный мёд. Но чужое любить – самый страшный грех, и тебя, золотую, никто не ждёт.

(с) Светлана Орлова

Шли недели. Слякотная теплая зима сменилась какой-то особенной, нежной весной.

Сунери не ушла. Ее не отпустили.

Он не отпустил.

В контракте черным по белому были указаны сроки ее работы над фильмом, и до самого окончания съемок она оказалась привязана к кинопроизводству.

Девушка приходила на съемочную площадку раза три-четыре в неделю, по своему собственному усмотрению выбирая время визитов, чем несказанно раздражала и выводила из себя Кристиана Блэра.

Но вся съемочная группа вздохнула с облегчением с тех пор, как она впервые ступила своими высокими каблучками в большой павильон Лос-Анджелеса – с той самой секунды, с того самого дня озверевший и уставший «мститель-миллиардер» лишь ей посвящал всплески своей отборной ругани, филигранных подколов и под*ебок всех степеней и уровней сложности. Поначалу Грант боялся за Сунери и подумывал вовсе разорвать контракт, но, потерпев пару дней, открыл для себя и вовсе неожиданную штуку: девушка не то чтоб не обижалась, расстраивалась, плакала, помышляла об увольнении, как бывало с персоналом ранее. Ей, казалось, вообще было наплевать! Как ни измывался Кристиан, как ни изворачивал несчастную Сунери в своих опытных руках, выискивая слабое место, куда можно побольнее ударить, найти он его, казалось, никак не мог, отчего приходил в совершенно угнетенное состояние, из которого достать его не представлялось возможным вообще.

Кристофер молча обалдевал от сложившейся ситуации: весь яд и всю желчь, что Блэр ранее заботливо и с тщательной равномерностью распределял по съемочной бригаде, по доброте своей стараясь никого не обидеть, – все доставалось доктору. Но девушка лишь молчала, улыбалась и, покусывая острыми зубами красный карандашик, утыкалась в сценарий. Иногда она жалостливо сводила брови и делала такое грустное лицо, что у присутствовавших обливалось сердце кровью, но через мгновение она поднимала насмешливый взгляд, красивые губы расплывались в такой откровенной и издевательской улыбке, что Блэр, разводя руками, восхищался:

– Сколько ж можно на эту х*рню вестись?!!

Хватило ее ровно на три месяца.

В апреле, пропустив сразу три недели съемок, она впервые ответила Кристиану на его подкол. Ответила так, что на усталом, измученном лице мужчины на пару-тройку секунд появилась какая-то особенная нежная улыбка. С тех самых пор коллеги по цеху успокоились окончательно: едва в павильоне раздавалось узнаваемое цоканье каблучков девушки, Блэр останавливался, оглядывался на вошедшую и, морщась, говорил одно и то же:

– Хочешь, я подарю тебе кеды?

– А мне тебе костюм подарить, чтоб на тебя хоть смотреть без слез можно было? – отвечала врач и шла к Гранту.

Если консультант не приходила больше трех дней, то Кристиан встречал ее примерно так:

– Невероятная Сунери, а что, гипс уже сняли? Как чувствуют себя Ваши очаровательные копытца?

– Вы новое радио слушаете? – удивленно вертелась на месте доктор, якобы выискивая источник шума. – Фонит что-то и фонит, да еще и голос у диктора какой-то нарочно гнусавый…

Почему Блэра так раздражал вид красивой стройной Дарем на высоких шпильках, никто не понимал. И каждый такой совместный съемочный день проходил под эгидой какого-то нездорового веселья: врач-консультант и актер на разные лады измывались друг над другом, доставляя массу удовольствия наблюдающим за ними людям.

Они были совершенно разными.

И они были практически идентичны друг другу…

– Ты должна была прийти в среду! – возмущался на очередном перерыве Блэр. – Ты на прошлой неделе приходила в понедельник, среду и пятницу. Сегодня четверг. Четверг, Сунери, – он подходил к девушке ближе, отодвигая в сторонку сдерживающего смех Гранта. – Погоди, дай я ей покажу, чо цивилизация-то выдумала!!! – он поднес к лицу коллеги свой телефон. – Гляди, золото мое, это ка-лен-да-рь!!!

Доктор внимательно посмотрела на экран сотового и, задумчиво почесав затылок, ткнув в сенсор пальчиком, по складам промычала:

– Ап-ре-ль…

– Молодец!!! – Блэр в восторге обернулся к Кристоферу. – Говорил же, немногим сложнее, чем научить зайца курить!

– Кстати, да! – Сунери обаятельно улыбнулась Кристиану. – Совсем забыла! – на ходу достав из своей неизменной большой сумки пачку, она зубами вытянула одну сигарету и вышла из павильона.

– Курить – здоровью вредить! – крикнул вослед Блэр. – Бестолковая ты женщина!

– Не обижай курящую! Мне и так жить меньше! – дверь за врачом с грохотом захлопнулась.

– Откуда у тебя такое имя? – актер сел рядом с девушкой под навес, стал рассматривать крупные капли дождя, оставляющие на серых лужах крупные круги.

– Рассказывать? – она обернулась к мужчине и, словно случайно, выдохнула ему в лицо сигаретный дым.

– Можешь показать, – и глазом не моргнув, улыбнулся мужчина, – ты из Индии же? Я даже танец вытерплю. Я терпеливый.

– Ты?! – приподнимая изящно изогнутые брови, удивилась врач. – Да у тебя разгон от сонного хомячка до бешеной гиены две секунды!

– Признаться, хомячком меня назвали впервые… – Кристиан улыбнулся, – так Индия?

– Нет, – улыбнулась в ответ Сунери, – у меня… – она отвернулась от мужчины и, затянувшись дымом, стала смотреть на льющуюся с навеса воду, – странная судьба. Говоря на твоем языке – е*анутая… Мой отец – русский хирург, мать – с Востока. Он встретил ее и полюбил с первого взгляда, – доктор мягко усмехнулась, – забрал в Россию, а после они переехали жить сюда…

– А я думаю, что за… – Кристиан задумчиво рассматривал девушку рядом с собою.

– Да, то еще сплетение темпераментов и культур! – рассмеялась Дарем. – С этим и живу…

Блэр чуть нахмурился, узнав свою фразу, улыбнулся и отвел взгляд.

– Они сейчас где? – зачем-то спросил он, помолчав.

– Мама в Бостоне, отец… – врач опустила голову и смахнула с щеки каплю дождя, – там, где война… Там, где нужны руки хирурга… – она щелчком тонких пальцев бросила недокуренную сигарету в ближайшую лужу, – там, где должна быть и я. Но у меня нет времени.

– Египет? Сирия? – Кристиан почему-то не хотел, чтобы она сейчас вот так обрывала разговор, не хотел, чтобы уходила. – Пакистан? Тебе-то туда зачем?!

– Тебе пора целовать кошечку, – резко поднимаясь с места и хватаясь за стену, промурлыкала Сунери, – это куда интереснее вооруженных конфликтов! – доктор улыбнулась и, разминая левую руку, пошла в павильон.

Однажды Кристиан пришел на съемки с дочерью. Ошалевший от счастья ребенок с визгами носился по площадке, пока не сконцентрировал свое внимание на Алис Хауэй, доканывая девушку вполне себе закономерным вопросом: «Где у женщины-тигрицы хвост?»

Алис смеялась, вертелась в своем шикарном черном костюме на шпильках, не поворачиваясь к девчушке спиной, тем самым лишь подогревая и без того неуемное детское воображение.

– Кристиан, я не могу-у-у!!! – актриса уже держалась за живот от смеха. – Сделай что-нибудь!!!

– А где и вправду хвост?! – ржал мужчина, в десятый раз подхватывая дочь на руки и унося ее подальше. – Я же тоже, сколько ни бьюсь, найти его у тебя не могу!

Сунери не выдержала и подошла к актеру:

– Давай сюда своего зоолога! – она протянула руки.

– В тебе самой-то сколько веса? – рассмеялся Кристиан, пройдясь зеленым взглядом по хрупкому телу девушки.

– Сорок восемь килограммов! – доктор еще раз вытянула руки. – Поверь, сил хватит.

– Если ты похудеешь еще, ты исчезнешь! – Блэр опустил дочь на пол и подтолкнул ее к Дарем. – Милая, поиграешь с тетей?

– Она должна меня заинтересовать! – Розалин деловито, по-отцовски сложила ручки на груди и оценивающе поглядела на врача.

– Охре… – Сунери зажала рот кулачком, едва успев спохватиться, – папина доча, да?

Роз склонила голову набок и еще внимательнее уставилась на доктора.

– Ладно… – девушка подняла обалдевший взгляд на еле сдерживающего смех Блэра, – могу сказку рассказать… Русскую… Об Иване-дураке! – она снова глянула на Кристиана.

– Не хочу, – зевнула Розалина.

– Ну, вообще да, – кивнула врач, – про дураков ты уже и так должна все знать.

Она не поднимала головы, но прямо почувствовала испепеляющий взгляд Блэра.

– Ты рисовать любишь? – доктор опустилась перед девочкой на корточки. – Хочешь, я нарисую тебе жизнь? – она загадочно улыбнулась и приподняла брови.

– Это как?! – заинтересовалась Роз.

– На Востоке есть красивый обычай… – Сунери протянула ребенку свою ладошку, – только съездишь со мною до магазина? Нам нужны краски…

Девчушка с восторгом приняла руку девушки, не оглядываясь на отца, шагнула к Дарем.

– Мы на двадцать минут, – врач поднялась, не выпуская маленькой ладошки из своей руки, посмотрела на задумавшегося Кристиана, – постарайся не сломать себе ничего, Иванушка!

Блэр едва заметно усмехнулся:

– Ноги не сверни, Василиса Премудрая! – он кивнул на высокие каблуки девушки.

Сунери уже шагнула с его дочерью к дверям, чуть склонилась к девочке:

– А ты знаешь сказку, где Василиса превращается в большого серого волка и откусывает Ивану… – она смутилась, – впрочем, неважно! Так вот, на Востоке женщины…

Они медленно шли к выходу. Кристиан опустил глаза и в задумчивости провел тонкими пальцами по своей щеке.

– Кристиан! – окликнул его Грант.

– А, да! – Блэр обернулся и бодро зашагал к площадке. – Давайте быстрее снимать, пока ведьмы нет!

Через полчаса Сунери и Розалин сидели в уголке, и девушка, изредка внимательно поглядывая на площадку, аккуратно наносила на маленькие ручки замысловатые узоры:

– Это называется мехенди… – доктор, улыбнувшись, закончила последний рисунок, – смотри… Виноградная лоза… Она символизирует преданность, – Дарем взглянула на одухотворенное, красивое детское лицо.

– А это что? – Роз показала вторую ладошку. – Угольник…

– Восьмиугольник, – поправила доктор и улыбнулась, – это защита, Роз, со всех сторон света… – девушка медленно повела пальчиком по узору, тихим, мелодичным голосом продолжая рассказ, – с юга, севера, востока и запада…

– А месяц? – завороженно прошептала девочка.

– Полумесяц, – Сунери снова улыбнулась, – это символ неземной красоты. И лотос…

– Цветок?

– Да, цветок… Это лотос, – врач посмотрела в глаза девочки, – знаешь, есть предание, которое гласит: тот, кто отведает цветов лотоса, никогда не захочет расстаться с родиной этого цветка и все забудет… – девушка рассматривала маленький цветок на руке дочери Блэра, – лотос – это символ здоровья и духовности, чистоты и вечной жизни…

– Ты мне все это подарила? – Розалина улыбнулась.

– Я всего этого тебе желаю, моя хорошая, – доктор отвела взгляд, медленно привстала на затекшие ноги, обернулась и замерла, обнаружив за своей спиной Блэра.

Мужчина стоял, опершись плечом о стену, сложив руки на груди и внимательным взглядом наблюдал за ними. Поймав испуг Сунери, он улыбнулся:

– Спасибо.

– Пожалуйста, – девушка подтолкнула Роз к отцу.

– Пап, а давай Сунери и тебе где-нибудь что-нибудь нарисует?! – девочка обняла мужчину за ногу, Блэр вытаращил глаза и уставился на доктора, которая аналогичным образом уставилась на него.

– Милая… – начал, надевая на лицо маску серьезности, Кристиан.

– У папки твоего уже давно все изрисовано, – с трудом пряча улыбку, перебила Дарем, – свободного места нет.

Блэр опять вытаращился на доктора, мгновенно закрывшую рот ладошкой и, если б не дрогнувшая правая бровь, по ней и не сказать бы было, что она едва не помирает от смеха.

– Дак надо хорошо поискать! – выдал умный ребенок.

Сунери тихонько пискнула и отвернулась. Кристиан закатил глаза и уложил ладонь на щеку:

– Розалин, домой! Лотос ты мой, не по годам мудрый!

Выходя из помещения, он задержался и оглянулся на раскрасневшуюся коллегу, но та лишь виновато осклабилась и развела руками.

– Убью! Завтра! – одними губами произнес Блэр и вышел, с улицы послышался его непривычно нежный и мягкий голос. – Родная моя, у нас другая машина! Оставь ступу Сунери в покое!

Когда вечером они вернулись домой, Роз первым делом бросилась к матери и, выставив перед нею разукрашенные ладошки, защебетала:

– Посмотри-посмотри-посмотри!!!

– Господи Боже! – выдохнула Агата и схватилась за руки дочери. – Где ж ты была?! У исламистов в плену?!! – она вскинула испуганный взгляд на мужа. – Беги смывай скорее!!! Беги!!! – она подтолкнула Розалин к ванной. – И ужинать!

Обернувшись к молчащему Кристиану, женщина указала рукой на двери уборной:

– Это хоть смоется?!!

– Это, к сожалению, смоется, – он устало начал стягивать с себя куртку. – Это со всех рано или поздно смывается…

– Где Сунери? – Блэр к концу следующего съемочного дня подошел к Гранту.

– Не знаю… – расстроенно развел руками Кристофер, – мы договорились на девять утра…

– Штука такая есть, – заговорщицки страшным шепотом начал актер, беспокойно оглядываясь по сторонам, – сотовая связь называется… Сейчас я тебе расскажу, только ты никому не растрепи… Сложно, конечно, но ты мужик неглупый. Это один из видов мобильной радиосвязи. Суть в том, что общая зона покрытия делится на ячейки, определяющиеся зонами покрытия отдельных базовых станций…

– Да Господи, ну что ты за нудь такая!!! – взвыл режиссер. – Звонил я ей: «абонент не абонент»!

Блэр нахмурился:

– Номер давай.

Набрав доктора, он внимательно выслушал, что абонента и впрямь в зоне доступа нет, и что никто не в курсе, когда он появится, и что звонящему можно с чистой совестью идти в пешее эротическое. Кристиан нахмурился еще сильнее:

– Где живет?

– Не знаю, у нас в договоре только бостонский ее адрес, – Грант расстроился окончательно. – Ну, может, забыла. Может, завтра явится, еще ржать над нами будет.

– Все самому делать приходится, что за жизнь?! – Блэр набрал другой номер и отошел от Кристофера. – Привет друг! Сколько зим… Э-э-э… Сколько зим! – рассмеялся он в трубку. – Слушай, мне помощь нужна, ты же и не такое можешь. Найди мне адрес человечка?

Сунери проснулась, когда на улице уже стемнело. С трудом разлепив веки, посмотрела в окно, случайно скользнула взглядом по фонарю во дворике и тихонько взвыла: даже тусклый свет причинял жуткие страдания… Кое-как перевернувшись в постели, девушка глянула на часы и зажмурилась: она не опоздала на съемки – она их начисто пропустила, а ведь обещала приехать к девяти утра! А сейчас девять вечера…

Что с нею было девятнадцать часов назад, после того, как бедняга, почувствовав себя плохо, отперла дверь, ввалилась в дом и рухнула на кровать, сказать бы доктор не смогла. Голова раскалывалась надвое, кружилась, перед глазами стояла какая-то поблескивающая звездами темнота, сильно тошнило.

– Гос-с-с-споди… – простонала-прошептала девушка и приподнялась в постели, удерживая руками голову, на глаза наворачивались беспомощные слезы, к горлу подкатывался комок.

Посидев так минут пять, доктор все же собралась с силами и аккуратно, стараясь не совершать резких движений, поднялась и подошла к аптечке, в темноте вскрыла две ампулы, набрала шприцы и сделала себе инъекции. Но тошнота все же взяла над нею верх, и девушка, зажимая рот рукою, бросилась в ванну. Через пятнадцать минут уколы все же подействовали, вымокшая, вымотанная, едва не умирающая Сунери с красными от слез глазами, в распахнутом халате, под которым было только нижнее белье, выползла, пошатываясь, из ванной, придерживаясь рукою за стену, опустилась на пол в коридоре и, закрыв ладонями лицо, тихо заплакала.

Не стоило приезжать. Глупый, бессмысленный поступок, который не приведет ни к чему хорошему. Это было понятно с самого начала… Но ты ведь хотела увидеть его, хотела узнать, не ошиблась ли ты в нем, таков ли он, каким ты чувствовала его, хотела пройти по краю его жизни, хотела запомнить его…  Увидела? Узнала? Запомнила? Так что ж не соберешь два своих чемодана, не вернешься назад? Не мо-о-ожешь… Слабая. Ждешь, когда он сам тебя вычеркнет из своей жизни. Или когда все закончится еще логичнее…

Сунери улыбнулась сквозь слезы.

В любом случае, иной дороги уже нет. Пусть будет так. Ведь желать больше нечего… Что терять, кроме гордости? А зачем она мне? Я ни на что не рассчитываю и ни о чем не мечтаю. Слишком сильно люблю, слишком уважаю его, чтобы вот так взять и нарушить его спокойствие, посягнуть на его мир. Он дал мне так много! Сколько улыбок, сколько гнева, сколько тихих, важных разговоров о жизни, сколько ободряющих слов, сколько подколов! Сколько своего драгоценного времени… И, доверчивую, опоил самым сильным ядом – желанием жить…

Девушка рассмеялась и повела ладонями по лицу, безуспешно пытаясь хоть как-то утереть безостановочно льющиеся слезы.

Мудрый, сильный… Уверенный в себе, в своем будущем, верный, безупречный Блэр…

К Сунери подошел чудовищных размеров пес и тихо положил большую голову на колени девушки, врач разрыдалась окончательно, склонившись вперед, онемевшей рукой повела по широкому лбу огромного зверя, прижалась к нему лицом и, притянув ближе, заплакала прямо в густую длинную шерсть.

Лекарства «развернулись» полностью, и Дарем, мягко скользнув на пол, убаюканная большим, теплым телом верной собаки, забылась глубоким медикаментозным сном.

Лежащий рядом с нею пес вскинул голову, внимательно уставился на входную дверь, через несколько секунд оглянулся на заднюю дверь и, вскинув шерсть на загривке, осторожно, по-человечески нежно высвободился из объятий девушки, тихо встал на сильные лапы, неслышно, медленно пошел к двери.

Блэр постучал во входную дверь маленького домика. Не дождавшись ответа, заглянул в окно – темно. Нахмурившись, он кошкой перемахнул полутораметровую ограду и оказался во внутреннем дворе, быстро оглядевшись в темноте, шагнул к двери и с каким-то ужасом понял, что она не заперта, а лишь неплотно закрыта. Не раздумывая, Кристиан толкнул ее плечом, дверь чуть поддалась, но потом ровно с таким же нажимом легла на его плечо.

«Сквозняк, что ли?!» – изумился актер и прилег на дверь сильнее, она снова шатнулась, но вновь прикрылась изнутри так, словно там стоял такой же мужчина и прикалывался над актером.

– Так, – Блэр вышел из себя и, отойдя на пару шагов, с легкого разгона вышиб дверь.

На этот раз сопротивления не было никакого и, переусердствовав с применением усилий, Кристиан налетел на стену, вскинув голову, замер: прямо перед ним, низко опустив морду, оскалив огромные клыки, стояла псина, которая весила немногим меньше девяностокилограммового Блэра, а судя по глазам, была в данный момент раздражена даже чуть больше актера.

– Так, – заключил мужчина и медленно выпрямился, – здрасьти.

Пес наклонил голову еще ниже.

«Собакам нельзя смотреть в глаза», – вспомнилось Кристиану, и он еще раз скользнул потемневшим взглядом по огромному телу перед собой.

– Ладно… – Блэр медленно опустился на корточки, расслабленно сложив руки на коленях, посмотрел псу прямо в карие глаза, – где тело?

Собака чуть приподняла голову и, казалось, слегка удивилась.

– Хозяйка твоя ненормальная где?! – уже с нажимом в стальном голосе повторил Кристиан.

Пес вновь оскалил зубы и шагнул к мужчине, Блэр улыбнулся и восхищенным взглядом снова уставился на животное:

– Это я уже видел, – сверкнув белоснежными клыками, кивнул он, – а по существу можешь что добавить? Где Сунери?! – Кристиан медленно поднялся и развел руки в стороны в мирном жесте.

Пес с несколько секунд внимательно смотрел на мужчину, затем отвернулся и побежал куда-то в сторону, актер бросился следом.

За углом, в темном коридоре прямо на полу лежало тело девушки; похолодев от ужаса, Кристиан метнулся к ней, и тут же на его пути опять возникла собака.

– Я не причиню ей вреда… – севшим голосом пообещал Блэр и блестящими глазами уставился на бдительного пса, совершенно четко и трезво осознавая, что если зверь не подпустит его сейчас к девушке, его придется как-то убить…

Собака, помедлив, уступила дорогу, легла рядом с хозяйкой и сложила большую голову на длинные, массивные лапы.

– Сунери… – мужчина рухнул рядом и дрогнувшей рукой коснулся шеи девушки.

«Жива», – пронеслось в его голове, и он, закрыв глаза, долго, облегченно выдохнул.

– Сунери! – Блэр убрал с ее лица волосы и, скользнув по хрупкому телу взглядом, быстро запахнул полы шелкового халата. – Что ты будешь делать! – с каким-то раздражением прошептал он, склонившись еще ниже, подхватил безвольное тело на руки, прижал к себе, поднялся. – Сунери!!!

Девушка нахмурилась и приоткрыла глаза. Замерла.

Прямо над нею было красивое, напряженное, чуть испуганное лицо самого нужного ей человека. Сунери заглянула в темно-зеленые глаза и в который раз вспомнила, зачем она здесь, а не в бостонском госпитале, ради чего она бросила все и сложила свою жизнь к ногам чужого человека. Не в силах вынести прямого, внимательного, сильного взгляда, она всхлипнула и, отвернувшись, уткнулась носом в черную кожу мужской куртки, вцепившись в нее тонкими пальчиками так, словно для нее это был последний человек на Земле.

– Сунери… – Блэр ухватил губами воздух, на мгновение отвернувшись от девушки, вернул свой взгляд тонким пальцам, вцепившимся в отворот его куртки, – что с тобой?

– Голова болела… – тихо, еле слышно ответила она в его грудь.

– Почему двери открыты? – продолжил допрос мужчина, и оба они забыли, что она все еще в его руках, что он все еще держит ее, прижимая к груди.

– Ну вдруг инсульт на фоне мигрени, – потихоньку начала соображать Дарем, – меня найдут…

– Я таких дур еще не видел! – разозлился Кристиан. – А если б зашел не я?!! Сунери?!!

– Азорка бы не пустил, –  девушка слабо улыбнулась.

– Ах, это у нас Азорка… – протянул мужчина, – нормальный такой «Азорка», я в какой-то момент решил, что это волкодавище меня сожрет…

– Как он тебя впустил? – доктор отняла лицо и в недоумении уставилась на Блэра. – Как?!

– Ну он же умнее хозяйки, – приподнял брови Кристиан и обезоруживающе улыбнулся.

– Это да, – согласилась девушка, отвернулась к его груди и мягко провела пальчиками по металлической заклепке кожаной куртки. – Тебе тяжело.

– Что? – не понял Блэр и склонился чуть ниже.

– Тяжело меня держать… – Сунери не поднимала головы, избегала его взгляда, изо всех сил отводила свой.

Кристиан оскалился, от удивления зажмурился: он только сейчас вспомнил, что держит на руках полуобнаженную женщину.

– Это да! – согласился он и, закусив нижнюю губу, легко, как пушинку, перевернул ношу в руках, медленно опустил на пол. – Набрала, да? – сочувственно приподняв брови, он невольно коснулся взглядом тонких, острых ключиц: девушка похудела с их первой встречи… – На диету тебе пора, пухляш ты мой! – он протянул ладонь вперед, но вместо того, чтобы ущипнуть за щеку, как ребенка, провел пальцами по острой скуле и тут же отнял руку.

– Да я и так после шести не ем… – смущенно ответила Сунери, подхватив полы халата, плотнее укуталась в нем, перевязала по-новому пояс, подняла странный взгляд на мужчину. – Что ты тут делаешь? – она в который раз отвела глаза и чуть нервно повела правой рукою по предплечью левой.

– Я потерял тебя, – спокойно ответил Блэр и, уловив в своих словах двойной смысл, сделал шаг назад, оперся спиною о дверь ванной, – ты же, балда, с Грантом договаривалась!

– Голова… – Дарем тоже шагнула назад и включила свет, – сильно болела…

Коридор осветился мягким желтым светом, Кристиан приоткрыл губы и умоляюще свел брови: девушка выглядела ужасно.

Длинные темные волосы в беспорядке рассыпались по плечам, груди, бледное, как полотно, лицо было настолько измучено, что смотреть на него было почти физически больно, легкие темные круги под глазами оттеняли огромные, яркие болотные глаза. И вся она сейчас – была в этих необыкновенных глазах. Даже подобных им, похожего на них выражения он не видел никогда за всю свою жизнь. Вся боль, вся тоска, вся сила и вся мудрость мира были сейчас в них.

Девушка приподняла изогнутую бровь, облизнула губы и, подняв тонкие руки, мягким движением спрятала выбившиеся на лицо пряди волос за уши:

– Ты прости… – она сделала короткий вдох, – ты не должен видеть меня такой… Мне было нехорошо…

– Красивей, чем сейчас, ты не была… – ласково, тихо произнес он и отвел свой взгляд – точно такого же цвета, в мельчайших оттенках идентичный сейчас испуганному взгляду Сунери.

– Что?! – врач подняла голову и со страхом посмотрела на мужчину.