Читать книгу Восемьдесят сигарет - Кирилл Агапов - Страница 13

***

Смятая пустая пачка из-под сигарет вылетела в окно и угодила под колёса едущего сзади УАЗика.

Токарь с тоской повертел в руках последнюю сигарету и вставил в рот. Прикурив, он взглянул на Нину. Она сидела рядом и уже битых десять минут что-то искала в недрах своей сумочки.

– Да вытряхни ты своё барахло на заднее сидение, – посоветовал Токарь.

– Нашла уже.

Девушка извлекла из сумки крохотную флешку размером с ноготь.

– Ты не против, если я включу музыку?

Токарь пожал плечами.

– Да ради бога.

Вставив флешку в смартфон и подключив его через блютус к машине, она выбрала композицию. Нажала на «плей».

Полуэлектронные басы заиграли вступление.

– Это «Касабиан», – пояснила Нина.

Токарь поморщился.

– Рок? Я, если по-чесноку, такое не слушаю.

– Выключить?

– Да нет, слушай на здоровье.

Отыграв вступление, неизвестные Токарю музыканты перешли к куплету. К ритм-секции ударных и бас-гитары прибавился дерзкий вокал Тома Мейгана:

One, take control of me

You’re messing with the enemy

Said it’s two, it’s another trick

Messin’ with my mind, I wake up…

Нина закрыла глаза и откинулась на спинку сиденья. Пальцами начала легонько постукивать по коленям в такт музыке; губы синхронно с певцом нашёптывали слова куплета. Она знала текст наизусть.

– Это хорошая музыка, – сказала Нина, не поворачивая к Токарю головы и не открывая глаз, – я на ней выросла. «Мьюз», «Колдплей», «Радиохед», «Касабиан»… наши так не умеют. Или не хотят. Да нет, наверное, всё-таки хотят. Просто ни черта не получается.

Токарь с сомнением на неё покосился.

– Ну, не знаю. Не слушаю я такое. Песня должна быть со смыслом. Жизненная. Наговицын там, Круг, «Лесоповал»… чтоб за душу цепляла, понимаешь?

Улыбнувшись, Нина как-то странно на него посмотрела.

– А как у тебя с английским, милый?

– Не понял?

– Ну, насколько хорошо ты знаешь английский язык?

– Я его вообще ни хрена не знаю, – выпалил Токарь простодушно.

– Тогда почему ты решил, что в этих песнях, – Нина кивнула на магнитолу, – нет смысла?

– Ну, может, и есть. Только какой? Слов-то я не понимаю.

– А разве обязательно понимать слова?

– Ясен пень! – удивился Токарь вопросу. – А как же!

– Музыка, – сказала Нина, – это в первую очередь экспрессия. Эмоции. Она должна воздействовать на человека на психоэмоциональном уровне, понимаешь?

– Нет, – честно ответил Токарь.

Нина устало вздохнула.

– Салюты. Ты любишь салюты?

– Причем тут салюты? Какие ещё салюты? На Новый год которые пускают, что ли?

– Да, блин, фейерверки, обычные фейерверки!

– Ну, люблю.

– Вот, – Нина подняла вверх указательный палец. – А за что ты их любишь? Чем они тебе нравятся?

– Чё за вопросы? Я вообще не въезжаю. Потому что они красивые, ёпта, чё тут непонятного?

Нина кивнула.

– Красивые, – повторила она и победоносно улыбнулась. – То же самое и с песнями. Совсем не обязательно понимать слова, чтобы наслаждаться красотой музыки. Скорее, даже наоборот: восприятие песни намного чище, когда слушателя не отвлекает необходимость вдумываться в смысл текста. Незнание языка стимулирует воображение. В этом и состоит искусство музыки: передать эмоции посредством звуков, оставляя простор для субъективного восприятия. И с этой точки зрения не существует никакой разницы между музыкальными произведениями без вокальной партии, будь то классика или клубная электроника, и песнями, потому как вокал – это такой же музыкальный инструмент, как и, скажем, балалайка.

Нина вытащила изо рта Токаря сигарету, сделала пару коротких затяжек и вернула обратно.

– И с живописью всё примерно так же, – продолжала она, выпустив через ноздри две тонкие струйки дыма. – Классика есть классика, и как её воспринимать, знает каждый. Хотя бы приблизительно. А вот как смотреть на полотна Гогена или Лотрека? Я уже не говорю о Кандинском.

Токарь откашлялся.

– Мне эти фамилии ни черта не говорят, но я так понял, речь о какой-то мазне?

– Ну типа того, – весело рассмеявшись, сказала Нина, – мазня. Но кáк воспринимать её, если ни фига непонятно?

– Да никак. Мазня – она и в Африке мазня. С дебилов капусту стригут, вот и все.

– Ошибаешься, – Нина помотала головой. – Снобизм не смог бы просуществовать так долго, да ещё и занять почётное место в мире искусства.

Токарь отмахнулся.

– Ай, да дерьмо это всё собачье. Напридумывали кучу красивых слов, чтобы оправдать своё неумение рисовать, а вы рты и раскрыли.

– Согласна. Всевозможных стилей – как у дурака фантиков, и порой многие из них оказываются пустышками. И ослиным хером «творили», и собственной спермой…

– Фу, блять.

– …Но я говорила в общем, о классической и беспредметной, абстрактной живописи. В чём красота Данаи, понятно и ПТУшнику. А вот в чём великолепие картин того же Клайна?

– Ты о каких-то каракулях, да?

Нина весело кивнула.

– Да.

– В душé не ебу.

– Да очень даже просто: смотри и получай наслаждение от гармоничного распределения цветовых пятен. Видишь, мы опять вернулись к фейерверкам. Салют завораживает тем, что окрашивает чёрное небо десятками ярких цветов. И опять же, тут тебе и музыка. Ведь беззвучные разноцветные сполохи в ночном небе выглядят не так эффектно, нежели когда слышно грохот разрывающихся петард. БА-БАХ! И этот «БА-БАХ» в таком контексте – самая что ни на есть музыка!

Глаза девушки горели. Она по-турецки уселась на сиденье и всем телом повернулась к Токарю.

– Фейерверк радует твои глаза и уши, и ты не ищешь в нём никакого смысла. Ты просто получаешь удовольствие от созерцания, усиленного музыкой взрывов. То же и с абстракционизмом. Правда, там восприятие только лишь через зрение.

– Хуйнуть в холст ведро краски и я могу, хе-хе, – перебив Нину, пошутил Токарь, однако она не засмеялась. Напротив, лицо девушки стало серьёзным. Возбуждение в глазах сменилось разочарованием, а следом и ледяным безразличием. Она скинула ноги на пол, развернулась к лобовому стеклу и, глядя вперед, сухо закончила:

– Ни хрена ты не можешь. Чтобы «хуйнуть» в холст ведро краски и при этом получить шедевр, нужна профессиональная база, огромный багаж технических навыков художника. А у тебя получится просто… клякса. И вообще мы отвлеклись. Мы говорили о музыке. И все, что я хотела сказать, это то, что зачастую перевод нафиг не нужен. Миллионы людей ходят в театры на итальянскую оперу, ни слова не понимая по-итальянски, и получают при этом огромное удовольствие. А если тебе так уж важны слова, читай поэзию. Она для того и придумана.

– Слушай, ты чё злишься-то? – Токарь раздражённо зыркнул на Нину. В случаях, когда женщины начинали показывать ему свой характер, он всегда предпочитал контратаковать. – Чё я такого сказал? Вот ты такая умная, сейчас втирала мне всю эту бодягу, мол, слова не важны, слова не важны, – а может быть, они нас на хуй посылают в своих песнях, а мы и радуемся.

– Кто посылает? – опешила Нина.

– Да америкосы твои.

Он снова поглядел на Нину и мгновенно нахмурился: опять этот взгляд. Опять она смотрела на него так, словно… презирала?

Затянувшееся молчание нарушил, перекрывая музыку, звонкий смех Нины. «Бля!» – выругался про себя Токарь, по-детски вздрогнув от неожиданности.

– Чё ржешь?

– А знаешь, может, ты и прав! Я как-то совсем позабыла об этом, ха-ха-ха!

Всё ещё смеясь, Нина выкрутила громкость на максимум, когда Мэтью Беллами ударился в гитарное соло, разулась и закинула ноги на широкую приборную панель внедорожника. Усевшись таким образом, она отвернулась к окну.

И сразу же умолк её добродушный смех.

Чувство брезгливости и отвращения накрыли её волной.