Читать книгу Восемьдесят сигарет - Кирилл Агапов - Страница 14

Нина пыталась взять себя в руки. Она разглядывала крошечные фигурки дачников, орудовавших на своих участках лопатами и поливочными шлангами. Некоторые из них просто загорали в шезлонгах, обмотав головы марлей. Иногда движения дачников попадали точно в ритм музыки, и тогда Нине казалось, что она смотрит какой-то чудной видеоклип.

Природа действовала на Нину успокаивающе. Её просторы дарили чувство настоящей свободы. Как и Токарь, Нина росла в душной квартире мегаполиса и, как все горожане, выбиралась за город лишь на короткое время, на пикник или с палатками на озеро. Но каждая такая поездка надолго оставалась в её памяти приятным воспоминаем. Выезжая с компанией куда-то за город, Нина старалась отыскать там поле. Такое, чтобы, куда ни повернись, взгляд упирался бы в горизонт, а над головой висело бесконечное небо, низкое, рукой можно достать. Друзья давно привыкли к этим её исчезновениям посреди совместного отдыха, когда она брала с собой пластиковый стаканчик с пивом, сигареты, немного закуски, и уходила, чтобы устроить свой собственный пикник в центре вселенной.

И в такие минуты она ощущала мистическое единение с чем-то, что было за гранью обычной, земной красоты; проникалась его величием, пропускала через себя. Лежала, утонув, в душистой траве и ждала наступления темноты, ждала, когда на небе проявится звёздная россыпь. Она смотрела в космос часами, и иногда, бывало, даже засыпала до самого рассвета.

Умиротворение. Вот что она испытывала в такие моменты.

Нина зажмурилась и мысленно перенеслась в центр огромного поля, под купол низкого неба.

«Касабиан» сменился квартетом группы «Кин», затем заиграла «Зэ Промес» в исполнении Криса Корнелла, а Нина всё сидела с закрытыми глазами, представляя себя лежащей в густой траве, в бесконечном пространстве миллионов галактик.

И лишь когда Токарь переключил магнитолу на «Радио „Шансон“», Нина вернулась в машину. Вместо Криса Корнелла из динамиков на весь салон кто-то кричал прокуренным голосом о мусорáх, и о счастливом детстве на малолетке, но это было уже неважно. Нина успокоилась. Она снова стала такой, какой её должен был видеть Токарь.

Посёлок остался позади, и теперь по обеим сторонам трассы золотистым ворсом потянулись луга пшеницы. Они уходили вдаль до самого горизонта, и там сливались с бледно-голубым небом.

Широко улыбнувшись, Нина резко повернула голову к Токарю и спросила:

– А у тебя осталось ещё?

Токарь не сразу понял, о чём идет речь, а сообразив, коротко и весело ухмыльнулся.

Этим утром, когда они закончили собирать все необходимые для путешествия вещи, Нина совершенно неожиданно предложила… покурить травку. «В наших жизнях, милый, происходит смена вех, – кажется, так она выразилась, – и было бы здорово отметить это событие». «Чего тебе плеснуть?» – поинтересовался Токарь, открывая небольшой бар, в котором стояли несколько бутылок разной крепости напитков. «Нет, я не об алкоголе». Она заговорщицки прищурилась, а когда Токарь понимающе осклабился, закончила фразу: «Скрути нам косячок». Причем Нина сказала это таким тоном, словно была уверена в том, что у Токаря непременно должно быть с собой хотя бы немного марихуаны или, по крайней мере, он может достать её в кратчайшие сроки.

И она не ошиблась.

Токарь слегка сбросил скорость.

– В бардачке пошарься, – сказал он.

Нина, скинув ноги с панели и подобрав их под себя, открыла бардачок. Под грудой разного бумажного хлама она нашла то, что искала – трубку и прозрачный пакетик с марихуаной.

«Ловко», – подумал Токарь, искоса любуясь тем, как аккуратно и быстро Нина набивала трубку.

– Подай зажигалку.

Девушка поднесла огонь к трубке и, обхватив губами мундштук, сделала глубокий вдох. Темно-зелёная трава вспыхнула рубином. Глаза Нины заблестели, и Токарь готов был дать голову на отсечение, что увидел, как в них отразилась матово-чёрная гладь дороги. В секунду зрачки её расширились, скрыв почти всю радужную оболочку. Нина свернула губы трубочкой. Столбик плотного сизого дыма разбился об лобовое стекло, расползся по его поверхности. Пространство машины заполнилось густым туманом и едким запахом тлеющего чая.

Ещё раз вобрав в себя дым, но не затянувшись, Нина придвинулась к Токарю вплотную и медленно выпустила тонкую прозрачно-синеватую струйку дыма в его приоткрытый рот.

Дым привычно обжёг лёгкие.

Они повторили во второй раз: сперва Нина, следом Токарь.

Токарь крепче ухватился за руль.

Постепенно тоскливый экстерьер за тонированными стёклами начал преображаться, обретая привлекательность сюрреалистической сказки. Это были не зрительные галлюцинации. Чтобы их вызвать, Токарю требовались куда более сильные стимуляторы. Нет, это было его одурманенное воображение, мощная волна наркотической эйфории, из-за которой всё вокруг всегда становится привлекательным, немного нереальным, цвета – насыщенней, и в простых звуках слышится красивая мелодия.

Токарь расплылся в глупой беззаботной улыбке. Трезвости ума вполне хватало для того, чтобы не забывать о дороге, поэтому он перестал пялиться в боковое окно и сосредоточился на чёрной ленте трассы. Белые разметочные полосы потихоньку стали замедлять свой бег. Теперь они заползали под железное брюхо машины с черепашьей скоростью. Так медленно, будто «патрол» ехал не больше десяти километров в час. Заторможенно моргнув, Токарь опустил глаза на спидометр.

Сто пятнадцать.

Он придавил педаль газа. Стрелка на спидометре рывком перескочила на отметку в сто двадцать пять, но чёртовы полоски и не думали ускоряться. Продолжать Токарь не стал. Не такой он дурак, чтобы купиться на коварство этой забойной травки.

Нина смотрела в боковое окно со своей стороны. Её руки покоились на коленях, сжимая зажигалку и погасшую трубку. Голову откинула на широкий кожаный подголовник.

– Палитра Сислея, – сказала она ровным, отрешённым голосом, чуть низким, с сексуальной хрипотцой.

– А?

– Зелень деревьев, прозрачная голубизна неба, бежево-жёлтая глина и песок обочины, а солнце – ослепительный кадмий. Любимые цвета художника Сислея.

– Хе-хе.

– Ты чего?

– Сислей. Смешная фамилия.

– Да уж, обхохочешься, – Нина поморщилась, кисло посмотрела на магнитолу и опять включила свой плейлист. Блатные песни никак не ассоциировались у нее с художником-импрессионистом.

Они умолкли, погрузившись каждый в свои пьяные мысли. Остекленелые глаза Токаря смотрели прямо перед собой, на дорогу.

– Си-и-сь-л-е-ей, – проговорил он с такой интонацией, с какой обычно говорят люди в фильмах, когда изображают, будто они под гипнозом или заколдованы.

Нина хмыкнула, затем ещё раз, потом она стала мелко смеяться, всё громче и громче, и наконец закатилась настоящим хохотом. Она хохотала, как сумасшедшая, и от этого её безумного гогота Токарю сделалось не по себе. Противный холодок пробежал по его телу. Впрочем, он тут же нашёл этому объяснение: травка. От неё часто «садишься на измену».