Читать книгу Письма с Истра - Кирилл Берендеев - Страница 6

Экран показывает все ту же заставку: лабиринт без начала и конца, разворачивающийся перед глазами. Бесконечные коридоры, тупики, закоулки. Каменная кладка стен кажется нелепицей: тяжелые кирпичи с белой цементной прослойкой меж ними при взгляде сбоку исчезают – третье измерение у них отсутствует. Невыразительный потолок и пол лишь усиливают картину общей фальши, глаз на них не задерживается, следит за поворотами и тыкается в новые и старые стены лабиринта, наползающие со всех сторон. Изредка возвращается надпись «старт» на английском. Пройдя сквозь нее, экран неумолимо наталкивается на стены тыкается в каждый угол, из которого заведомо нет выхода, то и дело возвращаясь к надписи «старт», находящейся где-то в самой сердцевине этого неустанного блуждания

Юрис сидит рядом на стуле, торопливо делает какие-то записи на листках бумаги, комкает их и бросает в угол, где находится корзина для бумаг. Попадает он редко, большая часть листков падает на истрепанный ковер, рисунок которого уже невозможно различить.

Я встаю с треногого табурета и иду в кухню. Юрис редко ей пользуется, по-хорошему, она нуждается в добросовестной уборке. Но хозяину квартиры некогда заниматься подобными мелочами, на это нужен нежный и заботливый помощник. Но он не женат и не спешит расстаться со своей свободой. Порой очень трудно оторваться от экрана.

Холодильник девственно пуст, на полках я нахожу полбатона белого хлеба и четыре темных «Монарха» с чудовищной градусностью – на пиво эта субстанция уже мало похожа.

– Юр, у тебя пожевать что есть?

Пауза. Глухой недовольный голос.

– Посмотри наверху, в шкафчике. Там лапша осталась, как раз на тебя. А ты прямо с вокзала?

– С аэропорта. Так быстрее.

– Быстрее, – он хмыкает. – Во сколько тебе обошлось это удовольствие?

– Скорее, необходимость…. Да разве сейчас в деньгах дело.

Он не отвечает. Я открываю дверцы навесных полок, которые в сумме и дают тот самый «шкафчик». Надо зажечь свет, ничего не видно.

Выхожу из кухни, так ничего и не взяв. Перекушу потом, когда Юрис закончит поиски.

После кухни, – словно по контрасту – комната представляет собой удивительный беспорядок, но я знаю, этому разгрому уже много лет. Когда я последний раз приезжал к Юрису, года три назад, квартира его была точно в таком же состоянии. Из раскрытого шкафа торчат пустые плечики, сброшенная наспех одежда валяется на кровати, частью на полу и живописной грудою набросана в самом нутре левого отделения. Повсюду раскиданы видеокассеты, книги и журналы технического содержания, какие-то бумажки покрывают полки, столешницу, валяются на кровати вперемешку с одеждой; большей частью это записки самого Юриса. По углам лежат пыльные кучи железок, оставшихся от прежних компьютеров. Люстра светит тускло, один из трех ее рожков не работает, за слоем повсеместно присутствующей пыли на стекле не видно лампочек.

Юрис все пишет.

– Поставил себе?

– Нет, потом поем.

Он пожимает плечами и снова комкает листок. Тут же расправляет его, черкает и дописывает.

– Кажется, нашел.

Кресло у него на роликах, чтобы удобнее было перемещаться, не вставая, по всей комнате, по той ее части, что еще достаточно свободна от всевозможного мусора. На ковре начали протираться колеи. Я снова сажусь на табурет.

Экранная заставка пропадает, Юрис запускает программу поиска, что-то пишет в пустых строках появляющихся окон, открывает и изменяет файлы – я ничего не понимаю в этом, но, судя по горящим глазам товарища, он близок к цели. Наконец, Юрис откидывается на спинку кресла.

– Сейчас войду, – говорит он, оборачиваясь. Юрис заметно сдал за последнее время, лицо стало блеклым, былая выразительность выветрилась начисто, оставшись в пронзительно голубых глазах, которые он беспрестанно щурит, подслеповато вглядываясь в экран. – Ты-то сам как?

– Ничего. Вот только с утра не ел ничего. Перехватил в Шереметьево, пока самолета ждал.

– Понятно. Ты уверен, что Инара здесь?

– На все сто уверен. Вчера искал ее по всем возможным московским знакомым, по Подмосковью… кажется, всех на ноги поднял.

Что-то перехватывает горло, я замолкаю.

– А что между вами случилось?

Бессмысленный вопрос. Я сам не знаю, почему единственная ушла от меня. Ведь все было нормально, все годы брака, годы учебы в университете. Мы жили спокойной размеренной жизнью, как, верно, и должны были. Всегда вместе, рядом. Пусть не всегда гладко складывались отношения, но чего не случается в семьях. Разве такого, настолько неожиданного.

– Может, у Инары кто-то был?

Я качаю головой.

– Исключено. Она точно бы сказала, если что… – Юрис кивает головой. Не обращая на него внимания, продолжаю говорить. – Дело в чем-то другом, но если бы я знал, в чем именно…. Утром ее уже не было, я предположил, что Инара отправилась к Лонгиным, они договаривались встретиться… А ее нигде не было… И ведь ничего не сказала, не написала. Не позвонила даже знакомым, вообще никому. Как будто ее никогда не было, только, – горло снова перехватывает, я давлюсь и замолкаю.

– Поэтому ты и предположил, что Инара вернулась к родителям, – Юрис не спрашивает, но я молча киваю. – Больше некуда?

– Похоже, что так. Если бы я нашел их новый адрес, хотя бы телефон, я бы….

Он машет рукой.

– Брось, старик, ты ни от чего меня не отвлекаешь. Не могу же я остаться в стороне. Сейчас доломаем защиту, войдем и посмотрим.

– Телефон оформлен на ее отца, Витольда Урманиса. Или на мать. Даже скорее на мать.

Юрис кивает головой. В этот миг беспокойное блуждание в лабиринте прекращается само собой, экран заполняет надпись-предупреждение; прочесть ее я не успеваю. Юрис торопливо стучит по клавишам, надпись исчезает, несколько мгновений экран остается асбестово пустым. Наконец, из динамиков доносится хриплый, как бы придушенный перезвон колокольчиков. На экране разворачивается лист бумаги с надписью на английском и латышском «Добро пожаловать!».

Юрис довольно потирает руки, усмехается, хлопает меня по плечу.

– Порядок. Все телефоны и адреса Риги – наши. Может, принесешь бутылочку из холода?

Я приношу. Юрис торопливо открывает и жадно пьет. Начинает вводить в строку поиска. Ошибка.

– Как зовут мать Инары? – уточняет он.

– Янина Урмане.

– Фамилию я помню, – Юрис снова запускает поиск. – Нечасто ты у нас бываешь. А стоило бы. Тут красиво. Надеюсь, на обратном пути побродишь по городу, хотя бы ради приличия. Ей здесь нравилось, как я помню. Странно, что она вообще поехала в Москву.

– Странно. Когда найду Инару, посмотрим город, – чуть было не сказал, «если».

– Жаль, что не наведался в прошлом году. Риге исполнилось восемьсот, большой был праздник…. А вот, нашел. Записывай.

Я хотел сказать, Рига для меня сейчас – лишь географический объект, место временной дислокации, куда я прибыл только для того, чтобы найти Инару и… объясниться, понять, вернуть ее домой, где мы прожили вместе четыре года.

Юрис подает листок бумаги, ручка выскальзывает у меня из руки; он записывает адрес и телефон сам.

– Сейчас я выйду из интернета…. А вообще, почему бы вам не переехать в Ригу? Родители же вернулись на родину.

– Их родина – Литва. Инара рассказывала мне, что ее семье пришлось в начале пятидесятых выехать из-под Вильнюса, от «лесных братьев». Так и осели в Риге, – я вспоминаю еще кое-что, не менее важное. – А гражданство? Я буду здесь личностью второго сорта. Паспорт в Латвии просто так не получишь, я же не представитель титульной национальности.

Юрис кивает задумчиво, у него непроизвольно дергается щека. Он выключает монитор.

– Ты прав. Я почему-то запамятовал. Все, можешь звонить, – он торопливо отставляет пустую емкость из-под пива, со стуком. Словно пытается заглушить неприятные мысли, роящиеся и у него самого в голове.

Шуршание вентиляторов смолкает, в комнате становится непривычно тихо, даже странно смотреть на переставший работать компьютер.

– Подожди, – Юрис кидает ладонь на рычаг телефона. – Ты уверен, что Инара захочет тебя видеть?

– Не знаю, но что-то ведь надо….

– И все же. Объясни толком, может, между вами что-то произошло?

– В том и дело, что ничего. Вообще! Дай позвонить.

Трубку никто не хочет снимать. После десятого-двенадцатого сигнала я даю отбой и перезваниваю снова.

– Наверное сменили номер, – устало произношу, снова садясь на табурет. Юрис качает головой.

– Справочник с исправлениями и дополнениями этого месяца. Вот только, если Инара отключила телефон.

– Все может быть, – я бессильно сажусь на табурет. Паркет тоскливо скрипит подо мной. Пытаюсь сменить тему и спрашиваю: – Ты-то как на новом месте?

Юрис поднимает глаза, трет их, пытаясь наладить зрение. По-хорошему ему бы не помешали очки, но… кажется, он говорил, что их вид придает лицу ненужной комичности.

– Нормально платят, дают работать по ночам, со своего компа. Больше мне ничего и не надо. С чего ты спрашиваешь?

Я пожимаю плечами. Наконец, преодолеваю себя и медленно поднимаюсь.

– Ты куда сейчас?

– Не знаю. Наверное, к ее родителям…. Тот район я еще помню. Хотя бы посмотрю, есть ли свет в их окнах.

– Начало одиннадцатого, – Юрис оглядывается на часы видеомагнитофона. – У нас ложатся рано, неудобно, – и замолкает.

– Завтра меня найдут и выкинут из страны, – словно извиняясь, говорю я. – В Латвию я прибыл почти так же, как и ты – в телефонную книгу полиции. Если она не согласится уезжать, вдруг такое случится, мне просто надо увидеть ее глаза. Ничего больше. Понять, хотя бы попытаться понять, почему так…

На пороге останавливаюсь. Смотрю на карту СССР, наклеенную вместо ободранных, жившей когда-то в квартире кошкой, обоев; большую карту, во всю стену. Оборачиваюсь.

– Ты лет пять назад работал в букинистическом. – Юрис кивает. – У тебя нет случайно карты Российской империи?

Моя просьба сбивает его с толку. Помолчав, он произносит:

– Нет, да и мысли стащить не возникало. Зачем она тебе?

Сам не знаю, почему вдруг вырвалось.

– Наверное, хотел посмотреть, что мы потеряли.

– Вы много что потеряли, – в том же тоне отвечает Юрис. – Интересно, почему именно сейчас вам понадобилось искать…, – ответа он не ждет. Поднимается следом за мной проходит в прихожую и добавляет, уже когда я зашнуровываю ботинки. – Ты где-то остановился? Или…

– Да, в общаге одной, недалеко от аэропорта. Обратный рейс завтра утром, в восемь, может, к тому времени изменится… что-нибудь.

Юрис хочет что-то сказать, но не решается, молча провожает меня до лифта.

– Не знаю, что бы я без тебя делал.

Юрис машет рукой.

– Брось, я так ничего и не сделал. Не возражаешь, если я закурю?

Улыбка нисходит на мои губы.

– Я же уезжаю.

Дверь лифта захлопывается за мной, Юрис возвращается в квартиру. С порога он произносит: «Можешь выходить, он ушел». Дверь темной комнаты приоткрывается, щурясь от света в прихожей, выходит Инара. Юрис молча смотрит, как девушка проходит в комнату, достает из наваленной груды одежды в шкафу свою сумочку, снимает с вешалки, задвинутой в самый угол, плащ.

– Ты куда? К родителям? – спрашивает Юрис. В ответ она качает головой. – А куда?

– Уезжаю. Извини, что я… мы тебе надоедали столько времени, – тихо произносит Инара. – У тебя работа….

– Работа подождет, – Юрис внезапно раздражается. – Не понимаю я вас. Обоих. Может, ты объяснишь, зачем ты бросаешь мужа, едешь ко мне. Знаешь, первым делом я подумал, моя первая любовь с шестого класса вернулась. Для чего так всем голову дурить?

– Прости.

– Ты с самого начала такая. Подхватилась, поехала поступать в Москву, тогда как все прочие – в Германию. Потом выскочила за него, хотя могла… а, ладно. Теперь вернулась, да еще предупредила, чтоб не звонил родителям. Твои эскапады когда-нибудь пройдут?

Она молчит. Долго.

– Хорошо, – не выдерживает Юрис, – но ты куда сейчас собралась?

– В Вильно1, – помолчав, произносит Инара. Щека у Юриса снова непроизвольно дергается.

– Ты хотела сказать, в Вильнюс?

– Нет, я же говорю, в Вильно, – девушка торопливо одевается. – Еще раз прости, что все так получилось. Мне было важно, чтоб он приехал. И ему важно. Прости еще раз. Я должна догнать его, все объяснить. И только не провожай. Пожалуйста.

С этими словами она быстро выходит из квартиры, спускается по лестнице; только слышно, как цокают по ступенькам ее каблучки.