Читать книгу Святые и пророки Белой Руси - Кирилл Фролов - Страница 14

Православная Ромейская империя поставила на Московскую Русь как на своего преемника и поэтому взращивала и охраняла единство Русской Церкви и русской земли, в том числе и от униатского проекта отдельной западнорусской митрополии. Об этом писал великий русский историк нашего времени Владимир Леонидович Махнач:

«Преподобный Сергий Радонежский и святой благоверный князь Дмитрий Донской»

(Радио «Радонеж», Москва. 1992 год.

Отекстовка: Сергей Пилипенко, декабрь 2016.)

Махнач: 25 сентября нашего православного календаря, а по западному календарю, которым мы пока пользуемся, 8 октября – память преставления преподобного Сергия, игумена Радонежского. У него два дня в календаре.

В.А. Махнач

Но даже если бы у преподобного Сергия было двести два дня в календаре, то на каждый день нашлось бы, о чем поговорить – поговорить не просто о подвижнике, не просто о великом святом, ведь его современниками были многие святые, но о святом, именем которого по праву названа целая эпоха. С его эпохой, как вы все помните, связана куликовская победа. И даже все школьники теперь знают, что князь Дмитрий ездил к преподобному в неуверенности перед походом на Куликово поле, ездил за благословением на это побоище, на этот ратный подвиг, на эту победу. Куликово поле имело колоссальный христианский смысл. Оно было по сути дела подлинным рождением православной России, немыслимым без Куликова поля. Но оно, естественно, также исторический факт, факт нашей культуры, факт нашей политической истории.

А сегодня мне хотелось бы вспомнить об еще одном участии преподобного в большой политике своего времени. В 70-е годы XIV века было значительным противостояние Великого княжества Владимирского, во главе которого тогда стоял Московский князь Дмитрий (и далее будут только московские князья), и Великого княжества Литовского, точнее, Великого княжества Литовского и Русского, как оно называлось, в княжение великого князя Ольгерда. Их противостояние было не всегда воинственным, чаще даже не воинственным, но то было все же соперничество.

Во многих книгах можно прочитать о попытках Литовских великих князей разорвать Русскую митрополию, создать себе отдельного митрополита. Русские святители тому противились, кто бы они ни были. А были они весьма разноэтничны. После русского Кирилла был грек, святой Максим. Святитель Петр был русский галичанин, с крайнего юго-запада Русской земли. Его преемник, святитель Феогност, – снова грек. Алексий был первым москвичом. Киприан – болгарин. Фотий – снова грек. Но в своем отношении к попыткам разделения Русской церкви они были как бы одним человеком. Их точка зрения, их политика не только не менялась, она не имела даже нюансов. Странным было бы предположить, что они все выполняли чей-то политический заказ. Тогда греки должны были бы выполнять константинопольский политический заказ, галичане – заказ своих галицких правителей, в конце концов, литовский заказ, а Алексий должен был бы выполнять заказ Владимирской Руси. Но все было не так, ибо смысл политики митрополитов был выше политики даже самых лучших, самых благочестивых князей того времени. Князья выполняли свой долг, долг правителя. Святители же мыслили столетиями, они создавали будущее православное царство на смену угасающему Царьграду.

И вот в борьбе с этой линией Константинопольских Патриархов и Киевско-Владимирских митрополитов Литва стремилась заполучить своего, особого митрополита». То есть реализовывала униатский проект, закончившийся Люблинской и Брестской униями. Но с ними и за воссоединение с Русью Московской боролась православная Литовская Русь.

Говоря о Литовской Руси, о Великом княжестве Литовском, Русском и Жемайтском, невозможно не упомянуть о великом князе Ольгерде, которого «литвинская» пропаганда называет «собирателем белорусских земель». В действительности Ольгерд публично (это я специально отмечаю вопреки польским фальсификациям о якобы частном характере его веры) принимает Православие и русскую идентичность. Если бы процесс православизации и русификации литовской знати не был прерван активной католической миссией и экспансией Речи Посполитой, то литовский народ стал бы русским, как стали им народности меря, вест, чудь и многие другие. Соответственно, походы Ольгерда на Москву – это элемент русской междоусобной брани, «феодальной раздробленности Руси», в которых правда была на стороне Москвы, ибо Церковь сделала ставку на Москву, именно туда перенеся свою Киевскую общерусскую митрополичью кафедру.