Читать книгу Матабар - Кирилл Клеванский - Страница 6

Глава 5

Оглавление

Арди хорошо знал это чувство. Когда уже проснулся, но так не хочется открывать глаза. Лежишь, слегка высунув лицо, позволяя утреннему солнцу приближающейся осени ласкать не только уютное одеяло, в которое окутался с ног до головы, но и подставленный кончик носа.

Лучики тепла слегка щекотят веки, а уши ловят редкие, тихие шаги по пока еще тоже дремлющему дому. Где-то половица проскрипит, оповещая кухню о том, что мама скоро начнет приготовление завтрака. Может быть даже сделает черничные оладья…

Зажурчит вода в навесном умывальнике – это дедушка забавно фыркая, умудряется, собрав воду в ладони, не только умыть лицо, но и половину тела.

И ты лежишь в кровати, слушаешь все это, знаешь, что уже не спишь, но так не хочешь вставать. Ведь впереди дела, заботы, что-то делать, куда-то идти, а здесь так спокойно.

Еще пару минут. Просто пару минут. В тепле. Уюте.

Дома.

Арди знал это чувство. И потому не мог спутать его с тем, что испытывал сейчас.

Он лежал на чем-то промерзлом и грубом, что кололо ему бок и мяло ребра. Солнце, дерзкое и острое, резало лицо брызгами еще горячего, золотого рассвета. Не было ни одеяла, ни скрипа, ни запаха черничных оладий. Здесь пахло иначе.

Сырость. Затхлостью. Камнями и снегом.

Арди съежился.

Ему было холодно.

Но не так холодно снаружи, как внутри. Раз за разом перед его внутренним взором пролетали сцены в которых могучий егерь сражался с монстром. Вот-вот он должен был одержать победу, чудовище пало бы к его ногам, но нет – тварь как-то схитрила. Обманула Гектора. Умудрилась выкрасть заслуженную победу. Нет, его отец не мог проиграть. Он не мог ум…

Арди сжался в маленький комочек. По щекам ребенка, оставляя горячие полоски, падали крупные капли слез.

Его мало волновало почему вокруг пахнет камнями и горой, почему ветер пронизывает до самых костей. Все, чего хотел мальчик в эту секунду, это проснуться. Понять, что его опять мучают кошмары, но стоит дойти до родительской комнаты, взяться за поручень их кровати, и все уйдет. Все беды пройдут. Ночные кошмары станут смешными и незначительными на фоне теплого взгляда материнских глаз и отцовского смеха.

Но он не просыпался.

– Я знаю, что ты не спишь, детеныш.

Арди вздрогнул, услышав нечеловеческий рык. Сперва он подумал, что ему почудилось, затем – не мог понять, почему рык казался ему смутно знакомым, но стоило найти в себе силы открыть глаза, как все встало на свои места.

Он лежал посреди темной, чуть сырой пещеры. Но не потому, что сюда заливали дожди или с пологого свода капала вода, нет. Вовсе не поэтому.

Арди непроизвольно отшатнулся в сторону.

За те годы, что он провел в доме на излучине горной реки мальчик успел привыкнуть к виду крови. Когда мама свежевала дичь или отец, вернувшись с удачной охоты, снимал шкуры с добычи.

Кровь не была для Арди чем-то чуждым или неприятным. Он относился к ней спокойно. Как к чужой, так и к своей.

Но, все же, между тем, что вязко, сродни болотной трясине, текло по камням темного логова и тем, что мальчик видел на кухне пролегала целая пропасть отличий.

Глубокая и темная.

Мальчик не стал в неё вглядываться.

Ему хватало вида барса, величиной с дикую лошадь, за которыми Арди порой наблюдал с высоты Ястребиного Утеса. И, наверное, нормальный мальчик должен был бы испугаться длинных, окровавленных клыков размером с ладонь, когтей, разрывавших еще дергавшуюся плоть горного козла, но не Арди. Ребенка нисколько не тронуло даже то, что глаза козла, еще не остекленевшие, таящие в себе последние крупицы жизни, напоминали янтарным цветом его собственные.

Хотелось бы сказать, что такое даже не спокойствие, а отрешение от происходящего было связано с тем, что в барсе и его слегка дергающихся переплетающихся хвостах Арди узнал Эргара, того, кого он еще недавно считал своей игрушкой, но нет.

Ему было как-то… все равно.

Все равно, что белоснежная шерсть зверя, покрытая синими пятнами, сбилась в тошнотворные алые комья, что усы на морде напоминали гирлянды. Только не такие, как делали папа с мамой в канун Восхождения, а… уродливые. С ошметками внутренних органов, плоти, с капающей на землю кровью и слюной.

Глядя на все меньше и меньше дергающегося козла, Арди не испытывал ни страха, ни отвращения, ни ужаса. Теперь он знал, что значат эти слова. И что за чувства скрывали взрослые за набором букв и звуков.

Но ощущал нечто иное.

Тянущее, тяжелое. Камнем давящее чуть выше груди. Это нечто придавило мальчика к скалам, сдавило легкие, не позволяя сделать глубокий и свободный вдох. Мысли путались и то и дело возвращались обратно к сцене, созданной дымом и гарью.

Глаза Арди уже не могли плакать, но он чувствовал, что горячие дорожки на его щеках так и не могут остыть. Может быть это из-за этого невидимого груза внутри, а может…

– Тебе надо поесть, детеныш, – прорычал барс, продолжая вгрызаться в податливую плоть.

Хрустели кости, чавкали мышцы и жир. Козел уже больше не дергался, а его глаза покрылись мутной пеленой. Арди узнал её. Узнал смерть. Странно, но он даже не удивился тому, что она ничем не отличалась от той, что пришла за его отцом. Она выглядела одинаково. Серая, неподвижная, превращающая живых существ в сломанные игрушки.

Арди хотел уже было ответить, что не голоден, но живот предательски заурчал.

Когда он последний раз ел или пил? Да и вообще, какой сегодня день? Сколько времени он провел в этой пещере и как тут очутился? Где его ма…

Горло сдавил колючий ком. Глаза обожгло едким кипятком.

Арди отвернулся, попытался отгородиться от постепенно заполнявшего пещеру запаха крови и мяса и закрыл глаза. Ему ничего не хотелось. Только проснуться. Может, если он сейчас заснет, то очнется уже в новом дне и все произошедшее действительно окажется затянувшимся кошмаром.

Мальчик не видел, как барс, зависнув над добычей и подождав некоторое время, совсем по-человечески покачал головой и продолжил трапезу. Вскоре на полу пещеры, заливая ту кровью, лежали лишь обглоданные кости.

* * *

Арди видел как длинные жгуты мрака сдавливают фигуру его отца. Размытое пятно нависло над Гектором. Ощерившееся изогнутыми клыками-ножами, с глазами, вспыхивающими искрами алого, оно смеялось. Арди пытался закричать. Предупредить отца. Попытаться как-то ему помочь, но не мог даже сдвинуться с места. Только стоять и смотреть, как облако дыма пожирает Гектора, погружая мальчика все глубже и глубже во тьму одиночества.

– Детеныш.

Мальчик с трудом открыл глаза. Его губы почти не двигались, а если им все же приходилось пошевелиться – кровоточили и болели. Руки тоньше хвороста, кожа на них сперва посерела, а затем и вовсе стала прозрачной. Иногда мальчику даже казалось, что он видел собственные кости. А может так оно и было на самом деле.

Глаза плохо видели. Все сливалось, кружилось в осколках разбитого зеркала. Или вазы… Арди не помнил, что именно он разбил. Или – где находился.

– Луна приходила уже шесть раз, детеныш. Я слышу шепот духов над твоей головой.

Мальчик снова закрыл глаза.

У него все еще не получалось проснуться. Но ничего, в этот раз он точно справится. Он закроет глаза, а когда откроет их, то увидит не каменную пещеру и барса, а комнату в родном доме и улыбающееся лицо мамы. Она, возможно, уже сделала ежевичный пирог и черничные оладья. Арди даже мог почувствовать их запах… наверное…

* * *

Теплое и мягкое одеяло укрывало Арди по самую макушку. Он нехотя вылез и огляделся. Все тот же дощатый пол, местами немного прогнувшийся от старости и сырости. Отец каждый раз говорил, что надо его переложить, а матушка лишь украдкой смеялась. Гектор обещал заняться досками столько, сколько Арди себя помнил. Наверное, это была такая тра-ди-ция у родителей.

Во всяком случае – так говорил дедушка.

На дальней стене висел небольшой жестяной умывальник с качающимся языком. Если не слить с него всю воду, то по хвостику вечно падали пухлые капли. Так что рядом ютилось ведро. Оно имело сразу несколько назначений помимо очевидного – спасать Арди от необходимости бегать ночью на улицу по зову природы.

Его, правда, приходилось мыть каждое утро – мама строго за этим следила, но Арди считал себя ответственным ребенком и никогда не забывал ни при гигиену, ни про уборку.

Тумбочка, решетка вентиляции, пузатый шкаф. Все на месте. Даже полка с игрушками.

Мальчик повернулся к окну. Ветер пробивался сквозь пока еще не замазанные смолой щели и трещины. Он шаловливо дергал сшитые мамой занавески и заставлял стекло слегка дрожать в раме.

Скоро зима и отец обещал научить Арди как ухаживать за окнами и дверьми, чтобы сохранять тепло в доме. Мальчик этого очень ждал. Ему нравилось узнавать что-то новое, а работая вместе с отцом по дому, ребенок чувствовал себя очень важным и взрослым. Наравне с мамой, дедушкой и папой.

Сладко потянувшись, Арди быстренько умылся, оделся и посмотрел на полку с игрушками. Скасти, Гута и Шали пока еще спали. Они вообще могли не просыпаться целыми сутками, а порой, даже, неделями. Дедушка объяснял это тем, что у друзей мальчика могут быть свои дела и у них не всегда остается время, чтобы развлекать “мелкого засранца”.

Но ничего страшного. Он расскажет им про свой кошмар позже – когда те проснутся.

Кошмар…

Арди не помнил, что именно ему приснилось, но чувствовал остатки липких пальцев страха, сжимавших все его тело. Может, если присмотреться, он даже обнаружит их отпечатки. Хотя – просто пятна от сбившейся простыни.

Еще раз осмотрев свои владения и на найдя в них ничего необычного, мальчик облегченно выдохнул и побежал вниз по лестнице.

– Мама, дедушка! – кричал он, перепрыгивая через ступеньки. – Я проснулся! Чего будем делать?! Может поправим стойки под теплицу?!

В ответ он услышал лишь непривычную для раннего часа тишину. Мама не прикрикнула привычным напоминанием о том, что по лестнице бегать нельзя, а дедушка не предложил ему погулять по ближайшем пролескам.

И еще – почему-то не пахло едой, хотя мальчик не помнил ни единого утра, когда мама не сделала бы ему завтрак. Так что неудивительно, что Арди первым делом заглянул на кухню. Солнечные лучи пускали забавные блики, бегающие друг за другом по поверхности шкафчиков и пола.

Мамы не было.

Как и дедушки.

Мальчик нахмурился. Неужели они пошли ставить теплицу без него? Странно конечно, но стоило проверить. Арди, схватив шляпу с прибитого рядом со шкафом гвоздя, заменявшего крючок, выбежал на улицу.

Холодный, осенний ветер тут же забрался ему под рубашку и лизнул шею, заставляя все тело покрыться мурашками. Серые облака ползли с высоких пиков Алькады. Их тени тягучими кляксами укрывали постепенно желтеющий ковер высоких трав. Кроны деревьев все тише и тише шелестели, теряя свои, как говорил дедушка – “летние перья”.

Арди почувствовал знакомый запах и улыбнулся. Он повернул голову в сторону и увидел высокого, плечистого мужчину. В коричневой, кожаной куртке, в высоких сапогах, местами потертых, а кое-где и несколько раз починенных, в плотном жилете и с извечной кобурой у правого бедра. Он сидел на ступенях дома и курил трубку.

Мальчик часто спрашивал у отца, зачем тот вдыхает этот горький и едкий дым, на что тот отвечал:

– Главное, не повторяй моих ошибок, когда вырастешь.

Голос отца, глубокий и звонкий, как и всегда подействовал на Арди успокаивающе. Он подошел поближе, сел рядом и уперся головой в предплечье Гектора. Он ощущал себя так же, как и когда сидел в роще, прислонившись спиной к высокому дубу. Такому, что не сломишь ни ураганом, ни, даже, молнией.

– А где все остальные? – чуть погодя спросил мальчик.

Отец вытащил трубку изо рта и указал ею на подножие горы.

– Там, – ответил он.

Арди опять нахмурился.

– Что они там делают? Мама ведь не спускается в поселок.

Ветер задул чуть сильнее и холоднее, но мальчик не обращал на это внимание. Он сидел, свесив ноги на следующую ступеньку и слушал шелест деревьев. Как и учил дедушка, он пытался услышать их разговоры, но все, что мог различить, это легкое шуршание в вышине и тонкий скрип качающихся стволов.

– Им пришлось, – ответил отец, выдыхая облако серого дыма. Мама постоянно напоминала Гектору, чтобы тот даже не думал курить в доме. – Твоя мама сейчас снимает комнату в салуне у Миссис Бэйрег. Она хорошая женщина. Потеряла мужа, когда они переселялись сюда с востока.

– Но зачем маме там комната?

Отец, словно не слыша вопросов, продолжал говорить, но делал это как-то сухо, монотонно, без эмоций.

– Твой дедушка устроился барменом в том же салуне. Не думаю, что он сможет долго проработать. Он всегда имел сложные отношения с алкоголем. Но пока не подрастет Эртан, у Шайи не будет возможности подрабатывать. Только если прачкой. Но не переживай, они справятся.

Все те же, что и прежде, липкие, холодные пальцы начали ползти по ногами мальчика. Они поднимались все выше и проникали все глубже, пока опять не дотянулись до сердца, заставляя пропускать удар за ударом.

– Папа?

Что-то горячее обожгло щеку мальчика. Он дотронулся до лица и увидел на пальцах соленые капли.

– Я не хотел уходить, Ардан, – очередное облако дыма потянулось к небу, превращаясь там в большую, серую тучу. Ветер шквалом обрушился на крышу дома, пробежался по лугу и заставил волны на реке подняться белой пеной. – Но что случилось, то случилось.

– Пап, я не понимаю…

– Поймешь, – перебил Гектор. – Потом. Не сейчас. Сейчас важно, чтобы ты понял другое, Ардан. Понял, что тебе надо жить. И понять, что эту самую жизнь, кроме тебя самого, никто не сохранит и не сбережет. Никто, кроме тебя, не позаботиться о Шайи и Эртане. Никто, кроме тебя, не позаботиться и о тебе самом, Ардан. Тебе надо стать сильным. Ради твоих мамы и брата. Ради себя.

Мальчик вдруг понял, что его так беспокоило. Все это время, он не мог вспомнить, как оказался в постели, что делал прошлым вечером и почему от отца пахнет не только дымом, но и горячим железом.

Гектор резко обнял мальчика. Крепко. Очень крепко. Так, словно хотел вобрать сына внутрь себя. Никогда не отпускать. Арди оказался в теплой темноте, куда провалился все глубже и глубже. Он уже не понимал, сидит ли на ступеньках рядом с отцом, спит или… жив ли он вообще.

Только темнота и тепло.

– Слушай Эргара, сын, – откуда-то издалека, едва слышно, как из-под воды, доносился голос отца. – Он поможет тебе стать тем, кем я никогда не хотел, чтобы ты становился. Но помни, что лишь половина тебя – матабар…

* * *

Арди открыл глаза.

Он снова лежал посреди темной пещеры. Снаружи, завывая, дул ветер. Он принес с собой молнии и проливной дождь. Тяжелые капли, сливаясь широкими потоками, бежали по камням, чтобы оказаться запертыми в небольшой каменной чаше, из которой лакал воду огромный барс.

– Эр… – мальчик хотел позвать того, но не смог.

Губы тут же растрескались в кровь, причиняя нестерпимую боль. Но сил не оказалось даже закричать. Слипшееся горло лишь издало хрип, наждачной бумагой прошедшийся по гортани. Так Арди и лежал, смотря на то, как барс глотает воду. Мальчику казалось, что он может почувствовать её холодный аромат, слегка напоминавший молоко – настолько сильно ему хотелось пить.

Покрытые коростой глаза плохо видели. Все постепенно сливалось в одну размытую картину, пока, вдруг, морозная влага не коснулась его губ и что-то теплое и пушистое не умыло ему лицо.

Арди смог широко открыть глаза и увидеть, как над ним склонилась усатая, пушистая, белоснежная морда размером с голову пони. Из небольшой щелки между черных полосок, заменявших зверю губы, текла струйка холодной воды.

В синих глазах Эргара мальчик прочитал короткий, строгий приказ. И, судя по тому, как ярко блестели стальные когти, выпущенные из передней лапы, у мальчика имелся весьма небольшой выбор.

И он постепенно запил. С трудом лакал струйку воды с дурным запахом и вкусом. Она напоминала кровь.

Но мальчик этого почти не замечал. Его так сильно мучила жада, что когда струйка иссякла, а барс отошел в сторону, то Арди еще какое-то время машинально лакал воздух.

– А теперь спи, детеныш.

Арди хотел было возразить, но глаза сами собой закрылись и мир опять погрузился во тьму.

* * *

Арди просыпался от самых разных ощущений. Помнится был даже случай, когда жарким летом он не опустил на окно москитную сетку, натянутую между четырьмя досками. В итоге, каким-то неведомым чудом или, может, Скасти решил разыграть, но в комнату пробралась змея. Мальчик тогда еще не умел разбираться в этих пренеприятнейших существах и потому, почувствовав что-то холодное и немного мокрое, ползет у него по ноге – вскочил, как ужаленный.

Благо, никто в действительности его не жалил, а змейка оказалась безобидным ужиком.

И до этого момента, Арди полагал, что тот эпизод с ужом являлся воистину его самым неприятным пробуждением. Увы, как говорил дедушка, в этой жизни нет ничего постоянного.

Пробуждение, с тянущим чувством в груди, буквально воющим животом и стучащими от холода зубами – вот теперь безусловной король всех неприятных пробуждений Арди. Все так же лежа посреди глубокой пещеры, он едва нашел в себе силы, чтобы приподняться на локте и оглядеться.

Ничего не поменялось – все тот же влажный свод со свисающими каменными конусами и пол, устланный костями, кусками слипшегося меха и подгнившими останками, от которых тянуло мерзким запахом, забивающимся куда-то аккурат под череп. Вдалеке, на небольшом возвышении, лежал Эргар. Он делал вид, что спал, но по слегка качавшемуся хвосту Арди понял, что барс притворяется.

Мальчик повернул голову ко входу. Он не знал, сколько времени проспал, но в небольшой каменной чаше все еще осталось немного воды.

– Пить, – с трудом прохрипел ребенок.

Тишина. Не та, которая повисает в опустевшей комнате, а лесная. Тишина с примесью шепота ветра, далеких криков птиц, ночного пения сверчков и редкого воя волков, идущих по лунной тропе. Арди хорошо знал все эти звуки. Он родился среди них.

Но там, среди стен родного дома, они звучали как-то иначе. Нет так остро, не так резко и совсем не так… опасно.

– Пить, – повторил мальчик.

Эргар приоткрыл левый глаз, затем лениво потянулся, зевнул и перелег на другой бок.

– Вода там, – ответил он, качнув хвостом в сторону чаши.

– Но…

Барс, совсем как огромный кот, отвернулся от мальчика и накрыл нос правой лапой, спрятав его от ветра. Пещера снова погрузилась в тишину. Арди почувствовал, как плотный ком опять сдавил горло. Что-то горячее вот-вот было готово хлынуть из глаз, как вдруг, среди ночного многоцветия звуков, он различил тихий, знакомый голос:

Тебе надо стать сильным. Ради твоих мамы и брата.”

Арди отвернулся от барса и снова посмотрел на чашу. От живительной влаги его отделяло шесть метров. Шесть метров мокрого, неровного пола с острыми каменными зубьями, наточенными костями, бурыми пятнами застывшей крови и порывов горного ветра, задувавшего в пещеру.

Мальчик сцепил зубы и попытался подняться на ноги. Помогая себе руками, цепляясь за стену, разрывая кожу на подушечках пальцев, ломая ногти, Арди кое-как поднялся на дрожащих, негнущихся ногах. Сделал шаг и… второй уже не смог. Рассекая ладонь о стену и разбивая коленки и плечо о пол, мальчик рухнул там же, где и стоял.

Из горла вырвался не то крик, не то стон. И не столько от боли физической, сколько от другой, которую Арди прежде еще никогда не ощущал. Болело где-то внутри. Там, где все всегда было целостно, заполнено до краев, вдруг появилась пустота. Жадная и голодная, как дикая собака, впервые почувствовавшая вкус крови. И почему-то Арди знал, что она уже больше никогда не исчезнет.

Сколько бы он не пытался её заглушить и чем бы он не пытался её наполнить, она всегда будет возвращаться. Раз за разом откусывая от него все новые кусочки, пока от того Арди, что прятался на утесе, наблюдая за тем, как орлы летают на перегонки с облаками, не останется даже воспоминаний.

Тебе надо стать сильным.”

Всхлипывая, глотая сопли и слезы, сквозь мутное нечто, Арди смотрел прямо перед собой. На чашу с водой. Отец никогда и ни о чем не просил Арди. Он только всегда молча делал все, что требовалось их семье. Невзирая ни на что. И только теперь после своей… после своей… после того, как Гектор ушел, он попросил лишь об одном.

Позаботиться о маме.

Позаботиться о брате.

Приглядеть за дедушкой.

Арди еще раз шмыгнул носом и, с трудом, сквозь боль и все те же слезы, вытянул перед собой правую руку. Он схватился окровавленными пальцами за каменный выступ и потянул тело вперед.

Острые грани пола царапали кожу и рвали одежду, с каждым новым движением мальчик оставлял за собой все новые кровавые следы. Его маленькое, хрупкое, истощенное тельце покрывалось змеящимися красными полосами и болезненными пятнами самых разных оттенков.

И те шесть метров, что он прошел бы и не заметил, Арди проделал едва ли не за пол часа, если на этой горе вообще существовало время.

Скуля, скрипя зубами, иногда вскрикивая от боли, глотая слезы, мальчик сумел приподняться и поднести лицо к чаше. Сил оставалось только на то, чтобы изредка складывать губы трубочкой и, вместе с воздухом, всасывать еще и воду.

Утолив жажду, ребенок вновь рухнул на пол, но на этот раз он уже ничего не почувствовал – силы окончательно покинули его, унося куда-то во мрак.

* * *

Арди никогда не думал прежде, что можно ощущать то, как поднимаются веки. Помнится, прошлым летом они вместе с отцом тащили по натянутым веревкам сбитые доски на крышу. Те неохотно скрипели и терлись о стены дома, заставляя мурашки бегать по всему телу.

Сейчас мальчик испытывал похожие ощущения. С той небольшой разницей, что мурашки, поднимавшиеся под обрывками одежды, причиняли нестерпимую боль.

Как бы Арди не повернулся – все болело, ныло и саднило. И, наверное, он бы заплакал, если бы в глазах осталось хоть немного слез. Но вместо них – лишь жгучее ощущение где-то под все теми же веками и колючий комок, давивший изнутри на горло.

С потрескавшихся детских губ сорвался едва различимый, тихий стон, тут же потонувший в вое ветра, радовавшегося тому, что приближается его царство, а тихие и спокойные летние дни уходят в прошлое.

– Хорошо, что ты проснулся, детеныш, – громкое, мокрое чавканье заставило Арди повернуть голову в сторону пещеры. Сам он лежал практически около выхода. Как только не замерз – загадка. – Ночью мне казалось, что духи забрали тебя к твоим предкам.

Эргар опять грыз чью-то лапу. Нечто среднее между горным козлом и небольшим оленем.

Арди не помнил, как называлось это животное. А может и не знал. Дедушка всегда рассказывал, что в лесах и горах старой Алькады можно встретить осколки легенд и былин прошлого, еще не утонувших в пыли истории… чтобы это не означало.

В животе заурчало и, на удивление, при виде окровавленного мяса, которое барс разрывал клыками вместе с кожей и костями, Арди скрутил не рвотный рефлекс, а приступ голода. Хотя прежде, когда отец и дедушка, иногда, пару раз в месяц, просили у мамы оставить им сырого мяса, Арди всегда уходил с кухни. Его тошнило от одного вида окровавленных лиц старших родственников, не говоря уже о запахе.

Мальчик, ощущая не только боль, но и пусть и немного, но больше сил, чем вчера, пополз в сторону еды. Движения все так же давались ему непросто и каждый рывок или толчок оставляли новые царапины, ушибы и даже порезы. Но что-то новое, пока тихое и незаметное, внутри Арди заставляло его со все большим усердием и даже каким-то остервенением двигаться к цели.

И когда до мяса оставалось, в буквальном смысле, рукой подать, Арди заметил, что Эргар застыл. Барс так и завис с бедром в клыках. По его серебристому меху стекали вязкие, с кусочками плоти, капли крови. Они капали на пол, разбиваясь дождем алых брызг, отражавшихся в глазах зверя. Зрачки, сузившиеся до состояния тонких полосок, неотрывно следили за мальчиком.

Арди вдруг ясно, как если бы это была его собственная мысль, осознал, что если он двинется к мясу еще хоть немного, то…

Мальчик бросил быстрый взгляд на длинные когти, которыми Эргар удерживал добычу.

– Еда, – прохрипел Арди.

Барс издал звук, похожий одновременно на рык и фырчание.

– Это моя добыча, детеныш, – произнес зверь строго и грозно. – и я не помню, чтобы ты участвовал в охоте. Мой голод еще не утолен. Когда я закончу – ты сможешь заняться своим.

Мальчик, привыкший, что каждое утро его ждал вкусный завтрак, вечером – сытный ужин, а любое угощение или редкая сладость всегда доставалась в первую очередь именно ему, лежал на холодном полу и смотрел, как клыки и когти рвут плоть и огромные шматы мяса исчезают в бездонной глотке барса. Даже маленького кусочка от каждого из них было бы достаточно, чтобы утолить голод ребенка, но барс был непреклонен.

Тянулись минуты, пока, наконец, барс, не срыгнув часть крови и обломков костей, не отошел в сторону от того, что некогда являлось “добычей”. Теперь же на полу лежал каркас животного с небольшими ошметками мяса, которые барс не стал отдирать от обслюнявленных, обглоданных костей.

– Можешь приступать, – будто с насмешкой произнес барс и растянулся на своем ложе, принявшись вылизывать шерсть от крови.

Арди поднял с пола небольшую кость. Сказать, что она воняла – отвесить весьма нетривиальный комплимент этому понятию, так как простое слово “вонь” явно не дотягивала до того серно-металлического, с легким оттенком гнильцы и испражнений, запаха, которые источала кость. Вот только мальчик этого почти даже не почувствовал.

То “нечто”, что заставило его, невзирая на боль, усталость и ломоту в теле, двигаться в сторону пищи, точно так же – заставило буквально вгрызться зубами в остатки мяса на кости. Арди не заметил, как проглотил первую порцию, затем вторую, третью и… остановился он лишь когда понял, что уже некоторое время обсасывает “голую” косточку.

Отбросив её в сторону, мальчик с ужасом смотрел на окровавленные, покрытые непонятной слизью, ладони. Осознание произошедшего накрыло его волной, гребнем которой выступал все тот же запах. Только теперь Арди не только его вдыхал, но и каждым движением языка воссоздавал внутри собственного рта.

Живот забурлил и ребенок едва сдержал рвотный позыв.

Что-то подсказывало ему, что если он сейчас расстанется с пищей (мысль об этом снова скрутила желудок) то неизвестно, когда в следующий раз ему удастся поесть.

Барс, лежавший вдали, грубо и с толикой презрения профырчал:

– Человек.

* * *

Так и потянулись дни, сменяясь неделями.

Арди просыпался, каждым новым утром замечая, что одежда на нем истончается и рвется, подставляя все больше и больше стремительно темнеющей кожи под далеко не ласковые прикосновения осеннего ветра. После пробуждения, приходящего все легче и приносящего все меньше боли, мальчик выпивал то, что скопилось за ночь в каменной чаше.

После этого, забившись в самый дальний и темный угол пещеры, мальчик просто лежал там, пока силы не покидали его и на начинался новый круг пробуждения, воды и сна. Иногда, целыми днями, Арди мог лежать в пещере совсем один. Обычно после этого Эргар возвращался с новой добычей и тогда мальчик мог утолить голод небольшим количеством мяса на кости.

Единственным занятием, которое ребенок смог для себя найти – порой выбираться из пещеры, но не далеко – всего на пару метров. За несколько недель у него даже получилось составить примерную, как говорил дедушка, “зрительную карту”.

Дедушка учил, что оказавшись в незнакомой местности, надо в первую очередь представить себе центр нового края. Центром для Арди, разумеется, стала пещера Эргара. Затем, когда с центром было решено, следовало найти самый видный ориентир, который мог бы привести обратно.

Обычно, когда они играли с дедом в лесу, с этим не было проблем. Всегда находилось либо кривое дерево, сдавшееся, будучи молодым, натиску урагана. Или, может, старая звериная тропа, а порой и какой-нибудь куст, сильно выбивавшейся из общего соцветия.

Но здесь… пещера барса находилась высоко над землей. Так высоко, что мальчик впервые ранней осенью видел перед собой снежные поля. Такие глубокие, что наступив на слишком рыхлую поверхность, Арди бы утонул в них с головой. Благо он заранее проверил этот факт, столкнув под откос небольшой валун – на другой у него не хватило бы сил.

Да и лесные разливы внизу, у подножия гор, казались зубочистками выкрашенными в золотой и оранжевый цвета. Мама использовала такие, когда делала в печи мясные рулеты. Обычно это происходило по большим праздникам и…

Мальчик отогнал от себя мысли о доме и родных. За последние дни, как он выяснил, боль скорее приносили именно подобные воспоминания, нежели ссадины и порезы на теле. Так что, ежась от холода, ребенок стоял на ледяном склоне и подолгу всматривался в высокие пики Алькадских гор, выискивая что-нибудь схожее с ориентиром.

В ясные дни ему порой почти даже удавалось опознать в далеких вершинах что-нибудь… в общем – что-нибудь. Но обычно высокие ветра и снега закрывали от взора мальчика окрестности. Так что поиски ориентира затянулись на дни, сменившиеся новыми неделями.

За это время снега вокруг пещеры стали толще, ветер злее, а погода, на удивление, яснее. Все реже тяжелые облака окутывали склон и горные вершины; все чаще, зависшими в небе камнями, они спускались в долину. Массивные кучевые выглядели ладонями сказочных каменных великанов – продолжением самих гор. Накрывали леса и поля, луга и долы, реки и озера. Аккуратно, с заботой матери и отца, они поглаживали землю, заставляя ту засыпать.

В один из таких ясных и холодных дней, мальчик и заметил в вышине один, как ему показалось, особенный пик. В отличии от всех прочих, изогнутый, как клык и не белый, а словно, немного… синеватый. Как если бы его далекие вершины покрывал не снег, а чистый, прозрачный лед.

В итоге мальчик решил назвать его – Ледяной Клык и таким образом, он смог найти ориентир к пещере. С этого момента Арди стал смелее в своих вылазках, но не рисковал уходить дальше, чем на предел видимости входа.

Так, он сумел выяснить, что пещера находилась над небольшим плато размером пару сотен метров, его мальчик тут же назвал – Прихожая. Снизу, под плато, то есть – Прихожей, сквозь черные камни, выглядывавшие из-под белого одеяла, вились тропинки, которые было решено именовать – Лестницами. Такие же Лестницы уходили и вверх, на Чердак – группу других пологих склонов, коими венчался этот пик – Хижина Эргара.

Убедившись в том, что теперь может хотя бы немного ориентироваться, мальчик попытался было отыскать, пусть и зрительно, путь домой, но… где бы они ни были, Хижина Эргара находилось так глубоко в горах старой Алькады, что Арди даже не представлял – где именно.

После очередной такой вылазки, за время которой пришлось расстаться с ботинками, подошву которых уже несколько дней крепили заточенные обломки костей, мальчик вернулся в пещеру как раз к тому моменту, как отсутствовавший пару дней барс заканчивал с трапезой.

Когда Арди, уже почти не замечавший дурного запаха мертвой плоти, подошел к груде костей, то… ничего, кроме, непосредственно, груды костей обнаружить не смог. Даже самые маленькие из них были так чисто вылизаны, что буквально утопали в слюне. Эргар же, лежа на каменной постели, показательно слизывал остатки мяса с длинных когтей.

Мальчик, несколько раз перебрав весь каркас неизвестного животного, с немым вопросом посмотрел на барса.

– Я проголодался, – только и ответил Эргар, после чего отвернулся в сторону и почти мгновенно заснул.

Арди ничего не оставалось, кроме как вернуться в свой дальний угол и укутаться там обрывками одежды, которые он решил использовать вместо одеяла. С каждым новым днем, проведенных в горах, холод становился все сильнее, а его особенно злые укусы, иногда оставлявшие темные отметины, проходили, порой, целыми днями.

Так прошло еще три дня. Воды в чаше, почему-то, становилось все меньше, но с этим мальчик знал, что делать. Предварительно согрев ладони подмышками, он накидывал снег в чашу и дождавшись, пока тот растает, утолял жажду.

Из пещеры он больше не уходил – ждал пока барс отправится на охоту. На четвертый день, когда от голода мальчик уже грыз ледышки, Эргар вернулся с добычей. И стоило Арди сделать неверный шаг в сторону мяса, как грозный рык:

– Мое! – сотряс пещеру.

Мальчик уселся рядом и почти целый час смотрел на то, как барс нарочито медленно и с буквально человеческим упоением на морде, вылизывает косточки. И, как и в прошлый раз, на каркасе не осталось даже жилки. Более того – Эргар раскусил каждую из костей и вылакал из них весь мозг, не оставив Арди даже этого.

– Я снова был голоден.

Арди, ничего не сказав, тихо вернулся в свой угол. Маленький, исхудавший, с потемневшей от ветра и солнца кожей, он укрылся обрывками тряпья. Из всей одежды у него остался лишь плотный свитер, связанный мамой, штаны, лившиеся левой штанины, да и все. Куртка, носки и рубашка пришли в полную непригодность и теперь служили в качестве кулька, куда мальчик прятал свое сокровище.

И сейчас, укрывшись свитером, как одеялом, мальчик, прижав колени к груди и обхватив их руками, пытался заснуть. И лишь слова отца, эхом звучавшие у него в голове, отгоняли мысли о том, что он был бы не против, если бы час пробуждения так и не настал. Если бы он уснул и… так всегда и спал. Может старые боги, о которых столько рассказывал дедушка, подарят ему сон.

Сон, в котором он окажется дома, среди родных, а на кухне его будет ждать ежевичный пирог.

Может боги действительно услышали ребенка, а может так влиял голод и усталость, но когда мальчик открыл глаза в следующий раз, то увидел перед собой маленькую кость, скорее всего принадлежащую кролику. Кость, полную мяса.

Арди вгрызся в неё зубами и ногтями так, как никогда прежде. Буквально за пару мгновений он смел мясо, вылизал кость, с трудом разломал её об камень и высосал содержимое.

– Пойдем, – произнес стоявший все это время рядом барс.

– Куда?

Эргар посмотрел в глаза ребенку. Его зрачки веретена буквально пронзали лицо мальчика и тот физически мог почувствовать покалывание на щеках. Или это из-за ветра.

– Это последний раз, когда я просто так делюсь с тобой добычей, детеныш, – прогудел барс. – Ты здесь, чтобы научиться путям охотников, так что идем.

Эргар развернулся, взмахнул хвостами и отправился к выходу из пещеры. Арди ничего не оставалось, кроме как отправиться следом.

Матабар

Подняться наверх