Читать книгу Колдун. Генезис - Кирилл Клеванский - Страница 6

Поставив точку в очередном переводе, я потянулся, закинул ноги на стол и потянулся к кружке с чаем. За окном творилось нечто невероятное. Сегодня метель не просто бушевала, она ярилась подобно горному великану, которому ударили по самому драгоценному, и это отнюдь не голова. Штормовой ветер, поднимая целые сугробы в воздух, стучал в окна и выламывал козырьки с дворов. Но это, казалось, нисколько не беспокоило обывателей. Кутаясь в крепкие тулупы, шубы или полушубки – у кого на что денег хватало, – разумные все так же ходили по улицам, вернее по тем узким дорожкам, в которые превратились некогда широкие проспекты. Порой в самых неудачных местах высота сугробов поднималась до полутора метров, и те же гномы превращались в комичные холмики, плывущие по бесконечной белой реке. Прошло уже четыре месяца с тех пор, как я работаю в банке «Гастон и сыновья». Учитель, как и обещал, похлопотал в тот день, но вечером в нашей с Диргом комнате объявился вовсе не человек, а самый натуральный гном. И что самое удивительное, это был не абы кто, а лично управляющий местного отделения. Мы с ним имели весьма занимательную беседу, итог – несколько пустых бутылок и подписанный контракт. Не то чтобы я стал заправским алкоголиком, но гнома без градуса не понять.

Работа была не очень-то и пыльная. Сижу себе в кабинете да перевожу различные тексты. Начинал с небольших предписаний и прочих документов, но вскоре мне стало попросту скучно. Я попросил что-то сложнее и где-то через два месяца уже переводил тексты с десяти языков. А к моей копилке «свободное владение» прибавился язык дроу. Итого в моем активе теперь – имперский, гномий, восточный и темно-эльфийский диалект, ну и еще около дюжины языков, которые я мог понимать и с которых переводил, вооружившись словарями. Наверное, вы спросите, почему я не выучил их все, обладая абсолютной памятью. Ответ прост: какая бы память ни была, но язык – это не только набор символов, язык – это культура, традиции, нравы и обычаи, законы и поверья, легенды и были народов. И дроу поддался мне лишь потому, что в последнее время это наречие я все чаще использовал, просиживая штаны в библиотеке. Но обо всем по порядку.

И именно эта работа ответила на актуальный вопрос – сойду ли я с ума. Ответ будет – нет, не сойду. Да и сами чертильщики далеки от сумасшедших. Просто их образ мышления кардинально отличается от общепринятого. Например, средний разумный мыслит образами и речью, причем речь преобладает над образами. А у моих коллег мыслеречь в принципе отсутствует, так что в голове у них одна лишь картинка и ничего более. Если честно, мне такое даже представить трудно. А уж как им тогда должно быть сложно общаться нормальным языком… Благо эта участь минует меня, спасибо абсолютной памяти. Просто дело в том, что у чертильщиков невероятный объем знаний в языках и символах, которые используются для вызова того или иного явления, и когда все это наслаивается, происходит буквально локальный коллапс мышления. Это и объясняет поведение наставника: ему проще разговаривать, когда перед глазами есть хоть какая-нибудь картинка.

Насчет же самой работы, то платили гномы весьма щедро, ну, со своей особой точки зрения. А так за четыре часа в день я получал три золотых в месяц. Мало по меркам воина и средненько для обычного горожанина. Кстати, первая зарплата в принципе не задержалась в моем кошельке. Как только наставник прознал (а этот старый перечник прознает обо всем в самые короткие сроки) о том, что я получил первый оклад, он ввел дресс-код. Пришлось идти по лавкам, и как-то само собой у меня образовался хвост из трех особ. Дирг, терзающий Норман своим пылким взглядом, но милая девушка пока удовольствует его лишь загадочными улыбками. Сама Норман, сменившая гнев на ехидные подколки, и Рейла, которую с недавних пор мне было разрешено величать Лейлой. Особой разницы я не видел и поэтому часто путал первые буквы, чем вызывал надутые губки и обещания страшной обиды, впрочем, обещания оставались обещаниями.

Вот таким составом наша группа ураганом пронеслась по модным бутикам столицы, увы, но прибарахлились в них только друзья, мне же пришлось закупаться в более дешевых заведениях. Но, так или иначе, после этого похода у меня осталось лишь десять серебряных. Зато в сумке покоилось несколько шелковых рубах, пара жилеток, штаны, да я даже фехтовальные перчатки с сапогами купил. Признаюсь, перчатки были куплены, лишь чтобы скрыть печать, поставленную заботливым наставником.

– Тим, тебя тут твои друзья ищут, – прозвучал девичий голосок из резной статуэтки, изображающей голову попугая.

– Буду минут через пять, – ответил я, нажав на клюв экзотичной птицы.

– Хорошо, я передам, – и Лия оборвала связь.

И здесь появляется десяток вопросов. Возможно, самый животрепещущий – почему у меня на столе разговаривающий попугай, но стоит начать с другого. Лия, племянница управляющего, подрабатывает в банке на должности, сравнимой с земной секретаршей. Милая девушка двадцати трех лет, правда, из-за своего роста и гномьей комплекции выглядит лишь на шестнадцать, из-за этого весьма сильно страдает, хоть и пытается скрыть сей факт. Вообще она девушка весьма недурственной внешности, но оценить это могут лишь выходцы из общины полуросликов, коих сама Лия величает «бородатыми животными». Ну а городские принимают гномку за человеческую малолетку. А связываться с такими – одни проблемы, ибо если все пойдет как надо, то либо женись, либо в армию, подальше от разгневанного папаши, недовольного «порчей имущества». Ну а когда к ней пристают безусые мальцы, то она бежит ко мне и просит сварганить ей какой-нибудь амулет, отпугивающий жертв пубертатного периода. Но каждый раз уходит ни с чем, ведь не все чертильщики хорошие артефактчики, хотя вру, все, конечно, но я, как обычно, оказался в графе «исключения». Мне не хватает ни сил, ни опыта, ни усидчивости для такой работы.

Теперь, раз уж речь зашла об артефактах, пришло время вспомнить про Кешу, десятисантиметрового попугая. Происхождением этот амулет дальней связи обязан нашим, имперским, мастерам артефактного дела. Примерно три сезона назад они создали первую печать, позволяющую передавать речь на расстояние, еще сезон ушел на интеграцию этого великолепия в приемлемый носитель. Понятное дело, что как бы ни хранили информацию о революционном открытии, но она все равно просочилась за бугор, и столицу прямо-таки наводнили разные серые личности. Серые для большинства и очень даже цветные для меня. Боги не дадут соврать, я примерно две декады не мог спокойно дойти до работы. Постоянно на глаза попадались шпионы местного разлива. Но, как это ни странно, информация так и не просачивалась, какие-то обрывки – да, однако в целом враги остались с носом.

Ну и понятное дело, что полевые испытания артефакта проходили действительно на поле, правда, не на имперском, а в местах не столь отдаленных – в Нимии. Надо отдать должное нашим генералам, они с толком использовали полученное преимущество, и уже через сезон в столице прошло грандиозное празднование самой быстрой войны за последние два века, ну и первой крупной победы имперцев за последние три. Хотя с этой самой победы страна поимела не так уж и много – пару деревень на окраине, одну крепость и средненькую контрибуцию. Это все, на что могла претендовать страна с уставшим и израненным войском, да и магов перегорело немало, а восстанавливаются они от полугода до двух, в зависимости от личных характеристик. Я вон вообще за две недели в строй встал, но то я – попаданец, мне по определению положено удивлять всех своими невероятными способностями, красотой, шармом, деньгами, властью и силой. И пофиг, что ничего из вышеперечисленного я не имею, удивлять-то все равно надо.

Вот таким образом мы и подобрались к появлению на рабочем столе этого самого попугайчика. Наш управляющий, быстренько смекнув, что такой артефакт – это не только удобная в обиходе вещичка, но еще и статусный предмет, взял и сделал крупный заказ, благо к этому времени амулеты связи можно было купить практически в любой лавке. По счастливой случайности в тот знаменательный день я закрывал сделку, вернее выступал в роли переводчика, закрывающего сделки, но не суть. Управляющий решил, что сделка прошла удачно и поэтому, откупорив по традиции бутылочку настойки, он разлил содержимое по двум кубкам. Почему по двум? Да просто остальные участники, зная обычаи гномов-финансистов, смылись куда подальше, оставив мою печень прикрывать стратегическое отступление, читай – бегство.

Настойка пошла хорошо, а я смог вызвать добродушную улыбку, спрятанную глубоко в бороде. Гном никак не ожидал от человека такой устойчивости к алкоголю. Ну-ну, господин управляющий просто никогда раньше не пил с наемниками. А мы люди такие: нам бутылку поставь, так потом у себя в схроне нескольких бочек недосчитаешься. И дело вовсе не в том, что все работники свободного меча – это сброд и отребье. Нет, здесь сыграла свою роль обратная логика. Если пьет – значит, мусор и нищеброд, хотя все не так, пьет – потому что по-другому никак. Это у служивых строгая дисциплина, следящие офицеры, устав и так далее. А что у нас? А у нас все иначе. Вот видит офицер, что отряд гоняет шлем по кругу, так он не станет экспроприировать горючую жидкость или устраивать перманентные разборки, доносить сотнику, или того хуже – выписывать порку за распитие спиртного на службе. Нет, он поздоровается, сядет с к костру, втравит пару баек за жизнь, отхлебнет из шлема, а на следующее утро, проспавшись, отметелит старшего в отряде. Тот отметелит подопечных, а подопечные подшутят над офицером, и через неделю цикл повторится. И это вовсе не потому, что все мы из себя такие разбойники, а просто потому, что у пушечного мяса нет других поводов снять стресс, знай себе прикалывайся. Пусть даже зло и с вредом для здоровья, бей рожу в кровь, так чтобы к целителям, пей, пока не отрубишься, ну и к приписным не забывай наведываться, а иначе все – край: либо в себя уйдешь, что смертью пахнет однозначно, либо в бою струхнешь, что тоже смерть, но не только для тебя, а для всего отряда. И кто в наемниках не ходил, тот настоящей службы не знал, такой чтобы до конца, чтобы кости трещали, а нервы скрипели, как лютня пропащего менестреля. Но это все лирика, а речь-то о попугаях.

Так вот, загубив бутылку настойки без какой-либо закуси, гном предложил мне прогуляться до ближайшей лавки, где он планировал сделать крупный заказ. Признаюсь, к этому моменту я уже чуть захмелел, но на прогулку согласился. Все же меня терзали амбиции, ведь до этого момента босс меня фактически не замечал, а тут проявил внимание, был шанс заслужить уважение и завести полезные знакомства. Увы, тогда я еще не знал, что такое уважение гнома-банкира, но об этом после.

Артефактчик оказался мужиком правильным, с понятием, о том как ведут дела гномы, он знал и был всеми руками «за». Понятное дело, мы выпили еще раз, благо в этот раз на троих, но опять же без закуси. К середине дня меня уже прилично мутило, да и сам гном хоть и был «стекл, как трезвышко», но с его лица уже не сходила улыбка. В общем, слово за слово мастер предложил нам сделать индивидуальную работу, не тот стандартный медальон-кругляш, а какую-нибудь эдакую форму для хранилища печати. Гном, понятное дело, выбрал себе молот, ну а я, выхватив из сумки лист пергамента, сделал набросок и через два дня стал счастливым обладателем двух попугаев, один из которых теперь стоит на столе моей секретарши. И это явилось моим первым шагом на пути к уважению в данном заведении.

Следующим моментом для меня стало железное правило соблюдения критериев, и главное здесь – не воруй и не просто не обсчитывай клиентов, а не смей даже пера казенного из помещения выносить. Но с этим никаких проблем не возникло, Добряк крепко вбил в мою голову, что мелкое воровство – это позор для нашего искусства. Если по-крупному, казну там имперскую или хранилище Рода, то вперед, а с мелочью, весящей меньше десяти килограмм золота, это вон к гильдии. Собственно, тот разумный, кто мог справиться с искушением, уже возвышался в глазах гнома. Потом следовал профессионализм, ну, мои переводы всегда отличались повышенной точностью. Так же немаловажна была и пунктуальность, опять же возведенная в абсолют: опоздал на минуту – считай, плюнул в лицо боссу. Так что как бы ни складывалась моя студенческая жизнь, но на работу я всегда приходил на полчаса раньше и уходил на час позже, хотя последнее было вызвано несколько иными обстоятельствами.

Ну и одно из самого важного, связанного напрямую с древнейшими традициями полуросликов – умение пить, и если вы считаете себя знатоком этого дела, но прежде никогда не садились за один стол с бородатым представителем подгорного царства, спешу вас огорчить: вы ни демона не ведаете о выпивке. Увы, я считал себя умеющим. Поворотным моментом сей истории стало событие двухдекадной давности, и при упоминании того дня, вернее трех очень трудных дней, я до сих пор начинаю зеленеть и рыскать глазами в поисках ближайших кустов. А начиналось все довольно безобидно. В один пасмурный, но тем не менее погожий денек управляющий вызвал меня к себе. Я тогда пытался вспомнить, в чем же так сильно провинился, что меня на ковер вызвали, но дело было в другом. Гном протянул мне лист, в котором было сказано, что по особым причинам, не поддающимся оглашению, я вынужден отсутствовать на занятиях. Графа, где указывались сроки действия универсального пропуска, была пропущена, хотя внизу красовалась подпись и личная печать учителя. На мой вопрос, что за кипиш, гном лишь велел следовать за собой.

Далеко идти не пришлось, все же банк в центре города. И как-то так получилось, что здесь мои воспоминания весьма обрывочны. Помню, как заходили в самую богатую гостиницу столицы, помню, как заказывали обеденный зал, в котором и проходила сделка, я, понятное дело, выступал на ней в роли переводчика. Всего от банка пришло пять разумных – четыре полурослика и один студиозус. Через полчаса в зале появились и другие представители людского племени, являющиеся второй стороной. Там было что-то около десяти человек, все благородные, все люди одного из герцогов, что очень недурственно поднялся на недавней войне и теперь стремился вложиться и потратиться.

Процесс начался с обильного завтрака-обеда-ужина. И когда все наелись от пуза, пошел рутинный торг, затянувшийся до поздней ночи, но в итоге все остались довольны. Герцог считал, что выиграл немного процентов со сделки, а гном подсчитывал барыши с того, как он ловко обхитрил наивного человечка. Но золото золотом, а традиции традициями. Сделка была чрезвычайно крупной, и поэтому отмечали ее так же – по-крупному. В залу выкатили три бочки настойки, на столе снова появились различные кушанья, откуда ни возьмись в дальнем углу возникли барды с менестрелями, а свободную площадку заняли танцовщицы.

Все выпили, отказаться – смертельно оскорбить гномов, – закусили, благо было чем, снова выпили. Потом стали приставать к танцовщицам, приставали вроде не очень грубо, но леди все равно нас покинули, так и не осчастливив никого согласием на весьма неприкрытые намеки. Снова выпили, уже не закусывали, но тосты поднимали. С этого момента у меня в голове легкий туман, правда, все же память пока не подводит. Когда первая бочка была пуста на три четверти, нам показалось, что музыка играет слишком тихо, попросили прибавить. Снова не понравилось, снова выпили, потом стали приставать к музыкантам, уже весьма грубо и совсем с другими предложениями. Потом была драка, в которой герцог получил фингал, но все же победа оказалась на нашей стороне и горе-менестрели, собрав щепки, некогда бывшие их инструментами, убрались вслед за танцовщицами.

Снова выпили, уже без тостов. Пустую бочку, занимавшую, как нам казалось, слишком много места, выкинули в окно. Потом туман. Дальнейшее воспоминание – как мы пьем все в том же зале в обнимку с офицером стражи, управляющим и герцогом. Так мы вчетвером прикончили еще несколько чарок. Снова провал, и вот мы уже всей гурьбой, человек тридцать, поем какие-то песни. Опять темнота. Приехали гвардейцы герцога, попытались забрать нанимателя. Была драка, потом выпили, герцог уехал, вернее его выносили слегка пьяные гвардейцы. Темнота, почему-то ночь еще не кончалась, в зале народу уже почти нет, лишь мы впятером, гномы да я. Все еще пьем. Снова провал. Я стою напротив управляющего без рубахи и ботинок, в одних штанах, гном тоже скинул все ненужное. В общем, мы поспорили, кто сильнее на кулаках. И вот что я помню точно – как меня знатно отметелили. Самого полурослика я задел всего пару раз, но все же не сдался, хотя мое лицо уже было больше похоже на чернослив. Потом снова провал. Очнулся я у себя в комнате, все тело болело, голова трещала, а легкие наполнялись неизвестным смрадом. Оглядевшись, я пришел к выводу, что все то время, пока я самозабвенно дрых, организм пытался избавиться от той гадости, что я в него вливал, итогом стали заблеванные кровать и пол. Сил хватило лишь на то, чтобы прибраться, потом снова отрубился. Проснулся оттого, что лоб нещадно жгло холодом. Открыв глаза, я увидел три до боли знакомых физиономии: Лейла прикладывала мне компрессы, Дирг где-то раздобыл слабенькое вино и отпаивал им меня, ну а Норман соизволила не портить атмосферу своими ехидными уколами. Именно в тот момент я осознал, что могу считать этих людей своими друзьями.

На работу я пришел лишь через три дня. Лицо все еще напоминало один сплошной синяк, а из еды кроме каши и супов я ничего не ел. Управляющий, казалось, ждал меня, так как под сочувственный взгляд Лии вызвал меня к себе. Оказалось, что гнома я задел ровно три раза, и все три раза я попал прямым правым прямо в левый глаз бородача. В тот знаменательный день начальник впервые налил мне обычного чаю и тогда же расщедрился на крепкое рукопожатие и заверение в том, что я один из самых достойных представителей человечества. Допив чай, я вернулся к себе на рабочее место и с чувством выполненного долга погрузился в ежедневную рутину.

– Тим, ты спустишься уже или нет? – донеслось из амулета. – А то меня твои друзья сейчас растерзают.

– Уже в пути, – откликнулся я.

За окном все так же мело, и если не всматриваться, казалось, будто стекло обволокло белое махровое полотенце. Поднявшись со стула, я с наслаждением потянулся и еще раз оглядел кабинет. М-да, а раньше это помещение выглядело совсем непрезентабельно. Стол, стул да полка. Сейчас же здесь была фактически лаборатория сумасшедшего ученого. На бесконечных плоскостях в хаотичном беспорядке валялись исписанные листы пергамента, стопки книг подпирали потолок, а в дальнем углу покоились бесчисленные колбы, пробирки и различные алхимические аппараты. Последнее я использовал не только для изготовления особых чернил…

Откопав среди всего этого великолепия сумку, я убрал туда свое перо и дневник, который я стал вести после недавних событий: память, увы, теперь не столь надежна, как раньше. Чернильница также нашла свое пристанище в одном из кармашков. Удовлетворившись внешним видом, я прошел по маленькой тропинке, ведущей к выходу. Приоткрыв дверь, я на мгновение замер и обернулся. Хотя и не домосед, да и никогда не мечтал об офисной работе, но этот уютный кабинет стал для меня родным.

– Ро-ойс!! – грохнул знакомый бас.

Захлопнув дверь, я пробежался по коридору, чуть не сбив с ног непонятно откуда появившегося управляющего. Извинившись, я продолжил забег. Последним препятствием на пути стала крутая винтовая лестница. Секунду поразмышляв, я махнул рукой и с криком «Поберегись!» сел на перила и заскользил вниз.

Увы, лестница вела прямо в холл, так что немногочисленные посетители стали свидетелями вольной акробатической программы. Когда «рельсы» подошли к концу, Тим-экспресс совершил головокружительный прыжок через правое плечо и, сделав оборот на все триста шестьдесят, упал на обе лапы. Зрители на овации не расщедрились, впрочем, меня это нисколько не смутило. Сняв шляпу, я поклонился и прошел к друзьям.

– Без этого никак? – нахмурилась Лейла.

Сегодня она была великолепна как никогда. Каштановые волосы волнами ниспадали с плеч, на которых покоилась накидка из меха снежного барса. Руки обтянуты перчатками того же цвета, но на запястье красовался браслет из небесных изумрудов. Это привычные для нас зеленые камешки, вот только где-то в глубине, если присмотреться, пляшут синие огоньки. И вроде за один самый маленький камешек на рынке можно выручить мою годовую зарплату. А платье у нашей красавицы было сшито из шелка, привезенного с дальнего востока, и, несмотря на все его великолепие, мне иногда становилось дурно от одной лишь прикидки цены данного шедевра. Хотя взгляд то и дело скользил по выразительным округлостям, глубокому декольте и подчеркнутой фигуре.

– Ты чего так долго? – прищурилась Норман.

Сегодня девушка из милой девочки превратилась в настоящую красавицу, хотя подруге она все равно проигрывала. Но вот в ее темно-серых глазах даже я иногда находил глубокий омут, в котором хотелось тонуть и всплывать. Белую кожу подчеркивали иссиня-черное платье и ожерелье с крупными агатами. Вечно радостная Лиза превратилась в настоящую строгую королеву ночи.

– Научишь? – улыбнулся Дирг.

Вот, свой человек. Никогда не опустится до общепринятой моды, в которой мужские костюмы обогатились доброй сотней всяких рюшечек, вырезов, складок и прочих атрибутов слабожопого пола. Мой сосед, как всегда, по торжественному случаю надел строгий полувоенный черный фрак, на широкий пояс нацепил парадные ножны, а в правой руке придерживал белые перчатки, трость и шляпу в тон.

– Нет. Дела. В любое время, – протараторил я.

Друзья уставились на меня со слегка приподнятыми бровями.

– Это я на все три вопроса ответил, – пояснил я. – По порядку, так сказать.

Ребята только вздохнули и сделали неопределенные жесты, мол, чего еще ждать от чертильщика. Выстроившись в линию, где девушки оказались по центру, а я с рыжим по краям, мы сцепили руки и, чеканя шаг, высоко задрав голову и растягивая улыбки, прошествовали к выходу. Честь открыть дверь досталась Диргу, и он, как и следовало ожидать, пропустил дам, а мне успел поставить подножку, впрочем, я избежал участи бухнуться лицом в сугроб, но выверт не забыл и без отплаты не оставлю.

– Удачно повеселиться, – прозвенел нежный, как весенний ручеек, голос Лии, и мир погрузился в кутерьму и шум метели.

Прикрываясь от бушующего ветра и острых, как иглы, снежинок, мы добежали до широкой кареты и быстренько загрузились внутрь. Плюхнувшись на обитый красным ситцем диванчик, я отряхнулся от снега и проверил сумку. Пронесло. Ткань хоть и успела промокнуть, но содержимое не пострадало, и что самое важное – цел остался и дневник. В этой маленькой книжечке я хранил не только отдельные идеи и важные воспоминания, но и наброски различных рецептов особых чернил собственного приготовления. А еще несколько рецептов различных ядов и лекарств, которые я составил благодаря возросшей базе знаний различных трав. Также здесь был и список ингредиентов для нового чая-релаксанта, лишенного побочных эффектов добряковского аналога. Ну и конечно же, добрая половина была отведена под бесконечные расчеты множества печатей. Сам я пока ни одну из них активировать не мог, но это не мешало заниматься теоретическими изысканиями. И надо признать, я находил некоторое удовольствие в перелопачивании тонны литературы и составлении всего одной простейшей конструкции, которую Сонмар потом обзывал продуктом бездарности и посредственности, а также прямым упреком его преподавательским талантам.

– Признаться, я удивлена, что ты решил отправиться вместе с нами, – усмехнулась Норман.

– Прости меня, что разбил твои хрустальные иллюзии, – не остался я в долгу и добавил в голос тонну-другую смертельно опасного яда. – Но даже самые закоренелые деревенщины не откажутся посетить Императорский концертный зал!

– Особенно если билет достался на халяву, – не сдавалась девушка.

– Это был один из немаловажных факторов, – пожал плечами я.

Ребята переглянулись, и мы все вместе дружно засмеялись, чем вызвали недовольное бурчание извозчика, слышное даже из-за стены. Ему-то сейчас не до смеха: укутанный в добрый десяток шуб, он дрожащими руками держал в руках поводья. Даже тем же лошадям теплее, они-то хоть бегут. Троица начала что-то бурно обсуждать. Кажется, последние дворцовые интриги, чьи-то любовные похождения и победы на этом поприще, некоторые громкие скандалы и даже парочку дуэлей, хотя в данном случае Дирг вел монолог. Не был забыт и приближающийся турнир, до которого осталось всего-то шесть сезонов. Мне оставалось только улыбаться, кивать и вовремя вставлять свой медяк в задорный разговор. А так я больше смотрел в окно, где зачарованное стекло позволяло мне рассматривать украшенные улицы, готовящиеся к празднику Смены цикла. Город утопал в огнях, лавки были раскрашены в яркие цвета. Везде ощущался дух праздника, и только одна социальная группа была близка к скорой покупке мыла и веревки.

Близилась зимняя сессия, а многие, вернее подавляющее большинство, было к ней категорически не готовы. Я, например, вообще плохо спал по ночам от мысли о приближающихся испытаниях. Все же практика мне не давалась ну ни в какую, а наставник ушел в отказ и не снимал с меня печать. Так что последняя надежда – набрать максимум на теории, и если я не упущу ни одного бала там, то есть еще надежда получить заветный проходной минимум общего зачета.

Благо сейчас эти мысли не терзали мое сознание, а лишь слабенько атаковали границы внимания, ведь мы ехали на оперу. Как же я оказался среди этой благородной компашки, направляющейся в центр высокой культуры? Да все очень просто. В один обычный денек, разбавленный очередной ночевкой в библиотеке, я был буквально за шкирку доставлен в наш штаб, коим стала почему-то именно наша с Диргом комната. Там уже собрались девчонки, взахлеб верещащие о нарядах, кавалерах и прочем. При моем появлении леди замолкли и окинули измазанную чернилами фигуру оценивающими взглядами. Был вынесен вердикт «непригоден», и меня, опять же за шкирку, потащили к портному, который сшил мне фрак-близнец рыжего, затем был посещен местный брадобрей, лишивший меня изысканной щетины и, о боги, справившийся с привычным вороньим гнездом на голове. После этих пыток, достойных самых дальних уголков бездны, мне был всучен пригласительный билет, подписанный самой принцессой.

Как выяснилось позже, Лейла очень тесно дружила с сестренкой Константина, которая всегда снабжала подругу пригласительными на различные культурные мероприятия. Народ ожидал, что я начну сопротивляться (было с чего – за костюм мне пришлось отдавать все с великим трудом накопленные сбережения), но я ответил полным согласием, чем вызвал всеобщее удивление, и с головой погрузился в приготовления.

Все так же поддерживая беседу, я открыл сумку и стал перелистывать исписанные страницы дневника. На одном из листов я увидел несколько тезисов, в целях конспирации написанных на русском, и стал внимательно читать. Первым (уже зачеркнутым) словом была «Слежка», дальше следовал «Сбор информации», также перечеркнутый жирной черной линией, и третий пункт – «Начало», где стоял восклицательный знак.

– А что это за язык? – спросила Лейла, перегнувшаяся через мое плечо.

– Один из восточных, – соврал я.

– Надо же, – протянула красавица. – Никогда не видела подобных символов.

– Есть многое, милейшая Лейла, на свете, что и не снилось нашим мудрецам, – продекламировал я.

Ребята снова уставились на меня, как на заморскую зверушку, но я только развел руками.

Вскоре карета затормозила, и Дирг, открыв дверцу, подал руку Норман. Та подобрала платье и ступила на красную ковровую дорожку. Праздник начался, а я впервые за многое время увидел на своих плечах ладони давних спутников, с которыми так весело идти на самые грандиозные авантюры.