Читать книгу Корпускулярные свойства дерьма - Кирилл Сергеевич Вавилон - Страница 4

Утром я проснулся в отвратительном состоянии. В онемевшем рту чувствовались нотки тухлой рыбы. Не совсем понимаю, что вчера произошло. Либо это были галлюцинации, либо сон, но в том месте, откуда вылез шар, очень болела грудь. По какой-то причине кровать, руки и лоб слегка измазаны кровью. Тело ломило гораздо сильнее, чем вчера на заправке, а голова будто бы валялась отдельною частью тела. В горле першило и хотелось в туалет, но тело меня не слушалось. Несколько минут я в ступоре пролежал, глядя на дырку в потолке. Мне хотелось лежать так до самого вечера, но нужно было идти к Вове, поэтому я пересилил себя и через несколько минут на ватных ногах приближался к ванне. Мои руки и ноги дрожали в судорожных конвульсиях, а сердце вырывалось из груди, всего трясло и колотило, поэтому я решил не медлить и поскорее добраться к Вове, чтобы взять у него брамадол³ и успокоить свои, без того расшатанные нервы. Я зашёл в ванную, чтобы искупаться перед выходом. Взял бритву и решил привести себя в человеческий вид, но в какой-то момент мой взгляд остановился на зеркале, в котором отображалось убитое лицо с засаленными волосами, а, подойдя ближе, время вовсе остановилось. Всё вокруг расплывалось, кроме моего лица, но я смотрел не на него, а казалось бы, внутрь себя. Смотрел и понимал, что я – это я. Я действительно всё еще живой человек с руками и ногами. Могу делать всё, что угодно, говорить всё, что захочу. Весь мир в моих руках, я владелец не просто своей судьбы, а судеб многих людей, могу повлиять на любого из своей компании, у меня миллион возможностей изменить свою жизнь, но что я делаю сейчас? Закидываюсь колёсами, ширяюсь по вене, бухаю, просыпаюсь в ямах, а ведь когда-то подавал большие надежды, был самым лучшим в классе.

Появился писк в ушах, смотрел на себя, казалось бы, целую вечность, практически не моргал и всё это время осознавал. Осознал, какой я человек, что уже не существую в принципе, как какая-нибудь личность. Я просто существо, всё еще сгусток чего-то такого, которое всегда останется таким же ничтожным, что в двадцать четыре, что в сорок пять. Моя жизнь не имеет никакого смысла. Никогда ничего не изменится. Глаза налиты кровью и злостью, а лицо нагоняет ужас. Кто я такой и что мне делать? На моём лице, в нижней правой части подбородка, вижу большой шрам, который тянется к шее. Я его получил, когда в девятом классе впервые смешал колёса с алкоголем. Тогда моё молодое, неподготовленное тельце не выдержало, и я в пьяной агонии напал на неадекватную компанию вблизи своего дома. В тот день они хорошенько разбили мне лицо, сломали руку и два ребра. Помню, как тогда мать носилась со мной по больницам, но уже тогда она меня ненавидела по некоторым причинам, о которых я расскажу вам позже. Ухо с правой стороны существенно отличается от левого, отнюдь не из-за генетических особенностей. Это всё произошло уже в двадцать лет, когда после жесткого употребления героина я остался спать на земле. Бойцовский соседский пёс напал на меня и серьёзно надгрыз ухо, приняв его за игрушку и, если бы не знакомый хирург, который уговорил своего друга, еще действующего врача в больнице, пришить мне ухо за бутылку водки, то до конца своих дней я бы ходил, как уродец, с одним ухом. Третий случай самый серьёзный – это порезанная бровь, которую недавно сделал бывший кореш. Под НДС он перепутал меня с кем-то и карманным ножичком нанёс несколько порезов, пока его не остановили мои друзья, если бы не они, то я, скорее всего, не стоял бы здесь.

Я не узнаю себя, я всегда думал, что внешне выгляжу иначе. Конечно, много раз видел своё лицо, но не осознавал этого, не понимал до конца, насколько всё плохо. Даже если случится чудо, и я резко брошу употреблять, укатив куда-то, то от себя мне уже никогда не избавиться, никак не смыть с себя горечь прошлого. Даже если отсюда перееду, то всё равно продолжу употреблять, ведь я такой человек и навсегда останусь таким. Да, в конце концов, человек ли я вообще? Наше прошлое, наши ошибки всегда будут жить внутри нас и от этого нам не скрыться. Есть фраза «наркоманов бывших не бывает», – это не совсем правда. Без разницы, наркоман ты, алкоголик или просто офисный клерк – это лежит внутри, и только самые сильные из нас смогут очиститься, измениться. А я наркоман, и значит – слабый человек, из этого вытекает, что мне никогда не уйти от себя и не решить даже часть своих проблем. Я захлёбываюсь в собственных ошибках и нет мне выхода, нет мне прощения даже перед самим собой. За свои двадцать четыре года я только сейчас осознаю, что, в лучшем случае, половина моей жизни прожита. Семья от меня давно отказалась, все друзья – это самые обычные наркоманы, которым всегда от меня что-то нужно, любимая девушка из-за меня превратилась в наркоманку, а я просто ничтожество, которое плачет и кричит по ночам. От этих мыслей, вместе с опасной бритвой, завалился на пол, схватился за колени, качался в разные стороны и мычал, мычал, сам не понимая почему.

Я держу опасную бритву в правой руке и делаю плавные движения вниз. Принимаю холодный душ, вытираю лицо и тело бархатным полотенцем, надеваю тёплый свитер, старые джинсы, прохожу в комнату, сажусь на кровать. И снова плачу, друг мой, я застрял, пропал в собственном ужасе и уже навсегда. Прошлое никогда не сгорит. Сгорю я. Я сгораю.

Нужно собраться с мыслями, одеться и поехать к Вове, поехать к Маше и везде делать вид, что со мной всё нормально, что мне хорошо. В этот момент объявился капустняк: «Ты слабак, ничтожество. Надень еще одну маску и бегай от людей, как маленькая девочка. Ты никогда не изменишься, потому что даже не хочешь меняться. Еще одна маска, еще одна доза, еще одна…» Нужно было ехать к Вове и выбивать себе дозу. Мне уже нужно быть на месте, но решил проветриться и выбросить дурные мысли из тяжелой головы. Поэтому достал из коридора велосипед, а машину оставил возле дома. И это была моя роковая ошибка. На спущенных шинах я еще кое-как ехал, но из-за постоянного употребления уже после двух километров у меня потемнело в глазах, закружилась голова, зазвенело сердце и всё померкло. Пришлось слезть с велосипеда, точнее я упал на тротуар с вперёд вытянутыми руками. Из-за падения счесал руки, больно ударился грудью и повредил колено. На этот раз ушиб уже другую ногу. Перед глазами стояла черная пелена, от боли пылали ладони и щипал лоб. Мне стало тошно от этого, я повернулся лицом в землю и отдался забвению.

Мне снился маленький лесок, а поблизости находился большой пляж, солнце стояло еще высоко и своими лучами грело мои мягкие волосы. Я был мальчишкой лет четырнадцати и радостно побежал в сторону моря, перебирая маленькими ножками могучий, золотисто-горячий песок, но меня схватил за руку какой-то мужчина и повёл к себе. Позже я понял, что этим мужчиной оказался мой отец, который умер как раз, когда мне было четырнадцать лет. Папа взял меня на руки, я повернул голову в сторону моря и наблюдал, как от меня быстро отдаляется большое, серебристое море. Слышал звон чаек и непрекращающийся шум волн. Вода билась о камни на краю берега, и мне захотелось вырваться из объятий отца и убежать, но он силой отволок меня в какую-то черную комнату, усадил на стул и запер дверь. В этой комнате почувствовал страх, появилось ощущение, будто меня предали. Почему самый дорогой человек забрал меня от моря и оставил здесь в полном одиночестве? Куда он делся и что мне вообще делать? Я не мог подняться и дать себе ответ на эти вопросы, поэтому начал кричать. Я не понимал, от чего кричу – от боли, от обиды или ярости, но я кричал так, что этот крик дошёл к солнцу, к богу, но к сожалению, не к моему отцу. Полностью осознав, я поднял голову вверх и закричал что есть мочи: «Отец, вернись, отец!»

Внезапно глаза открылись и позже оказалось, что на мокром асфальте я провёл больше двух часов, а не несколько минут, как показалось изначально. Уже через десять минут вызывал такси, кое-как складывал велосипед в багажник и почти сразу приехал к Вове. Впервые за долгое время он жутко обматерил меня и приказал разбирать коробки в подсобке, а пока я их разбирал, мне несколько раз звонила моя Маша, но я был в таком убитом состоянии, что не хотел даже поднимать трубку. Из-за работы, которой меня наградил Вова, я не успел принять брамадол, чтобы успокоить свои нервы. После двух часов мучений он подошёл ко мне вплотную и крикнул басом:

«Какого черта тебя так долго носило? Я звонил тебе пятнадцать раз! Пятнадцать раз, Саша!». Он был в сущей ярости. Я никогда не видел его таким.

Свет от люминесцентной лампы помог лучше разглядеть его уродливое, красное от ярости лицо. Длинные жирные волосы свисали на бок, словно грязное полотенце. Мерзкие маленькие усики болтались под носом каждый раз, когда он пытался что-то говорить. Вонь из его рта вызывала рвотные позывы, и если бы я за всё это время хоть что-нибудь съел, то содержимое моего желудка растеклось бы по его длинному, худощавому лицу.

– Вчера я был у бывшей Маши, она передавала мне свои вещи, – тихо промямлил я.

– Я тебе в сотый, а значит уже в последний раз, говорю, – он будто бы не услышал моих объяснений, – будешь пропадать дальше, и я перестану платить. Я тебе буду, как собаке, кидать дозу, а про бабки можешь забыть.

«Он же нормальный человек, перестань оправдываться и скажи правду. Расскажи ему, как нам вчера было плохо, расскажи, что ты разбит уездом Маши, скажи, как ты сегодня к нему добирался и почему опоздал, расскажи …»

Мне пришлось заткнуть капустняка, надев еще одну маску скорби на лицо, попытался надавить на жалость:

– Ты же знаешь, как мне в последнее время сложно и вообще …, – не дав договорить, своим криком и вонью перебил Вова. Даже в том убогом туалете пахло лучше, чем из его пасти.

– Да закрой ты свой рот, мерзкая наркоша. От тебя не осталось ничего человеческого. Ты существуешь только благодаря мне и только мне! Только потому, что я так хочу, потому что я тебе это пока еще позволяю. Усёк?

Он сделал шаг вплотную и внезапно толкнул меня, а я больно ударился копчиком об угол стола. Это меня немного оскорбило, но я никак не мог ожидать, что внезапно сожму кулак и со всей силы вмажу ему в морду. От этого удара он тут же оказался на грязном линолеуме склада своей паршивой аптеки. Меня окружала тьма, и только лишь одна лампа горела над его разбитым носом. Мне так это понравилось, я испытывал странное наслаждение, как приятную теплоту внутри от любимого дела. В это время его черная кровь на лице еще сильнее вызвала во мне желание втоптать ногой эту скотскую голову. Вова лежал на полу, выл от боли, прикрывая нос, а его маленькие глазки бегали в разные стороны от страха. Тогда я ему крикнул: «Ну что, сука? Кто теперь тут главный? Моя жизнь все еще в твоих руках, свинья?»

Телефон разрывался от звонков Маши, поэтому я оставил это ничтожество и вышел из аптеки. Как только отдалился на несколько шагов, эта сволочь всячески пыталась меня оскорбить, но если бы не Маша, я бы вернулся и заставил его страдать. Трубку я взять не успел, а перезвонить уже не получилось, так как она выключила телефон. «Возможно, сел», – подумал я и со спокойной душой упал на заднее сиденье такси; еще несколько раз названивал ей, но телефон был по-прежнему выключен. Уже ближе к дому появлялись первые мысли, что вчера был последний раз, когда я её видел. Подойдя к входной двери, мысли оказались реальностью. Дверь уже никто не открывал. Я даже не успел попрощаться, стоял один посреди подъезда и с грустными глазками бездомной собаки смотрел на серую дверь, с которой когда-то выбегала милая Маша. После десяти попыток дозвониться, я сел возле двери и пытался разобраться, как же я буду жить дальше? Куда мне теперь идти? К кому податься? Я чувствовал себя опять брошенным и одиноким, как когда-то в детстве. К друзьям мне не хотелось, а дозы было мало. Мысль, что она навсегда исчезла из моей жизни, разрывала душу, хотелось выть. Только недавно я её ненавидел, обращался с ней, как с вещью и даже представить не мог, как на самом деле к ней привязан. Мне ничего не оставалось делать, поэтому от ярости, или безысходности, звал Машу и бил руками-ногами в дверь. Так увлёкся, что не заметил, как из-под коврика вылетел ключ от вчерашнего шкафчика. Подняв коврик, я также нашёл ключи от дома и записку. Я сохранил её, поэтому пишу в точности: «Дорогой Саша, мне нелегко было это сделать, но ждать уже нет сил. Изначально я планировала уехать по-английски, но целый месяц откладываю и меняю билеты. Прости меня. Когда ты будешь это читать, я уже буду на пути к новой жизни, которая будет, надеюсь, гораздо лучше прежней. В любом случае, возможно, когда-нибудь сюда вернусь. Береги себя, целую. Твоя Маша».

«Когда-нибудь вернусь»… Я тихо вздохнул, ну спасибо за надежду, блядь, и за заботу тебе спасибо … От записки исходил аромат её волос. В те времена не до конца понимал, какой же он прекрасный. Маша, моя милая Маша, ну куда же ты? Я сильно ударил кулаком в стену, а потом вдоволь обматерил всех: Машу, стену, себя и весь мир.

После некоторых раздумий, я решил направиться в бар, поэтому уже через двадцать минут закидывался миазепамом, смешивая его с пивом. Пока я сидел на удобном стульчике и ловил кайф, меня какая-то жирная свинья зацепила рукой. «О-о-о-о! Это так банально!», – подумал я, но не обратил на это должного внимания. Миазепам с алкашкой всегда вызывал у меня агрессию и непреодолимое желание набить кому-то рожу. Хорошая взбучка – это то, что сейчас нужно. Пока запивал таблетки пивом, кто-то толкнул меня сзади, я повернул голову, но не увидел ничего подозрительного, поэтому списал всё на случайность. Но через несколько минут меня вновь кто-то толкнул, но уже сильнее. Я повернулся, и, недолго думая, разбил стакан об его голову. Время замедлилось, и я практически успел схватить осколки стекла, чтобы вставить ему в глаза, но за плечо моей косухи схватилась волосатая лапа какой-то детины и ударила лбом о стойку. От такой дерзости я стал ещё агрессивнее. Кровь кипела в моих жилах и хотелось драться так, как не дрался никогда в жизни. Возле бильярдного стола взял кий и уже представлял, как буду разбивать эти петушиные рожи, однако запал прекратился так резко, как и начинался, из-за мощного удара сзади кием по спине. После этого удара, и, несмотря на острую боль, я все еще был в сознании, но отчетливо понимал, что в мягкой кроватке сегодня уже не проснусь. Меня втроём отнесли в туалет и пытались обчистить карманы. Я все еще был в сознании, поэтому сильно вырывался и старался сопротивляться изо всех сил, но сильный удар ногой в голову вывел меня из колеи, и я уснул. Уснул, к сожалению, не вечным сном.