Читать книгу Солнечный Альбион - Кирилл Шатилов - Страница 10

Когда мы вышли на улицу, дождь то накрапывал, то заряжал в полную силу. Большой китайский зонт, купленный на вокзале в Киото, я оставил в Москве, но и того складного, что был при нас, плюс широкополые брезентовые шляпы и непродуваемая куртка, вполне хватало, чтобы мои камеры чувствовали себя защищёнными.

Вернувшись на Трафальгарскую площадь и радуясь, что успели запечатлеть её утром, мы решительно двинулись по Белому Залу в направлении Парламента.

«Белым залом» (Whitehall) раньше назывался стоявший здесь огромный дворец, превосходивший размерами и Ватикан, и Версаль. Комнат в нем было 1 500, и жили в них английские монархи с 1530 по 1698 год, когда дворец постигла участь большей части тогдашнего Лондона – он сгорел в Великом пожаре.

Теперь Уайт-Холл – это километровой длины проспект, по обеим сторонам которого находятся многочисленные правительственные здания. Фактически, сказать сегодня «Уайт-Холл» про Англию то же самое, что сказать «Кремль» про РФ: «Уайт-Холл решил», «Кремль постановил» и т. п.

Движение здесь двустороннее, однако середину проезжей части занимают два здоровенных каменных пенька-памятника. Первым по нашему ходу был чёрный, поставленный на попа кирпич, при внимательном взгляде на который создавалось впечатление, что это символ женской бани после взрыва водородной бомбы. Потому что никаких женщин не было, зато вокруг всего камня словно висела пустая женская одежда. Надпись золотом тоже не давала усомниться: THE WOMEN OF WORLD WAR II (женщины второй мировой). Таким вот интересным образом скульптор Миллс выразил своё к ним отношение. В 2005 году королева его открыла не без помощи баронессы Бутройд, которая в целях сбора средств на строительство лично приняла участие в английской телевизионной игре «Кто хочет стать миллионером».

За памятником женской бане стоит уже более изящный кирпич грязно-белого цвета и носящий гордое название Кенотаф. «Кенотафом» как вы, должно быть, знаете, называется символическая могила, не содержащая тела умершего. Кенотаф на Уайт-Холл открылся в 1920 в честь англичан, павших в первую мировую. Теперь ежегодно, в Поминальное воскресенье, ближайшее к 11 ноября (когда в 1918 было заключено перемирие), здесь проходят военные парады. Интересно, что эту дату, вместе с Англией, отмечают в Новой Зеландии, Франции, Бельгии и Сербии.

Дойдя под зонтиком до того места, где Уайт-Холл незаметно переходит в Парламент-стрит, мы притормозили перед решёткой ворот справа, тщательно охраняемой нарядом мокрой полиции в ярко-зелёных безрукавках дорожных рабочих. Да решёткой начиналась знаменитая Даунинг-стрит, проход на которую простым смертным закрыт. Потому что там, по адресу Даунинг-стрит 10, находится резиденция нынешнего первого лица британского правительства – 1-го Лорда Казначейства. Эту должность мы лучше знаем под названием «премьер-министр». Также мало знаем мы о том, что в соседнем доме под номером 11 квартирует отведённый ему срок 2-й Лорд Казначейства, иначе говоря, «канцлер казначейства», а совсем по-простому – министр финансов. И уж совсем мало кто догадывается о том, что в следующем доме (либо 12, либо 9) живёт скромный Главный Кнут – главный организатор партийной парламентской фракции, который следит за соблюдением партийной дисциплины, обеспечивает поддержку политики своей партии и присутствие членов фракции на заседаниях парламента. По-нашему – парторг.

Названа улица в честь её первого застройщика – сэра Джорджа Даунинга, служившего дипломатом еще при Оливере Кромвеле и Карле II. Традицию селить тут главу правительство зачал Георг II, когда в 1732 году отдал дом 10 премьер-министру Уолполу.

Решётка чугунная и надёжная. Построена, разумеется, для «защиты граждан». Про какие-либо инциденты в этом месте последние 300 лет не сообщалось, однако охрана, как легко можно убедиться, неусыпная и серьёзная.

По Парламентской улице мы дошли – куда бы вы думали? – до Парламентской площади. С левой стороны вздымался Биг-Бен, начиная собой длинное здание Парламента.

Площадь не интересна тем, что на ней постоянно бомжуют какие-то не очень чистые демонстранты, очень похожие на людей, продавших свои паспорта за полушку гашиша. А вот интересна она тем, что на ней расположены памятники нескольким государственным деятелям, среди которых вы узнаете вставшего со стула Абрама Линкольна, и Нельсона Манделу, показывающего руками, какого карася он давеча поймал.

Самой примечательной здесь фигурой я бы назвал Уинстона Черчилля в образе Евгения Леонова из «Джентльменов удачи». Правда, в своё время у архитектора Робертса-Джонса возникли проблемы из-за того, что его первоначальный Черчилль напоминал не кого-нибудь, а самого Бенито Муссолини. Знаете, что сделал скульптор, чтобы Муссолини стал похож на Черчилля? Сделал ему поуже лоб.

Говорят, что статуя стоит там, где скромняга Черчилль сам за двадцать лет до ее сооружения завещал ее поставить.

Первыми бронзового толстяка с тростью полюбили птицы, благо его лысая голова ничем не прикрыта. Против них хотели бороться, натыкав премьеру в макушку булавок, но план почему-то не был одобрен. Как нам на следующий день пояснила наша гид, теперь статуя стоит под напряжением. Думаю, не только из-за птиц. До Черчилля не раз дотягивались руки демонстрантов, которые превращали его то в вампира с окровавленным ртом, то в Страшилу Мудрого с травой на голове.

Перейдя площадь, мы подошли к боковому входу в Вестминстерское аббатство. Известно оно двумя вещами: похороненными там английскими королями и тем, что на их надгробьях происходят коронации и другие официальные торжества. Не пошли мы туда по трём причинам: чтобы войти, нужно заплатить по 18 фунтов с носа; при этом там нельзя фотографировать; я там уже бывал. Алина увлекла меня, не слишком энергично упиравшегося, в соседнюю церквушку св. Маргарет. Отдыхая на жёсткой лавке от ходьбы и дождя, я слушал величественные пассажи невидимого органиста и вспоминал о том, что покажу жене как-нибудь в следующий раз.

Любознательный читатель, вероятно, в курсе, что на самом деле Вестминстерское аббатство официально называется «Университетская церковь св. Петра в Вестминстере». Да-да, при всей своей помпезности это всего лишь церковь, которая имела статус собора всего лишь в период с 1540 по 1550 год. Насколько я понимаю, такая церковь находится в непосредственной юрисдикции монарха, а не епархиального епископа. Начало её строительству в современном виде положил Генрих VIII, решивший здесь упокоиться.

Если вы сподобитесь войти внутрь и дойти почти до самых хоров, то увидите Стул Короля Эдварда – трон, на котором с 1308 года короновались все здешние короли и королевы (за исключением первой и второй Марии, которым его не доверили, заменив по разным причинам другими). Вырезал его из дуба в 1297 году некий Мастер Вальтер, получив за это тогдашними 100 шиллингов за работу. Здесь начинаются странности, поскольку в Англии шиллинги ввели только в середине XVI века. Выходит, расплачивались шиллингами шотландскими. Почему, спрашивается.

Последней, кто сидела на Стуле по делу, была нынешняя Елизавета II в 1953 году. Тогда под ней, между ножками Стула, лежала ещё одна странная вещь весом 152 килограмма – «Камень Судьбы» (Stone of Destiny), известный также как «Каменная подушка Якова» (Jacob’s Pillow Stone), «Наследный Камень» (Tanist Stone) или «Скунский Камень» (Stone of Scone). Изначально камень принадлежал шотландцам и использовался в церемониях передачи власти. Эдвард I умыкнул его в Англию в 1296 году, где он оставался неотъемлемой частью Стула ровно 700 лет. Шотландцы о нём всё время помнили и возмущались. 15 ноября 1996 года высокие чины обоих частей Великобритании произвели долгожданный обмен (не знаю, на что, наверное, за так), и камень вернулся в Эдинбургский замок (где мы его с вами скоро узрим воочию и тогда поговорим подробнее). Правда, когда будет следующая коронация, смотрите внимательно: по условиям соглашения, на этот день камень должен вернуться на положенное ему место, чтобы охладить разгорячённые чресла нового правителя. При всей внешней смехотворности, стоит серьёзно задуматься, что же такое есть в этом камне, чтобы к нему относились с таким пиететом – раз, и какова на самом деле роль шотландцев в английских королевских узах – два. Мне приходилось слышать всевозможные версии вплоть до того, что «Камень Судьбы» и есть священный Грааль. Не знаю, поживём – увидим.

В прошлый раз со мной в Вестминстерском аббатстве произошёл мистический случай, ощущение от которого я запомнил на всю жизнь. Я стоял над надгробьем какого-то из почивших лет 500 назад королей, прислушивался к вещавшему поблизости чужому групповоду и то и дело поправлял сползавшую с плеча сумку, в которую при входе вынужден был убрать свою съёмочную технику. Взгляд мой расслабленно упал на железную табличку, вмурованную в бортик надгробья. А на табличке значилось будничное: «Будьте осторожны, опасайтесь воров». Пока я осознавал, как это в одном из самых наблюдаемых мест страны пишут такое, причём не на тетрадном листке, а в железе, на века, то есть, совершенно отчаявшись исправить ситуацию любым другим методом, за моей спиной кто-то пробежал. Очень быстро, так что я никого толком не заметил. Зато заметил, что молния на моей сумке слегка приоткрыта. Вокруг были люди, но они чинно стояли и рассматривали оплаченные красоты.

Я моментально сунул руку в сумку, потому что вместе с техникой сунул туда довольно толстый и мешавший мне в кармане кошелёк.

Кошелька не было.

Я судорожно расстегнул сумку и проверил ещё.

Нет кошелька.

Чувствуя, что это конец (а сейфами в номерах гостиниц я не пользуюсь никогда, предпочитая держать наличные в запертых чемоданах, но тогда денег у меня было исключительно мало, так что я их все носил при себе), я метнулся в соседнюю дверь, куда мог убежать вор, и оказался в квадратной галерее, посреди которой, как это часто бывает в подобных соборах, был застелен зелёный газончик. Галерея просматривалась вся, но никто нигде от меня не прятался.

Я взял себя в руки и вернулся обратно.

Подозрительно посмотрел на окружающих. Меня никто не замечал.

Тогда я водрузил сумку на надгробье повыше и ещё раз чуть не вывернул её наизнанку.

Всё оказалось на месте! И техника, и кошелёк, которого я минуту назад здесь не находил. Вор мне почудился. Его нарисовало моё воображение, потрясённое вечным призывом опасаться карманников.

Место в Вестминстерском аббатстве, которое интересно лично мне, называется Уголок поэтов. Поистине, только в Англии, где столько «уголков» (ораторов, поэтов и т.п.), могли изобрести футбол – единственную игру, насыщенную «угловыми»! Первым здесь в 1556 году был похоронен Джеффри Чосер, написавший «Кентерберийские рассказы», которые считаются предтечей всей последующей английской литературы. Правда, покоиться здесь ему позволили вовсе не потому, что он был писателем (точнее, поэтом), а потому что он до последних дней занимал должность, скажем так, прораба в Вестминстерском дворце (не путать с аббатством). Через 43 года рядом с ним похоронили поэта Эдмунда Спенсера, и начало традиции было положено.

Когда будете стоять в Уголке поэтов или когда вам попадутся упоминания имен похороненных здесь людей искусства, имейте в виду, что это не совсем правда. Физически многие писатели поэты упокоились в других местах, а здесь вы увидите лишь памятные таблички. Это вам всё-таки не Пэр-Ляшез. Поэтому давайте вместе посмотрим на тех, о ком вы наверняка слышали и чей прах действительно тут, у вас под ногами.

Про Чосера мы сказали. Будет время, почитайте. Оригинал «Кентерберийских рассказов» крайне сложен, поскольку он написан ещё до того, как английский язык приобрёл свои нынешние правила. И с ними-то легче не стало, но представьте, как было без них! Так что почитайте хотя бы в переводе. Вещь забавная.

Поэт и драматург Роберт Браунинг. О нём я упоминал, когда вышел с Пэддингтонского вокзала. Он дружил с Диккенсом и считался эдаким поэтом-философом. Даже в Россию заезжал. Но вообще-то жил в Италии, а умер в Венеции. На его месте я бы предпочёл, чтобы меня там и похоронили, однако ему было уготовано лечь в Вестминстерском аббатстве.

Сам Чарльз Диккенс тоже похоронен здесь. В завещании он не указывал, где бы хотел упокоиться, и просил только, чтобы церемония прошла скромно. Ранним утром 14 июня 1870 он и нашёл здесь своё пристанище.

Не знаю, знакомы ли вы с Джоном Драйденом, но этот поэт, драматург, критик и баснописец сделал для английской литературы не меньше Ломоносова (помните такого?) – для русского языка. В частности, он утвердил в качестве основного размера английской поэзии «александрийский стих». Много переводил и с латыни, и с французского. Писал и трагедии, и комедии. Период с 1660 по 1700 год принято называть «веком Драйдена». Его могилы вы просто так не найдёте. Потому что на ней нет надписи. Найдите могилу его современника, поэта Абрама Коули: имя Драйдена начертано на надгробном камне сбоку.

Здесь же лежит композитор Гендель. Разговор о нём ещё впереди.

Томас Гарди, «последниё из представителей Викторианства», автор двадцати пяти произведений, среди которых и романы, и рассказы, и стихотворения, похоронен… в двух местах. Найдёте его могилу – знайте: тут покоится его прах. А вот сердце поэта легло в могилу его первой жены Эммы в городе Стинсфорде. Это раздвоение стало результатом компромисса между волей самого Гарди (который, разумеется, хотел быть с женой) и настойчивыми просьбами сэра Карлайла Кокерелла, его душеприказчика.

О писателе Киплинге вы и сами наверняка знаете предостаточно. Так что просто найдите его здесь.

Если имя актера Лоренса Оливье вам что-то говорит, он тоже тут. Мало того, что он считается одним из «самых-самых» артистов XX века, сыграв роли в огромном диапазоне от античной драмы до вполне современных фильмов, не говоря уже о Шекспире, получив за Гамлета «Оскар» в далеком 1948 году. Мало того, что за его плечами 120 театральных образов и 58 полнометражных фильмов. Думаю, он единственный актёр, который умудрился сняться в фильме… после своей смерти. Дело в том, что через 15 лет после его смерти его лицо «собрали» по кадрам старых кинокартин и с помощью компьютерной реконструкции воссоздали в роли доктора Тотенкопфа («мёртвой головы») в дизельпанке «Небесный Капитан и Мир будущего».

Среди тех, кто здесь не похоронен, но чьи имена вы сможете узнать: писательница Джейн Остин (плитка в стене), один из моих любимых поэтов Уильям Блейк (бюст), все три сестры-писательницы Бронтè (мемориальная табличка), единственный, а потому самый знаменитый шотландский поэт Роберт Бёрнс (бюст), конечно же, лорд Джордж Гордон Ноэл Байрон (камень в полу), Льюис Кэрролл (камень в полу), вечно юный поэт Джон Китс (табличка в стене), автор «Любовника леди Чаттерлей» писатель Д.Г.Лоуренс (камень в полу), написавший «Песнь о Гайавате» Генри Лонгфелло (бюст), сильно повлиявший на Шекспира поэт Кристофер Марлоу (надпись на специальной витрине), Вальтер Скотт (о котором мы с вами поговорим отдельно, в Эдинбурге), сам Шекспир (памятник), поэт Перси Биши Шелли (табличка в стене), Уильям Теккерей (бюст), Оскар Уайльд (надпись на витрине). Кстати, что касается этой самой «витрины», то имеется в виду стеклянный витраж, который был специально доделан в 1994, когда места для новых имён стало просто не хватать. Пространства на нём должно хватить ровно на 20 человек.

Не знаю, как вам, а мне после короткого отдыха снова захотелось на воздух, к Темзе.