Читать книгу Керины сказки - Кирилл Ситников - Страница 11

– Ыыыыээээээээ… а! – Громко зевнул Спицын, при этом по-кошачьи высунув язык – так зевается намного вкуснее – и открыл глаза. Ничегошеньки за время спицынской сиесты в тени дуба не изменилось. Перед ним расстилался всё тот же пейзаж: бескрайнее золотое море поспевшей ржи, прорезанное пыльной косой двухколейного тракта. Спицыну казалось, что он видит всё это сто лет. Отодрав от губы прикипевшую соломинку, Спицын встал и огляделся в поисках дуба, под которым он ещё не спал. Ну так, чтоб внести хоть какое-то разнообразие. Поиск результата не дал – Спицын дрых под всеми и по нескольку раз.

– Ыыыыээ… О! – Спицын замер с открытым ртом, таращась на солнце.

Вместо светила на него смотрела незнакомая женщина. Она… Сказать, что красивая – ничего не сказать. Угли чёрных глаз, чуть надменно смотрящих свысока, прожигали до костей. Она была из какого-то другого, высшего мира. Где довольно прохладно, судя по выступившему румянцу на её белых округлых щеках.

Спицын зажмурился, и снова разлепил глаза. Сверху на него безлико смотрело палящее солнце. Связав видение с тепловым ударом вкупе с отсутствием в своей жизни реальной женщины, Спицын успокоился и пошёл домой.

Ночью Спицын спал плохо. Незнакомка не выходила у него из головы. Она смотрела на него, даже когда он закрывал глаза, и наотрез отказывалась уступить место какому-нибудь сну типа полётов над ржаным полем или катящегося по тому же полю огромному чёрному шару, от которого ватноногий Спицын обычно убегал. К утру Спицын сдался и признал, что влюбился в незнакомку без памяти. Влюблённость и ночная духота разжижили спицынский мозг закоренелого материалиста, и он поверил в Знак. В ужасе от самого себя Спицын надел новую рубаху, присобачил к сапогам новые каблуки, засунул в суму краюху хлеба и дезодорант и двинулся в путь.

– Куда это ты чапаешь? – Спросили его друзья, сидящие под дубами.

– Понятия не имею. Это вообще не я иду. Это какой-то другой, полоумный Спицын. – Ответила им маленькая часть нормального Спицына и ступила на уходящий за горизонт тракт…

…К вечеру рожь наконец закончилась. Дорога ныряла в сосновый бор, и Спицын, заночевав в стоге, вошёл в лесную прохладу на следующее утро. Сойдя с тропы по маленькому, Спицын заблудился и нарвался на медвежье семейство, изучающее поваленное дерево на предмет вкусных личинок. Из умных книг Спицын знал, что неплохо бы тихонько попятиться назад и медленно уйти на цыпочках. Поэтому он с воплями понёсся сквозь чащу, хрустя опавшими сучьями на весь лес. Так он снова очутился на дороге и, гонимый любовью и вероятностью медвежьего преследования, продолжил свой путь.

Сосны становились всё выше и толще. Это были будущие гроты, фоки и бизани, которых оденут в паруса и попутным ветром погонят навстречу новому и безумно интересному. Ну или вечному и холодному, оплакиваемому чайками. Это кому как повезёт. Размышляя об этом, Спицын понял, что стал романтиком. А ещё понял, что дальше идти некуда.

Впереди была только стена. Высокая деревянная стена, уходящая влево и вправо в бесконечность. Странно, подумал Спицын. Кто её построил? И что там за ней?

Закинув котомку за спину, Спицын ярко представил догоняющих его медведей и лихо взобрался на самую высокую сосну. Прошёл по толстенному суку и спрыгнул на верх стены.

И охренел.

Солнце было не совсем солнцем. Скорее каким-то большим стеклянным шаром, подвешенным на огромном крюке. Из шара исходил свет, который совсем не грел. Зато хорошо освещал всё вокруг.

Обратная сторона стены была золотой. А дальше была каменная пропасть. На другой её стороне висели другие миры. Разные – большие и маленькие, яркие и тусклые, весёлые и грустные. Там были разные люди – женщины и мужчины, богатые и нищие, плачущие, задумчивые, хмельные… Но незнакомки в них не было. Спицын заметил, что на золотой стене его мира что-то написано. Он пригляделся и прочёл надпись. «Шишкин». «Вот как называется мой мир. Шишкин. Я шишкинский. Так се звучит».

А потом появились великаны. Они брели по дну пропасти и пялилсь на миры. Спицын упал на поверхность стены и затаился. Великаны продефилировали мимо, одобрительно закивав миру «Шишкин» и скрылись за огромными воротами с надписью «ЗАЛ №4». До самой ночи Спицын размышлял, что делать дальше. Можно, конечно, вернуться домой. Оказалось, там еще много деревьев, в тени которых можно покемарить. Спицын почти согласился на этот вариант, пока ему опять не вспомнилась незнакомка. Спокойно-сосновый вариант тут же отпал. Но тогда что делать дальше? Спицыну нужно было попасть в её мир. Но как?

Солнце-шар погасло. Взошла бледная Луна. Луна почему-то приближалась к Спицыну, то исчезая, то ослепляя его иссиня-белым светом. Она оказалась в руках здоровенного черного великана с надписью «ЧОП» на груди и «РИСК-1» на шевроне. Великан медленно двигался по пропасти, направляясь к Спицыну. И к Спицыну, как любому по уши влюблённому существу, пришла безумная идея без малейшего понятия, что будет, если она-таки осуществится. Когда великан поравнялся с миром Спицына, тот прыгнул и очутился на его покатом плече. Удерживаясь за нестриженные волосы здоровяка, Спицын прокрался по воротнику и оказался на другой его стороне. Совсем рядом была отвесная стена с черными прямоугольниками других миров. В один из них, самый большой, Спицын со сдавленным воплем и сиганул. Перелетая через стену, в свете Луны он заметил название мира. «Брюллов»…

…И больно шмякнулся на что-то твёрдое. Поматерившись для обезболивания, Спицын достал спички и осветил то, на что упал. Это был белый отшлифованный камень. И еще один. И еще. Когда глаза привыкли к темноте, Спицын пригляделся и понял, что он валяется посреди пустынной улицы с какими-то красивыми белыми зданиями, которых он никогда раньше не видел. Что-то зацокало когтями по белой плитке, тяжело дыша духотой. Это была большая лохматая собака. Собака пронеслась мимо, не обращая на Спицына внимания. Будто убегала от кого-то. Или от чего-то более звериного, чем она сама. За собакой последовала еще одна, потом еще несколько. Почти неслышно прошуршала кошка. За поворотом забрезжил играющий на стенах свет, и на улице появился человек в красном плаще. Человек удивленно зыркнул на Спицына из-под шлема и что-то ему крикнул на непонятном языке. Спицын прикинулся элементом уличного декора, но человек ему не поверил и пошлёпал сандалиями к нему, положив ладонь на рукоять короткого меча.

– Здрасьте… – Замямлил Спицын. – А я это… Из Шишкина мы! С горячим, такскать, приветом… Вы ферштэйн, гражданин?

Но «гражданин» не ферштэйн Спицына, продолжая что-то тараторить.

– Не убивайте меня. Я только влюбился, почувствовал вкус к жизни, отведите меня в консульство «Шишкина» ну зачем меч?!

Клинок коснулся спицынского горла.

И тут вдарило.

Первый толчок отбросил вояку на несколько метров в сторону. А второй прибил сверху оторвавшейся колонной. Спицын вскочил на ноги. И тут начался ад.

Нависающий над городом вулкан выбросил столп огня и дыма, окрасив ночь в красное. Из домов выбежали ещё сонные, не понимающие ни черта люди – голые, наскоро замотавшиеся в какие-то простыни… В один миг Спицын тихий спящий город превратился в Хаос, сотканного из кричащих тел, грохота и падающих с неба камней. Спицын оцепенел. Он вдруг оказался будто в стороне от всего этого ужаса и одновременно в самом его центре. Толпа инстинктивно потекла прочь от вулкана, давя упавших, теряя убитых кусками мрамора и гранита. Рядом со Спицыным упала женщина в золотистой тоге. Спицын протянул к ней руку, но людской поток прижал его к стене и чуть не переломал рёбра. Когда он схлынул, женщина лежала не двигаясь, с выпавшей из туники грудью. У неё не было шансов в эту ночь. Спицын уже хотел броситься наутёк, когда под туникой что-то зашевелилось, и в алом свете неба показался голый кудрявый ребёнок. Ребёнок посмотрел на мёртвую мать и закричал. Очень громко. Громче вулкана. Спицын бросился к нему, еле увернувшись от проскакавшей галопом лошади. До мальчика оставалась пара метров, когда очередной толчок сбросил с крыши здания статую ни фига не помогающего бога. Бог устремился вниз. Спицын устремился к ребёнку.

Бог проиграл.

Спицын выиграл.

– Так. Так-так-так. Давай-ка, мил человек, отсюда сваливать. – Пророкотал мальчику несущийся Спицын, оставляя за спиной осколки божества. Как все влюблённые, он вдруг представил, что за ним откуда-то пристально наблюдает его незнакомка. Если она почует в нём жалкого труса, то вряд ли оценит. Поэтому Спицын неожиданно для себя стал очень храбрым, хотя страшно боялся умереть.

Всполох молнии на миг осветил силуэт высокой стены мира Брюллова. Прижав ребенка к груди, в кровь расцарапываясь острыми иглами, Спицын взобрался на старую акацию и спрыгнул на стену. Что делать дальше, он не очень себе представлял.

Но вулкан всё решил за него.

…Толчок был такой силы, что Спицына сдуло со стены как воробьиную пушинку. Он перелетел через пропасть зала номер 4 и вместе с мальчиком исчез за стеной очередного, не изведанного им мира…

…Бууууултых!

Темно, холодно и весьма солоновато. Вода. Много воды. Я в море что ли, подумал Спицын. А где ребё…

Буль.

…А, вот он. Спицын пошарил в воде руками и поймал маленькую ногу. Притянул к себе, разглядел в тёмной воде маленькую кудрявую голову. Ага, точно он. Ну, теперь бы подышать. Мимо них опускалось на дно что-то большое и тёмное. Но Спицын этого не заметил – загребая руками, он смотрел вверх, на продирающийся сквозь морскую толщ свет.

Солнце было не таким, как в его мире. Не теплое и ленивое. Оно было… тревожным. Пряча голову за пролетающие мимо хлопья туч, оно пугливо наблюдало за тем, что происходило внизу.

Вынырнувший Спицын жадно откусил кусок воздуха, мальчик в его руках закашлялся и шумно вдохнул. Но океан решил, что этого хватит, и снова накрыл их сине-зелёной водой. Что ж мне в Шишикине-то не сиделось, подумал Спицын. Но тут же отогнал эту мысль. А то вдруг Неизвестная её когда-нибудь прочтёт.

Снова воздух. Подышать и осмотреться. Проверить малька – ага, жив. Дрожит, мокр, но жив. Спицын отчаянно погрёб свободной рукой, совершенно без понятия, куда. Рука больно ударилась о что-то твёрдое. И до боли знакомое.

Это была сосна. Сосна-мачта.

– А тебе что дома не рослось? – Вслух спросил Спицын. Но сосна не ответила. Спицын обхватил её рукой и прислонил к ней мальчика. Трусливое солнце выглянуло из-за тучи, и Спицын увидел, что он не единственный, кто ухватился за спасительную мачту. Невдалеке в неё вцепился старый моряк. Ещё четверо сидели верхом на рее.

– Где я? – спросил Спицын у соседа по сосне.

– Добро пожаловать в Айвазовского, сынок! – Ответил моряк, подмигнул и улыбнулся побитым цингою ртом. Ему, блин, было весело. «Отсыпал бы ты немного своего безумства, мужик» – подумал Спицын.

– Всё, робяты! Амба. Девятый идёт!! – Проорал моряк на рее.

Водяная гора заслонила солнце. Ощерилась пенистой пастью, облизнулась гребневым языком. Спицын набрал полные лёгкие воздуха, мальчик, увидев это, последовал его примеру. Волна бросилась на людей.

Что было дальше, Спицын помнил не очень хорошо. Перед его глазами пролетели солнце, миллионы пузырей, тьма воды, снова солнце, искажённое хохотом лицо старого моряка, мачта, чайка, вода, солнце… Последнее, что он увидел – это огромную стену мира Айвазовского, приближающуюся к Спицыну с огромной скоростью. Потом волна ударила о стену, и Спицына подбросило куда-то вверх, к тёмному шару «Солнца», спящего на огромном крюке…

– Вы откуда здесь, мужчина?

Грудной женский голос пытался прорваться сквозь тьму, возвращая Спицына в сознание. Он открыл глаза – мальчик лежал на его груди, вцепившись маленькими ручками в то, что когда-то было спицынской рубахой. Живуч. Живуч, как детство, подумал Спицын. Он попробовал приподняться, схватившись за обод колеса, о которое, вероятно, он и ударился головой. Огляделся. Он лежал посредине большого проспекта, по которому сновали конки и дилижансы. Зябкая дымка придавала величественным зданиям какой-то холодной, но притягательной сказочности.

– Мужчина, я к вам обращаюсь!

Спицын глянул вверх. Из открытого экипажа на него смотрела она. Женщина-солнце. Та, к которой он шёл. Та, которую он любил.

– Я Спицын. Из Шишкина.

– Шишкин… Шишкин… Аааа, понятно. Сосёнки-медвежатки-пшеничка?

– Рожь. Там рожь растёт. Много-много ржи. Куда ни плюнь.

– И что вы делаете в мире Крамского? – Уточнила Неизвестная.

– Я к вам шёл. Вы появились на солнце. Я подумал, что это знак.

– Аххха- ха-ха-ха! Это не знак. Моё лицо, наверное, отразилось на большом стеклянном шаре, висящем на крюке. Когда меня несли из реставрации. Почему вы мокрый?

– Я из океана только что. Некоторым образом.

– А борода почему обуглена?

– Это от вулкана.

Надменность во взгляде Неизвестной уступила место любопытству, отчего густые смоляные брови подпрыгнули вверх.

– О-о-о, вы счастливчик. Видеть буйство стихий… Это так романтично…

– Ни *** там романтичного нет. Ужас и Сталинград. И ещё ощущение полной беспомощности. Мерзкое, потому что так оно и есть. Вот и всё.

Надменность тут же вернулась на место.

– Фи. Низкий Шишкинский грубиян. Брысь в свою рожь.

– Я думал, мы куда-нибудь сходим. В парк там или на речку.

– Ха! Скоро придут великаны – мне нужно работать. Всё, кыш отсюда. Кыш-кыш!

– Ой-ой, не очень-то и хотелось. – Пробурчал Спицын, тяжело вставая. – Пойдём, пацан. Я не грубиян. Я хороший человек. Щас украду нам еды, каких-нибудь шмоток…

Дальнейший план Спицына Неизвестная не слышала – он медленно удалялся, приобняв мальчика за плечо. Неизвестная посмотрела на часы бурой башни Городской Думы. Без двух десять. Скоро появятся первые великаны. Неизвестная поправила перо на черной бархатной шляпке, засунула озябшие ладони в муфту и приосанилась. Через две минуты она вновь будет ослеплять великанов своей красотой, а они её – вспышками холодного света. Ею опять будут восхищаться. И проходить дальше… Уходить прочь, к другим, оставив её одну. Совершенно одну. Никто так и не преодолеет тысячу страшных, непонятных миров, чтобы стать частью её мира. Никто кроме…

– Эй! Ты!…Вы…! С сыном..! Шишкинскиииииий!

– Это не мой сын. – Ответил Спицын, не оборачиваясь. – Его мамашу вулкан убил. Вот я его и того… Забрал.

«Как мило» – подумала Неизвестная. Можно было, конечно, сказать это и вслух. Но приличные неизвестные дамы не сдаются сразу и в лоб.

– Вы думаете, спасли ребёнка и всё? Миссия закончена? Посмотрите на него – он посинел и весь дрожит! Его надо срочно показать Сергей Сергеичу!

– Я не знаю никакого Сергей Сергеича.

– Вы не знаете Боткина? Это лучший эскулап мира Крамского! Марш в экипаж! Господи, ну что вы тащитесь раненой улиткою?! Трогай, Прохор!…