Сценарии перемен. Уваровская награда и эволюция русской драматургии в эпоху Александра II

Оглавление

Кирилл Зубков. Сценарии перемен. Уваровская награда и эволюция русской драматургии в эпоху Александра II

ПРЕДИСЛОВИЕ

ВВЕДЕНИЕ

ГЛАВА 1. УВАРОВСКАЯ ПРЕМИЯ КАК ИНСТИТУТ ПУБЛИЧНОЙ СФЕРЫ

I. Язык описания: институт премий в XIX веке между экономикой и политикой

II. Две драматические литературы в России XIX века: толстые журналы, литературный ряд и авторская функция

III. Эстетическая критика и власть эксперта

IV. Системы исключения: драматурги, эксперты и прочие

ГЛАВА 2. АНГАЖИРОВАННОСТЬ И ВЫСОКОЕ ИСКУССТВО «ОБЛИЧИТЕЛЬНАЯ ДРАМАТУРГИЯ» НА УВАРОВСКОМ КОНКУРСЕ

I. Демократизм, радикализм и тривиальность: Обличительные пьесы 1850‐х гг. и драматическая цензура

II. Сатирическая драматургия перед лицом эстетики: «обличители» и Уваровский конкурс

ГЛАВА 3. РОЖДЕНИЕ НАЦИИ ИЗ ДУХА ТРАГЕДИИ «ВООБРАЖАЕМЫЕ СООБЩЕСТВА» И КАНОНИЗАЦИЯ ДРАМ ОСТРОВСКОГО И ПИСЕМСКОГО 1860‐Х ГОДОВ

I. Островский, Писемский и буржуазная трагедия: за что академики наградили «Грозу» и «Горькую судьбину»?

II. Сословные барьеры и трагический катарсис: «Горькая судьбина» и репрезентация крестьянства в русской драматургии

III. «Гроза» Островского и ее зрители: прагматика трагедии

IV. «Русский» трагизм: Уваровская премия после «Грозы»

ГЛАВА 4. ИСПОЛЬЗОВАНИЕ ПРОШЛОГО И ЛИТЕРАТУРНЫЕ СКАНДАЛЫ. НАУЧНОЕ ЗНАНИЕ И ИСТОРИЧЕСКАЯ ДРАМАТУРГИЯ В РОССИЙСКОЙ ИМПЕРИИ

I. Пресса против академиков: ненаграждение пьесы «Смерть Иоанна Грозного» и литературный скандал

II. Университеты против Академии наук: научное знание и институциональный конфликт

III. Достоверное против вымышленного: репрезентация прошлого в драматургии

IV. А. К. Толстой против Островского: два принципа исторической драматургии

V. Никитенко против Анненкова: литературная критика и Уваровская премия

ГЛАВА 5. КАК НАЙТИ НИГИЛИСТА? «НОВЫЙ ЧЕЛОВЕК» И ЕГО СЦЕНИЧЕСКИЕ РЕПРЕЗЕНТАЦИИ

I. Генерал Марков против нигилистов, академиков и цензоров: случай из истории русского театра 1860‐х гг

II. «Реализм», прогресс и критика капитализма: Последний лауреат Уваровского конкурса

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

ПРИЛОЖЕНИЕ 1. УЧАСТВОВАВШИЕ В КОНКУРСЕ ПРОИЗВЕДЕНИЯ

ПРИЛОЖЕНИЕ 2. ПРИГЛАШЕННЫЕ РЕЦЕНЗЕНТЫ

ПРИЛОЖЕНИЕ 3. ЧЛЕНЫ АКАДЕМИЧЕСКИХ КОМИССИЙ, ОЦЕНИВАВШИХ ДРАМАТИЧЕСКИЕ СОЧИНЕНИЯ

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

Сокращения

Цитируемые в работе архивные источники1012

Издания текстов пьес, участвовавших в конкурсе1013

Источники по истории литературы и театра

Источники по истории научных организаций и премий

Теоретические и обобщающие работы

Исследования о литературных и прочих премиях

Исследования по истории драматургии и театра

Прочие исследования по истории русской литературы

Исследования по истории науки

Исследования по истории Российской империи

Исследования о западноевропейских литературах и театре

Прочее

Отрывок из книги

Прежде всего, эта книга посвящена связям между литературой и обществом в Российской империи времен Александра II. Предлагаемый нами взгляд на эту проблему в современном исследовании может показаться необычным. Согласно влиятельной статье У. М. Тодда III «The Ruse of the Russian Novel»1, русская литература обязана своим значением не развитию русского общества, а недостатку этого развития. Во-первых, великие русские романы этого периода были отчетливо архаичны; во-вторых, сложившиеся институты, такие как профессионализация писателей или читающая публика, были нестабильны; в-третьих, писатели, в первую очередь Ф. М. Достоевский и Л. Н. Толстой, последовательно проводили радикальную критику социальных институтов своего времени (характерным примером может послужить сцена суда в «Братьях Карамазовых»)2. Наша работа предполагает во многом иной взгляд на отношения литературы и общества. По нашему мнению, российские писатели не только подвергали современные им социальные институты резкой критике или сокрушались по поводу их отсутствия. Многие авторы, напротив, пытались участвовать в развитии и становлении этих институтов, предлагая обществу модели и образцы для самоконструирования и самоосмысления, по крайней мере, далеко не во всем определявшиеся влиянием государства. В свою очередь, российские ученые, критики и даже цензоры внимательно искали эти модели и подчас пытались ими пользоваться. В особенности заметна установка на взаимодействие с обществом в драматургии, которая в силу самой своей специфики буквально обращена к людям, собравшимся в зрительном зале. Разумеется, общество, которому адресованы произведения драматургов середины XIX века, было совершенно иным, а то послание, которое могут нести их произведения, на вкус современного читателя может показаться странным или даже аморальным. Однако это не отменяет важного факта: русская драматургия XIX века самими ее деятелями и многими зрителями воспринималась как важный социальный институт: пьесы были не только словесными конструкциями, но и ответственными и значимыми высказываниями по вопросам общественной и политической жизни. Чтобы показать это, мы обратимся к истории одного почти забытого предприятия.

В 1856 году известный археолог и историк Алексей Сергеевич Уваров обратился к членам Академии наук с необычным предложением. Уваров хотел почтить память своего недавно скончавшегося отца, бывшего министра народного просвещения С. С. Уварова, учредив специальную премию, которая должна была ежегодно вручаться от имени Академии за лучшую пьесу и за лучшее исследование по истории. Немалые средства, полагавшиеся победителям (3000 рублей в год), Уваров обещал выделять сам. Академики с благодарностью приняли предложение мецената. Такая деятельность, очевидно, соответствовала их представлениям о том, чем должно было заниматься «первенствующее ученое сословие в России» – так гордо именовалась Академия наук в своем уставе. К тому же Демидовская премия, учрежденная знаменитым торговцем П. Н. Демидовым за достижения в разных областях науки, оказалась вполне успешным опытом и к моменту, когда Уваров решил создать новую награду, вручалась уже 15 лет. С личного разрешения недавно вступившего на престол Александра II учредить награду началась история Уваровской премии.

.....

Государство в целом воспринималось как организация не только неэффективная, но и устаревшая и в то же время аморальная. Продолжающееся существование крепостного права оценивалось большинством представителей элиты в религиозных категориях – как тяжелый грех32. На это накладывались вполне традиционные для русской культуры представления о «Западе» или «Европе» как странах, ушедших далеко вперед по пути «прогресса». Эти широко распространенные, по крайней мере, со времен Петра I идеи оказались особенно актуальны благодаря впечатлению от поражения в Крымской войне. Исход прямого вооруженного столкновения с «Западом» в глазах большинства современников служил ярким подтверждением отставания России и доказывал им несостоятельность идеологии, предполагавшей противопоставление России как абсолютно стабильной, замкнутой в себе системы бурно изменяющейся «Европе». Характерным примером может служить запись в дневнике А. В. Никитенко, сделанная 3 сентября 1855 г.: «Лет пять тому назад москвичи провозгласили, что Европа гниет, что она уже сгнила, а бодрствуют, живут и процветают одни славяне. А вот теперь Европа доказывает нашему невежеству, нашей апатии, нашему высокомерному презрению к ее цивилизации, как она сгнила» (Никитенко, т. 1, с. 419). Впрочем, сами «москвичи» (в особенности славянофилы) также считали поражение своего рода расплатой за недавнее прошлое.

Бюрократия Российской империи оценивалась огромным множеством современников в лучшем случае как полностью неэффективная, в худшем же – как прямой пособник военного врага. При этом речь шла не о личных недостатках тех или иных высокопоставленных чиновников, а о принципиальных проблемах государственного устройства в целом. Достаточно вспомнить отзывы В. С. Аксаковой о канцлере Нессельроде – известная представительница славянофильской семьи, вообще не отличавшаяся антиправительственными настроениями, считала одного из крупнейших государственных деятелей России австрийским агентом: «Ему, этому изменнику, ему одному обязаны мы позором и затруднительным положением России!»33 Причины, очевидно, во многом состояли в том, что Нессельроде, хотя и занимал должность российского министра иностранных дел, по происхождению был немцем, – ситуация, в течение многих десятилетий вполне естественная и не вызывавшая резкого осуждения, теперь, во время пересмотра национальной организации Российской империи, стала восприниматься как неприемлемая.

.....