Читать книгу Тайная вечеря. Путешествие среди выживших христиан в арабском мире - Клаус Вивель - Страница 4

Принимая облатку от католического священника, я смотрю вдаль, где перед моими глазами открывается вид на южный Иерусалим. Позади меня, на вершине крутого склона, спускающегося вниз к долине Кремисан, пролегает Бейт-Джала. Окруженные старыми оливами, мы стоим на склоне в 200 м под городом.

Вечер 2012 г., солнце уже катится к закату. На Западный берег мы прибыли из Вифлеема, который находится чуть западнее, всего в 10 минутах езды. Заняв свое место за небольшим столиком с белой скатертью, католический священник находится сейчас на ничейной земле между Израилем и Палестинской автономией. Выбирая небольшие круглые кусочки опресноков, он макает их в сладкое вино.

Хозяин дома, где я остановился – важный господин из Вифлеема – пригласил меня принять причастие, не обращая внимания на то, что я не только не католик, но вдобавок и некрещеный, и к тому же неверующий. Разумеется, я знаю, что такое литургия, однако чувствую себя чужаком в этом незнакомом для меня мире и сообществе, к которому не принадлежу. Отдав дань вежливости хозяину, я все же ощущаю себя антропологом, с исследовательскими целями позволяющим себе раствориться в ритуалах местной племенной культуры.

Я пробовал причащаться всего один раз – чуть больше 10 лет назад, в маленькой церкви в Небраске на Среднем Западе США, наполовину заполненной богатыми, дряхлыми стариками, крестьянами скандинавского происхождения, с огромными грубыми руками и мясистыми лицами. Их дети и внуки уже давно переехали и осели в большом городе, и, можно сказать, здешняя культура была на грани вымирания. Я словно находился на другой планете. Тогда я ощущал себя сбившимся с пути богохульником и все время боялся, что если я вдруг откажусь принять хлеб, то сверху на меня обрушится крыша храма.

Здесь, на холме, собралась группа из 30 человек, одна половина из которых были пожилыми, а вторая состояла из молодых христианских идеалистов с Запада, приехавших в страну для решения палестинского вопроса. У меня сложилось впечатление, будто тут остались либо те, кто слишком стар, чтобы искать убежища в других странах, либо молодежь из западных стран, прибывшая сюда поддержать палестинцев. На сегодняшний день больше палестинских христиан живут за пределами Палестины, чем в своей стране. Причем значительно больше.

Население раскинувшегося позади нас палестинского города Бейт-Джалы насчитывает около 7000 христиан[14]. Около 100000 эмигрантов и потомков коренных жителей сегодня проживают в странах Центральной и Южной Америки или США[15]. Только в Латинской Америке палестинцы-христиане составляют около 85 % от всех палестинских беженцев[16].

Я ни в коем случае не ставлю перед собой цель с высунутым языком изображать очередное столкновение в бесконечном конфликте двух стран, борющихся за свое право на эту землю. Однако не стоит забывать, что эта идиллическая долина всего каких-то 10 лет назад представляла собой арену боев между стрелявшими через долину в израильских мирных жителей палестинскими ополченцами и южными кварталами израильского Иерусалима. Израильские военные отвечали мощными очередями, от которых разрушались целые здания.

Я приехал сюда ради христианских палестинцев, проживающих там, на холме. Именно о них я собираюсь писать. Пока они еще отсюда не уехали. И хотя этот главный христианский город страны расстреливали из палестинских домов и садиков, принадлежащих христианам, нажимали на курок все-таки не они. В какой-то момент несколько жителей Бейт-Джала даже написали письмо Председателю ООН Ясеру Арафату, моля о том, чтобы он отдал приказ ополченцам прекратить огонь[17].

Остальные со временем просто эмигрировали, следуя по стопам сотен тысяч других христианских палестинцев. Цифры говорят сами за себя. В 1922 г. 10 % населения территории, которая в то время официально называлась Палестиной, было христианским. Сегодня, по данным Палестинского центрального бюро статистики, количество христиан на Западном берегу (исключая Восточный Иерусалим) из почти двухмиллионного населения насчитывает около 40 тысяч. Два процента. И этот процент продолжает падать.

По той же причине среди христианских палестинцев растут панические настроения. Поговаривают, что в скором времени древние храмы – например, Рождества Христова в Вифлееме и Гроба Господня в Иерусалиме – превратятся в обычные туристические достопримечательности; приходы их вымрут, а сами здания будут служить печальным напоминанием об исчезнувшей 2000-летней цивилизации, остатки которой сохранились только для посещений любопытствующих.

Причину понять несложно. Христиане перебираются туда, где им предоставляют нормальные условия для жизни. Например, многие осели в городах Южной Америки, им там было не особенно сложно обосноваться.

Однако вопрос почему не может сводиться к одной-единственной причине. На самом деле их больше. Наиболее знаменательными оказались 1909 г. – когда Османская империя пыталась вербовать в свою армию немусульман, 1948 – год создания государства Израиль и начала гонений на палестинцев, 1967 – год Шестидневной войны и покорения Израилем Западного берега и сектора Газа, а также период с 1987 по 1993 – годы палестинского восстания и первой интифады, и годы второй интифады – с 2000 по 2005. Каждое восстание или война гораздо сильнее били по христианам, чем по мусульманам и евреям.

К тому же тех из них, кто решил здесь остаться, становится все меньше, потому что уровень рождаемости среди мусульман значительно выше, чем среди христиан. По приросту населения ни одна нация не сравнится с палестинцами, у которых к 2008 г. по сравнению с 1998-м рождаемость повысилась на 30 %[18]. На Западном берегу реки Иордан средний возраст составляет 21 год[19].

Что же заставляет христиан покидать земли, на которых они прожили столько тысячелетий? Вопрос относится не к людям конкретной нации, но к христианам всех мусульманских стран. На Западе мы зачастую называем Ближний Восток мусульманским регионом и наносим этим серьезное оскорбление местным христианам. Ведь прежде чем начать распространяться по всему миру, христианство существовало на Ближнем Востоке задолго до появления ислама. С тех пор регионом правило множество различных колонистов, но христиане всегда умели выживать. Они привыкли.

А в наши дни христиане массово покидают Западный берег. Покидают страну, которая была христианской еще с тех пор, как произошло снятие с креста. По-видимому, всем предрассудкам западных людей, привыкших считать эту область мусульманской, вскоре надлежит сбыться.

После причастия в Кремисанской долине хозяин дома везет меня к человеку, который за рубежом считается, пожалуй, наиболее известным священником в Вифлееме. Он обитает в одном из многочисленных узеньких переулков старого города. Его полное имя – Митри Бишара Митри Константин Аль-Рахеб, в краткой форме – Митри Рахеб. За свои гуманитарные заслуги зимой 2012 г. в Германии он был награжден призом немецких СМИ. Представлял его публике не кто иной, как бывший президент Германии Роман Херцог. В мае того же года он принял участие в слушаниях в Кристиансборге[20]. Это человек, к которому прислушиваются в Европе.

Христиане не всегда представляли в Вифлееме меньшинство. В 1920 г. в городе проживали 3000 христиан, составлявших большинство населения, однако состав его сильно изменился со времен войны 1948 г. Из Израиля хлынули потоки беженцев, по большей части мусульман, впоследствии осевших в этом районе. На сегодняшний день в городе насчитывается 25 тысяч жителей, из которых 7000 – христиане[21].

Итак, в этом одном из важнейших христианских городов христианское большинство превратилось в меньшинство. С индексом рождаемости, который после 1960 г. составлял 2,2 ребенка на семью, христианское население по идее должно было бы составлять на сегодняшний день около 20 тысяч человек, однако большинство из них покинули Вифлеем. Четыре тысячи христиан оставили регион в период второй интифады[22].

Я поднимаюсь на первый этаж евангелистской лютеранской церкви Рождества Христова, которую пастор Рахеб сам основал и построил. Выглядит она пустой, хрупкой, недавно отремонтированной. Его стараниями на свет появились клиника и эксклюзивный, великолепный колледж, предназначенный, по его словам, для воспитания «лидеров завтрашнего дня». Передо мной человек, который явно знает, где найти средства.

У Митри Рахеба несколько отстраненное, утонченное и холодное выражение лица, на которое, возможно, наложило отпечаток многолетнее богословское обучение в Германии. Он выглядит слегка раздраженным тем, что его отвлекли от многочисленных забот.

Я не успел еще произнести ни слова, а Рахеб уже кладет передо мной на стол недавно опубликованное исследование, подготовленное Консорциумом Дияра, в котором речь идет о палестинских христианах[23]. Он листает брошюру, чтобы показать мне диаграмму под названием «причина эмиграции».

– Всего 0,3 % респондентов считают, что причина их отъезда – «религиозный экстремизм», – говорит он.

Это воистину сенсационный результат. Когда после интервью я самостоятельно изучаю эту диаграмму, мне в глаза бросается, что среди трех основных причин эмиграции там отмечены «политическая нестабильность» (19,7 %), «ухудшение экономики» (26,4 %) и «отсутствие свободы и безопасности» (32,6 %), причем причиной последнего может быть давление как со стороны израильтян, так и со стороны исламских боевиков.

Но самая удивительная весть, с которой лютеранский пастор объехал весь мир – это весть о том, что христиане в арабском мире не являются «меньшинством» и «гонимыми». Об этом пункте я бы хотел узнать у него поподробнее, потому что он явно противоречит многочисленным сообщениям о положении христиан на Ближнем Востоке.

– Меня не преследуют за веру, – объяснил он.

– Израильтяне нас преследуют только потому что мы палестинцы, а не потому что мы христиане.

Он указывает на то, что христиане на Западном берегу могут делать что хотят. Например, строить спортивные сооружения, медицинские клиники – все, что угодно. То же самое могли делать христиане в Иордании и Сирии «вплоть до самых недавних времен». Принадлежность к христианской вере не ведет к дискриминации.

– Египет – это совсем другое, – подчеркивает он. – Если вы хотите там построить церковь, нужно спрашивать разрешения за пятьдесят лет. Построить церковь в Израиле несложно. А вот по строить дом здесь проблема. Переселенцы могут это делать, а палестинцы нет, и в этом у израильтян есть сходство с египтянами.

Я спрашиваю, что он имеет в виду, заявляя, что христиане не являются меньшинством на Ближнем Востоке, ведь это же очевидно, что они самая малочисленная часть населения. К примеру, если бы число христианских палестинцев соответствовало рождаемости, их количество на настоящий момент превышало бы население Западного берега и сектора Газа в три раза. Кривая, представляющая мусульманскую ветвь, круто скачет вверх, в то время как вторая, христианская, остается на месте по причине массового переселения. А через несколько лет она неминуемо устремится вниз[24].

– В Европе меньшинством считается этническая группа, которая приходит извне. Но христиане и мусульмане на Ближнем Востоке происходят из одной и той же культуры, причем христиане – исходная популяция. Большинство здешних мусульман – это бывшие христиане, в какой-то момент переменившие свою религию. Мне не нравится такое определение, потому что из-за него у христиан может возникнуть присущий меньшинствам комплекс неполноценности.

Наконец Рахеб отодвигает свое кресло от компьютерного экрана, и я спрашиваю, считает ли он, что Запад волнует ситуация с палестинскими христианами.

– Я думаю, что им это совершенно безразлично, – звучит ответ. – Европейские церковные власти хотят только использовать нас для своих целей. Мы служим лишь подпиткой их ненависти к мусульманам.

Митри Рахеб – это всего лишь один из примеров людей, с которыми мне предстояло нередко сталкиваться в дальнейшем как среди местных клириков, так и среди западных посредников в организации межрелигиозного диалога. Когда им задаешь вопрос об отношениях между христианами и их мусульманскими соседями, все они тут же принимают обиженный вид. «Мы братья, – заявляют некоторые из них. – Все проблемы – от Израиля».

Разница между этими двумя странами велика. Минуя пограничный пост при въезде на Вифлеемские холмы, проезжая мимо лагерей беженцев, туристических достопримечательностей, миротворческих организаций и богатых кварталов, вы наконец покидаете израильский оазис и попадаете в арабский мир. Тут сразу заметен другой тип мышления, в котором больше доброты, гостеприимства и суетности, – как среди богатых, так и среди бедных. Наряду с этим здесь чувствуешь угнетенность, отчасти оттого что длительная война против израильтян не принесла с собой ничего кроме поражения и страданий, а еще потому что все в палестинском обществе – от любви до политики – находится в той или иной степени под строгим контролем властей. Право на свободу – дефицит в арабских общинах, не исключая и эти территории, хотя палестинцев не отнесешь к народностям, претерпевающим самые суровые ограничения.

Проходя через пограничный контроль Автономии, я чувствую исходящий от палестинских мужчин гнев, который буквально витает в воздухе, скрываясь под маской самоиронии, и проявляется как минимум в виде горечи, накопившейся у них на протяжении многих десятилетий бесплодных усилий. Эта стена, воздвигнутая израильтянами в 2005 г. с целью предотвратить пересечение границы террористами, каждый раз напоминает им об их унижении. В таких городах, как Вифлеем, людям никогда не дают позабыть о том, что вокруг идет война.

Не подлежит сомнению и тот факт, что одна из причин великой миграции – Израиль. Израильские солдаты чуть не лишили жизни Митри Рахеба и его семью.

2 апреля 2002 г. Израиль оккупировал Вифлеем и начал охоту на террористов, организовавших теракт в Иерусалиме несколько дней назад. Его совершила одна смертница из лагеря беженцев Дехейше близ Вифлеема. Это событие произошло в начальный, мрачный период второй интифады, последовавший за 1990-ми, полными оптимизма и надежд на мирное сосуществование, которые испытывали обе нации. После процесса в Осло всем казалось, будто закон сможет естественным образом успокоить и свести на нет многовековый конфликт. За эти годы палестинцам удалось получить определенную степень автономии в крупных городах, в том числе и в Вифлееме.

Осенью 2000 г. идиллии наступил конец. Горечь вылилась в терроризм смертников, причем любые серьезные попытки Израиля его искоренить потерпели крах. Незадолго до этого Митри Рахебу и его семье довелось стать свидетелями последствий израильской борьбы с терроризмом, когда в израильском городе Нетания один из сторонников ХАМАСа расстрелял 28 гостей, собравшихся на пасхальный обед.

Только в марте 2002 г. было убито 100 гражданских лиц Израиля. Премьер-министр Ариэль Шарон оккупировал большую часть Западного берега. В итоге у Палестинской автономии было изъято все, что было ею приобретено в результате подписанного в Осло соглашения. В Рамалле были захвачены офисы Арафата. Теперь пришла очередь Вифлеема.

В лютеранский центр старого города, где проживал Рахеб с женой и двумя дочерьми, вошли массивные танки. Их дом находился как раз на полпути между израильскими танками и местом, облюбованным палестинскими снайперами. Тринадцать часов, укрываясь от пуль, семья Рахеба припадала к полу в собственном доме, пока снайперы не решили найти новые точки для обстрела.

Сыну одной из проживавших по соседству семей прострелили голову, а его пожилая мать истекала кровью, но помощи ждать было неоткуда. В другом доме вылетевшая из дула танка граната пробила стены спальни и вылетела наружу. В течение нескольких часов новости распространяли ложные слухи о том, что монах – на арабском это слово звучит как рахеб – убит в своей церкви. Все подумали, что речь идет о Рахебе Митри, и в адрес семьи посыпались соболезнования.

Это был худший день в его жизни[25]. Он был уверен, что для него и его семьи настали последние времена. Когда он наконец смог выйти и посмотреть, что случилось с его новым центром, перед его глазами предстали руины.

Он рассказывает, как спустя несколько дней, когда к месту разрушенного центра вернулись 12 израильских солдат, он вышел к ним в своем священническом облачении и попытался поговорить. Однако, когда он появился рядом со своим офисом, где мы находимся во время нашей беседы, солдат это только разозлило. Он сказал, что им стоило бы вести себя должным образом и позвонить священнику, чтобы тот пригласил их зайти. Это разозлило их еще сильнее, и в итоге его захватили в плен и продержали нескольких часов.

Только под давлением со стороны международных СМИ солдаты в конце концов отпустили Рахеба и оставили центр, который перед этим подвергся осквернению с их стороны. Митри Рахеб впоследствии перестроил его, сделав таким, каким он предстает на сегодняшний день.

Почему палестинские христиане видят в израильтянах самую большую угрозу в этом городе, понять нетрудно. Помимо множества других историй Митри Рахеб рассказывает, как израильские солдаты на одном из контрольно-пропускных пунктов Вифлеема в течение нескольких часов не пропускали его тестя, которому нужно было попасть в израильскую больницу в Иерусалиме. Он был на грани смерти из-за сердечного приступай когда наконец попал туда, жизнь старика спасти не удалось.

Подобный опыт отрезвляет, похожие эпизоды могут припомнить большинство палестинцев. Возможно, это также объясняет, почему палестинские христиане с подозрением относятся к западным наблюдателям, которые, по их мнению, пытаются вбить клин между палестинскими христианами и мусульманами: все палестинцы, вне зависимости от религиозной принадлежности, прошли опыт израильской жестокости. Подобно Рахебу многие христиане считают, что как только речь заходит о внутренней палестинской борьбе, Запад тут же забывает об ответственности израильтян.

После прочтения его книги у меня не осталось ни малейших сомнений в том, что презрение пастора по отношению к израильскому государству вполне чистосердечно. Он прямо заявляет, что, несмотря на свою ненависть к нацистам, израильтяне ими «тайно восхищались и желали сравняться с ними по мощи. Испытываемое европейскими евреями чувство незащищенности превратилось в синдром безопасности. Безопасность стала золотым теленком еврейского государства. Будучи палестинцами, мы платим высокую цену за израильскую оккупацию»[26].

Мне начинает казаться, будто его гнев переходит в ненависть. Однако от Рахеба не скрыто и лицемерие по отношению к Израилю со стороны Запада, который, по словам пастора, гладит его по головке и предлагает ему свою горячую дружбу. На память приходит многотысячная демонстрация американских христиан, свидетелем которой я был за день до этого, попав в Иерусалиме на улицу царя Давида. Они несли плакаты, провозглашавшие их вечную преданность еврейской нации. Правые американские христиане, несомненно, одни из ближайших друзей Израиля. Однако американцам почему-то мало что есть сказать по поводу своих единоверцев по другую сторону Стены.

Семья Рахеба проживала в Вифлееме не одну сотню лет. Одно из его многочисленных имен – имя римского императора Константина, сделавшего христианство государственной религией Римской империи, чья мать царица Елена, прибыв в Палестину в 324 г., заложила храмы Гроба Господня в Иерусалиме и Рождества Христова в Вифлееме.

В своих воспоминаниях, опубликованных в 1995 г., Рахеб рассуждает о натянутых отношениях между восточной и западной церквями[27]. По его словам, мы в Европе и Америке считаем, что первый церковный раскол произошел, когда протестантизм порвал с католицизмом. Однако первый раскол между западной и восточной частями Римской империи падает на V–VI вв. С отделением Восточной Римской империи произошло и отделение греческой православной церкви, к которой принадлежат большинство палестинцев-христиан – армяне, православные сирийцы, ассирийцы, копты и представители некоторых малых церковных образований.

Это одна из причин того, почему церковь на Ближнем Востоке ощущает свое бессилие – за нее некому заступиться. Когда с 1996 по 1998 гг. я учился в Иерусалиме, у меня создалось впечатление, что христиане, зажатые внутри конфликта между евреями и мусульманами, похожи на котенка, загнанного в угол двумя разъяренными ротвейлерами.

Церковь в арабских странах расщеплена на атомы, причем различные деноминации испытывают друг к другу мало симпатии. Это отчетливо видно во время посещения храмов Гроба Господня в Иерусалиме и Рождества Христова в Вифлееме, обустроенных таким образом, чтобы христианские конфессии находились в разных частях.

Однажды я встретил человека, в чьей семье в течение нескольких поколений хранится ключ от храма Гроба Господня. Он мусульманин. Взаимная вражда укоренилась в христианах настолько прочно, что никто не доверит другим важных святынь[28]. Христианство в арабских странах всегда было ослаблено разделением.

Разница между западным и восточным христианством значительна. Рахеб объясняет в своей книге, что западная церковь всегда характеризовалась властью. На протяжении всей своей истории она стремилась объединиться с европейскими королями и вельможами. Она купалась в золоте и роскоши, украшала себя произведениями лучших художников и архитекторов, что можно видеть на примере базилики Святого Петра и других европейских соборов.

Восточная церковь в течение последних 1400 лет практически никогда не оказывалась у руля власти в стране. С тех пор как армии мусульман в VII в. захватили власть в свои руки, христиане хотя и доминировали, но не являлись при этом доминирующей силой, как это было в западном мире. Это бессилие церкви как раз и приближает ее к тому, о чем сказано в Новом Завете, считает Рахеб. Церкви здесь маленькие и теряются в окружающем пейзаже, к тому же, если не считать храмов Рождества и Гроба Господня, зачастую становятся объектом литургической путаницы.

На мой взгляд, сложно не симпатизировать той церкви, которую Рахеб изображает в своих книгах. Он говорит, что если западная церковь боролась с новыми научными идеями, появившимися с эпохой Просвещения, восточная церковь пребывала в исламском мире, который не был в состоянии двигаться в ногу со временем. Западная церковь поддерживала все новые веяния, привнесенные в мир эпохами Возрождения и Просвещения. В противоположность этому ближневосточная церковь всегда находилась вдали от прогресса.

Не переставая размышлять о его рассуждениях по поводу западных христиан, я с ним прощаюсь и вхожу в крупный, хорошо известный туристический магазин в Вифлееме. Посреди огромной комнаты между медными горшками и встроенным в перламутровую стену огромным изображением Иерусалима я замечаю классическое изображение Христа, где Он указывает на Свое горящее сердце. У Него светлые волосы, светлая борода, светлая кожа, и похож Он скорее на северного европейца, чем на черноволосого, кареглазого Сына Давидова, каким, вероятно, был на самом деле. Туристы приезжают в Вифлеем не для того чтобы найти корни христианства, а для подтверждения собственной сложившейся картины мира.

Далее я оказываюсь на знаменитой площади Мангер в Вифлееме, по-прежнему думая о резких словах Рахеба, что европейцев заботит участь ближневосточных христиан лишь в той мере, в какой те служат «подпиткой» их ненависти к мусульманам. Подобные обвинения мне доводилось слышать и прежде.

Однако правда состоит и в том, что даже не жалующие мусульман европейцы будут рады прочитать, как те притесняют христиан в арабском мире. Правда и в том, что израильтяне почувствуют облегчение, увидев, что не только они дают повод христианам задуматься о будущем. В один из дней в период моего посещения Рахеба некий монастырь был осквернен граффити с надписями на иврите, на этот раз францисканский монастырь на горе Сион в Иерусалиме[29]. Поселенцы оставили на его стенах свою метку, причем следует отметить, что в 2012 г. такая разновидность вандализма по отношению к церквям и монастырям имела место, как минимум, раз пять[30]. В этом регионе израильтяне преследуют не только христиан, но и мусульман.

Все эти случаи предаются огласке и осуждению, которые возрастают, когда к подобным действиям подключаются мусульмане. По какой-то причине выходит, будто все эти события имеют идеологическую подоплеку; по крайней мере так считают члены церкви. На протяжении многих лет занимаясь этой темой, я всегда чувствовал всю гнусность подобных пересудов. Ну и чего же я тогда добиваюсь?

Я считаю, что будет ошибкой пытаться избежать всякого упоминания о дискриминации и ненависти мусульман по отношению к христианам лишь потому, что эти факты сыграют на руку некоторым нежелательным создателям общественного мнения. Однако тогда получится, что мы защищаем злодея, а не жертву.

Добравшись наконец до расположенной напротив храма Рождества площади Мангер, я сажусь в ресторанчике и заказываю себе обед. Сегодня здесь спокойно, и я лишний раз могу убедиться в правоте тех, кто считает, что в город вернулся туризм. Становится вполне понятным желание забыть о событиях, произошедших тут всего несколько лет назад еще и потому, что последние пять лет на Западном берегу характеризуются определенным экономическим прогрессом. Я считаю, что за последние годы дела у людей идут гораздо лучше, в том числе и у христиан, несмотря на продолжение демографического спада.

Такого не было здесь 10 лет назад, когда по этой площади кружили израильские танки, разметая перед собой припаркованные автомобили, мусорные баки и маленькие самодельные дорожные ограждения палестинцев[31]. Хотя членам семьи Рахеба и удалось увернуться от пуль, тут, на площади, разворачивалась своего рода большая политическая тайная игра, на мой взгляд, преследовавшая цель привести палестинских христиан в плачевное состояние. Израильтяне бросили силы на подавление палестинского ополчения на окраине Вифлеема, откуда ополченцы стреляли в израильских мирных жителей и солдат из Бейт-Джалы – того самого города на холме, где я сегодня утром получил причастие. Тогда, в 2002 г., многочисленные жители города были разгневаны действиями ополченцев, а христиане считали себя зажатыми в самом центре племенной войны, разгоревшейся между евреями и мусульманами.

Христианский город Вифлеем помимо своей воли превратился в поле битвы на войне, многие участники которой считали ее для себя чуждой. Но ведь не христиане надевали на себя пояса смертников! Не христиане стреляли в граждан Израиля. Ополченцами бурно обсуждался вопрос, на чьей стороне все-таки были христиане. Само собой напрашивается предположение о существовании пятой колонны, причем ополченцы знали, как использовать христианскую символику и как ею прикрываться.

Один из них – палестинский лидер ополчения Хусейн Абайат, основавший базу в районе Вифлеема. Его солдаты ввязали израильскую армию в изнурительную борьбу во время первых лет интифады. По словам ближневосточного корреспондента Шарля М. Сеннотта, Хусейн Абайат знал, что «в случае, если армия начнет проводить боевые действия близ церквей, это окажет негативное влияние на общественное мнение на Западе; израильтяне тоже это знали. Это должно было вынудить израильтян проявлять сдержанность»[32]