Читать книгу Живая нить - Клавдия Голышкина - Страница 3

– Да постой, егоза, дырку на штанине провертишь, – произнес ласково с деланной строгостью старший из братьев, сидевших на бревнах, приготовленных для нового сруба будущей избы. Степан снял с колен крутившуюся дочурку. Ее тут же подхватил один из братьев – пятнадцатилетний Иван, и посадив ее на шею, поскакал с ней по двору, изображая коня со всадником. Анютка заливалась безудержным счастливым смехом. Любимица всей семьи, была она в часы отдыха, как правило, в центре внимания. «Любят с ней вошкаться и стар, и млад» – как говаривал старый дед Егор, доживший до 93 лет и ушедший с полгода назад. Ушел спокойно, никого не утруждая, ходивший до последнего дня на своих ногах, и если уставал, то садился подремать на завалинку на залитую солнцем сторону, чтобы погреть свои старые косточки – как сам частенько пояснял.

Захар Егорыч – глава семьи, только что вернувшийся со своей мельницы, куда специально зашел проведать, как там без него управляются его сыновья, вернулся удовлетворенным бесперебойной работой своего ветряка. И, полюбовавшись на расторопность сыновей, распорядился идти им отдыхать, оставив на ночь следить за размолотом Акима, старшего сына своего кума, разрешив тому за это намолоть для себя мешка два муки.

– Завтрева в Топорнино поедешь, – обратился он к сидящему рядом с ним Сергею, среднему своему сыну, – продналог надобно сдать. Остальное приторгуешь малость. Прасковья обувку Павлушке просила приглядеть. Растет не по дням, а по часам парнишка. Опять на осень надеть нечего. Да и девкам гостинчик пригляди. Про Анютку с Васяткой опять же не забудь, – наставлял основательный, любящий во всем порядок Захар. Сергей, слушая его наставления, с невольной улыбкой смотрел на дурачащегося с племянницей брата. Захар, посмотрев внимательно на сына, отметил про себя: «Пора, видать, его ужо оженить, раз с чужих ребятишек глаз не сводит. А уж племянницу Анютку-то с рук не спускат. На гулянку вечером с Ванькой идут и ее с собой тащат. Заместо игрушки она у них», – думал довольный своим семейством Захар. – «Вот только бы ишо избу старшому поставить и все ладно будет. И щас уж тесновато всем вместе-то становится. Окромя пятилетней Анютки-то еще Васенька у Степана с Матреной о двух годках ужо. Пора, стало быть, и свое гнездо им вить. Не седни – завтра Сергей объявит о помолвке. У их, молодых-то, это дело быстро решатся».

– Анка! – окликнула вышедшая из избы Прасковья, – где ее лихоманка опять носит?! Пора скотину идти встречать!

– Семнадцать годков уж девке-то. Знамо дело, где, – пробурчал под нос Захар, – к подружкам убегла.

– Васятку, Степан, оставлю подле Вас, да схожу за коровой да овцами, – сказала вышедшая из избы Матрена, обращаясь к сидевшему на бревнах мужу, разговаривавшему со своими братьями и отцом. Набегавшись с племянницей, Иван опустил ее рядом с оставленным на их попечение двухлетним племянником. И подняв его на вытянутых руках, подбросил над головой, и поймав его на лету, закружил смеющегося мальчонку. Анютка тут же уселась на колени к деду, и прислонившись головой к его широкой груди, стала слушать, о чем говорят взрослые.

– Да вот и я говорю: родственники мы, хоть и дальние, – говорил Степан, – мне давеча Терентий Иваныч о своих дедах да прадедах сказывал. А я и подумал, што мы из одной семьи-то, видать, вышли.

– Да столько уж тут кровей-то понамешано, што уж и не родственники ужо, пожалуй. Но вышли-то из одной, канешна, семьи, – Захар, затягиваясь самокруткой с крепкой махоркой, выпустил изо рта клуб дыма.

Ваня, спустив с рук племянника, подсел к отцу с братьями и принялся слушать заинтересовавший его разговор. Васенька тут же стал карабкаться к отцу на руки. И Степан, нагнувшись и подняв сынишку, посадил его к себе на колени.

– А давно наш род-то здеся проживат? Што-то я давеча у Терентия Иваныча спросить-то забыл, – обратился к отцу со своим вопросом Степан. – Здеся, за Уралом-то, ишо Ермак хаживал, толкуют.

– Да, на земле-то энтой окромя мордвы, тептярей да чувашей, которы мирно промеж себя-то жили, еще ведь и потомки династии Сибирского ханства проживали, што от Золотой орды кода-то отделились. Башкир-то на энтой землице-то совсем мало было, да и потише они себя маненько держали, хотя тоже полукочевой образ жизни вели. А вот распри-то междуусобные за власть здешнюю два старинных рода вели. Один из них еще от Золотой Орды род свой, стало быть, вел – потомок одного из братьев знаменитого хана Батыя, а другой – от местного татарского княжеского рода Тайбугинов. Ну, а позжее-то, кода к власти в Сибире-то Кучум пришел, то с того времени и набеги на русские приграничные земли опять возобновились. Ивану Грозному-то тоды не до них было, от ливонцев он тоды отбивался. Ну, вот купцы Строгановы-то и призвали казачье войско Ермака для охраны своих земель. Ну, а уж опосля того, как московского посла убили при набегах-то энтих, то Иван Грозный сразу же после того, как с ливонцами разобрался и обратил свой взор на земли-то тутошные. Это раньше ордынцы два с половиной столетия земли русские опустошали. Да и в пятнадцатом веке еще хан Большой орды все повиновения от Ивана Третьего добивался, хотя, в конечном счете, все же освободилась Русь от татаро-монгольского ига. Ну, а уж Иван-то Грозный порешил раз и навсегда разграбление земли русской остановить. Опосля взятия Казани-то и разрешили в отдельных местах кое-где русичам поселиться. А тут ужо на местах-то кое-где и башкирские баи голову начали подымать. Землей-то сами не занимались, скотоводством тока в основном, но ежели чуть што не по ним – сразу же челобитную самому аж царю шлют.

– А коды земля то русская здесь стала? – спросил вновь Степан, пересадив ерзавшего на коленях сынишку на вытянутую, перекинутую через колено ногу, и держа за ручонки, осторожно качал его на ноге.

– Ну, а мы-то, бать, как сюда попали? – встрял в разговор непоседливый Иван.

– Здеся наш общий род проживат почти што с середины позапрошлого веку. Где-то в том веку-то, годах в семидесятых, эдак, селиться русским-то во всю ужо здесь позволили. И самого наипервейшего Баженова, какого еще помнит наша родова, прозывали Димитрием, имевшим в женах Василису Васильну. И жили Димитрий с Василисой на земле Замоскворечной. Сына имели. Опять же Иваном звавшимся. И слыли они потомками дворян, имевших и герб свой дворянский и званья. А опосля-то разорился наш род, остались одне тока воспоминанья. Да-а… А ужо опосля-то, коды стали наделы-то земельные тутошние в залог давать, тоды и решили в ентих самых землях благодатных, богатых и рыбой в реках и урожаем на разделанных полях, да и медом диким в лесах, поселиться и наши с вами родичи. Самого старшого, поселившегося в ентих краях-то, звали Василием Иванычем опять же. И было ему в ту пору-то не так штобы уж много, но уж и не молоденьким был. Уж годов, эдак, под семьдесят-то точно было. А вот сыновья-то его – те уж в самой поре были. Им-то уж как раз под силу на новом-то месте обустраиваться было. Одному из них, Ивану опять же Васильичу, лет, эдак, под пятьдесят, а може и поменьше чуток в ту пору-то было, завроде как бают. Про других-то што-то ниче неизвестно. Видать, энтот самый Иван-то потолковей других слыл, потому об ем-то и осталась молва-то народная. И был у него уже в ту пору сын девяти, этак, лет-то. Може, чуток и помене. И вот энтот самый его парнишка-то ужо и буде, кто ни на есть, а сам Терентий Иваныч Баженов – отец твоей Матрены, Степан. Вот, значится, какой расклад у нас получатся. А уж мы от какой-такой ветви-отростка пошли – што-то я Вам и не скажу ужо… Это об ем, Иване Васильиче, уж больно молва-то громкая шла. Как об дюже толковом мужике. А с ним, поди, и родные да и двоюродные братья подтянулись в края-то энти необжитые. От них, може, наша-то семья и пошла. Тоже не последними людьми-то тут слывем. Да тока память-то людская избирательна больно. Што-то запомнилось, што-то нет.

– А как деревня-то зачиналась, бать? – подхватился опять любознательный Иван.

– Да эдак вот и зачиналась. Получили, стало быть, надел-то. В ту пору много земель-то свободных было. А места-то тут и впрямь были благодатные: бортные угодья имелись, бобровые гоны опять же. А уж рыбы-то в озерах да реках!.. Вот и придумали договора-то составлять с условием выплаты оброка не деньгами, а медом да куницами. А ежели деньгами, то наперед: за два-три года сразу плату-то брали. Ну, это уж коды указ от царя вышел, што край сей в российску Амперию входит. А стало быть, и земли тутошные – все подчистую – государевы с той поры числились, аль казенны по-другому-то. И стали те казенны земли раздавать в оброчное пользованье. Никто не ограничивал: скоко хошь землицы-то, – столь и бери. Тока оброк вовремя плати – но тока ужо не баям местным, а в казну государеву. И прибыльное дело-то, видать, это было. Поскоку даже от повинностей разных переселенцев освобождали. А кое-где и помощь оказывали на первых-то порах. То хлебом, то денежную ссуду каку-никаку, а выдадут. Ну не самими деньгами, канешна, а вот семян да скота, али еще струмент какой для сельского хозяйства-то нет-нет, да подкинут. Много земель тогда повдоль рек больших, завроде Белой нашенской, аль Кармасана распределено было. Но и в глубинке люди селились. Здеся речка наша Сакмарка в ту пору ишо полная была. Рыбы немало в ней водилось. Это опосля ужо она мелеть-то зачала. Коды мельницу-то свову задумал ставить, поначалу на речке энтой ставить было собрался. А уж опосля меня батя-то мой, царствие ему небесное, отговорил. «Зарастат, говорит, речка-то наша, Захар. Ставь лучше ветряк. Так оно понадежнее буде».

– Ну, а саму деревню-то как построили? – спросил молча слушающий до сих пор Сергей.

– Да вот эдак и построили. Выбрали, значится, место-то поприглядне. Речка рядом обратно же. Вот и решили корчевать пни от деревьев-то срубленных для домов-то своих. Поставили несколько хат для началу.

– А почему деревню так назвали? – проявил опять любознательность Иван.

– А вот рубят как-то мужики очередную хату, помогают друг дружке. А один из них и спрашиват: «А деревню-то свову как звать станем?» А другой-то вытер со лба пот рукавом холщовой рубахи, подошел к пеньку, на котором вода в туеске студеная стояла, да не проливалась. Смекайте, каки мастера были, каку посуду изготовлять могли! Напился ключевой водицы, повернулся к лесу поглядеть на красоту-то божью и обмер!

– Гляньте, – грит, – братцы, кто к нам пожаловал!

Обернулись мужики в ту сторону, куда им указывали и видят: стоит медведь двухметровово росту. Сам Топтыгин в гости на нашу делянку заглянул.

– Вот и назовем свову деревню Медведево, – произнес старшой из их. А уж позжее-то, коды тот Михайло стал в деревню наведываться да скотину драть, тоды и деревню в Медведерово переиначили.