Читать книгу Бесценный дар собаки. История лабрадора Дейзи, собаки-детектора, которая спасла мне жизнь - Клэр Гест - Страница 5

В объявлении в газете говорилось просто: «Спаниель нуждается в новом доме». Я сразу же позвонила и пошла посмотреть на собаку и молодую семью, которой она принадлежала. Это был красивый спрингер-спаниель с шерстью шоколадно-коричневого и белого цвета в возрасте около четырнадцати месяцев, совершенно невоспитанный. Хозяевам приходилось по-настоящему воевать с животным, они говорили, что пес абсолютно неуправляемый, разрушает их дом, уничтожая шкафы, грызя обои и все остальное в пределах досягаемости. Каждый день, возвращаясь домой после работы, молодая семья обнаруживала там полный хаос. И помимо всего прочего у них было двое маленьких детей. Пес не желал ходить на поводке, и их терпение лопалось. Когда я позвонила, хозяева уже собирались звонить в службу спасения общества защиты животных.

Я влюбилась в этого пса с первого взгляда. Он был великолепен, но вел себя как настоящий дурачок. Мы встретились на улице перед домом владельцев собаки. Тем самым они хотели показать, что могут еще забрать своего питомца обратно. По дороге от крыльца пес перевернул три бутылки с молоком и чуть не сбил с ног своего хозяина.

Я сказала, что готова забрать собаку прямо сейчас. Даже имя его мне понравилось – Раффлз.

Это был именно тот самый пес, которого я твердо решила оставить у себя. На протяжении многих лет у меня жило множество собак, и я любила их всех, но лишь к немногим из них прикипела всем сердцем. Они остались для меня любимыми и неповторимыми существами, память о которых я сохраню на всю жизнь.

И Раффлз был первым в этом ряду. Он стал одной из тех собак, которые укрепили во мне только-только зарождавшееся ощущение, что я хочу работать с животными.

В тот момент, когда Раффлз вошел в мою жизнь, я училась в университете Суонси на втором курсе. Сколько себя помню, я всегда хотела завести собаку. А как раз тогда мне пришлось выехать из студенческого общежития и найти себе новое место для жизни. Моя маленькая квартирка располагалась в доме в Мамблз – красивой традиционной рыбацкой деревушке на побережье Гауэра в трех милях от университета. В те дни я была очень худой и спортивной, и нередко можно было видеть, как я несусь с ветерком на велосипеде вдоль берега с рюкзаком за спиной, набитым исследовательским материалом из университетской библиотеки, или качу по Синглтон-парку рядом с кампусом.

Моей квартирной хозяйкой была милая женщина, у которой имелся приусадебный участок на побережье в нескольких милях от залива Трех Скал. Я жила на первом этаже дома и для меня огромной радостью была возможность выходить на пробежку в сад, граничащий с дикими полями. С хозяйкой дома у меня установились хорошие отношения, иногда, если она хотела уехать на выходные, я присматривала за ее приусадебным участком. Она была достаточно практичной женщиной, например, говорила мне:

– В эти выходные я уезжаю, но мне надо избавиться от глистов у моих кошек. Я оставляю это на вас.

Это означало, что ближайшие два дня я проведу, пытаясь поймать кошек, завернуть их в полотенца и запихать таблетки им в горло, и эта процедура займет не один час.

У хозяйки также жили три собаки, поэтому я сначала весьма осторожно заговорила о том, что хотела бы завести своего собственного питомца. Но неожиданно получила обнадеживающий ответ:

– Я буду только рада! Если, конечно, вы не будете оставлять его на весь день одного, пока сами находитесь в университете, или на всю ночь, если решите провести ее вне дома.

И вот через несколько дней у меня появился Раффлз. С первого дня нашего с ним знакомства я была абсолютно предана ему и, по моему ощущению, это чувство было взаимным. Меня будоражила также перспектива опробовать на нем свои приемы дрессировки собак.

В Суонси я училась на психолога, в первую очередь потому, что в курс был включен раздел о поведении животных, а это чрезвычайно меня интересовало. Сегодня есть университеты, предлагающие целые программы по специальности «Исследование поведения животных», тогда как в начале восьмидесятых это была новая и неизведанная территория, но именно она меня и привлекала. Почему? Я не могу ответить на этот вопрос.

***

Я не росла в доме, где жило много животных, но мои родители знали, что собаки притягивают меня, как ничто другое. При виде пушистого четвероногого существа я судорожно пыталась выбраться из коляски. Когда я была совсем маленькой, мы постоянно проходили мимо одного далматина, и только завидев его, я начинала визжать от радости. Еще практически не зная слов, я кричала:

– Пятна! Пятна!

Мама и папа купили мне игрушечного далматина, которого, естественно, я назвала Спотти (Пятнышко). Это была моя любимая игрушка, и она все еще живет у меня в доме.

Когда мне было четыре года, я решила уйти из дома, взяв свою игрушку Спотти и бутылку молока, которую нашла на пороге. Выйдя из дома, я направилась к соседнему крыльцу. Меня очень привлекала жившая там собака – маленький палевый живчик породы пембрукширский корги, которого я обожала. Оглядываясь назад с позиции тренера-кинолога, я понимаю, что он не особенно любил детей, но в то время этот пес казался мне бесконечно очаровательным. Однажды, когда я наклонилась, чтобы погладить его, пока он лежал на своей лежанке, он даже куснул меня. Этого бывает достаточно, чтобы оттолкнуть большинство малышей, но только не меня.

– Я пришла, чтобы жить здесь, – сказала я изумленной соседке, которая открыла дверь на мой стук. – Я хочу жить с вашей собакой.

Доброжелательно, но с трудом сдерживая улыбку, она взяла меня за руку и повела домой, объясняя, что я не могу жить с собакой, но в будущем, если я буду хорошо себя вести, и мама позволит, я смогу ходить вместе с ней в поле встречать ее дочь-подростка из школы и заодно выгуливать пса.

Отчетливо помню, как я была счастлива в те моменты, причем не только из-за нахождения рядом с собакой, но и от того, что я бывала за пределами мощеных улиц и садиков, уходя на природу.

Что может быть лучше, чем поле и маленький пес, который крутится у ног? Всю жизнь меня окружали зеленые луга и широкие открытые просторы. Проведя всего один день в Лондоне, я уже с отчаянием мечтала увидеть пейзаж без построек под бескрайним куполом неба.

Не только собаки приводили меня в полный восторг. В нижней части сада у дома, где мы жили, имелось старое бомбоубежище. Мама и папа думали, что я зациклилась именно на нем, потому что нередко находили меня стоящей на вершине насыпи над входом в это укрытие. Они никак не могли понять, зачем я туда забираюсь, пока отец сам не поднялся на насыпь и не посмотрел в том же направлении, что и я. Тогда он понял, что оттуда я могла видеть загон с пони.

Я могла часами просто стоять и смотреть на лошадь, меня сильно интересовало, что же она там делает, я почти погружалась в транс, наблюдая за животным, чувствуя себя при этом невероятно спокойно. И самое удивительное, я понимала, о чем мечтает пони, – это оказаться на пастбище со свежей травой.

Мама и папа вспоминали, что я при любой возможности уходила в нижнюю часть сада. Они поражались, что пятилетний ребенок способен спокойно стоять и смотреть вдаль так долго. В тот момент родители начали осознавать, что у меня есть особый интерес к животным.

Видя мое отчаянное желание иметь домашнего питомца, мама и папа купили мне двух золотых рыбок, которых я назвала Топси и Терви. Я была просто вне себя от счастья, и любила их так сильно, как только можно любить двух маленьких аквариумных рыбок. Я крайне серьезно отнеслась к своим обязанностям, чистила аквариум, меняла воду, проверяла, достаточно ли у рыбок еды.

Благодаря этим двум несчастным существам я усвоила один важный урок. Однажды утром, когда я собиралась покормить их, я вдруг обнаружила, что Топси убила Терви. Это была классическая проблема содержания и проживания двух рыбок в маленькой емкости, но тогда я пребывала в полном отчаянии. И переживала не только из-за утраты Терви, но еще и от того, что Топси оказалась способной на такой ужасный поступок. Так я узнала о горе, которое неизбежно приходит к владельцам домашних животных, когда те умирают. А еще я осознала, что необходимо научиться понимать законы мира животных. То, что сделала Топси, естественно и было вызвано ее нежеланием делить свою территорию с другой рыбкой. Мне было всего семь лет, тогда я не могла четко сформулировать свои мысли, но уже начала понимать, что животные не всегда ведут себя так, как нам хочется, порой они действуют согласно своим собственным мотивам поведения.

Наш следующий семейный питомец был пиренейской горной собакой – прекрасным созданием, которое мы называли Ангелом. Мама и папа очень благоразумно изучили описания различных пород, чтобы найти ту, которая подойдет для общения с детьми. Выбор был идеальным: это невероятно нежные и добрые, уверенные в себе и редко ведущие себя агрессивно по отношению к своей семье существа, при этом из них получаются отличные сторожевые собаки. Порода изначально была выведена для охраны овец в горах, а так как их окрас очень похож на овечью шкуру, то такие собаки могли спрятаться в стаде и при необходимости застать волков врасплох.

Мы отправились к заводчику выбирать щенка, и я хорошо помню свои ощущения – как от самого захватывающего приключения на свете. Там был целый помет щенков, и я выбрала того, кто сам доверчиво подошел ко мне. Я ничего не знала о собаках и их дрессировке, но мне показалось хорошим предзнаменованием то, что пес был так заинтересован мною.

Я очень отчетливо помню появление в доме этого белого пушистого комка и как я была готова посвятить собаке все свое время, даже вставала пораньше, чтобы провести с ней лишний час перед школой. Я бесконечно расчесывала ее. У меня были книги о щенках, которые я усердно читала. Теперь я знаю, что многие советы, приведенные в тех книгах, были неверными: там говорилось, что следует ткнуть щенка носом в учиненное им безобразие, якобы это элемент правильной дрессировки собаки, который в то время считался общепринятой практикой. Откуда это взялось? Какое другое животное вы смогли бы натренировать подобным образом?

Папа водил собаку на занятия и, хотя мне было всего девять лет, уже тогда я сильно сомневалась в способе ее дрессировки, так как главный акцент в нем делался на доминировании над животным.

В те времена это была стандартная практика – дрессировка собак в стиле Барбары Вудхаус, когда дрессировщики добивались полного послушания и установления между хозяином и питомцем отношений по принципу «главный-подчиненный». Я не могла объяснить, но просто чувствовала, что это неправильная тактика.

К сожалению, уже в год у Ангела начались парциальные припадки, и это была достаточно серьезная проблема. Собаке поставили диагноз – подозрение на опухоль головного мозга. Было бы жестоко оставить ее в живых, продлевая страдания. Сегодня ветеринария способна сделать для животного намного больше, чем тогда, но в тот момент у нас не было выбора. Мы все были очень расстроены, и я помню, как плакала во сне, когда ее пришлось усыпить. Уверена, что именно из-за этого мама и папа в течение нескольких лет отказывались от идеи завести другую собаку.

С самого начала своей жизни я продемонстрировала желание изучать связь между собаками и людьми. Я всегда считала, что животных легче понять, чем человека. В детстве мне не хватало уверенности в отношениях с окружающими – люди были для меня загадкой, и я никак не могла определить, кто из них дружелюбен ко мне, а кто нет, поэтому побаивалась их. А вот с животными подобных проблем не возникало, поскольку я всегда могла понять, что они думают и чувствуют.

***

Уже учась в университете, я случайно обнаружила, что страдаю заболеванием, известным как «слепота на лица» (его правильное медицинское название – прозопагнозия), которое отчасти объясняет, почему животных мне было легче «читать», чем людей. Хотя моя болезнь выражена не слишком сильно, то есть я могу узнавать человеческие лица, но, как и большинство страдающих тем же недугом, я невольно разработала несколько стратегий, чтобы справиться со своей проблемой. Человек со «слепотой на лица» способен узнавать других людей по одежде, походке, цвету волос, форме их тела, голосам. Я бессознательно использовала все эти приемы, и в целом всегда очень хорошо справлялась. Дети с прозопагнозией часто бывают очень застенчивыми, как и я. Помню, что очень рано начала запоминать обувь других людей. Естественно, люди меняют свою обувь, но в школе это происходит реже, и я, вероятно, использовала этот признак как подсказку для определения того, кто стоит передо мной.

Прочитав немного обо всем этом, я с интересом узнала, что Джейн Гудолл, известный приматолог, работавшая с шимпанзе в Африке, тоже страдает этим заболеванием, и у нее также никогда не возникало трудностей с пониманием животных. Моя проблема обнаружилась, когда я изъявила желание принять участие в исследовании распознавания лиц и с треском провалилась, оказавшись неспособной это делать.

Оглядываясь назад, я понимаю, что многие из моих неприятностей научили меня сопереживать всем животным и особенно собакам. Раффлз предоставил мне первый настоящий шанс подтвердить мою уверенность в том, что это просто издевательство над собакой – становиться для нее «главным псом», хотя в то время подобные представления были весьма распространенными. Я же считала это в корне неверным способом воспитания собаки.

Раффлз легко и непринужденно подтвердил мою правоту. Я была поражена тем, насколько быстро он усвоил все, чему я его учила. Он был потрясающей охотничье-поисковой собакой, очень быстро научился ходить рядом и останавливаться по первому слову. Помню, я подумала тогда: «Ну, неужели это может быть настолько просто?» Более того, совсем уж странным могло показаться, что я, студентка, у которой был маленький спаниель, спросила своего наставника, могу ли я приводить своего питомца в университет. Но тогда я даже об этом особо не задумывалась.

На кафедре весьма спокойно относились к собакам, потому что в тот период постоянно разрабатывались революционные исследования, в ходе которых собак приводили в гериатрические больницы и дома престарелых, чтобы установить, оказывает ли физиологическое и психологическое воздействие на частоту сердечных сокращений и уровень кровяного давления у пожилых людей возможность гладить собак. Сегодня это звучит как непреложная истина, однако в 1980-х годах это были новаторские исследования. Эти работы и были одной из причин, по которым я поступила именно в университет в Суонси.

Роджер Магфорд, специалист по изучению поведения животных, был одним из тех, кто стоял у истоков исследований в области их дрессировки. Сейчас он является моим хорошим и надежным другом, а в 1970-е годы он вместе со своим коллегой занимался исследованиями «волнистых попугайчиков и бегоний», в ходе которых одиноким пожилым людям давали либо попугайчиков, либо бегонии, а представители контрольной группы не получали ничего.

Наблюдения за испытуемыми показали, что у пожилых людей, которым раздали попугайчиков, самооценка была гораздо выше.

Они были веселее, принимали больше посетителей и использовали своего питомца в качестве повода начать разговор, что приносило им больше социальных контактов, чем тем, кто получал бегонии или не получал ничего. Эти находки легли в основу исследований, проводившихся в Суонси.

Роджер Магфорд пришел в университет, чтобы прочитать лекцию в моей группе. Я настолько вдохновилась его словами и рассуждениями, что осталась после лекции, чтобы поговорить с ним, и он пригласил меня в свой центр в городе Суррей. Он только начал использовать поводок-рулетку, который вытягивался из рукоятки, предоставляя собаке больше свободы, а затем возвращался на место, втягиваясь. В то время это была новинка в нашей стране, и он просто восторгался этой «фантастической инновацией». Магфорд приказал мне взять собаку на такой поводок, но я не смогла справиться с рукояткой, и бедное животное быстро обмотало поводок вокруг дерева. Роджер рассмеялся и сказал:

– Ты чудесная и милая девушка, Клэр, и я уверен, что у тебя все будет хорошо, но не в качестве тренера-кинолога. Я думаю, что тебе стоит подумать о другой карьере.

Тогда его слова ужаснули меня, но я была полна решимости доказать ему, что он неправ. Спустя время я напомнила Роджеру о его довольно обидном в тот момент высказывании, но он отмахнулся, что не помнит, чтобы говорил нечто подобное. А по прошествии многих лет после вышеупомянутого события Магфорд даже написал посвящение на титульном листе одной из своих книг: «Клэр, лучшему дрессировщику собак, которого я знаю». Сейчас мы смеемся, вспоминая об этом казусе.

***

Прежде чем у меня появился Раффлз, я подружилась с еще одним животным. В начале второго курса в Суонси мы, студенты-психологи, получили по крысе для экспериментов с камерой Скиннера – ящиком, внутри которого крыса обучалась, реагируя на определенные раздражители, такие как звук или свет, и получая потом награду, выполнять довольно сложную последовательность действий. Таким образом, мы знакомились с теорией обучаемости.

Крысы, которых нам раздали, были выращены в университетском виварии. При желании мы могли забирать подопытных домой или оставлять их в клетках вивария. Я назвала свою крысу Тэсс – по имени героини романа «Тэсс из рода д’Эрбервиллей» Томаса Харди, книги, которую я очень люблю. Я нередко забирала свою крысу домой, что весьма не нравилось девушкам, делившим со мной комнату в общежитии в то время. В спальне у меня специально для нее стояла клетка. Тэсс была очень дружелюбным животным, однако, естественно, с крысой не получится построить такие же отношения, как с собакой.

Была у меня и пара хомячков, которые не имели ничего общего с моей работой в университете. Они путешествовали у меня в карманах, а дома я тренировала их. (Недавно моя жизнь завершила полный оборот – я целый месяц общалась с молодым хомяком, которого моя сестра Николь подарила своей девятилетней дочери Джози на Рождество. Я убедилась, что он привык к рукам и не кусается, поскольку все время держала его в кармане, как в старые добрые времена в университете.) Именно благодаря одному из моих хомячков, Ашер, я встретила еще одного человека, который оказал огромное влияние на мою жизнь и помог встать на путь, ведущий к моей будущей работе.

Когда Ашер заболела, я была очень расстроена, ведь я научила ее делать всякие разные вещи, и к тому же очень любила ее. В то время я была типичной студенткой, вечно сидела без гроша в кармане и не могла позволить себе платное посещение ветеринара. Но я не могла видеть страдания маленького животного, поэтому все же пошла к хирургу-ветеринару, кабинет которого находился неподалеку от того места, где я жила. Он открылся совсем недавно. Этот ветеринар оказался настоящим «человеком-оркестром».

– Не буду вам врать, у меня нет денег, – сказала я, – но если вы вылечите моего хомяка, то я сделаю все, что потребуется. Буду мыть полы и ассистировать. Пожалуйста, помогите мне.

Джулиан Хадсон был отличным парнем, и он сделал все, что от него зависело, чтобы спасти Ашер. К сожалению, я по незнанию содержала ее в дешевой китайской клетке, она содрала краску с решетки и пострадала от отравления металлом. В результате он ничем не смог ей помочь, и ему пришлось усыпить ее.

Я начала работать в его ветклинике. Сначала просто мыла полы, подсчитывала, сколько собачьей еды осталось, а также вела картотеку. Но со временем Джулиан стал больше доверять мне, и я начала присутствовать на операциях, следить, как дышит животное, пока действует наркоз. Джулиан всегда рассказывал мне, что именно он делает. Кроме того, я ухаживала за животными в послеоперационный период.

Иногда работа была удручающей и печальной: я видела собак, пострадавших от чумки просто потому, что они не были привиты.

Постепенно я пришла к пониманию необходимости гуманного прекращения страданий животного, – того, чего мы не можем сделать для людей.

Врачу приходится порой принимать это тяжелейшее решение, и по сей день подобные ситуации приводят меня в ужас, но зачастую это единственный правильный выход.

Джулиан понял, что я могу помочь ему, просто посидев с людьми, особенно пожилыми, у которых умерли их питомцы. У него не хватало на это времени. Часто они рассказывали мне истории своей жизни, о том, что их муж или жена умерли, о важности отношений с их любимцами. В то время, когда я работала в хирургии, мне доводилось даже посещать пожилых людей на дому – для того, чтобы убедиться, что с ними все в порядке. Иногда после потери питомца, они заводили еще одно животное, иногда нет – только потому, что не чувствовали в себе силы пережить еще одну смерть.

Я стала лучше понимать, насколько сильна связь между владельцами и домашними животными, особенно собаками. Я неоднократно наблюдала, как здоровенные мужчины рыдают из-за болезни своей собаки. Я все это видела и теперь, оглядываясь назад, понимаю, что это подталкивало меня к моей будущей работе. Да, пока я не могла подобрать правильную формулировку, но была уверена, что мы недостаточно используем всю мощь этой удивительной взаимосвязи – собаки могут дать нам намного больше, так же, как и мы им.

Жена Джулиана была ветеринарным фельдшером. Как только появлялась такая возможность, она работала в хирургии, и в течение некоторого времени я серьезно задумывалась о том, чтобы стать медсестрой в ветклинике. Джулиан же считал, что это будет пустая трата времени, поскольку после окончания университета я должна буду получить аналогичную степень по ветеринарии.

Я всерьез размышляла о профессии медсестры, так как в тот момент уже начала беспокоиться о том, чем буду заниматься после завершения учебы.

Я никогда не переставала думать о собаках, хотя тогда у меня еще не было Раффлза. Я знала, что с помощью издевательств и жестокости никто не смог ничему научить свою крысу, например, поднимая высоко над землей, а затем бросая на пол, или наступая на хвост. Это никогда не срабатывало. Однако я отлично знала и то, что подобные приемы люди всегда использовали при работе с собаками. Я не могла понять, зачем мы пытаемся доминировать и запугивать это животное, умное, способное легко обучаться и запрограммированное на то, чтобы доставлять нам радость? Опыт показал, что вознаграждение – наилучший способ научить чему-то крысу. Кроме того, опираясь на свои наблюдения за лошадьми в детстве, я также сделала вывод, что, действуя жестокими методами и издеваясь над животным, добиться ничего не удастся. Нужно научиться их понимать и работать, опираясь на характер каждого из них.

***

В то время в СМИ часто говорили о том, что в основе обучения собаки лежит тотальный контроль и доминирование. Мол, собаки – это «мини-волки», или «волки в гостиной».

Мы уже давно признали, что нет необходимости бить и терроризировать детей, но считали само собой разумеющимся такое поведение по отношению к собакам.

Столетия одомашнивания создали животное, генетически предрасположенное к тому, чтобы жить с людьми. Собаки хотят с нами общаться и хотят делать то, что нужно нам. И вот все это почему-то отбрасывается, и нам снова проповедуют этот бред о том, что наши домашние животные – дикие волки.

Так что у меня была еще одна причина взять Раффлза. Да, он был недисциплинированным, невоспитанным, и его первоначальные владельцы считали его проблемным. Мне очень хотелось суметь обучить его без угроз и насилия.

Джулиан осмотрел моего пса, сделал все необходимые уколы и исследования, не требуя денег, потому что я бесплатно работала в его хирургическом кабинете. Раффлз ходил со мной в университет. По утрам мы вместе с ним делали длительную пробежку, и по вечерам он тоже повсюду путешествовал вместе со мной: и в пабы, и на студенческие вечеринки.

Однажды вечером я была на одной из таких вечеринок. И обнаружила, что Раффлз куда-то пропал, я тут же пошла поискать его. Оказалось, что он возлежал на матрасе вместе с группой молодых людей, которые курили сигареты с весьма характерным ароматом. Бог знает, чем он там надышался, но плохо ему явно от этого не стало.

Казалось, у него было врожденное ощущение того, что правильно, а что нет. Я брала его с собой на долгие прогулки вдоль побережья. В это время пляж Суонси просто заполонили эксгибиционисты. Все были отлично осведомлены об этом – власти университета предупреждали молодых студенток, советуя им не ходить на пляж в одиночку. Меня это не беспокоило, я без проблем игнорировала этих ненормальных, но Раффлз преследовал их, каким-то образом понимая, что их поведение было неправильным.

Одна из моих подруг, также студент-психолог, заинтересовалась ими и решила изучить их поведение. Она хотела поговорить с ними, чтобы попытаться понять их мотивацию. Мы с ней решили пойти вместе на пляж. Когда мы увидели эксгибициониста, подруга побежала за ним, пытаясь поговорить, а Раффлз присоединился к ней, негодуя на поведение этого человека. Полагаю, что сочетание преследующего его пса и безумно гоняющейся за ним женщины, которая хотела проанализировать его поступки, заставили его какое-то время не появляться в районе пляжа.

Поскольку университет располагался практически на морском побережье, мы часто устраивали пляжные вечеринки, которые Раффлз очень любил. Студенты на пляже с удовольствием подбрасывали мяч вверх, чтобы он мог ловить его и приносить обратно, и Раффлзу никогда не надоедала эта игра. Отключался он только на ночь, а в остальное время это был настоящий сгусток энергии.

Его способность и готовность искать предметы, находить их и приносить обратно хозяину, побудила меня внимательно изучить его родословную и почитать о том, на что способны спрингер-спаниели. Я начала выводить его на небольшие соревнования, где демонстрировалось послушание собаки, и он всегда одерживал победу.

Когда я посещала лекции, нам приходилось разлучаться, ему не разрешали входить вместе со мной в аудиторию. Тем не менее у меня была пара отличных способов решения данной проблемы.

С раннего возраста я любила верховую езду. Я была очень застенчивым ребенком, настолько стеснительным, что молчала, даже когда стучали в дверь или звонили по телефону, потому что не могла заставить себя поговорить с тем, кого я не знаю. Я слишком близко к сердцу принимала критические замечания учителей или других учеников. У меня не было друзей, так как меня определенно больше интересовали животные, чем люди. Верховая езда стала для меня прекрасной отдушиной, которая спасала меня на протяжении всего детства.

В Суонси мне повезло познакомиться с человеком, нуждавшимся в уроках верховой езды. В конюшне, где обитала его лошадь, нашлось уютное местечко для Раффлза, и конюхи были рады позволить ему оставаться там на пару часов, когда я посещала лекции.

Другим вариантом был мой бойфренд Дэйв, который сопровождал меня в Суонси и жил в меблированной комнате, работая садовником. Это означало, что иногда он мог взять Раффлза с собой на работу. Я познакомилась с Дэйвом в Девоне, где провела целый год перед тем, как отправиться в Суонси.

***

Когда я училась в школе, на любой вопрос о своем будущем я всегда отвечала, что хочу работать с животными. Однако мне довольно категорично заявили, что подобную работу я могу получить только в питомнике: уход за животными, уборка вольеров или работа ветеринара. К тому же требования к аттестату о среднем образовании в ветеринарной академии были очень высокими, даже выше того минимума, который необходим для поступления в медицинское училище. Я реалистично оценивала свои возможности и понимала, что вряд ли попаду в ветеринарную академию, так что мне пришлось крепко задуматься о том, что еще я могу делать, чтобы проводить жизнь с животными. По-видимому, для меня оставался открытым только один вариант – сельское хозяйство.

В конце концов, я решила получить степень магистра в сельскохозяйственном колледже Сил-Хейн в Девоне. Я была рада возможности уехать из Эйлсбери и начать самостоятельную жизнь, к тому же мне нравился Девон. Если бы моя младшая сестра Симона не была в то время еще мала, я бы с легким сердцем упаковала чемоданы и отправилась в путь. Однако я не могла покинуть ее в тот момент, потому что это заставило бы ее сильно страдать. Когда она родилась, мне было одиннадцать лет, и сказать, что я обожала ее, было бы настоящим преуменьшением.

Две другие мои сестры, Луиза и Николь, были достаточно близки мне по возрасту, так что воспринимались, скорее, как конкуренты или просто неприятные надоеды. Но в Симону я влюбилась сразу же, как впервые ее увидела. Я была счастлива собирать для нее все необходимые мелочи: чистые пеленки, распашонки, костюмчики. Я помогала купать ее, гуляла с ней, обнимала ее. Я чувствовала (и поверьте, это не прозвучит неуважительно, и Симона наверняка поймет все правильно), что в моей жизни появилась еще одна беспомощная животинка, так что я была готова на все, чтобы только сделать ее счастливой. Ей было восемь лет, когда я уехала в Девон.

***

Недавно я нашла душераздирающее письмо, которое она написала мне еще детским почерком через несколько месяцев после того, как я уехала. В нем Симона рассказывала мне, что плакала целых две недели после моего отъезда, повсюду таскала с собой оставленные мной четыре или пять книг о лошадях как память обо мне.

Думаю, если бы кто-нибудь сказал мне тогда, что сестренка плакала перед тем, как уснуть, сжимая одну из моих книг, я бы сразу примчалась домой.

Прежде чем уехать, мне нужно было найти рабочее место на ферме недалеко от колледжа. В Сил-Хейн (этого сельскохозяйственного колледжа уже нет) существовало обязательное условие для всех студентов – прежде чем поступить на очное отделение, они должны проработать год на ферме. Идея заключалась в том, чтобы познакомить нас с работой, которую мы выбрали, в течение всех четырех времен года. Это позволяло создать полную картину будущей жизни. Разумный способ убедиться в правильности выбранной профессии. До этого момента мой единственный опыт работы в сельском хозяйстве заключался в сборе картофеля и фруктов во время школьных каникул.

Найти место, особенно девушке, было трудно, но мне предложили отличную работу на одной ферме, где занимались как выращиванием сельскохозяйственных культур, так и животноводством. Я с удовольствием вернулась в сельскую местность и вскоре начала встречаться с Дэйвом, сыном фермера, замечательным, порядочным человеком.

Первые месяцы работы на ферме оказались довольно трудным для меня периодом, то и дело я слышала восклицания:

– О Боже! Это девушка! И что нам с тобой делать? Ты хоть трактор умеешь водить? А тюк прессованного сена поднимешь?

Однако я была сильной и ловкой, так что научилась поднимать тюки сена, предназначенные для лошадей. Я никогда не водила трактор, но была готова научиться чему угодно. В Эксетере я прошла курс уроков вождения, и как только сдала экзамен, фермер доверил мне водить всю сельскохозяйственную технику, включая трактора.

Парней с фермы это не обескуражило. Они начали расставлять на меня ловушки: я падала в ямы, скатывалась по склону и, в конце концов, однажды свалилась в навозную жижу. Трактор застрял, и мне пришлось выбираться, по колено утопая в навозе. Каждый раз, когда что-то случалось, ребята говорили:

– Пришлите нам парня!

Но я думаю, что мне удалось одержать над ними верх.

Во время моей первой поездки домой мама глазам своим не поверила, настолько сильно я загорела и нарастила мускулы – я не могла надевать женские топы, поскольку выглядела как Веселый Зеленый Великан.

Мне понравилась моя работа, сбор фруктов, яиц. В соседнем хозяйстве имелось три гунтера, на которых там катались зимой, и мне с радостью позволили ездить на них летом.

Я научилась пахать и могла помочь со сбором урожая. Когда мы занимались работами в поле, мы ехали группой из четырех тракторов, следующих друг за другом. Первый сеял, второй раскатывал посев, третий бороновал, а четвертый очищал почву от сорняков. Для этого требовалась большая точность и согласованность работы, но после нас поле было полностью подготовлено и засеяно.

У меня была единственная проблема, которая не исчезла и по сей день: я не умею рано вставать, и каждый раз, чтобы встать к дойке в 5:30 утра, мне приходилось бороться с собой и своим желанием поспать еще хоть чуть-чуть. Необходимо было подоить где-то сорок или пятьдесят коров. Отец Дэйва знал их всех по именам, и когда он приказывал мне взять корову, мне приходилось сверять ее кличку с номером на ушных бирках.

Я жила в очень уютной комнате в доме, имела полный пансион и немного карманных денег. Иногда мне приходилось приезжать в колледж на две-три недели, чтобы заполнить трудовую книжку, описать, чем я занимаюсь на ферме и поработать над учебным проектом.

Во многом это было очень счастливое время. Но, работая на ферме, я поняла две вещи. Во-первых, то, что о животных тщательно заботятся лишь потому, что они представляют собой деньги, доход фермы. Уход за ними не является следствием уважения и любви к ним, это чисто финансовый интерес. Если у теленка случался сильный понос, то говорили просто:

– Это не стоит того, чтобы обращаться к ветеринару.

Вторым моментом было то, что, хотя мне нравилось помогать коровам, я сильно огорчалась, когда телят отнимали у матери через двадцать четыре часа после рождения.

В одной части фермы матери громко мычали и пытались выбить доски копытами, а в другом здании плакали телята. Все это я могла слышать из окна своей спальни, и это было ужасно.

Фермер объяснил мне, если я оставлю теленка с матерью, то не будет молока для людей.

Я понимала это, но удивлялась, почему нельзя оставить телят с матерью хоть немного подольше, чтобы они могли в полной мере воспользоваться преимуществами молозива, которое защищает их от болезней. Кроме того, в то время, пока я работала на ферме, я видела, как молоко выливается в канализацию, чтобы избежать нарушения квот Европейского союза. Я смотрела на это, а в этот момент телята умирали в сарае по соседству, и понимала, что, хотя все делается по правилам, я никогда не смогу примириться с подобной практикой.

Это были не те отношения, которые я хотела установить с животными, и мне пришлось столкнуться с дилеммой. Если я не собираюсь получать диплом специалиста по сельскому хозяйству, то что я намерена делать? Следует ли мне улучшить оценку по физике и поступить в ветеринарный колледж, или сделать что-то иное? И к тому моменту, когда я приехала в колледж Сил-Хейн, чтобы сообщить, что не намерена продолжать там учебу, у меня уже сформировалась определенная идея.

Когда на ферме выпадал выходной, я отправлялась в букинистический магазин в Эксетере, потому что еще в школе полюбила чтение. У меня был очень сильный, но неопределенный пока интерес к животным. Я хотела работать с ними, жить с ними, изучать их, но была уверена, что мне не понравится быть фермером или женой фермера. В глубине души, в самом дальнем ее уголке, я знала, что и профессия ветеринара – это не совсем то, что мне нужно. И что же мне в таком случае делать?

И вот однажды на полке букинистического магазина, среди затхлых, замусоленных, потрепанных фолиантов я впервые взяла в руки книгу Конрада Лоренца. До этого момента я никогда не слышала фамилии этого знаменитого зоолога и этолога. Я даже не знала о такой профессии, как этолог – человек, который изучает животных в их естественной среде обитания, а не в лабораториях. Вот оно! Когда я читала его ранние произведения, у меня от волнения перехватывало дыхание. Информации, которую я почерпнула в его книге, мне было явно недостаточно, и я начала покупать все, что могла найти (или до чего сумела добраться) о поведении животных. У меня возникало ощущение, что я наконец-то вижу желанный берег, ведь я знала с самого раннего детства, что для того, чтобы добиться максимума от животных, нужно научиться понимать их, а не навязывать им свою волю, нужно поощрять то их поведение, которое нам необходимо. Теперь я читала труды известных ученых, которые всю свою жизнь изучали поведение животных, и видела, что их выводы совпадают с моими. Меня невероятно взволновала возможность самой поучаствовать в этой работе, и я начала искать пути к достижению этой цели.

***

В то время в университетах Великобритании существовали два основных направления исследований поведения животных – можно было получить степень по биологии или степень в области психологии. В обоих курсах уделяется внимание поведению животных, но от степени по биологии я отказалась сразу, ведь для того, чтобы получить диплом по этой специальности, мне придется неоднократно заниматься препарированием животных. Я человек не брезгливый, но это было не то, что меня интересовало.

Я хотела заглянуть в сознание животных, а не внутрь их тела.

С другой стороны, изучение человеческой психологии показалось мне значительно более интересным, особенно курсы бакалавриата. На некоторых курсах по психологии можно получить степень бакалавра, но они, как правило, посвящены социальной психологии, в то время как я определенно больше интересовалась научно-обоснованными исследованиями, в которые входит достаточное число компонентов, связанных с обучением и дрессировкой животных.

Я сократила список возможных учебных заведений до двух: Ноттингемского университета и университета Суонси. Посетив оба, я сразу поняла, что хочу пойти в Суонси. Этот университет расположен на берегу моря в необычайно красивой местности, и к тому же не являлся закрытой территорией в центре большого города.

Проблема заключалась в том, что к тому моменту, когда я окончательно поняла, что намерена делать в жизни, я пропустила время, когда можно было подать документы. Я была совершенно подавлена этим известием, поскольку не хотела терять еще один год в придачу к тому, который я уже провела в Девоне.

И тогда мне на помощь пришла моя мама. Она поговорила со своим другом, директором средней школы для мальчиков в Эйлсбери, который сказал, чтобы я написала заявление на имя начальника департамента психологии в Суонси, и позвонил ему от моего имени. Я была поражена.

– Так значит, мне не нужно проходить через Центральный совет по вопросам поступления в университет?

– Они могут принимать решения самостоятельно, – сказал он.

Это сработало, и меня пригласили на собеседование. Я очень нервничала, но только теперь отчетливо понимаю, что была готова к ответам лучше, чем многие из тех восемнадцатилетних ребят, которые только что окончили школу, когда начальник отдела спросил меня, почему я хочу изучать психологию и почему выбрала именно Суонси. Я была очень заинтересована в поступлении и, думаю, что это стало очевидно и комиссии.

Вот так я и поступила в Суонси, и так я познакомилась с Раффлзом.

Когда я впервые получила Раффлза, то думала, что буду использовать его в продолжающемся исследовании влияния собак на частоту сердечных сокращений и кровяное давление людей, а также, наоборот, в изучении того, как поглаживание и ласковые слова влияют на изменение сердечного ритма и кровяного давления у собак. Раффлз действительно оказал большую помощь исследователям: когда пожилые люди суетились вокруг моего питомца с постоянно виляющим хвостом, мониторы, прикрепленные к ним, показывали, что артериальное давление и частота пульса у них значительно снижались. Но на третьем и последнем курсе обучения, вместо того, чтобы включиться в это исследование, как я изначально намеревалась, я решила заняться изучением агрессивности у животных – предметом, который сильно волновал меня в тот момент.

Меня заинтересовал вопрос, влияет ли добавление сои в собачью еду на поведение животных, делая их более агрессивными или, наоборот, менее. Мыши, как и собаки, являются социальными животными, они защищают свою территорию во многом тем же способом, что и собаки, так что они стали очевидным выбором для этого исследования. В сое содержатся фитоэстрогены – растительные гормоны. Мне казалось, что, поскольку эстрогены являются женскими гормонами, добавление сои должно сделать собак менее агрессивными. Однако мой научный преподаватель сказал, что небольшие количества эстрогена расщепляются в мужских телах до тестостерона, так что на самом деле соя может сделать животных агрессивнее.

Я внимательно изучала своих мышей, фиксируя при помощи видеосъемки их поведение при контакте с новой подопытной. В конце исследования я показала, что мыши, употреблявшие корм с соевыми добавками, были более агрессивными, чем те, которые питались другими кормами. Конечно, мое исследование не привело к каким-либо практическим результатам. Мне кажется, недавно, почти тридцать лет спустя, был объявлен исследовательский проект, в котором изучался тот же самый вопрос. В большинстве кормов по-прежнему используются соевые добавки.

Когда работа над проектом была завершена, я с ужасом узнала, что мыши, которых я изучала, будут отравлены газом в виварии, поскольку их нельзя было больше использовать для других исследований.

Я не могла перенести мысли о том, что в какой-то момент придется отправить их в газовую камеру, так что я забрала мышей к себе домой – все пятьдесят.

Это были такие милые, маленькие белые мышки, с розовыми носиками и розовыми лапками. Я преследовала всех, кого знала со словами:

– Ты не хочешь взять себе мышку? Она очень милая и будет вести себя очень хорошо…

Мне удалось найти новые дома для большинства из них, остальные же так и поселились у меня, упрочив и без того популярное мнение, что я псих, помешанный на животных.

После окончания учебы мы с Раффлзом вернулись домой к моей семье, в Эйлсбери, но я активно искала возможность изменить свою жизнь.