Читать книгу Правдивая история - Клэр Пули - Страница 12

Хазард всматривался в изогнутый полумесяцем пляж, окаймленный пальмами. Лазурное Южно-Китайское море, безоблачное небо. Если бы он увидел такое в Instagram, то подумал бы, что это фотошоп с фильтром. Однако после проведенных здесь трех недель все это совершенство начинало действовать ему на нервы. Он поймал себя на том, что во время утренней прогулки по пляжу, пока песок не нагрелся так, что по нему невозможно идти босиком, мечтает увидеть на белом рассыпчатом песке собачье дерьмо. Что угодно, способное нарушить эту монотонную красоту. Хазард часто порывался позвать на помощь, но понимал, что этот пляж сродни глубокому космосу – никто не услышит твой вопль.

Пять лет назад Хазард побывал на этом острове. Тогда он останавливался на Ко-Самуе с друзьями, и они на пару дней уплывали куда-нибудь на катере. Он тяготился этой жизнью без удобств, стремясь поскорее вернуться к барам, клубам и вечеринкам «полнолуния» на Самуе, не говоря уже о надежном электричестве, горячей воде и Wi-Fi. Проступая сквозь бесчисленные омерзительные «обратные кадры» случайных связей, писание неуместных эсэмэсок под мухой и встреч в темных переулках с изворотливыми дельцами, – сквозили воспоминания об этом месте как об оазисе покоя в унылой пустыне его недавней истории. Поэтому когда Хазард в конце концов принял решение изменить свое поведение и разобраться со своей жизнью, то забронировал сюда билет в один конец. Действительно, этот остров находился очень далеко от всего того, что могло навлечь на него неприятности, и, вследствие дешевизны, ему хватило бы последней премии из Сити на жизнь здесь в течение нескольких месяцев, если возникнет в том необходимость.

На одном краю маленького пляжа стояло кафе «Удачливая мама», а на другом – бар под названием «Земляной орех» (по названию их единственного снека). Между ними, как жемчужины на нитку (но без блеска), были нанизаны двадцать пять бунгало, построенные среди пальм и обращенные к морю. № 8 принадлежал Хазарду. Это было незатейливое деревянное строение, немногим больше садового сарая на участке его отца.

Там была спальня с двуспальной кроватью, занимающей почти все пространство и занавешенной огромной москитной сеткой, которая изобиловала дырками, удобными для проникновения целых полчищ изголодавшихся насекомых. Как спасательная капсула корабля-носителя, с одного бока приткнулась маленькая ванная с туалетом и душем с холодной водой. Окна размером чуть больше люка были тоже затянуты москитной сеткой. Единственными предметами мебели, помимо кровати, были: прикроватный столик, сделанный из старого ящика из-под пива «Тигр», одинокая книжная полка с разношерстной эклектичной коллекцией книг, завещанных Хазарду уезжающими туристами, и несколько крючков, на которые он вешал свои саронги, купленные в городке. Интересно, что бы подумали его старые приятели, увидев, как он весь день разгуливает в юбке.

Хазард тихо раскачивался в гамаке, подвешенном между двумя стойками по обеим сторонам деревянного помоста, идущего вдоль бунгало, и смотрел, как к берегу причалила небольшая моторная лодка с туристами. По мере того как солнце опускалось за горизонт, небо окрашивалось в невероятные оттенки красного и оранжевого. Хазард знал, что через несколько минут стемнеет. В этих краях вблизи экватора солнце скрывалось поспешно. Никаких продолжительных, эффектных и дразнящих прощаний, к которым он привык дома. Это было больше похоже на тот момент, когда выключают свет в спальне пансиона.

Он услышал, как врубился генератор «Удачливой мамы», и уловил еле заметный запах бензина, а также обрывки разговора Энди и Барбары (как полагал Хазард, измененные на западный манер их тайские имена), занятых приготовлением вечерней трапезы.

Уже двадцать три дня Хазард не прикасался к спиртному или наркоте. Он был в этом уверен, поскольку делал зарубки на деревянной раме кровати, словно он не турист, находящийся в одном из красивейших уголков земли, а заключенный Алькатраса. В то утро он насчитал четыре группы по пять зарубок и еще три. Это были долгие дни, перемежавшиеся волнами головной боли, потливости и дрожи, и ночи с невероятно яркими сновидениями, в которых он переживал самые дикие свои желания. Только прошлой ночью ему приснилось, что он вдыхает дорожку кокаина с упругого, загорелого живота Барбары. За завтраком он не осмеливался взглянуть на нее.

Тем не менее Хазарду становилось лучше, по крайней мере физически. Туман в голове и усталость понемногу отступали, но на смену им пришла буря эмоций. Это досадное чувство вины и сожаления, эти страх, скука и ужас, которые он всегда прогонял стопкой водки или дорожкой кокса. Его преследовали воспоминания о секретах, выболтанных ради хорошего анекдота, о подружках, преданных ради перепихона в туалетной кабинке ночного клуба, о провальных сделках, заключенных на волне химического ощущения неуязвимости. И странно, что в процессе этого жуткого самоанализа он часто ловил себя на мыслях об историях из той зеленой тетради. Ему представлялось, как Мэри пытается игнорировать натурщиц Джулиана, как Джулиан посреди ночи кромсает свои полотна, как Таня лежит распластавшись на тротуаре, а Моника приносит клиентам кексы, мечтая о любви.

Перед поездкой Хазард зашел в кафе Моники, чтобы вернуть тетрадь, и, к своему ужасу, обнаружил, что Моника – та самая женщина, с которой он столкнулся в тот вечер, накануне увольнения со службы, когда решил покончить со своей прежней жизнью. Он быстро ушел, пока она его не заметила. Итак, тетрадь по-прежнему оставалась у него, и чем дольше, тем сильнее ее тайны застревали у него в мозгу, и от них было не избавиться. Ему интересно было узнать, удалось ли Монике уговорить Джулиана проводить у нее мастер-классы по живописи и какой парень может сделать ее счастливой.

В семь часов вечера по берегу разносился звон колокольчика. Время ужина. «Удачливая мама» предлагала лишь одно вечернее блюдо. Это было единственное кафе в пешей доступности, так что выбирать не приходилось. После многих лет, когда надо было выбирать из бесчисленных вариантов, принимать решение на каждом подуровне – чай или кофе? капучино, американо, латте? обычное молоко, обезжиренное или соевое? – Хазард находил отсутствие опций удивительно приятным.

В кафе, открытом с одной стороны, с деревянным полом и соломенной крышей, стоял один большой стол, занимавший всю его длину. Вокруг него были расставлены несколько столов поменьше, но новые посетители довольно быстро усваивали, что принято присоединяться к группе за общим столом, если только вам не хотелось ловить на себе подозрительные взгляды прочих туристов: а может быть, вам есть что скрывать?

Пока Хазард смотрел на туристов, шедших к «Удачливой маме», у него возникла идея. Многие из тех, кого он здесь встречал, были из Лондона или планировали его посетить. Он мог бы разузнать о каждом из них и подыскать для Моники бойфренда. В конце концов, он порядочно о ней знает. Больше, чем когда-либо удосуживался узнать о своих подружках. Он мог бы стать для нее своего рода доброй феей, тайной свахой. Это было бы забавно. Или, по крайней мере, было бы чем заняться.

Хазард уселся и, испытывая прилив энергии из-за своей новой миссии, стал исподтишка разглядывать других гостей. Насколько он мог судить, он занимал где-то четвертое место по длительности пребывания на острове. Большинство туристов останавливались здесь дней на пять или около того.

Нил, сосед Хазарда, живший в бунгало № 9, находился здесь дольше всех. Почти год. Когда-то он придумал нечто вроде приложения, которое продал крупной технологической компании, и с тех пор занимается тем, что потворствует своему внутреннему хиппи. Он пытался научить Хазарда медитации, вероятно уловив его внутреннее смятение, но Хазарду никак не удавалось отрешиться от мыслей о ступнях Нила, покрытых пожелтевшей, омертвевшей кожей, и о толстых, ороговевших, как копыта, ногтях. Этот факт выводил Нила из новой игры Хазарда. Какой бы безнадежной ни была Моника, эти ноги не прокатят. Моника сразу поразила Хазарда своей приверженностью личной гигиене.

Относительно долго находились здесь также Рита и Дафни: обе на пенсии, одна – вдова, другая – никогда не была замужем, обе – ярые сторонницы хороших манер. Хазард наблюдал, с каким возмущением смотрит Рита на одного из гостей, бесцеремонно потянувшегося через нее за кувшином с водой. У каждой было отдельное бунгало. Дафни, по идее, жила в № 7, но Хазард, ставший ранней пташкой, частенько видел ее входящей в свое бунгало по утрам, а не выходящей из него, и это заставило его заподозрить дам в сафической интрижке на склоне лет. А почему бы и нет, черт возьми?!

Энди торжественно поставил на стол перед Хазардом блюдо с большой запеченной рыбой, которой хватило бы на три-четыре человека.

Опытный взгляд Хазарда скользил вдоль длинного стола, отбрасывая все парочки, находившиеся на разных стадиях пресыщения любовью, и мужчин моложе тридцати лет. Даже если кто-то из них имеет достаточно широкие взгляды, чтобы связаться с женщиной старше себя, вряд ли он будет готов к этой теме с деторождением, настоящему «пунктику» Моники.

Взгляд Хазарда на миг задержался на двух девушках из Калифорнии. Не старше двадцати пяти, предположил он. Невинные, свежие, с сияющей персиковой кожей. Замутить, что ли, с одной из них, вяло подумал Хазард. Может, и с обеими. Но пожалуй, он был не готов на подвиги, когда его не подстегивала фальшивая уверенность от спиртного или дорожки кокса.

Хазард вдруг подумал, что не занимался сексом с той ночи с Бланш. По сути дела, у него не было трезвого секса с… Он отматывал память дальше и дальше назад, пока не уперся в слово «никогда». Эта мысль ужасала. Как вообще возможно заниматься столь интимными и откровенными вещами? Наверняка без оглушающего действия наркотиков все эти толчки, шлепки, стоны, а подчас даже выпускание газов вызывали бы глубокий стыд? Может быть, он никогда больше не будет заниматься сексом. Эта мысль, как ни странно, ужасала меньше, чем мысль о том, что он никогда больше не возьмет в рот спиртного и не прикоснется к наркоте, а эту последнюю мысль он обдумывал уже несколько недель.

Он повернулся к шведу, сидящему слева, и протянул ему руку. Тот казался подходящей кандидатурой.

– Привет, ты, наверное, здесь новенький. Я Хазард.

– Гюнтер, – ответил тот с улыбкой, демонстрирующей впечатляющую скандинавскую стоматологию.

– Откуда ты и куда направляешься? – Хазард применил первый ход, обычный для острова, – что-то вроде разговора о погоде у себя дома. Здесь не было смысла обсуждать погоду, поскольку она оставалась неизменной.

– Я из Стокгольма, на пути в Бангкок, Гонконг, а затем в Лондон. А ты?

При упоминании Лондона Хазард мысленно похвалил себя: «Дай пять!» Это могло сработать.

– Я из Лондона, приехал сюда на несколько недель, пока не найду новую работу, – ответил он.

Расправляясь с рыбой, Хазард на автопилоте болтал с Гюнтером. Ему было сложно сконцентрироваться на разговоре, поскольку его завораживало ледяное пиво Гюнтера, которое тот пил из запотевшей стеклянной бутылки. Хазард опасался, что если не переключит свое внимание, то вырвет бутылку из руки шведа и осушит ее.

– Играешь в нарды? – спросил он, как только они покончили с ужином.

– Конечно, – ответил Гюнтер.

Хазард подошел к одному из столов в углу, на котором с одной стороны лежала шахматная доска, а с другой – доска для нардов.

– Так чем ты занимаешься дома, Гюнтер? – поинтересовался Хазард, пока они расставляли нарды.

– Я учитель, – ответил тот. – А ты?

Это, подумал Хазард, чрезвычайно хорошая новость. Шведу несложно найти другую работу, он умеет обращаться с детьми. Глядя на большие руки Гюнтера с ухоженными ногтями, Хазард сделал вывод о его аккуратности и чистоплотности.

– Я был банковским служащим. Биржевым маклером. Но, вернувшись домой, займусь поисками новой работы.

Гюнтер бросил шесть и один. Хазард подождал, пока тот сделает классический блокирующий ход. Он пропустил. Что за любитель. Для Хазарда это означало красную линию. Он быстро напомнил себе, что не ищет в Гюнтере партнера для игры на всю жизнь и что, вероятно, Моника не слишком привередлива в отношении умения играть в нарды.

– Наверное, у тебя осталась дома жена? – переходя к делу, спросил Хазард.

Он не заметил у шведа обручального кольца, но всегда разумнее проверить еще раз.

– Не жена. Подружка. Но как это у вас говорят? То, что происходит в поездке, останется между нами, верно?

И он заговорщицки кивнул в сторону двух девушек из Калифорнии.

Настроение Хазарда сдулось, как лопнувший воздушный шарик. Возможно, к месту сказанная фраза, но жутко свободные нравы. Испытывая к Гюнтеру покровительственное отеческое чувство и удивляясь сам себе, Хазард пришел к выводу, что шведу ничего не светит. Моника заслуживала лучшего. Ему захотелось поскорее очистить доску от всех шашек Гюнтера и пойти спать.

Когда Хазард вернулся к себе, сжимая в руке масляный фонарь «молния», поскольку генератор на ночь выключали, то обнаружил, что совершенно не устал. Тем не менее ему не хотелось присоединяться к толпе в «Земляном орехе». Мысль о том, что ему придется смотреть, как другие пьют спиртное, пока он потягивает диетическую колу, была невыносима. Он взглянул на книги, стоявшие на полке. Он прочитал их все по меньшей мере один раз, за исключением Барбары Картленд, которую дала ему Дафни. Вчера он попытался одолеть первую главу, но глаза стали закрываться на второй странице. Потом Хазард заметил высовывающуюся из ряда книг тетрадь Джулиана, как будто она умоляла достать ее. Хазард так и сделал, взял ручку, открыл первую чистую страницу и принялся писать.