Читать книгу Я, ты и шизофрения - Клэр Твин - Страница 4

Еще минут пять, и слезы перестали лить из опухших глаз, после чего, наконец, я ощутила опустошение. Покрасневшие глаза и обветренные губы были ярко-красного оттенка. Мои жизненные силы на исходе. Быть морально убитой – одно, а эмоционально – другое. Мои голоса говорят, чтобы я покончила с собой, просто взяла и покончила. Пошла домой и сделала это. Набрала воду, взяла лезвие… Но нет, я не собираюсь умирать, пока не попаду на концерт своей любимой группы, пока не увижу вживую своих любимых актёров и писателей. Шизофрении придётся подождать.

Я сбежала с уроков. Убежала домой. Не смогла переварить то, что узнала, а точнее то, что узнал Мартин. Холодный воздух развивает мои тёмные пряди в сторону. Город такой хмурый и серый. Он нагоняет сильную, дикую тоску, отчего хочется взять и спрыгнуть с моста, чтобы хоть как-то разнообразить минуты, последние минуты своей жизни. Погода пасмурная, но солнце пытается пробиться сквозь грозовые тучи. Это так забавно: солнце подобно некоторым людям, которые отважно бьются с проблемами, стараясь преодолеть все препятствия. Странный мир и странные люди.

Если посмотреть вокруг себя, то можно увидеть большие здания, все такие же серые, высокие, лысые деревья, которые напоминали о неминуемой кончине; дорогие магазинчики, что забиты очередями людей, вечно чем-то недовольными. Хоть улицы и переполнены постройками, машинами, они все равно пусты и одиноки, как и любой человек на грешной земле.

Продолжаю неспешно идти, считая шаги и проваливаясь в темноту собственных мыслей, как неожиданно врезаюсь в какого-то человека, а позже оказалось в парня. Черт… Я, прищурив глаза, подняла голову наверх и взглянула на него, пристально изучая незнакомца. Ему было лет семнадцать-восемнадцать, похож на коренного американца; на нем: черная куртка, джинсы и шапка. Волосы незнакомца, которые были под головным убором, тёмные, видно, он брюнет. Губы алые или даже кроваво-красные, нижняя губа полнее верхней, а на подбородке небольшая родинка. Носик ровный, с острым концом. Парень явно был хорош собой. Его карие глаза уставились в мои, наладив зрительный контакт, и от смущения я опустила голову, отчего мои волосы повисли как листья ивы. На мгновение страх покинул меня.

– Извини, – произнёс юноша, поджав мягкие губы в неловкой улыбке. Его голос мелодичный, нежный и невероятно пленительный, как свет для глупых мотыльков. Не знаю почему, но этот тенор напоминал мне голос одного певца. Я улыбнулась.

– А ты меня.

– Измеряешь шаги? – он кивнул на мои ноги, и по его улыбке было ясно, что тот считает это забавным.

– Нет, считаю, но… Уже сбилась.

– Причудливо, – ухмыляется незнакомец.

Ощущаю прилив крови к щекам.

– И вовсе нет, меня это, зовут Аманда.

Зачем я ему это говорю? Чтобы я знакомилась с кем-то или просто начала болтать? Странный феномен, но мое оправдание в том, что этот парень зацепил меня своими изумительными глазами и голосом, или может мне просто грустно? Да, точно, я просто ищу утешение.

– Сэм.

Я искренне улыбаюсь и продолжаю смотреть на него, не издавая звука, будто находясь под гипнозом. Минуты, секунды, иначе говоря, время отступило, и весь мир остался где-то позади. Ветер развевает мои волосы и щекочет покрасневшие то ли от холода, то ли от смущения щеки. Не понимаю, это дело рук шизофрении? Мы продолжаем наши гляделки, и на секунду я забываю о своих проблемах, окунаясь в омут нового знакомого. Это слишком странно, даже для меня. Я заметила, как один прохожий пристально смотрит в мою сторону. Мужчина в капюшоне с выпученными глазами глядит на нас с Сэмом, а когда замечает мой взор на себе, сразу же убирает взгляд и застенчиво улыбается. Я улыбнулась в ответ. Господи, улыбнулась! Я улыбнулась! Невозможно…

Тут происходит какое-то движение. Моя шея повернулась к Сэму, но его уже не было. Он словно испарился. Сбежал… На сердце стало пусто и невыносимо тяжело, как было до этого судьбоносного столкновения. Я знала лишь его имя, больше ничего: ни адреса, ни номер сотового, ни даже фамилию. Лишь его имя. Почему у меня такое странное чувство, словно бы я его знала сто лет? Уверена, вижу его впервые в своей жизни, но лицо уж больно знакомое, точно также и голос. Но благодаря ему я забыла обо всем темном и плохом, это было здорово – стать на мгновение свободной.

Постояв еще минутку, я сделала шаг вперёд и поспешила домой, думая о новом знакомом, прокручивая нашу с ним недолгую беседу. Дома никого не было, лишь сквозняк в моей комнате. Я подбежала к окну и прикрыла его, чтобы ветер перестал насылать холод, которого во мне было предостаточно. Мое окно было огромным и имело большой внутренний подоконник, на котором я могла вечерами сидеть и читать книги, попивая фруктовый чай; также висели жёлтые гирлянды, дополнявшие мой маленький мир какой-то необъяснимой магией. Смотря в оконную раму, я представляла, как девушка и парень танцуют вальс под дождём, как они кружатся и смеются, наслаждаясь друг другом; как парень берет и целует свою половинку, обнимая её за талию. Меня никогда не любили. Таких как я не то, чтобы не любили, таких вообще не замечали. Невидимка для всех, что может быть ужасней?

Я собрала мятые вещи, разбросанные по полу, и засунула их шкаф, который лучше не открывать ближайшую вечность. Махровый белый пушистый ковёр ласкал мои ступни и теперь был хотя бы виден, ведь кофточки и джинсы были повсюду. Большая деревянная кровать не застелена, хоть мама и настаивала убрать её где-то миллион раз. Но мне всё равно на наставления мамы, как пустой звук. Она могла это понять, но делала вид, словно не замечает, или же я не услышала. Тоже своего рода иллюзия.

Я сижу на ковре, облокотившись спиной на неубранную кровать, и пытаюсь начать вести дневник. Зачем – не спрашивайте. Сама не понимаю, наверное, просто очень устала молчать. Мне его подарили на шестнадцатый день рождения, но я им не пользовалась до этих пор. Наверное, просто пришло время.

«Дорогой Дневник, я не знаю, зачем пишу эти строки, просто мне очень надоело играть в молчанку. Я знаю, что больна и схожу с ума, знаю, что постепенно умираю, но продолжаю скрывать этот факт. Сегодня я решила, что буду стараться исправить себя, хотя бы потому, что скоро будет повторный тест, который сыграет в моей жизни важную роль. Страшно ли мне? Да, но я справлюсь».

Я хотела продолжить заполнять дневник своими бесконечными мыслями и потайными страхами, как услышала какой-то шум за окном. По коже прошлись мурашки: я боюсь, что вновь начались галлюцинации. Они могут быть разные: от милой старушки до страшного клоуна-убийцы. Слышу, как бьется мое сердце – оно уже барабанит во всю. Шум стал чётче и ближе. Собравшись с силами, я медленно подошла к подоконнику и схватила первое, что попалось под руку. Линейка. Серьезно? Снова шум и снова шаг. Оглядываюсь в окошко, но вроде никого нет. Так мне показалось в первую секунду, а затем… вижу знакомую куртку и шапку. Стоп, что? Около меня оказывается недавний малознакомый паренёк. Улыбка скользнула по моим губам. Я судорожно открываю окно и впускаю внутрь Сэма. Он с грохотом входит в комнату, не переставая смеяться. Не верю своим глазам.

– Что ты тут делаешь? Как ты меня нашёл? – я в спешке закрыла окно и подошла к названному гостью, поправив прядь темных волос за ухо.

Парень пытается отдышаться. Я стою в полном недоумении.

– И тебе привет, Аманда.

– Что ты тут делаешь? – повторилась я.

– Я здесь неподалеку живу, мы почти соседи!

– Шутишь? – на моем лице сверкает детская улыбка.

Сэм лучезарно улыбнулся в ответ, а затем принялся оценивающе разглядывать мою комнату, подбросив густые брови вверх.

– Значит, это твоя комната? – оглянулся брюнет, подарив мне тёплый взгляд.

И только сейчас до меня дошло, как вовремя я решила убрать свои вещи.

– Да, она самая.

– Ну что, как будем веселиться? – Сэм сбросил брови ко лбу, и я замечаю морщинки под его глазами.

– Что?

Он шутит. Точно шутит.

– Не хочешь посмотреть фильм?

Я пялюсь на него, будто парень какой-то сумасшедший, что случайно забрёл в мою комнату. Он по-детски улыбается, а затем принимается ходить из стороны в сторону, с интересом разглядывая мои книги на полках, школьные принадлежности и бижутерию, точнее то, что от неё осталось. Почему-то с ним я чувствую себя комфортно. Это мне было понятно сразу. Может, он не позволит моей болезни убить меня? Парень снял с себя верхнюю одежду и прыгнул на кровать. Не знаю, забавляла ли меня его наглость, наверное, да. Складываю руки на груди, осматривая Сэма с головы до ног.

– У меня есть свободное время, так что? Какой фильм? – продолжает тот, поправляя подушку под своей головой.

– Эй, какой еще, черт возьми, фильм? Я совершенно тебя не знаю! Мы познакомились с тобой пару минут назад, а ты уже хозяйничаешь в моей комнате!

Кажется, его это ничуть не напрягает.

– Тогда давай поговорим? Чтобы тебе хотелось обо мне узнать? Я общительный парень, это тебе на заметку.

Я присела рядом с ним и поправила запутанные волосы, сдерживая ухмылку, которая так и рвалась наружу. Ладно, дам ему шанс. Но только потому, что мне скучно.

– Ну, допустим, сколько тебе лет? – выдыхая горячий воздух, поинтересовалась я.

– А тебе? – игриво прищурился тот, моё сердце поразил укол.

– Я первая спросила.

Парень некоторое время молчал, а затем с безмятежной улыбкой на лице предложил:

– Давай вместе? – это идея мне понравилось, и мы одновременно произнесли «семнадцать». Сэм смотрит на меня, не отрываясь, будто сканируя каждый атом моего тела. Его взгляд замораживал и отчасти пугал. Но тогда почему я ничего не предпринимаю?

– Как ты нашёл мой дом? И вообще, что ты тут делаешь?

Сэм глубоко набрал воздух, будто ему наш разговор наскучил. Затем брюнет покинул кровать и вновь принялся бродить по небольшому помещению, рассматривая трещинки на потолке.

– Я проследил за тобой, – спокойно ответил тот.

Молчание.

– Проследил? – удивлённо переспросила я, все ещё находясь в лёгком шоковом состоянии.

Бог мой. Он что, маньяк?

– Да.

– А зачем? – меня нельзя было уже остановить. Я всегда добивалась правды. Всегда.

Наконец, мягкий взгляд остановился на мне, и тогда я ощутила озноб по своей спине. С этим человеком я ощущаю себя простуженной.

– Ты мне стала интересна. Не каждый день приходится знакомиться с девушкой, которая считает свои шаги, – пожал плечами брюнет, продолжая, – и вообще, как говорит мама: «Первые мысли в голове всегда гениальны», а я сразу подумал познакомиться с тобой поближе.

Не знаю, что именно чувствую в это мгновение, наверное, лесть. Я хотела было ответить, но внезапно услышала голоса родителей. Сердце начало вырабатывать адреналин, ведь если мама с папой увидят мальчика в моей спальне, то могут меня не понять. Это будет концом моей жизни! Я вскочила на ноги и подбежала к Сэму. Хватаюсь за его плечи мертвой хваткой и веду к окну. Тот с недоумением оглядывается.

– Что ты творишь? – то ли смеётся, то ли ругается новый друг.

– Мои родители вернулись, они не должны тебя здесь видеть!

Я открыла окно, и парень второпях полез в него. Он смотрит на меня, но я не могу понять его взгляда, что брюнет имеет в виду? Затем, быстро сообразив очевидное, мои руки потянулись к его верхней одежде, и я бросила её на голову юноши. Тот звонко рассмеялся, пока я дрожу как осиновый лист от адреналина и страха. Надеюсь, соседи не видят этого… Наконец, парень спустился на землю.

– До завтра, Аманда! – улыбнулся Сэм и побежал вниз по улице.

Впервые чувствую такую щекотку в животе. Моя улыбка не может сойти с губ, будто её запечатали. В голове много вопросов: Кто он? Где живет? Его фамилия? У него есть девушка?

Последняя мысль не к черту, но она все же пробежала по больным стенкам мозга. Боже…

Дверь спальни резко отворяется, и в комнату забегают взбудораженные родители, словно гром среди ясного неба. Они с каким-то недоверчивым взглядом смотрят на меня и продолжают молчать, будто набрав воды в рот. Хотя я прекрасно понимала, что им есть много чего мне сказать. Стоп, а если Мартин уже сообщил им о нашем разговоре? М-да, тогда все предельно ясно. Сглатываю накопившуюся во рту слюну и выпрямляюсь.

– Что? – бросила я и прошла к кровати, прыгнув туда, где две минуты назад лежал Сэм.

Надо выглядеть спокойной. Не подавать виду.

– Ты сбежала с уроков? – мама тычет мне телефоном, а значит, что ей позвонил учитель.

И я смогла спокойно выдохнуть. Получается, никто ничего не знает, уже хорошо. Осталось лишь заблокировать номер мистера Мартина в телефоне родителей. И все, можно быть поспокойнее. Но не понижать бдительность.

– На то были причины, – сквозь паузу отвечаю я.

– Какие? Что с тобой происходит, Аманда?! Почему не просвещаешь нас в курс дела?

Разговоры такого плана заставляют меня нервничать и тревожат мою расшатанную психику. Я так и чувствую, как злость собирается в кулаке. Голоса шепчут напасть на родителей, но я еще в своем уме и не буду калечить дорогих мне людей. Голова начинает болеть и создаётся впечатление, как будто она опухает и вот-вот рванет на микроскопические кусочки. И тут щелчок.

– Господи, мне стало плохо, ясно?! Хватит лезть в мою жизнь! И хватит входить в мою комнату без стуков! – я взялась за голову и принялась кричать. Родители переглянулись.

– Аманда, ты наша дочь! И хочешь ты того или нет, но мы будем вмешиваться в твою жизнь, – папа пытается держать себя в руках, но его бешеный взгляд говорил об обратном. Будь я на его месте, то давно бы влепила себе пощёчину.

– Выйдите из моей комнаты! Оставьте меня в покое!

– Аманда, что с тобой, дочка? – мама сдерживает слезы и с выпученными глазами глядит на меня. Папа нежно кладёт свою ладонь на её плечо, и, поглаживая, направляет маму к выходу. Они ушли и оставили меня одну, как я и хотела. Но, может, этого хотела не я, а болезнь? Слезы вырвались из глаз и шлейфом пронеслись по холодным щекам. Страдать от гнева и одиночества очень страшно, тем более, когда оно может тебя убить. Подхожу к двери и, протирая мокрые глаза, подслушиваю разговор родителей.

–…Это просто переходный возраст, все пройдет, – произносит мама. – Просто она раньше не вела себя так, я поэтому переживаю!

–…Успокойся, Лилиан, мы выясним, в чем дело. Все будет хорошо.

Мне так больно: все зависит от меня, но я не справляюсь с эмоциями. Все чувства усилились и образовали вихрь, над которым правит мое Альтер эго. Я так боюсь, что может произойти страшная вещь. Особенно ночью, когда комната наполняется тенями. Мне мерещится разная дрянь, и если в детстве меня спасало одеяло, то теперь оно лишь скрывает мой страх, но не является надёжным защитником. Я боюсь открывать лишний раз глаза и увидеть перед собой какого-то «человека», которого нет в природе. Я сошла с ума.

Подхожу к компьютеру и включаю его. Сев на стул, я открыла Google и принялась читать про шизофрению и лёгкий бред, надеясь найти способ сдерживания этого безрассудства. Повсюду лишь симптомы, симптомы и никаких советов об удержании этого отклонения. Голова вновь заколола, словно кто-то ущипнул меня так сильно, что все закружилось вокруг. Холод, чувствую неимоверных холод позади себя. Минута, длиною в вечность. Оборачиваюсь, боясь увидеть очередную галлюцинацию, но к моему везению все было спокойно. По крайней мере, до этих пор.

Вдруг на стенке образовалась чёрная воронка, из которой вышло паукообразное существо, только вместо восьми пар лапок у него было восемь красных глаз. Я вскочила со стула и с округлёнными до предела глазами полезла на кровать. Эта тварь начала приближаться ко мне, вселяя ужас и время от времени высовывая змеиный язык. По спине и лбу льётся холодный пот ужаса и страха, ноги подкашиваются и трясутся, как ветки дерева при сильном урагане. Мои недлинные каштановые пряди теряют окраску и превращаются в белые безжизненные нити. Где-то глубоко-глубоко внутри я осознаю, что это лишь мой бред и видение, но мне все равно страшно. Оно живое, и оно здесь! Сейчас!

– Пошел прочь! Исчезни!!! – я бросила в существо свои вещи, но тот успел отпрыгнуть.

Боже, теперь мне еще страшнее. Судорожно оглядываюсь, пытаясь найти что-нибудь весомое. Есть! Хватаюсь за толстую книгу и резким размахом бросаю её на монстра из моего подсознания, тот с неприятным шипением обращается в прах.

Глаза уставились на стенку, где недавно была чёрная дыра с размером с моего отца, но теперь это обычная плоскость. Боже, меня до сих пор трясёт…

Бегу к зеркалу и смотрю на своё отражение. Во что я превратилась? Мои карие глаза были пусты, когда раньше они издавали радостный блеск; губы дрожали со страху и были опухшими. А мои бедные волосы… Некоторые пряди обратились в белоснежные ниточки, подобно паутине. Поседеть в семнадцать лет? Не думаю, что это входит в мои планы.

* * *

Школьные будни не желают заканчиваться. Я сижу на скамье и наблюдаю за тем, как мои сверстники живут обычной жизнью нормального человека. Например, Билл: парень очень умён, но делает глупый вид в надежде, что понравится одной девушке. Или Фауста: эта девушка ненавидит свою подругу, но притворяется, что обожает её, что она лучшая и незаменимая. Как можно быть такими лицемерами? Заставляет задуматься. Никто не ангел, но надевать фальшивые маски – не круто. Все, что мы делаем плохое, однажды вернётся к нам. Только будет больнее.

– Привет, – слышу за спиной довольно знакомый мужской голос. Рядом со мной сел Майкл – мой одноклассник. На парне надета кожаная куртка, напоминавшая цвет шоколада, потертые джинсы и немного испачканные кеды. Темные волосы Майкла напоминали воронье гнездо, но ему эта прическа подходила. Могу сказать, что одноклассник у меня симпатичный, а также довольно умный, даже очень. Но не стоит удивляться, мы с ним мало общаемся, точнее это третий раз за весь год.

– Чего тебе, Майк?

Он улыбнулся.

– Ты помнишь, что нам задали лабораторную работу по физике?

Физика. Ненавижу этот предмет. С самого первого дня, когда мы только начали её проходить, я поняла, что у меня будет неудовлетворительная оценка. Конечно, если не открываешь учебник, то ничего не поймёшь. Но это просто ненависть с первого взгляда. Я даже не удивлюсь, если ко мне прибудет галлюцинация в виде учебника физики. Ужас!

–…Завтра сдавать, а мы даже не начали проводить опыт, – продолжает парень.

– Ладно, после школы пойдем ко мне домой и начнём готовиться, – я встала на ноги и кивнула Майклу.

Класс, вечер в компании учебника физики и старины Майкла Стивенса.

– Аманда, ты в порядке? Ну, смысле, все хорошо? Ты какая-то грустная, – неожиданно спросил тот.

Меня это не удивило. Всех волнует, что стало с жизнерадостной Амандой Хилл. Когда они спрашивают «Ты в порядке?», мне приходится кивать. Да, я в порядке. Может, не сегодня, не завтра, но я в порядке. А разве это кого-нибудь волнует? Не-е-ет, людям просто любопытно, что со мной стало. Они гадают: умер ли у меня кто-то, бросил ли меня кто-то? Но по правде, никого не волнует, что со мной. Опять же – это игра.

* * *

Мы с Майклом молча идем ко мне домой. Погода солнечная, что меня и раздражает. Можно подумать, что я любитель дождя и молнии в сопровождении грозы? Нет, это не так. У меня нет любимой погоды. Меня любая погода выводит из себя. Жаль, что не существует пустота – ни солнца, ни облаков, ни туч, ни грозы, а лишь пустое небо. При этом, чтобы воздух был и не тёплым, и не холодным, а что-то среднее. По-моему, это ненормально, что я так думаю. Ах, да, я забыла. Ненормальность – мое призвание.

– Ты далеко живешь? – спросил одноклассник, прерывая неловкую тишину.

Я осмотрелась. Дома были красивые, большие, но одинокие. Либо это шизофрения постаралась, либо это просто детская фантазия, но я смотрю на дома и вижу лица. Окна – это глаза, входная дверь – рот. У некоторых носов нет, но если есть балкон, то и у дома автоматически появляется носик. По окнам-глазам видно какие дома весёлые, радостные, счастливые, а какие – несчастные, брошенные, печальные. И ты хочешь спросить у них: «Эй, друг, что не так»? А они в ответ: «Все не так».

Вообще-то я вижу лица не только в домах, но и в машинах. Если фары, прищуренные и не растянутые вверх, то эта машина-азиат: возможно, китаец или японец, ну, или кореец. А если фары опущены вниз как-то угрюмо и злобно, то и в итоге машина будет считаться недоброй. По бамперу определяешь: улыбается автомобиль или грустит. Можете смеяться, можете считать меня психом (хоть так и есть), но меня такие вещи радуют. Так я не чувствую себя одинокой.

– Нет, почти пришли, – после долгой паузы ответила я.

У Майкла в руках коробка с каким-то проектом для физики. Он тяжело дышит и растеряно идет, видно, тот устал.

Я стараюсь этого не замечать и глядеть по сторонам. Повсюду люди. Они так торопливо идут, не видя ничего на своём пути или делая такой вид. Я посмотрела налево и заметила знакомую фигуру. Через дорогу на тротуаре, около булочной, стоит мой недавний знакомый. Сэм увидел меня и радостно улыбнулся, а затем энергично помахал рукой. Опять эта дурацкая улыбка, застывшая на моем лице. Не могу перестать улыбаться. Парень что-то произнёс, но, к сожалению, мне не удалось разобрать его речь. Прищуриваюсь.

– Аманда, помоги, пожалуйста… – произносит Майк, и я поворачиваю к нему голову.

Он положил коробку на сухой асфальт и начал тяжело дышать. У парня отдышка. Когда напарник по заданию отдышался и вновь был готов поднять тяжеленную коробку, я снова посмотрела на то место, где стоял Сэм. Но его уже не было. Трепет в груди пропал быстрее, чем успел появиться. Когда человек западает в душу, ты не можешь его оттуда прогнать, это просто невозможно. Теперь этот человек часть тебя, то есть Сэм – моя часть. Нет-нет, я не влюблена. Это даже не симпатия, а просто привязанность. У меня такого никогда не было, чтобы за одну встречу так крепко привязаться к человеку.

Мы пришли домой, где была только мама. Она открыла нам дверь и начала вытирать свои испачканные руки полотенцем. Сейчас начнётся.

– Здравствуйте, миссис Хилл, – поприветствовал маму мой одноклассник. Та искренне улыбнулась и помогла парню с коробкой.

– У нас общий проект по физике, так что… – произнесла я и неловко улыбнулась.

Я уточнила это для мамы, ведь она уже успела представить нас с Майклом в свадебных нарядах. Мамы, они такие…

– Хорошо, ясно. Как сделаете работу, приходите ужинать, у нас жареный цыплёнок, – женщина восторженно заулыбалась, и, когда в воздухе повис запах гари, она побежала прочь. Да, к этому мне удалось привыкнуть.

Мы с Майком вошли в мою комнату, которая, к счастью, была убрана. Видно постаралась мама. Хотя, чего играть в паиньку? Я никогда и не скрывала себя настоящую.

Наконец, усевшись на ковёр, мы принялись раскладывать нужные предметы для задания: книги, тетради, огромные линейки-раскладушки, а также этот громадный прибор, который нёс в руках парень. Работа предстоит тяжелая.

– Начнём с простых азов, ты ведь читала тридцатую главу? – вздохнул парень и взял в руки ручку.

Сейчас он удивится.

– Нет, я вообще не открывала учебник, ни разу.

Майкл, как и предполагалось, удивлённо и немного осуждающе посмотрел на меня, после чего начал дёргаться, играясь ручкой. Я же говорила.

– Вообще? О чем ты думала, Аманда? От этой работы зависит наша оценка за семестр!

Почему люди не поймут, что мне плевать? Мне плевать на физику, плевать на свою оценку, на будущее. Мне хочется лишь есть тако и смотреть мультфильм «Гриффины».

– Ну, извини, мистер Всезнайка, мне было не до этого! – раздражительно ответила я.

Болезнь может взять вверх надо мной, и тогда конец бедному парню.

– Ладно, не будем ссориться… Ну, хоть что-то ты знаешь, да?

– Я знаю, что земля круглая, достаточно?

Тут парень сорвался:

– Это не смешно, Аманда! Мы завалим проект!

Я вскочила с ковра и прошла к столу, где лежал пузырёк с белыми таблетками. Зная своё положение, я купила успокоительное. Надеюсь, поможет.

– Черт возьми, да пойми же, мне плевать на все! На физику, на твой провал, понимаешь?

– Да, понимаю… Понимаю, что мне придётся пахать всю ночь за двоих! – парень обиженно взглянул на меня и начал собирать вещи.

Он сложил учебники в рюкзак, а большой прибор обратно в коробку.

– Ладно, проваливай!

Майкл выходит из комнаты, а я иду за ним. Слышу, как к нам несётся со всех ног мама. На ней фартук, а на правой руке кухонная перчатка.

– Уже закончили? – улыбнулась она. Парень развернулся и пристально поглядел в мою сторону. Наверняка сейчас наябедничает.

– Нет, просто Майклу уже пора домой! – я сложила руки на груди и облокотилась об стенку.

Мама с недоумением смотрит на меня, а затем на обиженного одноклассника. Мне и самой неприятна эта ситуация, но я слишком гордая для обычного «прости».

– Извините, миссис Хилл, до свидания! – выдохнул тот и покинул дом.

Не дожидаясь его ухода, я прошла на кухню и схватила чищеную морковь, которую приготовила мама для салата. На плите парятся овощи, и слышится запах обещанного жареного цыплёнка. Мама быстрыми шагами забежала в комнату и встала напротив меня. Она сложила руки на пояс и нервно кинула взгляд в мою сторону, ожидая объяснений. Но я продолжала молчать в тряпочку.

– Ну, и что это было? – решила подытожить та.

Включаем дурочку.

– Ты о чем?

Мама подошла к плите, схватила ложку и начала по часовой стрелке помешивать овощи, что были в сковородке. Женщина уголком глаз следит то ли за мной, то ли за прожаркой, недовольно что-то бурча под нос. Я продолжаю хрустеть морковью, тем самым раздражая её ещё пуще.

– Вы поссорились?

– Лично я ничего не сделала, он сам решил уйти! Ну и пусть, мне плевать.

– Аманда! – мама резко повернулась ко мне всем телом, устало выдыхая. – Что с тобой творится?! Ты перестала дружить с Алисой и Ларой, перестала выходить из комнаты, грубишь всем подряд. Что с тобой такое?!

– Лара с Алисой просто выскочки, которым важен лишь статус в школе. Мне не нужны безмозглые подружки без собственного мнения, мама! Если я тебя не устраиваю такой, то, пожалуйста, можешь отдать меня в детдом!

Мама стоит с открытым ртом и смотрит на меня, не веря своим ушам. Я вижу, как по гладким щекам спускаются слезы. Она схватилась за лоб и повернулась ко мне спиной. Я слышу, как родной мой человек, который любит меня больше всех, плачет, а я ничего не могу сделать. Причина её слез – это я. Не знаю, что сказать. Ненавижу себя! Ненавижу себя за то, что довела маму до такого состояния. Никто этого не заслуживает. Я разрушаю жизнь себе и своим близким, совершенно наплевав на все. Самое ужасное, что может сделать человек – это ранить близкого. Моя мама святая женщина, которая день и ночь была терпелива, умна и заботлива. Я всегда у нее была на первом месте, отчего папа порой жестко ревновал. И теперь «человек номер один» плюёт в её душу, говоря страшные вещи. Ненавижу себя, ненавижу! Сколько всего делают для нас мамы, а что делаем мы?! Ненавижу эту болезнь, которая расстраивает не только меня, но и моих родителей. Тут возникает вопрос: «Почему именно я»?! Мама продолжает лить слезы, совсем позабыв о цыплёнке. Я подхожу к ней и обнимаю её со спины. Чувствую, как бьется в судорогах её тело. Она пытается сдержать поток солёных капель и перестать плакать, но выходит совсем худо. Остановить боль – тщетно. Слишком устала.

– Мам, прости меня… Я не знаю, что на меня нашло, – проговорила я и прижалась щекой к её спине ещё сильнее.

– За что ты так со мной, Аманда? – задыхаясь, спросила мама.

Я просто обнимаю её и молчу. Мне нечего сказать в своё оправдание. Я ужасная дочь, ужасный друг, ужасный человек. Думаю, что мое рождение – это самая большая ошибка.