Читать книгу Когда я уйду - Колин Оукли - Страница 5

В субботу утром дыхание паром вырывается изо рта, когда я выбегаю из дверей, чтобы забрать газету, небрежно брошенную на заиндевевшую траву. Зима словно решила, что не собирается уходить, и локтем оттолкнула с дороги кратковременную передышку весны. Я дрожу в своих хлопчатых пижамных брюках и лонгсливе и спешу поскорее войти в дом, хотя из-за неплотно прилегающих окон там ненамного теплее.

Я устраиваюсь на диване и закутываюсь в вязаный мохеровый плед, купленный в уцененном магазине. Кладу ноги в шлепанцах на журнальный столик, так что ножки на правом конце касаются пола. По всей длине кабинета тянется заметная неровность, и журнальный столик похож на качели: когда ножки с одной стороны стоят на полу, с другой – висят в воздухе. Когда мы впервые осматривали дом, Джек волновался, что пол покоробился из-за утечки воды. Но риелтор заверил нас, что подобные вещи часто встречаются в таких старых домах и что это фундамент дал такую осадку.

Я вытаскиваю газету из пластиковой обертки и просматриваю первую страницу. Джек посмеялся надо мной, узнав, что я заказала доставку афинской «Бэннер Геральд» вскоре после того, как мы переехали.

– Разве не знаешь, что все эти статьи можно найти в Интернете? Бесплатно.

Я попыталась объяснить, что свернуться на диване с компьютером – совсем не то, это не производит такого успокаивающего эффекта. Что я наслаждаюсь серыми мазками типографской краски на пальцах. Что слегка кислотный, слегка застарелый запах страниц напоминает об уик-эндах моего детства, когда я часами обводила персонажей комиксов карандашом на блокнотной бумаге, пока мама читала Дейва Барри[3] и хохотала. Если ей действительно было очень смешно, она вырезала статью острыми ножницами и прикрепляла к холодильнику магнитом, где она и оставалась, пока бумага не желтела, а края сворачивались. Джек этого не понимал. И просто покачал головой на мое новое приобретение.

– Только ты на такое способна.

– Я тут, и у нас сорок пять минут на то, чтобы собраться и уехать, – объявляет Джек с порога между гостиной и кухней.

– Есть, капитан, – рассеянно отвечаю я, не отрывая глаз от газетных строк. Бенни подпрыгивает на подушке рядом со мной, и я чешу его за ушами. Для Джека сорок пять минут вовсе не означают сорок пять минут, так что мне вовсе нет необходимости покидать удобную вмятину, в которой я устроилась.

– Дейзи! – зовет Джек.

На этот раз я поднимаю голову. И обнаруживаю, что он голый. Держит кружку с дымящимся кофе. Я взрываюсь смехом. Он как ни в чем не бывало прислоняется к косяку и скрещивает ноги.

«Счастливой годовщины без рака», – говорит он, улыбаясь. Я дергаюсь. Вчера, когда он приехал домой, я уже спала, так что, едва мы проснулись сегодня утром, он стал допрашивать меня насчет визита к доктору и моих анализов, словно я каким-то образом могла угадать неизвестные результаты и вычислить их из каждой мельчайшей подробности. «Говорил ли доктор Сандерс спокойно или взволнованно? Как смотрел на тебя техник после томографии?» Наконец, когда у него закончились вопросы, мы решили, что не будем обсуждать анализы или возможные результаты весь уик-энд, чтобы не портить наше время вдвоем. Но ирония заключается в том, что целью поездки было отпраздновать мое освобождение от рака, и мы оба это понимаем.

Он подносит чашку к губам левой рукой и делает глоток утренней смеси. Очки запотевают от горячего пара.

– Джек, здесь ужасно холодно!

Свободной рукой он небрежно почесывает лохматый затылок, и я замечаю, что ему давно пора стричься.

Джек зевает:

– Поэтому я собирался принять горячий душ. Думал, что, может, мне понадобится помощь.

– Неужели?

Мы с Джеком редко принимаем душ вместе. В теории это прекрасно, но кто-то вечно выпадает из водяных струй и стоит, как мокрый пес, на ледяном сквозняке. Но я быстро забываю о всех недостатках совместного купания, потому что Джек выглядит так дьявольски очаровательно!

– Должно быть, ты действительно грязный, – продолжила я игру.

Его улыбка расплывается еще шире.

– Ты и понятия не имеешь, насколько.

Он резко скрещивает руки на груди и тут же проливает горячий кофе на голый живот. Клянусь, что слышала шипение, когда кофе выплеснулся на его кожу. Но Джек даже не морщится.

Я подавляю смех.

– Очень больно?

– Невероятно, – отвечает он, не сдаваясь боли.

Я встаю и иду к нему, не сводя с него взгляда. А когда подхожу ближе, протягиваю руку к покрасневшей коже живота и осторожно вытираю ползущие капли мокко. Потом приближаю к его лицу свое, так, что вижу мягкий пушок на его щеках, и шепотом выпаливаю:

– Тот, кто первый добежит до ванной, встанет под душевой насадкой.

И тут же срываюсь с места, слыша, как Джек топает за мной. Как раз когда я останавливаюсь у двери ванной, его рука обнимает мою талию, я теряю равновесие и визжу.

Мы со смехом валимся на пол, и голая задница Джека со шлепком приземляется на доски. Задыхаясь и все еще смеясь, он наклоняется, чтобы поцеловать меня. Моя футболка куда-то девается, и Джек сжимает мою левую грудь, растирая подушечкой большого пальца маленький шрам.

И хотя я не верю в сверхъестественное, знаю, что мы оба думаем об одном и том же. Где-то там скрывается вторая опухоль. Раз, два, три, четыре, пять – я иду искать. Выходи, выходи, где бы ты ни пряталась…

Потом палец Джека медленно скользит к моему соску, и я резко втягиваю в себя воздух, благодарная за то, что он меня отвлекает.

Позже, когда я остаюсь одна в ванной и сую волосы в эластичную ленту, чтобы скрутить в неряшливый узел, я слышу, как Джек сыплет проклятьями в спальне:

– Ты видела мои джинсы?

У него три пары джинсов, но я знаю, что он имеет в виду единственные, в которых появляется на людях: темно-голубую варенку из «Америкен Игл». Покупка, которую он сделал, когда я наконец потащила его в торговый центр после того, как месяцами пыталась объяснить, что дырявые, рваные джинсы могли неплохо выглядеть в средней школе, когда он слушал на кассетнике «Smells Like Teen Spirit»[4]. Но сейчас он выглядит в них бомжом.

– В сушилке! – откликаюсь я. И съеживаюсь при мысли о всех ящиках комода, где он успел порыться: они наверняка сейчас выглядят, как полупустые корзины с товарами в «Россе»[5]. Меня поражает, что такой умный человек, как Джек, не догадывается проверить разные места в доме, когда что-то ищет. Разве корзина с чистым бельем – не следующий логический шаг, если не можешь найти предмет одежды в комоде?

Джек в одних трусах проходит мимо ванной и с грохотом ссыпается по шатким деревянным ступенькам в наше подземелье, то есть в подвал, в поисках штанов. Я в последний раз смотрюсь в зеркало и выхожу в спальню, чтобы ликвидировать хаос в комоде. Через несколько минут возвращается Джек в постиранных джинсах.

– Малыш, прекрати это, – говорит он при виде меня. – Я сам все сделаю. Ты отдохни.

Он берет у меня из рук футболку, и мне приходится физически удерживать себя от того, чтобы не выхватить ее у него из рук. Джек не складывает рубашки. Он их скатывает, словно спальные мешки и, как попало, сует в комод.

Я поворачиваюсь и сажусь на нашу огромную кровать, пытаясь игнорировать методы уборки Джека.

– Ты положил бритву?

– Угу.

– Трусы?

– Угу.

– Как насчет твоих…

– Дейзи, – обрывает он меня, – я положил все. Ты слишком много тревожишься.

После того как он натягивает носки и сует ноги в потертые коричневые ботинки, которые носит с тех пор, как я его знаю, наклоняется, чтобы поцеловать меня в щеку.

– Пойду, отнесу чемодан в машину. Готова ехать? Встречаемся там?

Он нагибается, чтобы застегнуть чемодан, и тащит его из комнаты.

Как только я слышу скрип и стук задней двери, немедленно спрыгиваю с кровати и открываю ящик, где перемешаны его рубашки. Вытаскиваю их по одной и аккуратно складываю – что-то вроде оригами, – пока каждая рубашка не превращается в идеально прямоугольный хлопчатый сверток. Удовлетворенная, я закрываю ящик и хватаю сумку с крючка на двери шкафа. В коридоре я останавливаюсь у ванной, потом ныряю внутрь и откидываю душевую занавеску. Рассматриваю ванну, полочку у зеркала и открываю аптечку. И наконец, нахожу. Джек действительно вспомнил о зубной щетке и бритве, но раствор для контактных линз стоит одиноким солдатиком, брошенным на поле битвы.

Я сую его в боковой карман сумки, кричу: «Иду»! – когда слышу, как Джек меня зовет.

– Ты наконец скажешь мне, куда мы едем? – спрашиваю я с пассажирского сиденья «Форда Эксплорера», который Джек водит с тех пор, как тринадцать лет назад получил права. Воздух из печки еще не согрелся, поэтому я сую холодные руки под бедра.

– Сюрприз, – объявляет он.

– Снял домик в Эллиджей?

Он смеется.

– О’кей. Может, это не сюрприз.

– Несколько недель назад ты оставил на компьютере открытый сайт.

И хотя я обещала себе, что не буду спрашивать, что доверюсь Джеку, что он все устроит, все же не выдерживаю.

– А где будем обедать?

Он барабанит большим пальцем по рулю, в такт песне, рвущейся из динамика. Что-то из репертуара «Lumineers»[6].

– Де-е-е-ейзи, – тянет он, как всегда, когда дразнит меня, – все под контролем.

Его смартфон, лежащий в держателе для чашек, начинает жужжать. Джек приглушает звук магнитолы.

– Это Джек, – говорит он, поднося телефон к уху.

Я мгновенно напрягаюсь, расслышав официоз в профессиональном голосе Джека.

«Пожалуйста, только не ЧП, – умоляю я про себя. Впервые за много месяцев мы проводим уик-энд вместе, и я не хочу, чтобы что-то его испортило».

– Она лежит на животе? О’кей, зажми ей морду рукой. Теперь начинай растирать спину. Она пытается втянуть воздух?

Он выдыхает.

– Хорошо. Теперь, если она чихнет, значит, придется вычистить молочную смесь у нее из носа. Это означает, что она слишком быстро ест… О’кей, звони, если что-то понадобится.

Он отключает телефон и проводит рукой по остро нуждающейся в стрижке гриве.

– Все в порядке? – спрашиваю я.

– Да, это Чарлин. Я только вчера днем пошагово объяснил ей, как кормить Роксану. Не понимаю, как она продвинулась в программе настолько далеко.

Джек – член Команды Лечения Диких Животных, группы волонтеров из студентов-ветеринаров в университете. Когда в прошлый уик-энд он был на дежурстве, кто-то принес крошку-енота, после того как случайно задавил его маму машиной. Джек немедленно назвал его Роксаной и пролечил в ветеринарной лечебнице: кормил каждые три часа. Ежедневно взвешивал и согревал специальными грелками. Как-то вечером я заехала, привезла ему обед, и при виде Джека с бутылочкой в одной руке и маленьким грызуном мои яичники заныли.

– Да. Но с ее стороны очень любезно заменить тебя, пока мы в поездке, – говорю я, потянувшись к печке, которая уже начала нагревать воздух.

– Я надеюсь только, что она ничего не напортит.

Через пару часов Джек сворачивает на растрескавшийся бетон парковки небольшого торгового центра, отчаянно нуждавшегося в ремонте. Останавливает машину напротив стеклянной двери с вывеской «Скай Блю Кэбинс. Сдается внаем». Парковочный турникет визжит, когда он поворачивает его ногой. Джек кивает в направлении «Инглс», который находится рядом.

– Не хочешь пойти, затовариться, пока я зарегистрируюсь и возьму ключи от домика?

– Вот как? – злобно шиплю я. – Мне следовало знать, что «все под контролем» означает, что я должна добывать еду.

Он улыбается и, подавшись ко мне, щелкает по носу.

– Это потому, что ты так хорошо умеешь это делать.

Я вздыхаю, потому что не могу отрицать правду.

Толкая скрипучую тележку с сомнительными куриными грудками, полузавядшими овощами и пачкой туалетной бумаги – кто знает, что есть и чего нет в домике, я вполголоса проклинаю Джека за то, что ничего не объяснил, иначе я бы как следует подготовилась и набила переносной холодильник органической здоровой едой. В винном отделе я выбираю пыльную бутылку «Пино нуар». Похоже, местные жители в этих краях не слишком увлекаются вином. Вытираю бутылку рукавом и ставлю рядом с единственными тремя кабачками, которые не показались мне резиновыми на ощупь.

– Дейзи!

Я вздрагиваю. Хорошо, что успела положить бутылку, иначе уронила бы ее на пол.

– Что, Джек? – раздраженно отвечаю я.

– Только не злись.

– О господи! Что на этот раз?

– Пообещай, что не будешь злиться.

– Ладно.

Я кладу руку на бедро, поклявшись про себя, что мое обещание ничего не значит.

– Нашу бронь не могут найти.

– ЧТО?! – рявкаю я. – Почему?!

– Ну…

Он поспешно отводит глаза от моего взгляда в упор.

– Может… я вроде как забыл заказать домик…

Я открываю рот, чтобы заговорить. Но тут же сжимаю губы. Я не злюсь. Я в бешенстве. Два года подряд он забывал заказать столик в ресторане на мою годовщину без рака, но теперь мы в двух с половиной часах от дома в глухом горном городке без органических овощей, тележек со смазанными колесиками и, что важнее всего, без крыши над головой.

Я смотрю на Джека и молча гадаю, видит ли он пар, выходящий из моих ноздрей.

И в этот момент понимаю, что он смеется.

– Что. Такого. Смешного?

Мои зубы стиснуты так крепко, что я почти слышу, как трескается эмаль.

– Видела бы ты свое лицо!

Он позванивает ключами от домика у меня перед глазами.

– Дейзи, я шучу. Все в порядке. Поверить не могу, что ты купилась.

Я склоняю голову набок и вскидываю брови. Напряжение покинуло мое тело, но в животе по-прежнему все переворачивается.

– Ок, полагаю, это не настолько неправдоподобно, – бормочет он.

Хотя деревья превратились на зиму в голые скелеты, вид на горы Голубого хребта из ряда промерзших окон домика все-таки потрясающий. Джек сидит на корточках у камина и ворошит кочергой тлеющие угли. Худосочные язычки пламени время от времени поднимаются от наполовину прогоревших дров.

– Интересно, что я делаю не так? – говорит он себе под нос. В другой руке у него зажат смартфон, на экран которого выведена статья из Гугла «Как развести огонь».

Я улыбаюсь ему с дивана, на который забралась с ногами, и держу бокал с вином. Я часто наслаждаюсь полной неспособностью Джека освоить простые, каждодневные задачи, потому что его острый ум и образованность так сильно угнетали меня, когда мы впервые встретились. Угнетали настолько, что к третьему свиданию я мысленно отрепетировала целую речь, основанную на исследовании науки любви, которую только что изучала в рамках курса психологии сексуальности человека. Я так отчаянно хотела, чтобы Джек нашел меня интеллектуально равной себе.

– Это действительно завораживает, – сказала я. Мы сидели рядом на вытертом бархатном диване кафетерия. Наши разнокалиберные чашки выстроились на крошечном столе, перед недоеденными клюквенными маффинами. Его бедро прижималось к моему, и это очень нервировало.

– Используя изображения, полученные с функционального магнитного резонанса, она изучала мозг влюбленных и обнаружила там пьянящую смесь продуктов химических реакций. Допамин проникает в задние спинно-мозго…

– Спинно-хвостовые, – поправил Джек, кривя губы в улыбке.

Мое лицо обдало жаром.

– Верно, именно это я и хотела сказать. И… э-э… предлобную часть коры головного мозга.

Я досадовала на свою ошибку и пыталась найти нужные слова, в твердой решимости произвести на него впечатление.

– На самом деле это мотивация или система вознаграждения – не эмоция. Нечто вроде наркомании. Фактически, химия мозга у влюбленных та же самая, что у людей, сидящих на кокаине. Стимулирует те же трансмиссии…

– Трансмиттеры, – мягко сказал он.

– Что?

– Трансмиттеры.

Уф. Меня снова бросило в жар. Почему его вторая специальность – биология? И что я делаю на свидании с человеком, пишущим сразу две докторские диссертации? Когда я – несчастная младшекурсница, специализирующаяся по психологии – науке, которой занимаются люди, не знающие, чем еще заняться, потому что это красиво звучит. А я даже не знаю как следует, что такое трансмиттеры.

Я пью кофе, в надежде, что меня не выдадут трясущиеся руки и горячий напиток, который выплескивается через край чашки, хотя я вполне уверена, что только что уничтожила все шансы на четвертое свидание. Но беру себя в руки и глубоко вздыхаю. Поскольку все потеряно, можно закончить речь. Хуже уже все равно не будет. Вот только когда я пытаюсь извлечь из памяти другие научные термины и интересные факты, которые постаралась запомнить, не нахожу ничего. В эту минуту мои щеки определенно горят. Я слабо взмахиваю рукой и вяло заключаю свою жалкую мини-лекцию:

– Так что, собственно говоря, это нереально…

Джек склоняет голову набок, очевидно, искренне забавляясь моей глупостью и в то же время смущаясь из-за нее.

– Что нереально?

– Любовь.

Я не могу смотреть на него. Боюсь, что эта самая любовь написана у меня на лице.

Он молчит, и я скорее чувствую, чем вижу, как его тело придвигается ближе. От него пахнет больницей, как от человека, проведшего целый день в формальдегидной атмосфере. И меня это пьянит.

Я смотрю на него, и на секунду мне в голову приходит безумная мысль, что сейчас он меня поцелует. В желудке все сжимается от предвкушения. Наше второе свидание закончилось первым поцелуем, и мне не терпелось продолжить с того места, где мы начали. Но на этот раз он останавливается в дюйме от моих губ.

– У тебя крошка, – говорит он, вытирая уголок моего рта большим пальцем. Он выпрямляется, и я подношу пальцы к тому месту, которого он коснулся.

– Спасибо, – бормочу я. Смотрю на него, а он улыбается. Словно втайне смеется надо мной. Мое смущение прорывается раздраженным: «Что?»

– Ничего, – качает он головой. – Я только думаю, что доктор Фишер может не знать, о чем толкует.

– Почему это? – спрашиваю я, все еще сгорая от гнева.

– Потому что, – отвечает он, откусывая от маффина. Крошки сыплются на его рубашку. Но вместо того, чтобы закончить мысль, он меняет тему и рассказывает о том, что изучал сегодня: инфлюенца у рыб или что-то такое же смехотворное, и оставляет меня мучиться мыслью, что я только сейчас все испортила. Прошло несколько месяцев, прежде чем он признался, что именно в тот момент понял, что любит меня.

В желудке становится тепло от воспоминаний, и я окликаю мужа со своего насеста.

– Оставь! И без этого уютно.

Джек не поворачивается, и я знаю, что он меня не слышит. И, как пещерный человек, целиком сосредоточен на добывании огня.

Позже за сосновым деревенским столом на кухне, когда я немного плыву от двух бокалов вина и стольких ничем не замутненных часов наедине с мужем, Джек прерывает наше прекрасное молчание:

– Ты волнуешься? Из-за рака?

В комнате сразу становится нечем дышать, словно Джек прямо посреди Хогвартса объявил о появлении Волдеморта.

Я смотрю на него. Теперь мы беседуем одними глазами.

– Так мы говорим об этом? – спрашивают мои.

– Мы говорим об этом, – отвечают его.

Я втягиваю воздух.

– Немного, – говорю я вслух и с облегчением признаю это, поскольку последние три дня делала вид, что все в порядке.

– Я тоже, – кивает он и проводит указательным пальцем по краю бокала, глядя в бордовую жидкость. Я жду, позволяя ему привести мысли в порядок. Когда речь заходит о серьезных темах, Джек не любит высказываться, пока не поймет точно, что собирается сказать.

Он, в свою очередь, вздыхает.

– Я знаю, что иссечение опухоли – не такое уж большое дело, но что, если придется снова делать химию? Я заканчиваю через три месяца и думал, что мы наконец можем попытаться…

Он откашливается и смотрит на меня.

– …насчет ребенка.

Может, Джек все-таки способен удивить меня.

– Ты так думал?

– Да. Я хочу покупать маленькому чуваку телескопы, и воздушные змеи, и муравьиные фермы.

– Или маленькой чувихе, – отвечаю я, вскидывая брови.

– Или чувихе, – соглашается он с тяжким вздохом.

Я смеюсь. От души.

Ребенок. Мы с Джеком всегда говорили о перспективе стать родителями в тех же неопределенных терминах, что и все молодые пары.

– Однажды, когда у нас будут дети…

Но мы никогда не назначали даты. Я полагала, что Джек не слишком об этом задумывается. Что у него и так куча дел, поскольку на нем висят сразу две диссертации. Я думала, что, когда он закончит, предъявит еще целый список причин, чтобы оттянуть этот день.

«Позволь мне получить сначала сертификат доктора. Может, тебе стоит закончить учебу. Давай подождем и посмотрим, как будет с опухолью».

А может, все эти предлоги – мои?

Но сейчас, сидя напротив Джека и видя полную убежденность в его взгляде, я отбрасываю все оправданные причины не заводить детей и все, что вижу – так это малыша с плоскостопием Джека и хаосом из прядей моих шоколадных волос, с вечным стремлением Джека смеяться и моим – выстраивать машинки из спичечных коробков параллельными рядами.

– Звучит идеально, – говорю я. – То есть все, кроме муравьиных ферм.

И мы улыбаемся друг другу, как ребятишки, которых заперли на ночь в магазине игрушек.

Мы снова занимаемся любовью после обеда, в довольно большой постели, прямо под растерявшейся головой оленя. Когда я чищу зубы над раковиной в ванной, Джек роется в своем несессере.

– Твой раствор для контактных линз? – понимающе спрашиваю я.

– Да, – мямлит он.

– В боковом кармане моей сумочки.

Он улыбается и игриво шлепает меня по голой попке, проходя мимо.

– Из тебя выйдет классная мамаша!