Читать книгу Невеста зверя (сборник) - Каллум Хопкинс, Коллектив авторов, Сборник рецептов - Страница 5

Если смотреть с мостков, старое дерево на острове похоже на женщину: ветви его согнуты, как руки, держащие ребенка. Все зовут его «дерево Мадонны», хотя оно выглядит так только с наших мостков. С другого берега озера – это обычное старое дерево, которое вот-вот рухнет.

На примере дерева Мадонны отец учил меня с моей сестрой Лаурой перспективе, показывал, как по-разному выглядят предметы с разных углов зрения, а еще в зависимости от того, кто на них смотрит.

Моя сестра смотрит на дерево и видит прыгающую рыбу, а зеленые побеги для нее – как брызги пенящейся воды. Она зовет ее своей рыбкой-мадонной. Я вижу только Мадонну, но не понимаю, взаправду я ее вижу или потому что меня так приучили.

* * *

Зубы Лоры оставили на золотистой мякоти яблока длинные борозды, сок потек с подбородка. Она вытерла его и, прищурив карие глаза, посмотрела на меня.

– Может быть, это случится сегодня, малышка Лиззи, – сказала она.

Я растянулась на теплых шершавых мостках, греясь на послеполуденном солнце, и болтала ногами в озерной воде рядом с Лорой. Я растопырила пальцы, не чувствуя в эту минуту, что моя левая нога недоразвита. В воде обе ноги становились невесомыми.

– Сегодня… – повторила я и потянулась всем телом. Руки, свободные от трости или перил, нащупали край мостков. Пальцы скользнули меж досок. Нижняя сторона мостков была влажной, теплой и ароматной под моими пальцами, шершавой, как плюшевая ткань, если ее погладить против ворса.

Погода стояла великолепная, облака строили пенные замки в августовском небе над головой. Это было не простое небо – под таким небом к нам должен был вернуться отец. Мы не видели его уже четыре года, но казалось, что дольше – с тех пор, как японцы напали на Пёрл-Харбор. Когда он в последний раз взял нас на руки, мне было десять, а Лоре – двенадцать.

Мама сказала нам, что папа потерял руку и что он привезет домой урну с прахом дяди Юджина. На войну ушли два брата, а домой возвращался только один. Я закрыла глаза, не глядя больше на замки, и молча возблагодарила Бога за то, что в живых остался именно наш отец. Нашей двоюродной сестре, которая осталась в доме, не так повезло.

– Ты думала о том, что для тебя значит дядя Юджин? – спросила Лора.

Я приоткрыла один глаз. Сестра смотрела на озеро, жуя яблоко. Сок снова стекал по подбородку, но она его не вытирала.

– Я не знаю, что он для меня значит, – сказала я.

Сегодня утром бабушка велела нам подумать о нашем дяде и о том, что он значил для нас. Она хотела, чтобы на его похоронах мы обе рассказали об этом семье.

Его лицо я могла вспомнить только по фотографиям. С тех пор когда я еще была здорова, у нас сохранилось много карточек – некоторые были сняты перед тем самым прудом, что меня искалечил.

Про дядю я помню вот что: большие руки, вытирающие меня сухим, жестким полотенцем, гнилой запах застоявшейся воды, хриплое «…и чтобы больше туда не совалась!».

– Тетя Эсме испекла персиковый пирог, – сообщила Лора.

Она доела яблоко, а огрызок бросила в озеро. Он плюхнулся в воду с громким всплеском, и я поднялась на локтях, чтобы посмотреть, как он качается на волнах. Вскоре из воды высунула голову серебристая рыба и проглотила его целиком.

В детстве мы проводили лето с дядей и тетей – так мне рассказывали. Лора помнила больше, чем я: пирог, пикники, пруд. О пруде она говорить не любила.

Я услышала, как вдалеке хлопнула дверца машины, затем другая. Лора повернула голову на звук:

– Отец!

Она вскочила так резко, что ее желтая юбка в белую ромашку мазнула меня по лицу. Засунув мокрые ноги в сандалии, она добежала до середины луга, не успела я даже сесть. Я вынула ноги из воды и потянулась за туфлями.

Но Лора вернулась за мной. Она привычно легко вскинула меня на руки и понесла по лугу на холм, на который я не могла взбежать вместе с ней.

Мне и хотелось, и не хотелось увидеть отца. Я желала помнить его таким, каким он был раньше, широкоплечий, красивый, как ясный месяц. Мне не хотелось слышать о том, как он горевал о смерти брата, не хотелось видеть, что сделала с ним война.

Лора донесла меня до вершины холма, а затем – вверх по тринадцати ступенькам, которые вели на веранду второго этажа. Там она взяла полотенца, оставленные нам бабушкой на креслах-качалках. Нам строго-настрого велели заходить в дом с сухими ногами или не заходить вообще. Лора осторожно опустила меня в кресло, и я вытерла мокрые ноги.

– А теперь туфли.

Я совсем не хотела, чтобы отец увидел меня такой. Держась за колено моей высохшей левой ноги, я прислушивалась к тому, как отец – после всех этих лет – здоровается с мамой и бабушкой, тетей Эсме и Винни. Они плакали, когда отец выходил из машины, а я тосковала о моей обычной юбке, а не об этих коротких бриджах и о толстых, на крепких подошвах, туфлях.

– Пешком или верхом? – спросила Лора. Она протянула руки, но я замотала головой:

– Пешком.

Моя трость осталась у мостков, но у задней двери стояла запасная. Я взялась за светлую деревянную палку и восхитилась про себя ее гладкостью. Да, наш дедушка умел делать хорошие трости. Если бы ту трость, что я оставила, унесла рыба, он бы мне спасибо не сказал.

Я захромала в дом вслед за Лорой, которая вбежала туда легкими шагами. Она ворвалась в открытую дверь и бросилась в объятия отца.

Пустой левый рукав его рубашки был завернут и аккуратно заколот, чтобы не мешать. Но это была та рубашка, которую я помнила – бледно-голубого цвета, точно такого же, как мамина любимая ваза. Правая сторона воротничка и левый локоть были потерты. Она, наверное, пахнет лосьоном для бритья «Бирма». Пахнет отцом.

Я стояла в дверях, глядя, как мама вытирает слезы, а Лора берет за руку кузину Винни. Домой должны были вернуться двое мужчин. Я почти не помнила второго, но все остальные его здесь помнили.

Отец искал меня глазами и наконец нашел, даже в полумраке. Он улыбнулся и бросился ко мне быстрыми, широкими шагами, напомнив мне коня. Он сохранил ловкость и проворство, даже без левой руки.

– Девочка моя, – прошептал он, вскидывая меня вверх.

Моя маленькая нога невесомо поднялась в воздух, когда отец закружил меня – по кругу, по кругу, по кругу…

* * *

Когда я увидела на острове огни, мы с отцом сидели на задней веранде.

Оба мы качались в качалках, доски под нами музыкально поскрипывали. Взад-вперед, вперед-назад – спокойно мы усидеть не могли. Лора тоже была с нами, но она сидела рядом с оградой веранды, болтая ногами в воздухе, и молчала. Мы с отцом пытались заполнить четырехлетний промежуток в общении, а Лора смотрела через темный луг на озеро.

Его поверхность блестела, как черное стекло, время от времени отражая огоньки в окнах домов на другом берегу. Но сегодня зажегся еще один огонек – не иначе как на острове.

– Лора, что это? – спросила я.

Но она не заметила огонька, пока я ей на него не указала. Этот огонек был не похож на огни окон или их отражения. Он был золотой и мерцал. Ветра не было, и я подумала, что он мигает каждый раз, когда кто-то проходит перед ним.

– Не ходите туда, – произнес отец и выпустил струю дыма из трубки в ночной воздух.

Дым поплыл, как бледный плюмаж на фоне ночного неба, и постепенно рассеялся. Глядя на озеро, я прищурилась, будто могла рассмотреть того, кто там был, но увидела только волну на гладкой, как стекло, поверхности, минутное волнение отраженного света. «Туда нельзя», – подумала я, но именно туда меня сейчас и тянуло. На лице Лоры я прочла то же желание. Что это за огни? Кто там ходит? Нам обеим хотелось это узнать.

* * *

Кузина Винни ни за что не хотела плавать в озере. Когда она узнала, что там водится рыба, то прямо-таки передернулась от отвращения.

– Только представьте себе эти рыбьи рты! Нет, я в воду ни ногой, – заявила она и села на середине мостков.

Я от нее недалеко ушла, ведь я могла только опустить в воду босые ноги. Рыбы меня не пугали – их беззубые укусы были мне вовсе не страшны. Но из-за своей высохшей ноги я не могла плавать.

Пока Лора плыла, держа нос над водой, с волосами, колышущимися в воде, словно водоросли, мы с Винни сидели на мостках и придумывали сказки о костре на острове.

Винни рассказывала о юношах с длинными, загоревшими ногами, с волосами, блестящими от озерной воды. Она рассказывала, как они отталкиваются сильными ногами от глинистого берега острова, как бросаются в воду, сверкая плавками неописуемых расцветок. Как наяву, она видела отпечатки их ног на глине – с шестью, а не пятью, перепончатыми пальцами.

Я придумала девушек – Деллафину, Аллегру и Мирабель, – одела их в наряды из осенних паутинок и украсила водяными лилиями. У Аллегры волосы были длинные и черные, и в них прятались от солнечного света пугливые пауки. Но когда она ныряла в озеро, пауки всплывали вверх, к водяным лилиям, оставляя за собой вереницу пузырьков. Они выбирались из воды по скользким стеблям и находили пристанище в венчиках водяных цветов. Деллафина была огненного цвета, кожа ее и волосы были как расплавленное золото – ведь она и была тот огонь, который мы видели с берега. А как она танцевала! А Мирабель оказалась на острове впервые – она с удивлением разглядывала всех и вся своими большими глазами цвета еловой хвои.

– Глупышки вы! – сказала Лора, лениво плавая кругами в воде. – Это всего-навсего привидения. Призраки японцев, убитых на войне. Они приходят к отцу и не дают ему спать по ночам.

Отец и правда ночами долго не ложился: я слышала, как он ходит взад и вперед по веранде, и чуяла дым от его трубки. От слов Лоры я вздрогнула, хоть и понарошку. Она просила его рассказать о войне, о том, как он убивал врагов, но он отказался.

Лора расспрашивала его обо всем, а я лишь иногда вставляла словечко. «Как тебе было на войне, отец?» – пролепетала я. А он только рассмеялся, подхватив меня на руки, – как рассказать детям про войну? Он обещал, что когда-нибудь попробует, но пока было слишком рано – призраки, о которых сказала Лора, были слишком близко.

Лора забарахталась в воде, притворяясь, что тонет. Она била руками и брызгалась:

– Ой, меня кто-то схватил! Помогите, призраки меня на дно утащат!

Винни опустилась на колени, вытаращив глаза, как Мирабель, и визжала, пока сестра не встала на ноги, как Венера в воде, и не засмеялась.

Эта шутка вовсе не понравилась Винни, и она широкими шагами стала взбираться вверх по холму. Но шла она медленно, чтобы я могла за ней поспеть. Рядом с домом коричневая земляная тропа раздваивалась, и Винни пошла по правой тропке, направившись к саду, где работящие пчелы жужжали, перелетая от цветка к цветку. Она прошла между ежевичных кустов, время от времени срывая мелкие верхние побеги.

– Я рада, что он умер. Рада!

Винни швырнула в меня горсть зелени и убежала так быстро, что я не смогла бы ее догнать, даже если захотела бы. Я проводила ее взглядом, слыша издалека ее плач.

* * *

Каждую ночь отец расхаживал туда-сюда по веранде. Я поднималась в кровати на колени и выглядывала в окно через тонкие занавески. Иногда у меня хватало храбрости раздвинуть их и посмотреть не на отца, а дальше на озеро и остров с мерцающим золотым светом. «Не плавайте туда», – велел отец. «Призраки», – думала я и залезала глубже под одеяло.

На следующую ночь я выглянула в окно и вместо отца увидела, как мелькнул бледно-голубой подол сестриной рубашки – она спустилась по лестнице и исчезла в темноте. Я увидела, как она босиком сбежала вниз по склону холма и исчезла из виду.

Я еще долго сидела на краю постели, поджидая Лору, но она не возвращалась. Стрелки отмерили полчаса, Лоры все не было. Через час ночное небо за окном стало светлеть. Я сняла ночную рубашку, надела блузку и юбку, засунула ноги в туфли и, взяв трость, тихонько вышла из дома.

Трава была мокрой от росы. Я пошла по тропинке, которая вела к мостику, раздумывая, на каком острове побывала Лора – на острове Винни, где жили юноши, или на моем, где танцевали красавицы. Или ее унесли призраки.

– Глупости! – строго сказала я себе.

Но даже звук собственного голоса меня не успокоил – я пошла вперед быстрее. Я представила себе, как Лора качается на волнах озера, распущенные волосы колышутся вокруг ее головы, а водяные лилии длинными стеблями обвивают шею. Представила себе ее посиневшее лицо, глаза, черные, как обгоревший в костре на острове подол ее рубашки. Я споткнулась.

Земля, казалось, ушла у меня из-под ног. Едва переводя дыхание, я упала на мокрую от росы траву, ища Лору глазами. Я уже готова была громко позвать ее, как увидела, что она лежит неподалеку на траве.

Волосы и рубашка Лоры насквозь промокли, как будто она только что вылезла из воды. Рубашка прилипла к ее телу, волосы растрепались. Встречая первые лучи солнца, Лора потянулась, растопырив пальцы на руках и ногах, и увидела меня. Она засмеялась.

– Ты где была? – спросила я, стуча зубами так, как будто это я промокла после купания в озере.

Лора ничего не ответила. Она легко вскочила на ноги, направилась к дому и оставила по мокрому отпечатку босой ноги на каждой из тринадцати ступенек веранды. Полотенца для нее никто не выложил.

Я смотрела на озеро, все еще темное под светлеющим небом – заря пока не коснулась его. Затаив дыхание, я ждала.

Когда рыба плеснулась на поверхности воды, я взялась за трость и, опираясь на нее, встала. Я пошла к мосткам. Теперь рыбы всплывали то и дело, охотясь за мошкарой, которая порхала над водой на заре. Рыбы скользили по поверхности, как какие-нибудь сказочные создания, и я опустилась на колени, чтобы их рассмотреть.

Одна скользнула к мосткам. Я протянула руку, чтобы погладить ее по спине, но, когда она повернулась, моя рука встретила не рыбью чешую, а теплую кожу.

Я отдернула руку и вытаращилась на молодого человека, улыбавшегося мне из воды. С его рыжеватых курчавых волос стекала вода. Он сморгнул капли, нырнул в озеро и снова всплыл у самого края мостков. Я отшатнулась, испугавшись, что он вылезет и… Что «и»? Я не могла закончить свою мысль – я не представляла себе, что он может сделать.

– Ты откуда? – прошептала я.

Он засмеялся и махнул рукой в направлении острова.

– Я увидел твою сестру, – сказал он, – и вышел поздороваться.

В воде плавали и другие рыбы, теперь мне их стало лучше видно. А может быть, это были вовсе не рыбы. Я прижала трость к груди. Если он подберется ближе, я его ударю. Но он не приближался – побарахтался в воде невдалеке от мостков, затем развернулся, нырнул и исчез.

Так он пропал из виду и больше не всплыл. Я ждала, глядя на воду, отец вышел за мной на веранду, а юноша все не выныривал за глотком воздуха. Зато я дышала так быстро, что хватило бы на двоих.

Потом, умываясь в ванной, я заметила, что к кончикам моих пальцев прилипли блестящие чешуйки. Я торопливо смыла их и поспешила к завтраку.

* * *

– Ей было не больше пяти, – сказала тетя Эсме. Она вытерла свои унизанные кольцами пальцы о фартук на животе, оставив на ткани в горошек широкие белые полоски муки.

– Да нет, все семь – уж я-то, как мать, знаю, – спорила мама.

Моя мама и тетя Эсме трудились бок о бок, раскатывая тесто для пирога и припоминая, когда я снова выучилась ходить. Я хотела сказать им, что все еще учусь, что не освоила эту науку ни в семь, ни в четырнадцать лет, но я молчала. Я вдавила формочку-звезду в раскатанное ими тесто для печенья. Рядом со мной сидела бабушка, украшая плетенкой из теста пироги с вишнями. Отец отдыхал, а Лора с Винни ушли утром гулять без меня.

– Значит, правильно Юджин делал, что каждый день тогда с ней гулял, – заметила бабушка.

Я вскинула голову:

– Это дядя Юджин научил меня ходить?

Мама с тетей Эсме обернулись на меня вместе, как пришитые друг к другу. Они были больше похожи на сестер, чем на невестку и золовку, – у обеих были вьющиеся рыжие волосы и зеленые глаза.

– Он и вылечил бы тебя сам, если бы знал как, – ответила тетя Эсме с широкой улыбкой. У нее был красивый рот, подкрашенный дугой алой помады. – Хочешь верь, а хочешь нет, он бы что угодно сделал, хоть к лебедке тебя привязал, только чтобы эта твоя нога распрямилась.

Я опять вдавила формочку в тесто, но не вытащила ее:

– Я о нем мало что помню.

Но эти слова, вопреки моим опасениям, не огорчили тетю и маму. Я вытащила из кармана фотографию дяди Юджина; увидев ее, Эсме вздохнула:

– Боже мой, какой же он был красивый, как солнышко ясное. – Эсме вытерла руки и взяла фотографию: – Здесь он в Сиэтле, у пруда рядом с домом. – Она вскинула на меня глаза: – Прости, милая.

– Ничего страшного.

– Она к этому пруду так и рвалась, будто приворожили ее, – сказала мама и улыбнулась мне успокаивающе, как будто думала, что я могу заплакать.

– Вы, наверно, думаете, что я помню, – сказала я.

– А что там помнить? – вздохнула Эсме. Она отдала мне фотографию, а потом отделила вырезанные мной печенья, а остатки теста скатала в шар. – День был жаркий, и тебе захотелось поплавать.

Не повезло мне тогда: плавать я полезла в отравленную воду.

– Я про дядю. Он меня заново ходить научил. Он… – Я взглянула на тетю, наконец собрав свои воспоминания в единую картину. – Ведь это он меня тогда из пруда вытащил, правда?

– Да, он. Я же сказала, он бы тебя и вылечил, если бы только знал как.

Я сунула карточку в карман – в комнату вошли Лора и Винни. Их щеки пылали, кончики мокрых волос прилипали к блузкам. Я смотрела на то, как они заплясали вокруг мамы и Эсме, кружась и хохоча.

– Пойдем поплаваем, – позвала Лора, осыпая маму брызгами с мокрых волос.

– Да, пожалуйста! – Винни бросилась обниматься к Эсме, но та с напускной строгостью ее оттолкнула.

– С каких это пор ты, дочка, плаваешь? Ну-ка, отвечай? – засмеялась Эсме, когда Винни схватила ее за руку и закружила.

«Противно и думать о рыбьих ртах…»

«Не ходите туда…»

Винни перегнулась через кухонный стол и схватила меня за руки, раздавив локтями звездочки из теста. Ее пальцы сжали мои ладони, словно тиски.

– Пойдешь с нами? – спросила она.

– Я…

– О! – Рот Винни открылся, как буква «О». – И я поняла, что она не забыла, что я не умею плавать, а просто была не прочь мне об этом напомнить.

Винни посмотрела на меня, и в ее милой улыбке никто другой не увидел бы дурного, но у меня щеки загорелись, как от пощечины. Я увидела черноту в ее карих глазах и услышала отзвук ее голоса в ежевичных зарослях: «Я рада, что он умер! Рада!» Как может человек даже подумать такое – а уж тем более родная дочь?

* * *

Каждую ночь я ждала, когда Лора выйдет из дома. Она всегда уходила в ночной рубашке и теперь догадалась даже оставлять на веранде полотенце. Сегодня она ушла еще до того, как наши родители потушили свет в спальне.

Она казалась совсем маленькой на траве у мостков в своей ярко белеющей ночной рубашке. Подол развивался за ней, как крылья, волосы рассыпались по плечам. Я представила, что она убегает на свидание со своим тайным поклонником, и вспомнила того юношу в озере.

Теперь я смотрела, как Лора опустилась на колени на мостках, полоща ладонь в воде. Она встала, скинула рубашку и нырнула в воду.

В соседней комнате засмеялась мама. Потом послышался голос отца – кажется, он напевал. Я прижала лоб к прохладному стеклу и стала смотреть на белое пятно Лориной рубашки. Что она там делает? Она что, с ума сошла? Я увидела далекий огонек на острове и поежилась.

Ночной путь к озеру был для меня слишком опасен, но я все-таки подумала, не выйти ли мне из дома. Я думала долго и напряженно, но заснула, так и не успев ни на что решиться. Проснувшись, я рывком приподнялась – на часах было восемь.

Я вышла из своей комнаты и в гостиной наткнулась на Лору. Она, напевая, завязывала бантом волосы на затылке.

– Лора…

– С добрым утром, соня, – бросила она и проскользнула мимо меня в свою комнату. Она закрыла за собой дверь – вот и все.

За весь день не выдалось ни минуты, когда я могла бы ее спросить, чем она занималась. Я смотрела, как они с Винни заговорщически переглядываются, и думала, не пристрастилась ли Винни плавать в озере вместе с ней. Были ли они на острове?

Точно так же Лора уходила и в следующие две ночи, но Винни я с ней не видела. А на третье утро Винни пришла ко мне незадолго до рассвета, вся в слезах.

– Она здесь? – Винни осмотрелась. Она заглянула даже в шкаф и под кровать, а потом, всхлипнув, упала на постель.

– Она?

– Да, она, Лора, твоя сестра!

– Что случилось? – спросила я и медленно села на край кровати.

Винни вытерла мокрые щеки рукавом ночной рубашки:

– Это была вроде как игра, но ты в нее не играла.

Я нахмурилась, но промолчала.

– Огонек на острове, сказки и то, что Лора уплывала. – Винни улыбнулась было, но вместо смеха послышался еще один всхлип. – Почему ты не стала с нами играть?

Но ведь слова отца не были игрой – он серьезно велел нам не плавать на остров. Он знал его тайну или просто по-отцовски за нас беспокоился?

– А что, мне надо было плыть за ней?

Винни кивнула.

Я покачала головой и протянула кузине носовой платок. Она взяла его, не поднимая глаз.

– Я не могу выходить в темноте, я могу упасть.

– Даже ради сестры?

Она намекала, что Лора пропала по моей вине, и это от меня не укрылось.

– Я думала, что тебе хочется гулять с ней только вдвоем, чтобы я тебе завидовала, а может быть, она начала с кем-то встречаться…

Теперь Винни смотрела на меня в упор, и мне не понравилось ее выражение – угрюмое лицо словно постарело, морщины проступили на нем, будто кто-то провел по нему испачканной в кофе тряпкой.

– С кем-то встречаться? С кем? Что ты об этом знаешь?

Стук в дверь избавил меня от ответа – мне не пришлось рассказывать Винни о юноше в озере.

– Лиззи, с тобой все в порядке? – спросил отец.

Прежде чем подойти к двери, я схватила одеяло и набросила его Винни на голову. Я открыла дверь и улыбнулась отцу.

– Винни приснился дурной сон, – сказала я.

Отец заглянул в комнату и уставился на кровать. Я проследила за его взглядом и увидела, как бледное лицо Винни выглянуло из-под одеяла.

– Как тебе, лучше? – спросил ее отец.

Винни кивнула:

– Лиззи умеет утешить. – Она улыбнулась сквозь снова навернувшиеся слезы.

– Это точно, – подтвердил отец. Он поцеловал меня в лоб, закрыл дверь и ушел.

– Так что ты знаешь? – снова спросила Винни, подавшись ко мне так близко, что я вздрогнула.

Я обернулась на кузину и почувствовала, что храбрость, словно плащ, укрыла мне плечи.

– Почему ты рада, что твой отец погиб?

Винни не отвела взгляда и сначала ничего не сказала. Когда она попыталась отвернуться, я схватила ее за руку. Руки у меня были сильные, и я легко ее удержала. Винни поморщилась, но я не отпускала – ей пришлось смириться.

– Все было бы хорошо, если бы только ты тогда не прыгнула в пруд, – процедила она сквозь зубы.

Я выпустила руку Винни. Вся храбрость вдруг оставила меня, и я почувствовала себя такой же маленькой и беспомощной, как всегда, мечтая только поскорее выбраться из этой комнаты. Но теперь меня схватила Винни:

– Ты заболела от воды, и он винил в этом себя. – Она встряхнула меня за плечи. – Как только он о тебе не заботился! Платил докторам. Часами ехал к вам на машине, только чтобы погулять с тобой. – Винни склонилась ко мне так низко, что наши лбы почти соприкасались. – Он любил тебя так, как должен был любить меня.

– Винни, нет!

– Мне не нужна была сестра, и Лоре тоже. Я сама хотела тебя бросить в пруд, чтобы тебя там рыбы съели!

Лора рассказала мне когда-то, что меня зимним вечером подбросили на крыльцо цыгане в коробке из-под лосьона для бритья «Бирма». Я так замучила их табор, что они решили избавиться от кособокой уродины и оставили меня у первого же дома, который выглядел достаточно крепким, чтобы не развалиться от моих криков.

Отец подумал, что он выиграл в конкурсе приз – свой любимый крем для бритья. Когда он понял, кто в коробке, было уже поздно – по цыганскому заклятию, стоит взять ребенка в дом, и он навеки твой.

Нога у меня высохла не от полиомиелита, рассказывала Лора, это цыганская кровь виновата. Наши родители, говорила она, стараются не обращать на это внимания, но ее они любят больше – ведь она их родная дочь. В первый раз, когда я это услышала, я плакала и плакала, пока не ослабела от усталости, и отцу пришлось отнести меня в постель. Теперь вокруг меня сгущалось то же чувство – ощущение необъяснимой, безнадежной пустоты.

– Я пыталась тоже заболеть, – прошептала Винни, – но не смогла, и тогда я пожелала тебе смерти, я столько раз хотела, что бы ты умерла, а умер… а умер он…

И Винни захлебнулась слезами. Мне хотелось то ли обнять ее, то ли оттолкнуть от себя. Винни отвернулась от меня, подошла к окну, раздвинула занавески и поглядела на озеро. В дневном свете все казалось совсем обычным – остров был просто кусочком поросшей деревьями суши.

– Она там, – произнесла Винни. – На острове, с теми юношами. Они ее похитили.

Сердце у меня забилось в самом горле.

– Но как…

– Что ты видишь, Лиззи, когда смотришь на то дерево? – спросила она меня.

Я встала рядом с ней, ища утешение в изгибах могучего дряхлого ствола.

– Это дерево Мадонны, – заученно ответила я.

– Так все говорят. А что ты видишь на самом деле?

Я посмотрела на дерево и увидела широкие плечи, две руки, обнимающие двух детей. Я увидела отца, сильного и здорового, – он обнимал меня с Лорой, защищая от всех опасностей. Я встряхнула головой, не желая говорить об этом Винни.

– Просто старое дерево, вот и все.

– А я вижу ястреба, – сказала Винни. – И если мы поплывем на остров, он обглодает наши кости дочиста.

* * *

Мы с Винни друг друга недолюбливали, но при родителях и бабушке ходили под ручку и притворялись лучшими подругами. Мы сказали тем утром, что Лора ушла без нас прогуляться вокруг озера, а мы собираемся пойти в другую сторону, чтобы встретиться с ней, когда она его обойдет. Бабушка улыбнулась нам и протянула по пирожку, завернутому в бумагу. Мы взяли пирожки и со всех ног бросились из дома.

Мы прошли мимо двух домов, а потом через двор пробрались к озеру. Я не забывала о том, что Винни с Лорой, возможно, все еще играют в свою игру. Но теперь я играла вместе с ними. Как бы отвратительно Винни себя ни вела, ее испуг, когда она хватилась Лоры утром, был неподдельным.

– Мы доберемся до острова на лодке, – заявила Винни и опустилась на колени рядом с пришвартованной к мосткам маленькой зеленой лодочкой. – Мы…

Что бы Винни ни хотела еще предложить, вместо этого раздался ее вопль. Поблескивающая серебром рука схватила ее за запястье. Я закрыла ей рот ладонью и заглянула в глаза того самого юноши, с которым разговаривала на днях.

– Мы пустим только Лиззи, – сказал он.

Винни резко отпрянула от нас, так что я растянулась на мостках. Ноги не держали ее, она только и могла, что отползти в сторону.

– Что это? – спросила она.

Утреннее солнце залило плечи юноши не золотым, а серебряным светом. Он был весь серебряный, только копна волос на голове отливала медью. Его чешуя вся так и светилась.

– Лора зовет тебя, Лиззи, – сообщил он и протянул мне руку. – Она на острове.

– Я не умею плавать, – сказала я. – Но я попробую. Сейчас…

Юноша покачал головой:

– Переправиться можно не только вплавь. Садись на весла… И захвати для нее пирожок, – добавил он и снова исчез в воде.

Я посмотрела на Винни и протянула руку за ее пирожком:

– Ты слышала, что он сказал?

– Ты что, поплывешь? Лиззи!

– Я не могу оставить там Лору. – Уж теперь-то я точно знала, что все это не понарошку.

– Он тебя до косточки обглодает, – прошипела Винни, швырнула мне пирожок и обхватила колени руками.

Пирожок упал на доски, но я подобрала его, глядя на кузину, испуганно сжавшуюся в комок. Когда я забиралась в лодку, мне на секунду стало жаль ее, и я почувствовала себя такой же маленькой. Я положила пирожки на сиденье напротив.

– Отвяжи веревку, Винни.

Она отшвартовала лодку и оттолкнула ее, а я приладила тяжелые весла к уключинам. Я смотрела, как Винни уменьшается, отдаляясь, и чувствовала, как растет дерево Мадонны у меня за спиной. Его тень раскинулась по поверхности озера и словно притягивала меня к острову.

Когда я снова увидела в воде его рыжую голову, я подскочила от удивления и страха, что он ударит меня веслом. Но юноша только плавал, легко, как рыба, оплывая лодку и подныривая под килем и веслами. Дважды он выглянул из воды, улыбаясь мне и маня вперед, когда руки мои слабели.

– Совсем чуть-чуть осталось, – успокоил меня он, и минутой позже лодка ткнулась в глинистый берег острова.

Я выбралась из лодки на трясущихся ногах, которые задрожали еще сильнее, когда юноша протянул мне пирожки и трость. Ноги у него были нормальные, человеческие, но между пальцами рук и ног были перепонки, и весь он, с ног до головы, сверкал серебристой чешуей.

– Она здесь, неподалеку, Лиззи, – сказал он и вошел в рощу.

Я оглянулась на дальний берег – домики почти исчезли за деревьями и кустами. Какими маленькими они казались теперь! Винни было не разглядеть, но я все равно чувствовала, что она следит за мной.

Я повернулась и вошла в рощу следом за юношей. Он привел меня в самый центр острова, к дереву Мадонны, под которым горел костер и сидела моя сестра в одной рубашке. Ноги ее до колен были в засохшей грязи.

– Лора!

Она вскинула голову, глаза ее расширились при виде меня.

– Лиззи! О, Лиззи, вот здорово! Пойдем со мной!

Лора обняла меня, и тогда я заметила, что на ней не рубашка, а серебристое платье, которое сверкает точно так же, как чешуя юноши. Я огляделась, ища его взглядом, и увидела его на другом конце огромного бального зала, в темно-синем одеянии с ног до головы. Он кивнул мне и унесся прочь, кружа какую-то девушку. Это была Деллафина, стройная и золотистая, порхающая в танце на фоне синевы и серебра партнера, под нежные звуки флейты. Ножки Деллафины так и мелькали, озаряя все вокруг теплым золотистым светом.

– Ты когда-нибудь видела такое? – спросила меня Лора. – Смотри!

На бал явилась и Аллегра с пауками в черных волосах. Ее платье было черным, как эбеновое дерево, а губы пунцовыми, и все расступались перед ней. Она зашла в воду и скрылась в глубине. За ней потянулась вереница призраков, сероватых и полупрозрачных, как облака, кутающиеся в плащи тумана. Среди них я узнала дядю Юджина, красивого, как румяное осеннее яблоко. Он помахал рукой мне, а я ему. Слезы затуманили мои глаза.

– Спасибо, спасибо… – бормотала я, осознавая, сколько он для меня значил, и понимая, что никогда не смогу выразить это в словах. Он был для меня так же важен, как Лора, мама с папой и бабушка. И даже Винни. Даже она. Мы все были частью единого целого, друг без друга мы были несовершенны.

Юджин вслед за Аллегрой и другими призраками вошел в воду, и я ощутила, как пусто стало на сердце. Я поняла, что чувствовал отец, когда потерял брата; поняла, что почувствовала бы я, если бы потеряла Лору.

– Берегись, Лиззи!

Лора засмеялась, когда меня вскинули на руки. Ноги мои оторвались от земли, а мир вокруг утратил ясность и превратился в головокружительную круговерть танцующих призраков. Я попыталась вырваться, но не смогла, и тогда я поникла в обхвативших меня руках и почувствовала, что это объятия отца. Я глубоко вздохнула и ощутила пряный запах его трубки – мир словно выскользнул у меня из-под ног. Все остальное могло подождать.

Но и в этом танце передо мной стояло лицо Лоры, четкое и настоящее, даже когда расплывалось все остальное. Когда я сосредоточила взгляд на сестре, я смогла выскользнуть из цепких объятий, подойти к ней и оставить бальную суету за спиной.

– Лиззи! Потанцуй со мной!

– Тебе надо поесть. Бабушка прислала пирожки, – сказала я и развернула бумагу. – Вот, бери.

Мы ели пирожки, и крошки бабушкиного слоеного теста падали нам на колени, как снег. Мы съели все до кусочка – пирожок Лоры был с голубикой, а мой с черешней – и вылизали пальцы дочиста. Когда мы доели пирожки, бал исчез, как прекрасный сон.

Я засыпала костер Лоры землей и проверила перед уходом, чтобы не осталось ни одного горящего уголька. Лора не засмеялась над тем, что я приплыла на остров одна; она молчала, когда мы отплывали.

Солнце опустилось над горизонтом – неужели прошел почти весь день? Я представила себе, как Мирабель следит за нашей удаляющейся лодкой своими большими глазами цвета хвои, и налегла на весла со всей силы, чтобы скорее оставить остров позади.

* * *

Винни ждала нас на соседских мостках и помогла нам выйти из лодки. Ее глаза покраснели и опухли от слез, одежда промокла насквозь, в воротничке блузки застрял длинный гибкий стебель водяной лилии. Винни обняла даже меня, бормоча извинения и невнятные слова о призраках. Может быть, она увидела своих призраков, пока ждала?

Когда мы вернулись домой, все трое представляли собой печальное зрелище – мокрая одежда, грязные ноги. Бабушка ничего не сказала, только протянула нам полотенца и велела умыться. Когда Винни и Лора, хихикая, исчезли в ванной, отец придержал меня за локоть.

– Я же говорил тебе, не плавай на остров, – сказал он, правда, совсем не сердитым голосом.

– Я не могла иначе.

Отец понял это, как никто другой в доме не мог бы понять. И я почувствовала: что бы война ни сделала с ним, он все еще мой отец, он моя неотъемлемая часть. Он пригладил мои мокрые волосы и поцеловал меня в нос.

В спальне я сбросила одежду и натянула ночную рубашку. В щель занавесок мне был виден кусочек озера. Волны по нему ходили слишком высокие – их подняли явно не рыбы. И я затаила дыхание.

Юноша в серебряной чешуе выпрыгнул в воздух, изогнувшись в лучах солнца. Он протянул руки вверх, потянулся за чем-то, что я не могла разглядеть…

…край мостков под моими пальцами был теплый и бархатный…

Когда я снова вскинула взгляд, он исчез, быстрый и яркий. Я надеялась, что Мирабель его увидела.

Кэтрин Тоблер живет и пишет в Колорадо – вот такие бывают совпадения. Ее рассказы были опубликованы в «Журнале фэнтези», «Царстве фантазий», «Сказочнике» и «Розовом венке леди Черчилль», а почитать о ней вы можете на сайте www.ecatherine.com.

Примечание автора

Озеро с островом – настоящее. На его берегу живут мои бабушка и дедушка, и я провела не одно лето, рыбача и плавая в нем. Мы с двоюродными сестрами доплывали до острова в середине озера на надувных кругах, и какие-то непонятные создания скользили мимо наших ног под темной водой.

Иногда это были просто стебли водяных лилий. А иногда – кто знает? Может быть, это были не просто рыбы, покусывающие нас за ноги беззубыми ртами? Меня, как писателя, с юных лет вспоила вода этого озера. Из него я и выудила эту историю.