Читать книгу Русское искусство. Идея. Образ. Текст - Коллектив авторов, Ю. Д. Земенков, Koostaja: Ajakiri New Scientist - Страница 2

Обращаясь к русскому искусству древнейшего периода – а именно к художественному наследию Киева конца Х – XI вв., – мы воспринимаем как неотвратимую реальность тот факт, что от киевских памятников этого времени до нас дошли только монументальные произведения – архитектура, настенная живопись, элементы архитектурного декора и резьба каменных ограждений храмовых хор1. К этому же времени могут быть причислены отдельные произведения декоративно-прикладного искусства, в частности мелкая пластика, а также золотые и серебряные украшения, некоторые из них, вероятно, составляли элементы парадного убора властителей, а иные могли входить в состав декора особо чтимых икон2. Как известно, произведения такого типа лишь в малой мере дошли до нас in situ, при раскопках жилищ или погребений, но часто – в составе кладов и в других ситуациях, так или иначе связанных с перемещением соответствующих предметов.

Что же касается таких элементов храмового убранства, как иконы и богослужебные рукописные книги, среди которых нас интересуют иллюстрированные рукописи, то результат поиска памятников, сохранившихся после монголо-татарского нашествия именно в храмах Киева, оказывается нулевым. Среди русских икон XI в. до нашего времени сохранились только те произведения, которые были исполнены пусть и киевскими художниками, но не для киевских храмов, а для храмов другого крупнейшего русского города – Новгорода. Таковы две громадные парные иконы «Спас Златая риза» (Успенский собор Московского Кремля) и «Апостолы Петр и Павел» (Новгородский музей), дошедшие до нас в разном состоянии сохранности: на иконе «Спас Златая риза» мы видим лишь живопись XVII в., которая, впрочем, повторяет композицию первоначального изображения, а на иконе «Апостолы Петр и Павел» переписаны лишь лики, кисти рук и ступни. Анализ исторических известий и самих памятников приводит к заключению, что обе иконы были частью убранства XI в. из Софийского собора в Новгороде3. Учитывая очень крупные размеры обеих икон, следует предположить, что произведения были исполнены в самом Новгороде, но прибывшими из Киева мастерами-иконописцами. Скорее всего, именно из Новгорода происходит и третье произведение XI в. – большая двусторонняя икона с изображением Богоматери Одигитрии на лицевой стороне и Святого Георгия на обороте (Успенский собор Московского Кремля)4.

Обращаясь к вопросу о созданных в Киеве рукописных книгах, украшенных миниатюрами, мы сталкиваемся с аналогичным явлением: до нас дошли те памятники, которые уже в домонгольское время оказались за пределами самого Киева.

На первом месте среди таких манускриптов стоит, безусловно, Остромирово Евангелие (РНБ, F. п. I.5), исполненное в Киеве в 1056–1057 гг. по заказу новгородского посадника Остромира5 и, несомненно, отправленное в Новгород непосредственно после изготовления рукописи.

Второе произведение – это так называемый Изборник Святослава (1073 г., ГИМ, Син. 1043 (Син. 31-д))6. Заказанный одним из киевских князей, сыновей князя Ярослава Мудрого (есть предположение, что первым заказчиком был Изяслав Ярославич, а затем инициативу перехватил его брат Святослав), Изборник находился, вероятно, при княжеском дворе или в соответствующем храме, но впоследствии – неясно, когда именно – очутился не в Киеве, а в каком-то другом русском центре, откуда в XVII в. попал в распоряжение патриарха Никона, а от Никона – в Воскресенский Ново-Иерусалимский монастырь.

Наконец, третья рукопись – это так называемый Молитвенник Гертруды (Чивидале, Национальный археологический музей, ms. CXXXVI), или дополнение к латинской Трирской Псалтири с текстами молитв и миниатюрами. Это дополнение исполнено в 1078–1086 гг. по заказу польской принцессы Гертруды, которая стала женой киевского князя Изяслава Ярославича. (Представляется, что последняя из заказанных Гертрудой миниатюр, с изображением Богоматери на престоле, помещенная не в дополненном к Псалтири Молитвеннике, а в самой Псалтири, на поле рядом с латинским текстом, исполнена уже в начале XII в., в конце жизни княгини, после гибели ее сына Ярополка7.) Этот кодекс после кончины княгини оказался вновь на Западе (в Польше, Германии, Венгрии), пока не попал в Чивидале.

Еще две лицевые рукописи, созданные в Киеве уже в раннем XII в., входили, как предполагается, в состав библиотеки князя Владимира Мономаха и были вывезены из Киева (или находившегося близ Киева Вышгорода) в 1155 г. князем Андреем Боголюбским в составе книг, предназначенных для новооснованного во Владимире Успенского собора8. Речь идет о двух рукописях, содержащих миниатюры с изображением св. князя Бориса, – о Евангелии учительном Константина Болгарского (ГИМ, Син. 262)9 и о Слове Ипполита папы Римского об Антихристе (ГИМ, Чуд. 12)10. Обе рукописи, ранее относимые ко второй половине и концу XII в., в последнее время датируются началом этого столетия11.

Приведенный обзор сохранившихся памятников показывает, что до нас дошли лишь те киевские рукописи XI – раннего XII вв., которые не оставались в самом Киеве, а были еще в домонгольское время вывезены на север, в Новгород или Владимиро-Суздальскую Русь. Именно такую ситуацию мы обнаруживаем и при обращении к иконам. Как известно, в Киев около 1130 г. были привезены из Константинополя «в едином корабли» две богородичные иконы – «Богоматерь Пирогощая» и «Богоматерь Владимирская». Первая из них осталась в Киеве и была помещена в специально выстроенную в 1132–1136 гг. церковь Богородицы Пирогощей на Подоле12. Никаких следов этой иконы (ни, кажется, даже реплик) не сохранилось. Между тем та икона, которая в будущем получила название Богоматери Владимирской, находилась в Вышгороде, близ Киева, в женском Богородичном монастыре, а в 1155 г. была увезена князем Андреем Боголюбским во Владимир, помещена там в Успенском соборе и тем самым спасена от гибели во время исторических пертурбаций, которым подвергся Киев и которые были особенно трагичными в период монголо-татарского нашествия13.

Жестокое разорение Киева в 1240 г. в результате его осады монголо-татарскими войсками и последующего штурма 6 декабря 1240 г.14 привело не только к разрушению его древнейшего каменного храма – Десятинной церкви, – но и к запустению города. Е. В. Уханова решительно утверждает, что «киевские рукописи уцелели от монголо-татарского погрома 1240 г. лишь в тех случаях, если они были вывезены до этого в другие русские княжества»15. Кажется, это высказывание близко к истине, несмотря на то что жизнь Киева, в том числе и церковная, после татарского разорения не замерла окончательно, а теплилась – как при дворе митрополита, так и в некоторых храмах и в отдельных монастырях, что убедительно показали украинские исследователи16.

Среди письменного наследия Великого Новгорода есть лицевая рукопись, которая хотя и относится уже к XIV в., но вместе с тем позволяет частично реконструировать декор одной из древнейших несохранившихся рукописей Новгорода, имевшей, надо полагать, киевский прототип. Речь идет об иллюстрированной Псалтири (ГИМ, Хлуд. 3), получившей у исследователей условное название Симоновской – по имени ее предполагаемого заказчика Симона. Фигура его святого покровителя, апостола Симона, в одной из миниатюр этой рукописи добавлена к трехфигурному деисусному чину (л. 248 об.). Кроме того, имя Симона упомянуто в одной из записей писца (л. 98 об.). Когда-то Симоновскую Псалтирь относили к XIII–XIV вв.17, затем рассматривали как произведение конца XIII в.18, а сравнительно недавно она получила хорошо обоснованную датировку второй четвертью XIV в.19

Одна из важнейших особенностей Симоновской Псалтири состоит в том, что ее разнообразные иллюстрации обнаруживают – в целом ряде признаков – связь с художественными традициями гораздо более ранними, чем те, которые были характерны для русской культуры второй четверти XIV в. Эти особенности позволяют судить о некоторых гранях древнейшей русской культуры, а именно XI в. – периода вскоре после крещения Руси, когда тематика христианского просвещения и поучения, как и проблема ознакомления с основами византийской культуры, были исключительно актуальными для страны и для ее крупнейших центров – Киева и Новгорода.

Наиболее убедительно эти древние традиции сказываются в иллюстрациях к Библейским песням, которыми завершается текст Псалтири20. Само по себе наличие этого раздела в Симоновской Псалтири – признак ее своеобразия, поскольку в византийской книжности он включается, как правило, лишь в Псалтири так называемого аристократического типа, где в основной части рукописи содержатся иллюстрации в самом тексте (иногда на отдельных страницах, а иногда внутри текста)21, тогда как в Симоновской Псалтири есть и иллюстрации внутри текста, и совсем другие – мелкие фигуры и сцены на полях, что в византийской книжности считается признаком Псалтирей другого типа, так называемых монастырских.

Песнь Первая, Моисея (л. 270 об.), рассказывает о переходе израильтян через Чермное море, дабы спастись от войск египетского фараона (Исход, XV, 1–19) (илл. 1б). Миниатюра, как и в других случаях в данном разделе Симоновской Псалтири, помещена перед началом Песни. Изображены израильтяне, уже перешедшие через голубые волны моря. В центре группы – Моисей, простирающий жезл по направлению к морю, где легкими контурами намечены фигуры утонувших египетских воинов. В левой части композиции – аллегорическая фигура c чем-то вроде ткани, о которой речь пойдет позже.

Эта композиция по своим основным элементам восходит к миниатюре Парижской Псалтири X в. (BNF, cod. gr. 139, fol. 419)22 (илл. 1а). В верхней зоне представлены израильтяне, на первом плане среди них Моисей с посохом, направленным в сторону фараонова войска, которое погибает в волнах. Слева вверху – две фигуры-персонификации: в данном случае это Ночь (“ΝΥΧ”), которая держит широкую ткань, и Пустыня («ЕРΗМОΣ»). Внизу, в море, – также две аллегорические фигуры: “ΒΥΘΟΣ” («дно моря») и “ΕΡΥΘΡΑ ΘΑΛΑΣΗ” («Красное море»).

В миниатюре новгородской Симоновской Псалтири сохраняются лапидарность, компактность миниатюры Парижской Псалтири и родственных ей византийских композиций X – XI вв., воспроизводятся ее основные элементы. Однако некоторые особенности новгородской миниатюры указывают на изменение древнего образца. Отсутствует «ЕРИМОС» – сидящая фигура, персонифицирующая Пустыню. Иначе изображена группа израильтян. В Симоновской Псалтири они ликуют, воздевают руки, играют на разного рода трубах, из которых вырывается звук, показанный черными штрихами. Женщина, изображенная впереди, – видимо, Мариам – бьет в тимпаны в соответствии с текстом (Исход, XV, 20). Справа от Мариам изображен Аарон. Таким образом, в единой композиции представлены и завершение перехода через Чермное море, и торжество израильтян.

Необычно изображение аллегорической фигуры слева. Предмет в ее руке, похожий на развевающуюся ткань, заставляет вспомнить изображение Ночи в Парижской Псалтири. Но в новгородской рукописи дана фигура крылатая, это ангел, а слева помещена надпись: «ВОЖАШЕ Я В ДНЬ ОБЛАКОМ».

Очевидно, эта фигура иллюстрирует текст об ангеле, который шел вместе с израильтянами, и об облаке, которое становилось мраком для египтян, но для израильтян давало свет в ночи (Исход, XIV, 19–20). Как мы видим, в новгородской Псалтири сохраняется древняя композиционная схема, хотя она и наполняется новыми смысловыми оттенками.

Песнь Вторая, Моисея (л. 272) (илл. 2б), связана с библейским рассказом о том, что перед смертью Моисей обратился к сынам Израилевым, описал милость Господа к ним, а также укорил их за отпадение от веры и предрек наказания для тех, кто оставил Господа и послужил другим богам (Второзаконие, XXXII, 1–43)23. В Симоновской Псалтири на фоне горы с широкой пещерой изображена группа израильтян. Среди фигур выделяется старец с нимбом, похожий на Аарона, и женщина, похожая на Мариам из предыдущей композиции, а около нее – мальчик-отрок. Справа стоит Моисей, получающий свиток с небес и одновременно обращающийся к группе израильтян. Рядом с фигурой Моисея надпись: «МОИСИ». Израильтяне изображены сидящими, группа в целом ориентирована фронтально, но отдельные фигуры чуть повернуты влево, к Аарону, прикладывающему руку к груди.

1а. Переход через Чермное море. Иллюстрация к Песни Первой, Моисея. Миниатюра Парижской Псалтири. Х в. BNF, cod. gr. 139. Fol. 419. По книге: Cutler A., Spieser J.-M. Byzance Médiévale. 700–1204. Paris, 1996. Pl. 114

1б. Переход через Чермное море. Иллюстрация к Песни Первой, Моисея. Миниатюра Симоновской Псалтири. Вторая четверть XIV в. ГИМ, Хлуд. 3. Л. 270 об. Фото ГИМ

Слева от группы израильтян – засохшее дерево с обломанными ветвями, но с красными цветами. Левее дерева изображена сидящая крылатая аллегорическая фигура, написанная серой краской. Она держится за дерево. Рядом надпись: «ПОУСТЫНИ ПРОЦВЕТЕ ЯКО КРИНЪ».

Рассматриваемая иллюстрация Симоновской Псалтири соединяет две иконографические традиции. Одна из них представлена, например, миниатюрой из византийской Псалтири около 1088 г. Сама Псалтирь находится в монастыре Ватопед на Афоне (Vatop, 761)24, но интересующий нас лист – в музее Уолтерс в Балтиморе (W 530 b). Там изображены получение скрижалей Закона с небес и поучение израильтян. Эти мотивы в византийском искусстве представляются как две сцены внутри одной композиции и иллюстрируют псалом 76(77), 12–2025. Вторая традиция представлена миниатюрами Парижской Псалтири X в. (BNF, gr. 139, fol. 254)26 (илл. 2а), Библии Льва (Vatic. cod. gr. 1, fol. 155 v.)27, рядом других иллюстраций28. Там изображен Моисей, принимающий скрижали Закона, предстоящий перед небесами, поучающий народ. Характерно, что израильтяне сидят на фоне горы – вероятно, Синайской, что в Парижской Псалтири подтверждается надписью при аллегорической фигуре, изображенной спиной к зрителю и придерживающей кривоватое дерево: «ОРОС CINA». Такая же фигура в Библии Льва дана без надписи.

2а. Моисей принимает Скрижали Закона и поучает народ. Иллюстрация к Песни Второй, Моисея. Миниатюра Парижской Псалтири. Х в. BNF, cod. gr. 139. Fol. 254. По кн.: The Glory of Byzantium. Art and Culture of the Middle-Byzantine Era. A.D. 843–1201 / Ed. by H. C. Evans, W. D. Wixom. New York, 1997. Cat. 163

2б. Моисей принимает Скрижали Закона и поучает народ. Иллюстрация к Песни Второй, Моисея. Миниатюра Симоновской Псалтири. Вторая четверть XIV в. ГИМ, Хлуд. 3. Л. 272. Фото ГИМ

Похожая аллегорическая фигура, также держащаяся за дерево – частично сухое и обломанное, а частично цветущее, – изображена в левой части сцены в Симоновской Псалтири. Но эта фигура, во-первых, крылатая, а во-вторых – тощая и сухая, в тусклых серых одеждах, со вставшими дыбом волосами, на которых видно что-то вроде шляпки. Надпись при этой фигуре: «ПОУСТЫНИ ПРОЦВЬТЕ ЯКО КРИНЪ».

Этот образ зависит от аллегории горы Синай в миниатюре Парижской Псалтири (fol. 422 v.). В обоих случаях – и в русской, и в византийской рукописях – фигура изображена сидящей, при этом она держится за дерево с обломанными ветвями. В фигуре Симоновской Псалтири наиболее ярко прочитывается отрицательное начало, напоминающее о нечистой силе и о грехах народа Израилева, но ощущаются и положительные интонации благодаря расцветшему ярко-красному «крину».

Миниатюра к Песни Четвертой, пророка Аввакума (л. 276 об.) (илл. 3б), из-за нехватки места помещена на нижнем поле, поэтому она потерта пальцами и к тому же срезана снизу. Надписи: «АМБАКОУМЪ», «ДАНИЛ В РОВЕ».

Аввакум, летящий с помощью ангела, несет пищу пророку Даниилу, который изображен в пещере со львами (Дан., 14, 37–38). Эта сцена, широко распространенная в раннехристианском искусстве и встречающаяся, например, уже в одном из рельефов на вратах базилики Санта Сабина в Риме, среди миниатюр сохранившихся византийских Псалтирей в литературе не указывается. Однако, по предположению К. Вайцмана, о существовании этого иконографического варианта в византийских иллюстрациях к Четвертой Библейской песни свидетельствует такой древний памятник, как миниатюра в рукописи Слов Григория Назианзина IX в. (BNF, gr. 510)29 (илл. 3а). Зависимость новгородской миниатюры от византийского прототипа проявляется со всей очевидностью (Даниил, львы, летящий с ангелом Аввакум).

3а. Даниил во рву львином и Аввакум с ангелом, летящие к нему с пищей. Иллюстрация к Песни Четвёртой, Аввакума. Миниатюра Слов Григория Богослова. IX в. BNF, cod. gr. 510. Fol. 435 v. По кн: Brubaker L. Vision and Meaning in Ninth-Century Byzantium: Image and Exegesis in the Homilies of Gregory of Nazianzus. Cambridge, 1999. Fol. 435 v.

3б. Даниил во рву львином и Аввакум с ангелом, летящие к нему с пищей. Иллюстрация к Песни Четвёртой, Аввакума. Миниатюра Симоновской Псалтири. Вторая четверть XIV в. ГИМ, Хлуд. 3. Л. 276 об. Фото ГИМ

Миниатюра к Песни Пятой, пророка Исаии (л. 278) (илл. 4б.), как и только что рассмотренная композиция, расположена на нижнем поле из-за недостатка места, поэтому сильно потерта при перелистывании и к тому же срезана снизу. На л. 278 об. начинается сама Песнь: «ОТ НОЩИ ОУТРЬНЮЕТЬ ДХЪ МОИ К ТЕБЕ, Б[ож] Е, ЗАНЕ СВЕТ ПОВЕЛЕНИЯ ТВОЕГО НА ЗЕМЛИ». (Ср. Книгу пророка Исаии, 26, 9: «Душею моею я стремился к Тебе ночью, и духом моим я буду искать Тебя во внутренности моей с раннего утра»).

В Византии существует иконографическая линия, где пророк Исаия показан между двумя аллегорическим фигурами – Ночи (“ΝΥΧ”), в образе женщины с покрывалом, и Утра, в виде отрока (“ΟΡΘΡΟΣ”)30: в Парижской Псалтири Х в. (BNF, cod. gr. 139, fol. 435 v.)31 (илл. 4а), в Книге пророка Исаии с толкованиями Х в. (Vat. gr. 755, fol. 107)32, а также в двух Псалтирях XI в. – BNF, cod. suppl. Gr. 610, fol. 256 v. (второй – третьей четверти XI в.)33, а также в собрании Dumbarton Oaks в Вашингтоне (cod. 3, ок. 1084 г., fol. 77), из монастыря Пантократор на Афоне34.

В Симоновской Псалтири пророк Исаия изображен в рост, в трехчетвертном повороте (как и в византийских прототипах). Он обращен в молении к небесам, как бы принимая оттуда истину и благодать в простертые руки. Надпись черными чернилами обозначает его имя: «ИСАИА». По сторонам – две аллегорические фигуры, которые придерживают ткань, символизирующую небо. Ясно, что эта ткань заимствована художником из византийского прототипа – того темного покрова, который там держит над собой NYX. Композиция явно происходит от византийского варианта с античными персонификациями, но аллегории потеряли античный облик, это две одинаковые фигуры неопределенного пола, похожие скорее на юношей с длинными волосами, – серо-голубая и красная, с надписями: «ЗОРЯ ВЕЧЕРНЯЯ» и «ЗОРЯ ОУТРЬНЯЯ». Замена античных персонификаций относительно абстрактными фигурами говорит об ослаблении на Руси той традиции византийской культуры, которая была связана с эллинистическими реминисценциями.

4а. Пророк Исаия с аллегорическими фигурами Ночи и Утра. Миниатюра Парижской Псалтири. Х в. BNF, cod. gr. 139. Fol. 435 v. По кн.: Galavaris G. Greek Art. Byzantine Illuminated Manuscripts. Athens, 1995. Fig. 22

4б. Пророк Исаия между Вечерней и Утренней зорями. Иллюстрация к Песни Пятой, Исаии. Миниатюра Симоновской Псалтири. Вторая четверть XIV в. ГИМ, Хлуд. 3. Л. 278. Фото ГИМ

Миниатюра к Песни Шестой, пророка Ионы (л. 280 об.) (илл. 5б), имеет сюжет из Книги пророка Ионы (III, 3–11) (о ките) и далее (V, 5–11) (о растении). Композиция включает два изображения, которые разделены тонким зеленым растением с мелкими красными цветами. Справа, в море, изображен кит, извергающий Иону из пасти. Кит, покрытый чешуей, похож на большого дракона со звериной головой, когтистыми лапами и рыбьим хвостом. Слева – Иона, возлежащий в позе античной статуи под деревом с роскошными желтыми плодами. Имеется в виду дерево, которое, как рассказывает Библия, было выращено Господом и давало тень Ионе, а затем было погублено, дабы показать Ионе, насколько менее важно это дерево по сравнению с многолюдным городом Ниневией, который Иона обличал за грехи, но который был прощен Господом.

Миниатюра расположена на верхнем поле листа, поэтому она сохранилась лучше тех, которые помещаются на нижнем поле. Непосредственно под миниатюрой начинается текст Песни Ионы (Иона, II, 3–10).

Вероятно, некоторые контуры этой миниатюры – в частности, изображение дерева с плодами – были заново обведены в позднее время черной краской (или чернилами). По этой причине контуры стали более грубыми, чем в других миниатюрах. Есть предположение, что, возможно, в XVII в. таким же способом в Симоновской Псалтири были обведены контуры заставок перед каждым псалмом, а также очертания первого инициала каждого псалма35.

В византийских Псалтирях иллюстрации к Песни Ионы чаще всего содержат изображение этого пророка, глотаемого китом или извергаемого китом из чрева, а иногда Иона представлен в позе моления36. Однако К. Вайцман обратил внимание на несколько других – более подробных – иллюстраций, где содержится целая серия эпизодов из истории Ионы37. По его мнению, такие серии свидетельствуют о происхождении подобных композиций от древнейших иллюстраций не к библейской песне Ионы, а к более пространному рассказу в не дошедшей до нас специальной иллюстрированной Книге пророка Ионы. Таковы миниатюра Парижской Псалтири (BNF, gr. 139, fol. 431 v.), где присутствуют и сцена с китом, и моление, и проповедь Ионы перед ниневитянами38, миниатюра Слов Григория Богослова IX в. (BNF, gr. 510)39, миниатюры Псалтири XII в. (Vatoped, cod. 760, fol. 282 v. и 283)40, где на развороте представлены и история с китом, и проповедь Ионы перед ниневитянами, и Иона, возлежащий под деревом.

Миниатюра Симоновской Псалтири относится как раз к такой обособленной иконографической линии, содержащей не только историю с китом, но и другие эпизоды. Но в этой новгородской рукописи история Ионы показана относительно лаконично – всего в двух сценах. Сочетание именно таких двух эпизодов мы видим в миниатюре Менология Василия II (Vat. gr. 1613, fol. 59) (илл. 5а). Похожа поза лежащего пророка, до некоторой степени совпадает облик кита. Повторяется даже маленькое деревце, разделяющее левую и правую части композиции.

Иллюстрации к Песням 1, 2, 4, 5 и 6, которые были нами рассмотрены, имеют в византийском искусстве много вариантов. Одна типология византийских иллюстраций обнаруживается в рукописях преимущественно X–XI вв. Для нее характерны эллинистические мотивы, антикизирующие персонификации, соответствующие культуре Македонского Ренессанса. Совсем другие иконографические версии мы видим в XIII – XIV вв. Рассмотренные миниатюры к пяти Библейским песням в Симоновской Псалтири воспроизводят именно древнюю иконографию псалтирных иллюстраций, характерную для Македонского Ренессанса и отчасти XI в. и лишь фрагментарно сохранявшуюся в несколько более поздний период. Художники Симоновской Псалтири проходят мимо образцов XIII в. и примеров палеологовского периода, сохраняя приверженность древним прототипам.

5а. Пророк Иона. Миниатюра Менология Василия II. Первая четверть XI в. Ватиканская библиотека, cod. gr. 1613. Fol. 59. По кн.: Galavaris G. Greek Art. Byzantine Illuminated Manuscripts. Athens, 1995. Fig.50

5б. Пророк Иона. Иллюстрация к Песни Шестой, пророка Ионы. Миниатюра Симоновской Псалтири. Вторая четверть XIV в. ГИМ, Хлуд. 3. Л. 280 об. Фото ГИМ

Чем объяснить такой иконографический выбор? Только тем, что в Новгороде в распоряжении местных художников имелись соответствующие образцы, а именно: некая иллюстрированная рукопись Псалтири, вероятно, XI в., миниатюры которой – во всяком случае, иллюстрации к Библейским песням – воспроизводили византийскую иконографию IX–XI вв. Предполагаемая нами лицевая Псалтирь XI в. из Новгородской Софии (возможно, по своему происхождению связанная с Киевом, как это известно и по отношению к Остромирову Евангелию апракос 1056–1057 гг.) стала, в свою очередь, образцом для копий, исполнявшихся для особо значительных новгородских храмов и монастырей. Композиции миниатюр в процессе копирования упрощались. Античные персонификации теряли свою классическую основу, превращаясь в ангелов, бесов, схематичные образы «Зори утренней» и «Зори вечерней». Но, несмотря на все эти упрощения, за иллюстрациями Симоновской Псалтири просматриваются элементы, пусть размытые, той культуры древнейших русских городов – Киева и Новгорода, – какой она была в первые времена после крещения Руси.

Существует и вторая важная группа иллюстраций Симоновской Псалтири, которая также указывает на глубокую древность ее прототипа. Речь идет о некоторых маргинальных («палеосных», на полях) миниатюрах совсем малого размера, которые не образуют целостной серии, а встречаются при разных псалмах, вразброс, однако родственны друг другу по идейному содержанию. Все они в той или иной форме выражают идею христианского просвещения. Одни композиции наглядно демонстрируют основы христианского вероучения, другие изображают людей, которые предстоят в молитве перед Спасителем или перед Божественной десницей, появляющейся в небесах. При этом важную роль в раскрытии глубинного смысла композиций играют не только строки самого псалма, но и тех комментариев на псалмы, которые согласно традиции располагаются на полях определенной разновидности Псалтирей и приписываются святителям Афанасию Александрийскому или Исихию Иерусалимскому. Среди славянских Псалтирей одной из наиболее полных по воспроизведению текста этих святоотеческих комментариев является так называемая Болонская Псалтирь – болгарская рукопись XIII в.41 Соответствующие тексты на полях Симоновской Псалтири восходят к тому же прототипу, что и в Болонской, но оказываются более краткими. Однако они, даже в краткой форме, с достаточной полнотой акцентируют содержание маргинальных иллюстраций.

Сюжеты маргинальных иллюстраций Симоновской Псалтири, как и целого ряда дошедших до нас византийских рукописей «монастырского» типа, разнообразны. В них особенно часто изображается царь Давид – иногда в молитвенном предстоянии перед небесами, иногда перед храмом, порой с ораторским жестом, который обращен к читателю, разглядывающему миниатюру. Встречаются сцены из истории жизни и царствования Давида, а также ряд других изображений, относительно пестрых по сюжетам. Нас интересуют те примерно полтора десятка композиций, где иллюстрируются некоторые основные положения христианства, содержится призыв к христианской вере и изображаются молящиеся. В данном случае важны не уникальность сюжетов, не степень их редкости или повторяемости, а их значение в контексте русской культуры.

Среди «просветительных» композиций выделяются прежде всего две миниатюры, раскрывающие тему присутствия божественного начала в человеке и единства человеческой и божественной природы Христа. Первая из этих двух миниатюр помещена перед псалмом 123 (л. 242) (илл. 6). Ее идея в прямолинейной форме выражена в святоотеческих толкованиях на Псалтирь42, а также и в тексте этих толкований над миниатюрой в самой Симоновской Псалтири: «АЩЕ НЕ БЫ ХСЪ СТОЯЛЪ ВЪ ЧЛВЦЕ, НИ ВЪ ЧТО ЖЕ БЫ ВЪМЕНИМЪ» («Если бы в человеке не присутствовал Христос, человек был бы ничтожеством»). Христос, чуть повернувшись влево (от зрителя), стоит на невысоком подножии, опирающемся на аркатуру. В левой руке Христа – свернутый свиток, а правая простерта к юноше, который изображен слегка преклоняющим колено, но в то же время словно находится в воздухе, на весу. Вокруг головы юноши – нимб, а Христос, простирая руку к человеку, возлагает десницу на его нимб. Взгляд Христа устремлен вдаль, словно чуть поверх головы юноши, тогда как этот последний преданно взирает на Спасителя. Взаимоотношение этих образов, впечатляющее своей выразительностью, напоминает взаимоотношение образов Христа и Адама в сценах Сошествия во ад. Оно описано Епифанием Кипрским в Слове на Великую субботу, где Спаситель обращается к Адаму: «Създание мое, въскресни… Ты бы во мне и аз в тебе, един и неразделим есмы образ…»43.

Вторая миниатюра (илл. 7) из указанной смысловой пары изображений помещена перед псалмом 131 (л. 246), посвященным Давиду, со знаменитым началом текста: «Помяни, Господи, Давида и всю кротость его…» Миниатюра раскрывает тему единства божественной и человеческой природы Спасителя, присутствие в Его природе человеческого начала. Богоматерь изображена фронтально, восседающей на престоле, на красной подушке, под киворием. Христос сидит довольно высоко на Ее левой руке. Христос изображен не младенцем, а скорее отроком. Он держится прямо, не обнимая Богоматери, не прикасаясь к Ней щекой, так что изображение обеих фигур можно отнести к типу Богоматери Одигитрии, Путеводительницы. В левой руке Христа – свернутый свиток, правую же руку Он направляет вперед с жестом благословения. В свою очередь, Богоматерь простирает перед грудью кисть правой руки с выпрямленными пальцами, тем самым указывая на Христа. Слева от изображения Богоматери с Христом представлен пророк Давид в царском венце. Он простирает обе кисти рук вперед в позе молитвенного предстояния. Жесты играют в этой композиции огромную роль, объединяя сцену и выявляя ее смысл. Давид протягивает руки к Богоматери и Христу, Богоматерь своей десницей указывает на Христа, а Христос, возвращая движение, благословляет Давида. Композиция напоминает нам о внутренних связях образов: Богоматерь, происходя «от колена Давидова», принадлежит к человеческому роду, чем обусловлено присутствие человеческого начала в природе Спасителя.

6. Христос и человек. Иллюстрация к Псалму 123. Миниатюра Симоновской Псалтири. Вторая четверть XIV в. ГИМ, Хлуд. 3. Л. 242. Фото ГИМ

7. Богоматерь с Младенцем и пророк Давид. Иллюстрация к Псалму 131. Миниатюра Симоновской Псалтири. Вторая четверть XIV в. ГИМ, Хлуд. 3. Л. 246. Фото ГИМ

8. «Человек от лица Адама молится Богу». Иллюстрация к Псалму 68. Миниатюра Симоновской Псалтири. Вторая четверть XIV в. ГИМ, Хлуд. 3. Л. 118 об. Фото ГИМ

9. «Человеци поют Богу в молитвах». Иллюстрация к Псалму 99. Миниатюра Симоновской Псалтири. Вторая четверть XIV в. ГИМ, Хлуд. 3. Л. 179. Фото ГИМ

Пространный текст над миниатюрой: «ЯКО ОТ НЕГО ПО ПЛЪТИ. САМЪ БО // РЕ (ч) СЯ О (т) ДВДА. НАВЫКНЕТЕ ОТ МЕНЕ ЯКО КРОТО (к) ЕСМЬ I СМЕРЕНЪ СРДЦМ. БЯШЕ ЖЕ И ДВДЪ КРОТОКЪ. КЛЯТЪ БО СЯ И НЕ РАСКАЕТЬСЯ. ПОСТАВЛЬ ЗАВЕТЪ СВОИ ДВДВИ. ГЛТЬ ЖЕ ДВОУ БЦЮ ИЗ НЕЯ ЖЕ ХС».

Другая группа из интересующих нас маргинальных миниатюр Симоновской Псалтири посвящена теме молитвы, обращенной к Господу и ведущей к божественному просвещению человечества. Около заголовка псалма 68 (л. 118 об.) помещено фронтальное изображение юноши с молитвенно поднятыми руками, то есть в позе оранта (илл. 8). Надпись при этой фигуре цитирует с некоторыми изменениями фразу из святоотеческих комментариев44: «ЧЛВКЪ О (т) ЛИЦА АДАМЛЯ МОЛИТСЯ КЪ БОУ».

В другом случае (илл. 9) у начальных строк псалма 99 (л. 179) представлена целая группа – старец, средовек и двое юношей, которые молятся, воздевая руки к небесам: «ВСИ РЕ (ч) ЧЛВЦИ ПОЮТЕ БУ ВЪ МОЛИТВАХЪ».

Вариация той же идеи – в миниатюре к псалму 116 (л. 214) с изображением разновозрастных людей в благочестивых позах (илл. 10): «ЧЛВЦИ БА СЛАВЯТЬ».

Выразительна и композиция к псалму 150 (илл. 11), где изображены три фигуры: царь Давид, играющий на струнном инструменте, и двое юношей-трубачей. Сопроводительная надпись воспроизводит самое начало комментариев к этому псалму45: «ЕДИНАГО РАЗУМЕИТЕ БА. ТРЦЮ СТИИ».

Особо примечательна та группа сцен, в которых изображается проповедь, поучение, обращение Христа или царя Давида к так называемым «языкам», то есть к народам, обозначение которых в данном контексте трактуется скорее как народы просвещаемые. Так, в иллюстрации к псалму 95 изображен Давид, указывающий на киворий (символ храма) и оборачивающийся к идущему за ним старцу (илл. 12). Надпись уточняет содержание сцены: «СКАЗАЕТЬ ЦРКВЬ НОВЫМЪ ЛЮДЕМЪ РЕКШЕ ЯЗЫКОМ» (парафраз начального текста святоотеческих комментариев)46. Слово «языки», в данном случае употребленное во множественном числе, может обозначать не только «народ, племя», но и «иноплеменники, язычники»47, которых и просвещает царь Давид. В свете интересующей нас проблемы – о проповеди христианства – особенно важно отметить, что речь идет о «новых» людях, что, возможно, подразумевает тех, кого просвещают, кому преподносят христианские истины.

10. «Человеци Бога славят». Иллюстрация к Псалму 116. Миниатюра Симоновской Псалтири. Вторая четверть XIV в. ГИМ, Хлуд. 3. Л. 214. Фото ГИМ

11. «Единого разумейте Бога – Троицу Святую». Иллюстрация к Псалму 150. Миниатюра Симоновской Псалтири. Вторая четверть XIV в. ГИМ, Хлуд. 3. Л. 270. Фото ГИМ

12. Царь Давид и «язык». Иллюстрация к Псалму 95. Миниатюра Симоновской Псалтири. Вторая четверть XIV в. ГИМ, Хлуд. 3. Л. 175. Фото ГИМ

13. Спас на престоле и «язык». Иллюстрация к Псалму 98. Миниатюра Симоновской Псалтири. Вторая четверть XIV в. ГИМ, Хлуд. 3. Л. 178. Фото ГИМ

Тема «введения» в христианскую веру, просвещения «языков» с особой выразительностью воплощена в двух маргинальных композициях. Одна из них (илл. 13) располагается перед псалмом 98 (л. 178), имеющим следующие начальные фразы: «Гь въцарися да гневаються людие. Седяи на херувимех да подвижиться земля. Гь в Сионе велии и высок есть надъ всеми людм[и]. Да исповедятся имени твое[му]». И далее, в стихе 5: «Возносите Господа Бога нашего, и покланяйтеся подножию ногу Его, яко свято есть». В миниатюре продолжается тема Господней проповеди перед «народами». Христос, восседающий на престоле без спинки, поднимает правую руку в жесте двуперстного благословения, а в левой держит свернутый красный свиток. Престол стоит на невысокой аркатуре, по сторонам внизу – херувимы. К подножию престола припадает юноша в длинной одежде. Пояснительная красная надпись при его фигуре – «ЯЗЫКЪ», то есть «народ» (а именно один из просвещаемых народов). Надпись гласит: «СЕ ЯВЛЯЕТЬ Ц (с) РЬСТВО Х (с) ВО И ЗВАНЬЕ ВЕРНЫМЪ И ВЪВЕДНЬЕ».

Как показал А. С. Преображенский, иконографическая формула, где к подножию престола восседающего Спаса припадает сам молящийся либо у подножия помещена вотивная надпись, играет огромную роль в христианской культуре48.

Наконец, еще одна миниатюра (илл. 14), посвященная той же теме просвещения «языков», находится на л. 115, перед псалмом 66 («Боже, ущедри ны и благослови ны. Просвети лице свое на ны и помилуи ны»). Изображен Спас на престоле, с раскрытым Евангелием, на котором текст: «Приде… ко мне, вси…» (из Евангелия от Матфея, 11, 28: «Придите ко Мне, все труждающиеся и обремененные, и Я успокою вас»). По сторонам Христа – две группы предстоящих, которые, слегка склонившись, простирают руки к Спасителю. Над миниатюрой, на верхнем поле – надпись, сильно потертая от прикосновения пальцев при перелистывании: «ОУЩЕНЬЕ ЯЗЫКЪ И ПОХВАЛЕНЬЕ ТЕХЪ ЖЕ ЯКО ПОМИЛОВАНИ БЫША БЛГ (с) ТИЮ БИЕЮ. СЕГО РАДИ ВОПИЮТЪ КЪ БУ БЕСПРЕСТАНИ» (слегка расширенная цитата из святоотеческих толкований, то есть комментариев, на Псалтирь)49. Представлены проповедь Христа перед «языками» и их молитва к Господу. Следует обратить внимание на слово «оущенье», которое обозначает «побуждение»50, а в данном контексте – «призыв».

14. Спас на престоле, просвещающий «языки». Иллюстрация к Псалму 66. Миниатюра Симоновской Псалтири. Вторая четверть XIV в. ГИМ, Хлуд. 3. Л. 115. Фото ГИМ

Разумеется, изображение поклонения Христу на престоле часто встречается и в византийских иллюстрациях к Псалмам. Не прибегая к широкому обзору, укажем миниатюру к псалму 21, стих 28 («И поклонятся Тебе все племена…») в греческой Псалтири 1075 г. в монастыре Святой Екатерины на Синае (cod. 48, на л. 24), где изображены четыре поклоняющиеся фигуры в разноцветных одеждах51. Спас на престоле без поклоняющихся фигур представлен в Феодоровской Псалтири 1066 г. (Британская библиотека, cod. add. 19352)52.

Своеобразие названных миниатюр Симоновской Псалтири заключаются не в самих сюжетах, а в их острой трактовке. Мотив христианского просвещения, побуждения «языков» к христианской вере, с такой выразительностью подчеркнутый в целом ряде маргинальных миниатюр Симоновской Псалтири, заставляет предположить, что в декоре этой рукописи частично отразились реалии гораздо более раннего времени, чем XIV столетие, когда создавалась эта рукопись. Здесь сказался просветительный дух русской культуры XI в., когда она формировалась после принятия христианства.

О реалиях XI в. косвенно напоминает и изображение Христа в упоминавшейся миниатюре на л. 115 перед псалмом 66. В отличие от распространенной традиции, когда Спаситель изображается с благословляющим жестом, здесь Он указывает десницей на текст раскрытого Евангелия, прикасаясь пальцем к его строкам. Такое изображение, где ощущаются ракурс фигуры и диагональные композиционные линии, в художественном отношении ближе всего к новгородским иконам XIV в. – «Спасу на престоле», заказанной архиепископом Моисеем в 1337 г. и попавшему в Благовещенский собор Московского Кремля53, и другой – заказанной в 1362 г. ушедшим на покой архиепископом Моисеем или его действующим преемником Алексеем (Софийский собор в Новгороде)54. Но сами два этих иконных «Спаса» являются репликами памятника XI в. – уже упоминавшейся огромной иконы «Спас Златая риза» XI в. из Софийского собора в Новгороде, перевезенной в XVI в. в Успенский собор Московского Кремля и переписанной в XVII в. с сохранением старой иконографии, в том числе особого жеста Христа, указывающего на книгу55.

Эта перевезенная икона XI в., как уже говорилось, была создана, скорее всего, в Новгороде, но по образцу, полученному из Киева, где формировались первоосновы русской иконографии, стремившейся как можно нагляднее показать божественное происхождение христианского вероучения.

Именно эта наглядность отличает и миниатюры Остромирова Евангелия 1056–1057 гг., где евангелистам не просто сопутствуют фигуры их символов (что встречается и в византийской миниатюре), но эти фигуры-персонификации выразительно и энергично передают с небес свитки с Божественным текстом. Исполненное в Киеве, Остромирово Евангелие принадлежало к убранству Софийского собора в Новгороде56, и его миниатюры служили образцом для копий-реплик, из которых до нас дошли лишь миниатюры Мстиславова Евангелия (ГИМ, Син. 1203), созданного до 1113 г. для элитарного княжеского храма – церкви Благовещения на Городище57.

Итак, есть все основания предположить, что в Новгороде в XI в. существовала иллюстрированная рукопись Псалтири, которая хранилась, надо думать, в Софийском соборе. Вероятно, она являлась репликой той Псалтири, также не сохранившейся, которая находилась в Киеве (видимо, в его Софийском соборе). Эта киевская Псалтирь по иконографии своих миниатюр (во всяком случае, что касается Библейских песен) восходила к византийским образцам македонского периода (IXXI вв.). С древнего новгородского экземпляра Псалтири, вероятно, делались копии для других местных храмов и монастырей, а с них – другие копии, и при этом постепенно изменялась стилистическая основа оригинала и акцентировались некоторые иконографические детали.

Важную роль в маргинальных иллюстрациях рассмотренной гипотетической рукописи играла тема христианского просвещения, что отразилось в целом ряде миниатюр Симоновской Псалтири.