Читать книгу Язык и семиотика тела. Том 2. Естественный язык и язык жестов в коммуникативной деятельности человека - Коллектив авторов, Ю. Д. Земенков, Koostaja: Ajakiri New Scientist - Страница 2

Сегодня лингвистами, социологами, психологами и специалистами в области невербальной семиотики проводятся полевые и лабораторные исследования, цель которых – выявить закономерности, обуславливающие взаимодействие в диалоге вербального и невербальных знаковых кодов. На передний план выходит роль отдельных параметров и сочетаний параметров, определяющих коммуникативную деятельность человека, а также выявление тех областей, которые жесты обслуживают вместе с речью. Многие исследователи, изучающие языки тела и мультимодальную коммуникацию, видят диалог в самых неожиданных ситуациях, в частности даже там, где, казалось бы, о диалоге и говорить сложно. Дело в том, что люди разных культур и разных индивидуальных особенностей жестикулируют, даже не видя партнера, как бы представляя его. Японцы, разговаривая по телефону, часто кланяются (об этом рассказала Г. Е. Крейдлину известная американская лингвистка О. Йокояма). Русские юноши-студенты, опять-таки в беседах по телефону с девушками, которые им нравятся, находясь одни у телефона, поправляют прическу, одежду, то есть совершают так называемые grooming gestures – жесты прихорашивания, они улыбаются и исполняют многие другие жесты, в норме диалогические. Именно такого рода невербальное поведение было снято в 2004 году скрытой камерой студентами из РГГУ – участниками семинара по телесности и языку тела, проводимого под руководством Г. Е. Крейдлина.

Еще в 1961 году в работе (Mahl 1961) были опубликованы результаты проведенного этим исследователем мониторинга жестовой активности людей, проявляемой в двух типах интервью, и анализа их жестовой деятельности. В одной из бесед интервьюер и интервьюируемый видели, а в другой не видели друг друга, то есть, как пишет Дж. Маль, «faced and faced away each other». Когда люди не видели один другого, число коммуникативных жестов заметно уменьшалось, а число некоммуникативных, или, как называет их автор, аутичных, или аутистических (autistic), жестов возрастало. Исследователь представил полученные результаты, используя термины самостимуляция и собственная ответная реакция, при этом, однако, никаких указаний по поводу того, какие жесты считались коммуникативными, а какие нет, он не привел.

Наблюдения за реальной коммуникацией людей и лабораторные эксперименты, проведенные в разных уголках Земли на большом и разнообразном материале, продемонстрировали не только важную роль, но и высокую, даже бóльшую, чем для словесных, частотность невербальных знаков в низкокинетических и промежуточных культурах (об этих культурах см. т. 1, гл. IV, раздел 3.3). Речь идет о невербальных знаковых комплексах и моделях поведения, которые выражают смыслы ‘доминация’ и ‘подчиненность’ в культурах типа скандинавской1, голландской2 и русской. Кроме того, в серии работ было показано, что появление в устных диалогических текстах невербальных единиц с таким значением мотивировано гораздо более сложными факторами, чем простые культурные предписания людям вести себя в данной ситуации так-то и так-то. Гендерные культурные и этикетные наставления и рекомендации являются всего лишь одними из многих равноценных и значимых признаков, описывающих подчиненное или доминантное поведение. В частности, к инверсии культурно и социально обусловленных коммуникативных ролей и к замене вербальных элементов на невербальные могут привести такие признаки, как характер и важность решаемой в актуальном коммуникативном акте задачи, личностные характеристики людей, ведущих между собой диалог, жанр и общая тональность беседы и др.

Многие проблемы лингвистики и семиотики были, как известно, поставлены еще в античные времена, однако и сегодня остаются не до конца решенными. Одна из таких проблем фактически была сформулирована Платоном в его диалоге «Кратил» и получила известность в семиотике под именем «проблемы Кратила». А именно, ставится вопрос о том, каким образом мир и его различные фрагменты отображаются в естественном языке. Эту проблему необходимо распространить и на другие знаковые коды, поскольку столь же важно понять, какова невербальная концептуализация мира, то есть как мир преломляется в мозгу человека и отражается в невербальных, прежде всего, в соматических, или телесных, знаковых кодах.

Теоретически на последний вопрос можно предложить два содержательных априорных ответа. Первый состоит в том, что если мы можем говорить о мире, пользуясь каким-то знаковым кодом и не обязательно непосредственно обращаясь к миру, то знаковые коды и реальность в определенной степени должны быть похожи друг на друга. Разумеется, психофизические способности и материально-телесная природа людей накладывают ограничения на концептуализацию мира и обработку знаний о нем, что применительно к телесному коду предполагает наличие рестрикций на свободу выбора жестовых знаков и моделей поведения при разговоре о мире и его фрагментах. Второй ответ заключается в том, что жестовые языки и мир – это абсолютно независимые друг от друга и не похожие одна на другую сущности, вследствие чего языки жестов отражают мир и его фрагменты весьма условно и по-разному причудливо.

Невербальная семиотика готова сегодня утверждать, что существование во всех известных нам языках тела – наряду с символическими и индексальными (по Ч. Пирсу) – жестовых иконических знаков свидетельствует лишь о большей или меньшей степени детерминизма и, если угодно, «иконизации» невербальной концептуализации и знаковой репрезентации мира и его частей.

***

На протяжении истории невербальные знаки каждой культуры, будь то высоко- или низкокинетическая, проходят долгий и сложный путь от иконических до символических единиц, от выражения конкретных и «простых» значений с помощью иконических форм к выражению сложных абстрактных идей при помощи форм символических. Даже в тех ситуациях устного общения, когда речевые единицы являются преобладающими, доминирующими способами выражения и трансляции смыслов, последние, как правило, оформляются структурно и кодируются не одними только естественно-языковыми средствами, но также знаковыми элементами поз, мимики и знаковыми движениями разных соматических объектов.

Как известно, термин «иконический» применительно к знакам впервые ввел в семиотику Ч. Пирс (Pierce 1931 т. 1). Согласно данному им определению понятия иконического знака, или, как он сам называл его, иконы, «икона – это знак, который соотносится с обозначаемым объектом только посредством своих собственных характеристик, признаков, которыми знак обладает всегда, вне зависимости от того, существует такой объект в действительности или нет» (‘Аn icon is a sign which refers to the object it denotes merely by virtue of characters of its own, and which it possesses, just the same, whether any such object actually exists or not’ (Pierce 1931 т. 1, 247). Далее в той же работе (с. 276) Ч. Пирс пишет, что иконический знак служит для того, чтобы «представить объект в основном через сходство с ним, каким бы ни был способ существования объекта» (‘to represent its object mainly by similarity, no matter what its mode of being’).

Иконические жесты в акте коммуникации обычно выступают в функции эмблематических и иллюстративных знаков и отражают природный символический процесс представления мысли. Слово природный мы употребляем здесь в том смысле, что иконические жесты обычно репрезентируют физиологически естественные, «натуральные» движения тела, которые не поддаются сколько-нибудь содержательной классификации и в процессе означивания, то есть превращения в знаки или цепочки знаков, не нуждаются в каких-то особых социальных конвенциях.

В связи с иконическими жестами возникают исключительно важные и разнообразные по содержанию вопросы. Вот лишь некоторые из них.

Что из себя вообще представляет телесное отображение действительности и насколько человеческое тело пригодно и свободно для семиотической концептуализации мира? Какие концептуальные программы и когнитивные модели реализует данный иконический жест (или целый класс иконических жестов) и какие смыслы при этом выражаются? Какого рода артефакты и признаки выбирают разные культуры и языки для кодирования смыслов иконами? Какие характеристики объектов и действий легко имитировать, а какие трудно, и сколь велика эффективность узнавания и понимания иконических жестов в диалоге?

Далеко не все эти вопросы даже были поставлены, но все они ожидают своего решения.

1.1. Основные функции и классы иконических жестов

В целом ряде работ, и среди них (De Fornel 1987; Rozik 1998; Streeck 1988; Schegloff 1984), было показано, что невербальные иконы, помимо того, что они выполняют изобразительную, назывную и коммуникативную функции, являются важным средством организации, то есть упорядочения и структурирования, актуального коммуникативного взаимодействия людей. Иконический жест может изображать соотносимое с ним действие и получать интерпретацию как при наличии обязательного вербального контекста, выступая в функции иллюстративного жеста, так и при отсутствии такового, исполняя роль эмблематического жеста.

Начнем с иконических коммуникативных эмблем. Иконический эмблематический жест кодирует аспекты значения и выполняет коммуникативные функции, передавая смысловую информацию многими разными способами. Можно выделить два крупных подкласса жестов по признаку их связи с референтами.

Первый подкласс образуют знаки, у которых связь со своими референтами непосредственная, то есть знаки, которые, так сказать, напрямую отображают мир, – данное явление можно назвать прямой иконичностью.

Такова, например, ситуация, когда человек объясняет или поясняет руками объекты: он рисует руками круг, прямоугольник или какую-либо кривую, изображает руками в воздухе рамку картины или разнообразные по характеру движения, например поворот ключа, открывающего входную дверь дома, открывание дверцы автомобиля или форточки. Либо жестикулирующий передает движение молотка при забивании гвоздя: сжатая в кулак одна рука имитирует движение молотка в направлении к другой, статичной руке, тоже сжатой в кулак и как бы держащей невидимый гвоздь.

Второй подкласс состоит из коммуникативных икон-эмблем, каждая из которых похожа не на свой референт – объект или действие (событие), а на некоторый другой объект, лишь косвенным образом связанный с соответствующим референтом. Речь идет о так называемой косвенной иконичности.

Косвенная иконичность чаще всего проявляется в ситуациях, когда референция к предмету или действию осуществляется посредством изобразительной метафоры, то есть когда предмет или действие отображаются не прямо сами по себе, а путем ассоциативной отсылки к другому предмету или событию. Например, это происходит при исполнении жеста, в котором указательный и средний пальцы жестикулирующего располагаются у рта: демонстрируется (имитируется) положение пальцев, которое бывает, в частности, во время курения, или им показывается сама сигарета. Косвенная иконичность проявляется также при реализации жеста, который условно назовем «телефон» (изображается либо предмет, который находится у уха, то есть, по ассоциации, телефонная трубка, либо сам телефонный разговор). Косвенную иконичность можно увидеть и в детском жесте «выстрел», иначе называемом «пистолет у виска». Иконы этого подкласса обозначают также количество объектов при счете, их размер, объем и другие параметры.

Иконические жесты образуют высказывания или участвуют в высказываниях, в которых одни жестовые знаки функционируют как субъекты пропозиции, а другие исполняют роль предикатов. Изображая поведение человека, можно одним жестом указать референт, то есть объект идентификации, скажем, указать на некоего человека головой или пальцем, а другим жестом сообщить о нем что-то, например, выпятив вперед живот, сказать этим, что данный человек толстый. Или, чуть наклонив вниз голову и подставив ладонь одной руки под глазами, изобразить другой рукой стекающие слезы, то есть показать жестом, что человек плачет.

Большинство русских иконических эмблем, участвуя в коммуникации и отображая некую ситуацию, однако, совмещают сразу обе функции – и субъектную, и предикатную. Поднимая над головой вытянутую вертикально вверх руку, жестикулирующий этим движением описывает, как правило, не человека и не высоту вообще, а обозначает некоего конкретного стоящего высокого человека или длинный вертикально стоящий предмет. Точно так же жестикулирующий может изобразить высоту конкретного человека, располагая ладонь поднятой руки параллельно плоскости земли или пола. Имитируя закрывание или открывание форточки, жестикулирующий сообщает этим, либо что сам произведет соответствующее действие (а может быть, уже произвел его), либо он просит сделать это адресата, и т. п.

Среди иконических жестов, причем не только эмблем, но и иллюстраторов, к которым мы постепенно переходим, выделяются знаки, играющие особенно важную роль в социальной коммуникации. К ним относятся, в частности, многие риторические и этикетные жесты. Примером риторических иллюстративных жестов, относящихся к основам ораторской техники, типичной, например, для Франции XVIII века, служат особые символические движения, иконически отображающие отдельные речевые ораторские приемы. См. следующую рекомендацию: «Когда ты говоришь о жестокой вещи или гневно, сожми кулак и потряси рукой. Когда ты говоришь о вещах небесных или божественных, возведи очи и укажи пальцем на небо <…> Когда ты говоришь о святой вещи или набожно, воздень руки» (М. Баксанделл, цит. по книге (Ямпольский 1994, 30)). Иконический эмблематический жест кулак Дантона (физическая реализация: вытянутая вперед рука, пальцы сжаты в кулак) тоже имеет риторическое употребление: оратор плотно сжимал губы и, выкатив глаза, устремлял кулак в сторону аудитории. Этот мануальный жест является очевидной невербальной метафорой, выражающей установку на отталкивание и одновременно на вторжение, проникновение в слушателей. Кроме того, он передает информацию о том, что все эти действия происходят в актуальном настоящем времени. Говоря Проходите, пожалуйста, мы можем, даже если в данной конкретной ситуации вполне понятно, куда именно нас приглашают пройти, выразить валентности места-цели и направления невербальным способом, а именно этикетным знаковым движением руки, отображающим одновременно и направление, и место-цель движения. Рука одного человека может служить также опорой другому человеку. Например, помогая женщине выйти из машины, сойти с лестницы, придерживая или ведя ее под руку, мужчина каждый раз совершает этикетные иконические жесты рукой, которая действует во всех перечисленных случаях как твердый предмет, как опора.

В отличие от икон-эмблем, иконические иллюстраторы, как, собственно, и остальные виды жестов-иллюстраторов, не способны передавать значение независимо от вербального контекста и никогда не употребляются изолированно от него. Однако в противоположность другим типам иллюстраторов, иконические иллюстраторы формой и движением изображают, а не просто обозначают смысл. Во всех случаях, когда иконический жест выступает в тексте вместе с речью, «изображаемый» смысл весьма сложным образом коррелирует со смыслом сопровождающих вербальных высказываний.

***

Важными подклассами иллюстративных (а также, впрочем, и эмблематических) иконических жестов являются пространственные и временны́е маркеры, кинефонографы и кинетографы3.

Пространственные маркеры – это иконические жесты, изображающие разнообразные пространственные отношения. В коммуникативном акте они показывают размер или расположение человека или объекта в пространстве, а также дистанцию, отделяющую людей или объекты друг от друга. К пространственным маркерам относятся жесты «вот какой» (жест показывает, в частности, рост или размер), «от сих до сих», «здесь», «там», «вон», «вот такого роста» и др. По своим функциям и значениям некоторые из этих иконических жестов близки к дейктическим жестам.

Временны́е маркеры отображают временные отношения. Например, при произнесении высказывания Он сделал это очень медленно (быстро) скорость движущейся руки (часто наряду с амплитудой) может меняться в соответствии со сказанным. Точно так же разные мануальные движения коррелируют с растягиванием или, наоборот, с убыстрением произносимых слогов. Высказывание учителя математики Я хочу, чтобы вы не торопились и, внимательно посмотрев на график, определили, с какой скоростью движется машина, которое одному из нас довелось как-то услышать, ничего не говорит о величине скорости, однако в тот момент рука учителя двигалась довольно быстро, невольно подсказывая учащимся, что скорость движения не была очень маленькой.

Кинефонографами являются иконические жесты, изображающие движения тела и отдельных телесных объектов человека или животного (возможно, параллельно с речью или с производимыми при этих движениях неречевыми звуками). Ср., например, изображение ходьбы человека попеременным движением указательного и большого пальцев или движением указательного и среднего пальцев либо передачу галопа лошади с помощью быстрого перебирания и постукивания пальцев о некоторую поверхность, то есть с помощью жеста, который сопровождает звук, имитирующий ходьбу или стук копыт. Еще один пример кинефонографа – это имитация детьми движения вращающихся колес паровоза, сопровождающаяся звуками, например чух-чух-чух. Особый подкласс кинефонографов составляют жесты, которые отображают путь и движение человеческой мысли.

Кинетографами являются жесты, изображающие произвольные действия, за исключением собственно движений, и имитирующие траекторию, силу и некоторые другие параметры действий, а также звучания, сопровождающие действия. Примером кинетографов служат жесты, иконически изображающие резание или сгибание предмета, резание ножницами, удар молотка, лепку. Имеются кинетографы, имитирующие петлю или другие фигуры высшего пилотажа, которые исполняет самолет. Есть кинетограф «слушаю» (форма жеста: человек выгибает ладонью ухо в направлении собеседника, удерживая ухо некоторое время в таком положении), кинетографы, изображающие закрываемую с силой книгу или показывающие деньги. В последнем случае икона представляет собой жест следующей формы: указательный (часто вместе со средним) и большой пальцы руки трутся друг о друга, имитируя шелест денег при счете или различных платежных операциях.

Замечание (О соотношении идеографических и кинетографических жестов)

Д. Эфрон, который, по-видимому, был первым, кто выделил разные типы иконических иллюстраторов, специально останавливался на различии так называемых идеографических и кинетографических жестов. Под идеографическими жестами он понимал «gestures which trace or sketch out in the air the path and direction of thought» ‘жесты, которые вычерчивают или схематически изображают в воздухе путь и направление движения мысли’, а под кинетографическими жестами он имел в виду «gestures that depict a bodily action» ‘жесты, которые изображают телесное движение’ (Efron 1941/1972, 10–11).

1.2. Свойства иконических жестов

Несмотря на исходно биологическую, а потому, казалось бы, универсальную природу и способ выражения значения, иконические жесты разных культур в общем случае не совпадают: культурная и языковая специфика сказываются как на физической реализации жестов, так и на особенностях выражаемых ими значений. Именно по этой причине жестовые иконы одних культур не всегда распознаются и понимаются представителями других культур. Так, по данным известной французской исследовательницы Ж. Кальбрис, из 34 французских жестов, большинство которых были иконическими и которые были ею предложены для распознавания венгерским и японским испытуемым, венгры смогли узнать только 11 единиц, а японцы – и того меньше, а именно 6 (Calbris 1990, 38). Даже введение явной подсказки в виде очевидного невербального ключа, указывающего на связь жеста с конкретным объектом-референтом или значением, как правило, не приводило к правильной интерпретации жеста. Например, проведение на уровне пояса ребром руки с опущенной вниз ладонью горизонтальной линии поперек туловища, помимо выражения смысла насыщения или пресыщения (примерное значение – ‘наелся’), интерпретировалось информантами также и совсем другими способами. Одни опрашиваемые трактовали данное движение как имеющее форму прямой линии, проведенной на уровне живота и выражающее идею ‘ниже пояса’. Другие видели в этом жесте линию, фиксирующую середину туловища и передающую идею ‘средне, так себе’, то есть рассматривали данную невербальную единицу как эквивалент французского comme ci, comme ça. Третьи считали, что такая прямая показывает уровень, который не следует превышать (это семантика ограничения, что-то вроде ‘достал, вот ты где у меня’). Четвертые рассматривали ту же линию как разделительную черту, однако ориентированную на нижнюю половину тела, а само движение интерпретировали как невербальный знак, передающий идею низа, то есть понимали его как вульгарный, обсценный жест, связанный своей семантикой с местоположением гениталий.

Существуют, однако, весьма сильные связи и мотивации исполняемых жестовых движений и выражаемых ими значений, которые являются хорошим диагностическим ключом для понимания скрытых психических процессов.

Например, собранные нами данные по разным языкам жестов и разным культурам говорят о том, что контакт руки с головой во всех этих языках и культурах актуализирует представление об основных функциях и свойствах именно этих частей тела. Прикладывание ладони или пальцев руки к голове, различные жестовые движения руки в области головы (см. жесты обхватить голову руками, приложить палец к виску или приложить ладонь ко лбу, погладить по голове, хлопать по лбу и пр.) свидетельствуют о различных функциях, традиционно приписываемых обществом голове. В частности, все эти жесты говорят о том, что голова отвечает за интеллектуальную деятельность человека (ср. смыслы ‘размышление’, ‘воспоминание’, ‘забывание’, ‘осмысление текущей ситуации’ и т. д.). Исполняя жесты трясти головой или потирать голову руками, человек показывает, что некое событие вызвало у него недоумение или непонимание, и он как бы встряхивает и приводит в движение мысль, чтобы понять случившееся. Таким образом, иконический элемент значения имеется и у всех этих символических, по Ч. Пирсу, жестов. Такое движение, как обхватывание рукой горла, свидетельствует о внезапно появившемся комке в горле, о наступившем или подступающем удушье, о боли в горле, а жест закрыть рукой глаза говорит о нежелании видеть или желании, чтобы тебя не видели, об усталости глаз и т. д.

Приведенные примеры показывают, что для многих иконических жестов можно обнаружить и описать глубокую внутреннюю и неслучайную связь между формой и смыслом, хотя следует признать, что в большинстве случаев поиск мотивации в форме, структуре и особенностях того или иного жестового движения напоминает разгадывание крайне непростой, а то и попросту неразрешимой загадки.

Как кажется, последнее происходит по причине, о которой мы уже вскользь говорили, а именно потому, что иконические знаки, если воспользоваться терминологией Г. Фреге (Frege 1952), скорее показывают или изображают смысл, чем обозначают его. Вместе с тем ни форма иконического знака-жеста, ни характер движения не позволяют на все сто процентов правильно извлечь его смысл из физической реализации, то есть из формы, жеста. Почти всегда дополнительно требуется соотнести и отождествить какой-то фрагмент контекста, как правило вербального, с жестовыми коррелятами.

В связи с этим можно задаться вполне естественным вопросом: а зачем люди вообще тогда производят иконические жесты? Ведь получается, что иконические жесты – это знаки, очевидным образом избыточные и не нужные для выполнения тех обычных коммуникативных задач, которые стоят перед участниками диалогического общения.

Чтобы попробовать ответить на поставленный вопрос, приведем сначала три примера употребления иконических жестов западных культур, которые были нами взяты из разных статей по кинесике. Мы приводим здесь эти примеры с одной-единственной целью – продемонстрировать формальное и смысловое разнообразие и самих иконических жестов, и ситуаций их употребления.

Первый пример заимствован нами из статьи (Riseborough 1981).

Что-то вроде длинной цилиндрической шляпы – эта фраза произносится в сопровождении следующего жеста: руки сложены вместе на уровне груди, каждая отображает цилиндрическую форму, затем руки постепенно разъезжаются, раздвигаются в горизонтальном направлении до тех пор, пока каждая не вытянется во всю длину.

Второй пример взят из статьи (McNeil 1986).

Рассказывая о сети проводов, установленных на фуникулере, человек поднимает вверх обе руки вместе, пальцы моментально складываются в замок.

Третий пример содержится в работе (Kendon 1980).

Фраза У них был во какой (или: вот такой) большой торт! сопровождается круговым движением или серией круговых движений предплечьем и кистью руки с направленным вниз выпрямленным указательным пальцем. Высказывание Какой большой торт! уместно лишь в той ситуации, когда торт находится в поле зрения говорящего и слушающего, а жест, изображающий большой торт, уместен лишь тогда, когда слушающий не видит торт, и чтобы восполнить это упущение, говорящий показывает слушающему, как торт выглядит. Фраза, сопровождающая описанный жест, может звучать, например, так: У них был вот такой большой торт!

Эти примеры показывают, что иконические жесты выполняют в диалоге различные функции, отнюдь не всегда избыточные. Они могут не только дублировать смысл высказывания, но и выражать какие-то дополнительные аспекты описываемой ситуации, при этом речь становится более живой и выразительной. Так, в примере из статьи (McNeil 1986) человек показывает, что где-то наверху провода смыкаются. Пример А. Кендона показывает, что иконический жест может уточнять значение вербально выражаемого признака – в данном случае признака размера «большой».

Многие русские иконические жесты, например такие, как «спать хочется», «бинокль», «игра на барабане (или ксилофоне)», тоже передают такие аспекты ситуации, которые могут быть не выражены вербально. Жест «спать хочется», форму которого можно описать как «руки под голову, голова наклонена, будто покоится на подушке, глаза закрыты», передает смысл, что человек хочет лечь, так что его голова будет иметь некоторую опору. Жестом «бинокль» некоторые учителя показывают классу, что они видят даже то, что происходит на задних партах.

***

Теперь обратимся к некоторым факторам, влияющим на распознавание и интерпретацию иконических жестов.

1.3. Временные характеристики иконических жестов

И при синтезе устного текста, когда принимается во внимание взаимодействие словесного и жестового кодов, и при анализе встречающихся в таком тексте употреблений иконических иллюстраторов и иконических эмблем необходимо учитывать фактор времени, прежде всего временнóго таксиса. В частности, опережение, синхронность или запаздывание жеста, аккомпанирующего речевому потоку или иллюстрирующего его элементы, помогают уточнить, а иногда и дополнить выражаемый жестом смысл.

Исходное предположение у большинства исследователей жестов здесь по существу одно и то же, поскольку оно представляется довольно естественным. Его можно сформулировать примерно так: если когнитивная связь вербального и жестового каналов существует, то процессы вербализации и жестикуляции должны хотя бы частично перекрываться по времени. Известный американский психолог и специалист по невербальной семиотике А. Кендон в своей работе (Kendon 1985) приводит пример использования иконических иллюстраторов, соотносимых с целым блоком идей, и наложения смыслового содержания, выражаемого жестом, на содержание, кодируемое языковыми единицами. Когда дочь говорит матери You don’t know anything about it ‘Ты ничего об этом не знаешь’ и, как бы отталкивая ее, сопровождает сказанное жестом – движением руки в сторону с ладонью, повернутой к лицу матери, – то, как пишет А. Кендон, можно думать, что этот жест дополняет сразу же последовавшую за первой вторую фразу дочери Don’t interfere it with business ‘Не путай это с бизнесом’ и частично накладывается на первый жест.

Было неоднократно и вполне убедительно показано, что обычно слова, идущие в дискурсе задолго до или много позже воспроизводимого жеста, с ним не связаны. Установлено также, что если неиконические иллюстраторы, такие как, например, жестовые ударения, взаимодействуют преимущественно с супрасегментными единицами (ударением, тоном) и отдельными сегментными фонологическими единицами, в частности с встречающимися на границах морфем, то иконические иллюстраторы связаны главным образом с лексикой текста.

У большинства иконических мануальных иллюстраторов есть подготовительная фаза, или экскурсия (см. (Крейдлин 2002)), во время которой рука движется к стартовому положению со сравнительно небольшой скоростью (Hadar, Butterworth 1997, 154). Такие иконические иллюстраторы, как утверждают в указанной работе У. Хадар и Б. Баттерворт, обычно начинаются перед речевым сообщением, но не сразу, а с небольшой временной задержкой. Среднее временное запаздывание (mean time lag, в терминологии авторов) по их данным составило порядка 1 секунды, а вариативность запаздывания находилась в пределах от 0 до 2,5 секунд. Заканчивались же иконы спустя примерно 1,5 секунды после того, как начинались их лексические спутники (affiliates).

1.4. Структурные характеристики иконических жестов

Теперь посмотрим, имеются ли общие структурные характеристики, объединяющие все иконические жесты. Тут на помощь приходят исследования специалистов в области биологии и математической теории сложности движений. Как это не раз предлагалось делать, сложность движения можно измерять количеством векторных поворотов при его производстве, то есть количеством смен направлений в геометрии движения, и образом траектории движения.

Иконические иллюстраторы по меньшей мере тремя структурными характеристиками отличаются от еще более высокочастотных аккомпаниаторов – жестов-ударов.

Во-первых, все иконы-иллюстраторы имеют не менее двух векторных компонентов и несколько поворотов, что противопоставляет их более простым в этом отношении жестовым ударам, имеющим обычно один векторный жестовый компонент или, в крайне редком случае, два, производимые с одной и той же силой, но в противоположных направлениях. Во-вторых, в отличие от жестов-ударов, иконы-иллюстраторы имеют довольно широкую амплитуду (Hadar, Butterworth 1997, 151). В-третьих, по причине своей широкой амплитуды они являются единицами, относительно продолжительными в воспроизведении: большинство из них длится, как правило, более чем полсекунды4.

Рассмотрим здесь лишь один пример. Среди русских иконических иллюстраторов есть жест «то ли так, то ли так» (по форме совпадающий с английским «so-so»), передающий колебания в выборе одного из членов альтернативы. Однократный или двукратный поворот кисти руки вправо-влево (либо наоборот, сначала влево, потом вправо) с широкой для кисти амплитудой поворота и не очень быстрый по времени, в особенности если выбор решения затруднителен, иконически передает это мысленное колебание жестикулирующего.

1.5. Контекстуальные характеристики иконических жестов

Завершая анализ иконических жестов, рассмотрим важнейшие контекстуальные характеристики икон-иллюстраторов.

Иконические иллюстраторы, по крайней мере русские жесты, возникают обычно по соседству с теми участками устного дискурса, где у адресанта теряется беглость речи. По своему происхождению и по роли в контексте иконические иллюстраторы делятся на два класса. Одни жесты, по-видимому, рождаются в ходе концептуального планирования речи, отражая сам процесс планирования, тогда как другие являются внешней манифестацией иного процесса – процесса порождения речи. То, что иллюстратор, соседствующий с речью, демонстрирует смысловую соотнесенность со своим лексическим спутником, означает не только что какой-то аспект семантики данного высказывания определен до лексического выбора и до порождения жеста, но и что в замысел говорящего уже входило то, каким способом, вербальным или жестовым, будет выражен данный смысл.

Иконические иллюстративные жесты выполняют несколько контекстных функций.

Прежде всего (1) они облегчают порождение речи, и проявляется это в целом ряде внешне наблюдаемых фактов. Так, человек, не желающий употребить в речи некоторое слово или выражение и пытающийся не допустить возникновения в разговоре нежелательной паузы, так сказать, «тянет время». Употребляя вместо какого-то слова жест (это обычно неопределенный по направлению и амплитуде жест руки или пальца руки), он делает общение непрерывным или более гладким.

Далее, (2) с помощью иконических иллюстраторов и жестикуляции один человек может подсказать другому нужное, но сейчас забытое слово («помню, но забыл»).

(3) Наконец, исполняемые иллюстративные жесты, отображающие самые разнообразные элементы и аспекты ситуации, существенно способствуют порождению устного текста. Например, пытаясь вспомнить реплику из некогда имевшего место диалога или желая подобрать точно выражающее мысль слово, жестикулирующий восстанавливает в памяти разнообразные аспекты репрезентируемой ситуации и вспоминает, кто были участники того диалога, как они были одеты, что делали, а также более наглядно представляет внешний контекст диалога, происходившего в прошлом. Он чешет голову, морщит лоб, приоткрывает рот, щелкает пальцами, смотрит в одну точку, например вбок или вверх, как бы прерывая связь с миром, закрывает лицо руками и др.

Согласно существующим представлениям о том, как происходит порождение речи, и моделям порождения, поиск необходимой лексической единицы проходит две стадии.

На первой стадии, исходя из имеющихся к данному моменту концептуальной и смысловой спецификации (конкретизации), ищется абстрактная лексическая единица соответствующего содержания. Этот первый промежуточный этап на пути к окончательному выбору адекватного поверхностного имени лексемы в литературе часто называют «построением семантического лексикона»5, или лемматизацией (lemma retrieval)6.

На второй стадии информация, полученная на первом этапе, используется для поиска адекватной фонологической или графической формы слова (или отдельной лексемы в случае полисемии) в наличествующем фонологическом или графическом фонде языка, то есть предполагается, что форма берется из имеющихся лексиконов7.

В терминах данной модели порождения лексики устного текста семантическая приемлемость жеста может зависеть, таким образом, от смысловой спецификации, которая открывает путь к лексикону или облегчает к нему доступ. И вероятный функциональный кандидат на роль жеста – это тот невербальный знак, который может демонстрацией отдельных смысловых комплексов облегчить лексический поиск.

Иконические иллюстративные жесты, как было показано в целом ряде экспериментов и как отмечается в работе (Hadar, Butterworth 1997, 159–161), связывают речь на обеих стадиях обработки – и на, так сказать, постсемантической, и на предречевой. Тесная связь жестов с ситуацией затрудненности или дефицита речи дает основания полагать, что они активно участвуют в процессе облегчения порождения речи и отражают некоторые особенности этого процесса (см. (Подлесская, Кибрик 2003; 2007)).

Первое фундаментальное допущение, которое здесь неявным образом принимается, таково: в процессе производства устной речи концептуальная обработка информации активизирует визуальные, жестовые, тактильные и другие невербальные каналы передачи информации и соответствующие образы. Делается это, предположительно, автоматически и, предположительно, в той мере, в которой признаки, участвующие в такой обработке, помогают вызвать мысленный образ объекта.

Некоторое подтверждение сформулированной гипотезы можно найти в реально наблюдаемых фактах, показывающих, что иконические жесты и мимика являются самыми ранними формами жестовой коммуникации – как в онтогенезе (см. информацию на этот счет, в частности, в книгах (McNeil 1992; Крейдлин 2002)), так и в филогенезе (Kimura 1979, 197–220). Например, с жестами и мимикой мы можем встретиться еще до словесных выражений, подобно тому, как мы наблюдаем движения глаз или губ до чтения вслух или во время чтения. Такие телесные движения не являются результатом всецело интенсионального процесса, но после того, как они начались, их волевым усилием можно прекратить.

Второе столь же важное допущение состоит в том, что визуальный, тактильный или иной сенсорный образ являются посредниками между концептуальной обработкой информации и порождением иконических жестов. Предполагается, например, что возникающий визуальный образ предмета, человека, ситуации и т. п. облегчает поиск и нахождение слова при синтезе устного текста. Это происходит благодаря трем разным операциям: (а) фокусированию внимания на каком-то аспекте или фрагменте при концептуальной обработке, (б) постоянному наблюдению за ключевыми признаками во время смыслового отбора и (в) отслеживанию того, как проходит непосредственная активизация форм слов в фонологическом лексиконе. Неудачи при поиске слова дают возможность выявить черты образа или мысленного представления и определить, каковы жесты, связанные с этими чертами.

Д. Мак-Нил (McNeil 1992) утверждает, что жесты возникают на ранней стадии построения сообщения, или, в его терминологии, «коммуникативной динамики» (communicative dynamics), то есть тогда же, когда порождается и языковой материал (linguistic production). По словам ученого, жестовые знаки проходят путь от когнитивного представления через образную репрезентацию смысла к выражающей его моторной артикуляции, при этом постоянно соединяясь и взаимодействуя с речью. Однако жесты, как считает Д. Мак-Нил, совсем не обязательно связаны с лексическим выбором.

Его оппоненты У. Хадар и Б. Баттерворт (Hadar, Butterworth 1997) с таким выводом Д. Мак-Нила не согласны, и мы к ним присоединяемся. Они полагают, что их представление, закрепленное в модели порождения устного текста, которую они предлагают, гораздо лучше объясняет факты соединения вербальной и жестовой продукции. Ученые проверили (и подтвердили на большом материале) свою гипотезу, согласно которой жесты с низкой смысловой конкретизацией, то есть более абстрактные и менее определенные по смыслу, должны давать бóльшие временные задержки и с большей вероятностью появляться в «предсловных» и «предсентенциальных» позициях, чем жесты с высокой смысловой конкретизацией. Нарушение этой закономерности употребления обычно порождает коммуникативный конфликт.

Модель, предлагаемая У. Хадаром и Б. Баттервортом, объясняет также и то, почему люди, испытывающие семантические трудности, производят больше предлексических (досемантических) жестов, а люди, испытывающие затруднения в поиске фонологического оформления смысла, производят больше постлексических (постсемантических) жестов.

***

Иконические иллюстраторы могут, разумеется, выполнять отдельные коммуникативные функции, но по отношению к той совокупности когнитивных функций, которые они выполняют, передача информации является не основным, а вторичным, второстепенным их назначением. При этом они всегда придают тексту выразительность или образность. Еще до того, как рассматривать значение и поведение иконических жестов в контексте, в котором они встречаются или могут встретиться, и строго описывать их функциональное назначение, следовало бы для каждого из этих жестов определить, что представляют собой те смыслы и когнитивные идеи, которые они призваны кодировать и передавать. К сожалению, приходится констатировать, что сегодня ни для одной культуры и ни для одного языка жестов не существует ни объяснительных словарей, ни хотя бы отдельных описаний основных иконических телесных единиц.