Читать книгу Книга памяти. Сборник, посвященный 75-летию Победы в Великой Отечественной войне - Коллектив авторов, Ю. Д. Земенков, Koostaja: Ajakiri New Scientist - Страница 14

Опаленные строки
Дмитрий Зорин

Оглавление

Дмитрий Зорин родился в Красноярске 1 января 1937 года. Его отец, кадровый офицер РККА, 25 июня 1941 года отбыл на фронт в составе 166-й стрелковой дивизии. Пропал без вести в сентябре 1941 года в боях под Ельней (Смоленская область). Его мать, медицинский работник, в период войны работала в эвакогоспитале, награждена медалью «За победу над Германией». Работать начал в 1954 году. Военную службу проходил на Тихоокеанском флоте. В 1961 году окончил Красноярский политехнический техникум по специальности «техник-механик», а в 1977 году – Сибирский технологический институт по специальности «инженер-экономист». Трудовая деятельность автора была многогранной: его труд был связан с производственной, преподавательской, общественно-политической деятельностью на профессиональной основе, а согласно записям в трудовой книжке, стаж работы составил 56 лет. Женился в 1960 году, имеет троих сыновей.


Документы:

17 мая 1945 года мама получила извещение следующего содержания:

«Ваш муж, мл. лейтенант, ком. взвода связи Зорин Константин Дмитриевич в боях за социалистическую Родину, верный воинской присяге, проявив геройство и мужество, пропал без вести в сентябре 1941 года». Подпись военкома Ачинского райвоенкомата.


Отец и мать, фотография накануне отправки на фронт

Безотцовщина

Откуда взялось это горькое слово,

Что бьет наотмашь, выбивая слезу?

В нем жалость и боль, и что-то от злого,

Что есть в человеке на самом низу.


Я помню, как часто в мой адрес звучало,

Оттенками разными раня меня:

«Эй, безотцовщина!», и будто сжимала

Сердце тисками обиды броня.


Дяди и тети охали, ахали,

Гладили жалостливо по голове,

Иные от «щедрости легкими взмахами»

Внушение делали сироте.


Все обижало: и злость, и жалость,

Грудь распирала протеста волна.

И дяди чужого «невинная шалость»

Взрывала, но все заглушала война.


В памяти детской остались навечно

Образы воинов в белых бинтах,

Их по-отцовски улыбки сердечные,

С грустью замешанные в глазах.


Глядя на нас, раненый каждый

Мыслью своею к груди прижимал

Тех малышей, что оставил однажды,

Милую, сердце которой отдал.


Врезались в память салюта раскаты,

В каждой семье ожиданья накал.

Домой возвращались с Победой солдаты,

А я все ходил на вокзал и все ждал.


Не верил, что делаю это напрасно,

Завидовал тем, кто любимых встречал.

Я и сейчас представляю прекрасно

Те грезы, в которых отца обнимал.


Да, безотцовщина – горькое слово,

Я ее выстрадал в жизни своей,

Поэтому голос свой снова и снова

Я отдаю в защиту детей.


Чтоб солнце светило им радостно всюду,

Чтоб не было личиков в горьких слезах,

Пусть мамы и папы всегда с ними будут,

Пусть счастье сверкает в их милых глазах


Память детства

Смотрю сейчас на детвору

И вспоминаю наше детство,

Ту предвоенную пору,

Отца пилотку по соседству

С моими детскими вещами.

Его приезд был редкий дар

Меж приграничными боями.

Я помню радостный угар


Тех встреч и горечь расставаний.

И под улыбкой скрытую тревогу

В глазах у матери, и муки ожиданий,

И сборы в новую дорогу.

Я не забуду голос Левитана

И горя всенародного волну,

Когда он сообщил, что утром рано

Фашисты начали войну.

И детство наше завершилось

По воле рока. Не судьба

Была, видать, чтобы случилась

В свой срок природная пора.

Так неужели повториться

Должно все с этими детьми?

Такое черту не приснится,

А что же мы между людьми

Не можем навсегда решить,

Чтоб люди в мире созидали,

Чтоб не боялась мать родить,

Чтоб дети нас не проклинали?


Спасибо, мама

Мы подражали много взрослым,

Не зная то, что иногда

Хитер бывает дядя рослый,

Что верить надо не всегда,


Не всем, кто хочет показаться

Добрей самою доброты,

Кто в душу лезет покопаться,

Ища в ней слабые черты.


Да, много разных шалопаев

Нас окружало в ту пору,

В подельщиков нас превращая

И растлевая детвору.


Они легко и бурно жили.

Из ран войны сосали кровь.

Их, правда, как клопов, давили,

От скверны очищая новь.


А новью были мы, подростки,

Растила улица нас всех.

Колючие и липкие отростки,

Готовые на подвиг и на грех.


По-своему счастливы были,

Вдыхая жизни аромат,

И всякое тогда творили

Без невернувшихся солдат,


Без отчего строгого взгляда,

Заветного в наших сердцах,

И мама бывала так рада

Той схожести в наших глазах.


«Ну вылитый батя», – проронит,

И губы слегка задрожат,

И сердцем беззвучно застонет,

Обняв нас, своих чертенят.


Спасибо тебе, дорогая!

Ты в жизни нам все отдала,

Оставшись вдовой, молодая,

Ты крест свой достойно несла!


Была и отцом нам, и другом,

Ты нами лишь только жила,

Совета не зная с супругом,

Решала все наши дела.


Нет доли труднее и выше,

Чем мать-одиночка несла.

Спасибо, любимая, слышишь?

За все, что нам в жизни дала!


Разговор с портретом

В который уж раз я смотрю

На этот портрет на стене

И мысленно с ним говорю

О жизни нелегкой стерне.


На этом портрете вы оба

Такими еще молодыми

Снимались, наверное, чтобы

Навечно остаться такими.


Печалью отмечены строгой

Войной озаренные лица,

Как будто пред дальней дорогой

Присели вы, чтобы проститься.


Проститься, быть может, навечно,

Война ведь – не просто прощанье,

На лицах тревога, сердечность

И скрытая скорбь расставанья.


Смотрю на отца, вспоминаю

Зачитанных писем строки.

Я в жизни его не знаю,

Но этой войны уроки


Дают им священное право

Спросить с нас сегодня строго,

Куда мы ведем державу

И той ли идем дорогой.


Какой же ответ готовы

Держать пред отцами дети?

О том, что достигли новых

Высот и что дальше метим?


О том, что и мы допускали

Ошибки, по жизни шагая,

На ощупь дорогу искали,

Проторенных троп не зная?


Что время пришло, назрела

Пора в жизнь вносить перемены,

Что нам до всего есть дело,

Что мы вам достойная смена,


Что та, кто с тобой на портрете

Такая сидит молодая,

Всю жизнь посвятила детям,

Минуты покоя не зная.


Ее трудовые дороги,

И годы тебя ожиданья,

И ночи над нами в тревоге,

И тихое вдовье страданье


Дают ей законное право

Быть рядом с тобой на портрете.

Вы – наша гордость и слава,

А мы – ваши верные дети.


Вы смотрите оба с приветом,

И я на себе ощущаю,

Какого вы ждете ответа,

А что вам ответить – не знаю.


Будем помнить

Звезда рубинами пылает

Над Спасской башнею Кремля,

Куранты бьют, и в мире знают,

Что это Родина моя.


Ее бескрайние просторы,

Мечтой овеянный полет,

Ее леса, поля и горы

Красой чарующей влечет,


Зовет в неведанные дали

Дерзать и слышать: «Молодцы!».

За это молча отдавали

Жизнь наши славные отцы.


И никогда мы не забудем

Их подвигов бессмертный дар.

Клянемся! Вечно помнить будем

И Бухенвальд, и Бабий Яр!


Мы дети Родины единой,

Вскормила нас земля одна,

Идем дорогой мы целинной,

И ненавистна нам война.


Живем мечтою мы о счастье.

Хотим любимыми мы быть,

Но если вдруг придет ненастье,

Врагов, как вы, мы будем бить.


Мы будем помнить, не забудем

Ваш молчаливый нам наказ.

Достойны вас, клянемся, будем,

Ведь ваш огонь горит и в нас.


Ветеранам

40-летию прорыва блокады Ленинграда посвящается

Сегодня, накануне юбилея,

Я вспоминаю этот день.

Весенние цветущие аллеи

И монументов славы тень.


Расцветье на груди у ветеранов

Колодок доблести и ран.

Со всех широт, со всех меридианов,

Из многих благодарных стран.


Здесь собрались на встречу люди,

И я был этой встрече рад.

В моих воспоминаньях вечно будут

Тот день и город Ленинград.


Сегодня я опять хочу быть с вами

В очередной ваш юбилей!

Девятьюстами памятными днями

Ваш подвиг ощутить сильней.


Бросает тень огонь у обелиска –

Напоминанье боли старых ран.

Сурово замер на посту мальчишка,

Сурово смотрит ветеран.


Он будто эстафету поколений

Потомкам хочет передать.

Не бойся, ветеран, своих сомнений,

Они, как вы, готовы встать


На те же рубежи, где вы стояли,

И не отступят ни на шаг.

Они от вас все лучшее приняли,

Они – ваш гимн, они – ваш флаг!


У обелиска

Светлой памяти воина-красноярца, капитана Бабенко, его боевым товарищам, живым и мертвым, сражавшимся на Курской дуге, ПОСВЯЩАЕТСЯ

В задумчивом торжественном молчании

Все замерло, и лишь гранит-боец

Ведет свое безмолвное сказание

Про битву у села Березовец.


Я, ощущая прошлого дыханье,

Хочу представить и тот летний день,

Тот батальон, застывший в ожидании,

И наплывающую танковую тень.


Как в беспощадном яростном сраженье

У станции под Курском, Поныри,

Дрались и умирали без сомненья

Бабенко и его Богатыри!


Сегодня средь июньского расцветья

Собрались здесь со всех концов страны

Бойцы минувшего сорокалетья

И нынешние Родины сыны.


Объединенные одним стремленьем,

Воспитанные все в стране одной,

Сердечно обнялись два поколенья

У обелиска Славы боевой!


Вдруг взгляд мой обратился к пионеру,

Что галстук свой навесил на гранит.

И понял я, что, от волненья серый,

Он клятву молчаливую творит!


Быть верным памяти дедов клянется,

Наверное, взволнованный малец.

И верю я, что, если вдруг придется,

В бой вступит пламенный боец!


В задумчивом торжественном молчанье

Все замерло, и лишь гранит-боец

Ведет свое безмолвное сказанье

Про битву у села Березовец…


Книга памяти. Сборник, посвященный 75-летию Победы в Великой Отечественной войне

Подняться наверх