Читать книгу Российский колокол №3-4 2020 - Коллектив авторов - Страница 2

Век почти пролетел с той поры,

Как пошел лютый Добран

Окрестить новгородцев поганых

Огнем и мечом;

Как искон старой веры

Был новою верою попран,

А Перуна кумир на Днепре

Был плетьми иссечен.

И о вере Христа уже знали

За Шуей и Вяткой,

Но торила пути она туго

По Русской земле:

Люди жили по старым устоям,

На предков с оглядкой,

И не чтили епископа пришлого

В древнем Кремле.

Но однажды явился в сии земли

Ведун безымянный,

Подстрекавший в речах на мятеж

Простодушный народ.

И решил новгородский князь Глеб —

Усмирить даб смутьяна:

Всенародное вече

Указом своим соберет.

В час урочный сошлось на Торгу

Новгородское вече:

Бросив дело, собрались

Купцы, гончары, кузнецы,

Даб услышать волхва,

К ним пришедшего в град издалече,

И что скажут в ответ старику

Христианства отцы.

Всколыхнулась толпа, загудела

Торговая площадь…

А потом стихла вдруг, лишь завидев,

Как Глеб, грозный князь,

Въехал в круг, и стреножил свою

Опененную лошадь,

И народное вече открыл,

До земли поклонясь.

Молвил он громогласно,

Окинув всех взором сокольим:

«Мы живем, братья русичи,

Святым заветом Христа!

Не дадим же проникнуть

Обманщикам и не позволим,

Чтоб хулой изливались о вере

Их злые уста!»

Поклонился народу и волхв,

Говоря: «Самозванцы

Захватили свободу и власть,

Взяв всех вас в оборот…»

Чернорясцы Христовы —

Они Византии посланцы,

К нам пришли, даб обманом сломить

Наш славянский народ.

«Были исстари к вере Христа

Мы, славяне, терпимы:

Скоро век, почитай, как стоит

Их узорчатый храм!

Полон он благолепных икон,

Расписных херувимов…

Ну а мы, как и предки, кладем

Требы древним богам!»

Волхв за вольность стоял

И народ призывал к обороне,

Предлагал иноверцев изгнать

За пределы Руси:

«Не дадим надругаться над Русью

И честь не уроним,

Ведь огонь древней веры

Веками был неугасим!

Чтоб поверили мне,

Перейду через Волхов по глади,

Дабы чудо в сердцах ваших

Верою отозвалось…»

И стоявшего рядом мальчонку

Сиротского гладил

Стариковской рукой

По копне ярко-рыжих волос.

Ликовала толпа, слыша

Речь седовласого старца —

Полетели ввысь шапки-треухи,

И, славя богов,

Восклицал «сирый люд»:

«Не желаем Христу поклоняться,

Не дадим оболванить народ

И прогоним врагов!»

Чернорясный епископ,

Посланец земли Византийской,

Дабы смуту славян

В пользу церкви суметь отыграть,

Осенив крестным знаменьем люд

И распятие стиснув,

Умолял всех святых на заблудших

Пролить благодать.

А потом говорил:

«Те, кто старой привержены вере,

Пусть ступают к волхву,

Их прельстившему якоже бес…

Ну а те, для кого отворились

В Храм Истины двери,

Пусть ступают под стяг, за который

Всевышний воскрес!»

И дружина, а с нею лихие

Приспешники Глеба

Вкруг епископа встали,

Склонив пред распятьем главу…

Ну а люд новгородский,

Богам возлагающий требы,

Потянулся толпою великой

К седому волхву.

И тогда обратился князь

К старцу седому бранчиво,

Свой топор боевой прикрывая

Атласным плащом:

«Старец, ведаешь жребий ли свой

И сумеешь ли диво

Сотворить, на которое,

Знамо, лукавым прельщен?

И скажи-ка, премудрый,

Спрошу справедливости ради,

Что случится с тобой

Этим вечером, я говорю?»

И ответил мудрец:

«Как Христос, прошагаю по глади

До того, как уронит Ярило

На Волхов зарю».

Покатилось кровавое солнце

К закату над миром —

Заалели вокруг небеса,

Предвещая беду…

Князь в мгновение ока извлек

Роковую секиру

И хватил старика в тот же миг

У толпы на виду…

Присмирела в смятенье толпа,

Глядя в алое небо,

Но молчал громовержец

Славянский – суровый Перун…

Ликовала дружина зело

В стане хитрого Глеба,

Говоря, что старик —

Проходимец, бродяга и врун.

Новгородская вольница пала —

Цвело христианство:

Воздвигались соборы, кресты,

Колокольни окрест…

Дух царил иноземный,

Собой заполняя пространство, —

И снимались исконники в дали

С насиженных мест.

И порой на заре под рыдающий

Звон колокольный

Можно было услышать,

Как рыжий монах молодой,

Обратясь к красну солнышку,

Пел, тихо пел, сердобольный:

«Упокой, Свят Ярило,

Дух старца-волхва,

Упокой!»

Как радуга из розовых ноздрей гиппопотама,

Вдруг прыснет меж двуногих стад сверхчеловек.

Сверкнувшее чело! Увядших душ абрек!

Заждался Вакх плодов людского штамма.

Нечаянный побег вселенской доброты,

Взрыв заповедной полуночной злобы.

И сотня черных солнц беснуется в утробе

Робеющей пока, обретшей плоть мечты.

Кто превозмог табу перерождений,

Кто выдюжил визгливый вой толпы

(Подвида певчей в храме шантрапы),

Тому знаком предмет моих видений.

Я не помню собственных стихов,

Точно Бог их сочинил шутя,

В тело мне прокрадываясь, мстя

Расе вырожденцев и скотов.

Над рукотворными, как церковь, небесами

Сокрыт досократический уют.

Там государят боги-дети сами,

Волхвам за верность радость воздают.

Но что таит ареопаг Господень?

Кого упрятал горний трибунал

От вежд невеж? – Меж скрелингов не моден

Индиготвердый, весь литой астрал!

Ну, здравствуй, Первосвет, и чопорный, и дерзкий,

Боярин ярый боженьки-отца,

Ваяющий (вот молот, вот стамеска)

Орнамент вечно нового венца!

Гряда Вогезов раздвигает мохнатые ноги,

Лишь Рейн посулит ей сусального золотишка

Своих мечетей: течка Европы-недотроги,

Страсть по рогатому зверю! Тут хватил я лишку…

Вот и все стихоплетство Бродского Йоськи:

Куцость хуцпы, скверна неверной скво,

Точно жид Янкель – итало-козацкая моська —

Продал шинок да пролез к Музе в родство.

Стерпит Евтерпа терзания от вялого гада?

Или тайфун «Камикадзе» свинг отжарит

с зениткой?

Или мой демон поверит блеянью стада

Про «циклон Б» с пуримной открытки?

Есть ритмика небес и солнц полночных свет,

Есть жречества вселенского веселье.

Там рыжим пачкунам из гетто ходу нет:

Семелы выкидыш не терпит дух похмелья!

День-голопуз, зажмурь свой рдяный глаз,

Поруку пылкую в девичестве зачатья,

Чтоб насладились тьмой зари хоть раз

Злом Митры осфинксованные братья!

И, ставши лучше, постарев на ночь,

Мы, узники мутно-стеклянной сферы

Всевасилевса-Времени, не прочь

Принять крещение Велесовой веры.

Мы возродим баянов буйный лад,

Исконный ритм мерцания звездной воли,

Творящей, словно гений, наугад

Диады муз, лишенных страха боли.

Так освяти ж нас сумраком зари

(Исчадьем солнц, сокрытых Чернобогом

От полузнаек полночи). Сотри

Людей-теней без душ, без дум, без слога.

Тишь, холод, перламутровые мушки

Прилеплены надежно к небосводу,

Лишь базельский кентавр в конюшне-двушке

Все цокает: сны рвутся на свободу

Да распыляются над хвойною межой.

Гип-гип-ура, гиппические грезы!

Вы погребли под белой паранджой

Ханжи Гельвеции тщеславные курьезы.

Но здесь, под чуткой шкурой звереныша-материка,

Запрятаны разломы роковые – последние

мистерии Земли:

Семела раскрывает смело то лабиринт,

затопленный пока,

То ржавый лабрис… Где топорище, франки-короли?!

Намедни нашипел Кадм-ящер из пещеры,

Мне выболтав секрет, златой звеня веригой:

«Телами павших скальдов пасть набивши, керы

С аскетами тут отжигают джигу».

Невидимый дракон, очей очарованье,

Как Лермонта морок с морозного Монтроза,

Наивен, полон мук и спазмов упованья:

«Вернется внучек Вакх, избавит от артроза!»

Забудь про крови зов, семитский аллозавр,

Уверуй Загрею – не проискам эриний!

И, как заправский дока-бакалавр,

Рискуй, исследуй недра, будто Плиний.