Читать книгу 13 страшных историй - Коллектив авторов, Евгений Меньшенин - Страница 3

1985 год

– Так, Козлова, встала и вышла! Я кому сказала?! Вышла вон из класса! Пока не выйдешь, я урок не продолжу и контрольные у всех заберу.

Загребая одной рукой с парты учебник и тетрадь, я другой взяла свой портфель и обернулась на Ленку. Она все видела, показала мне глазами, мол, иди, я догоню.

Гардероб был закрыт. Пальто там, за белой решеткой, вот я даже вижу его на одном из крючков нашего класса. И, конечно, возле гардероба никого нет – никто его не откроет.

«Ладно, – подумала, – пересижу на подоконнике в коридоре». Но тут появилась какая-то незнакомая училка, вынырнула неожиданно из столовки.

– А что это ты тут делаешь? Почему не на уроке? Из какого ты класса?

Подхватила портфель и пошла к дверям. Она что-то там еще кричала мне вслед. Остановись, наверное. Но я сделала вид, что не слышу.

Да, на улице уже не лето. Хорошо, что сегодня была физра, и я в спортивных штанах под форму и кофта спортивная сверху. Учителя не любят такое, но это лучше, чем таскать за собой еще полный мешок, а так там только кеды.

Черт, кеды в классе оставила! Может, Ленка догадается забрать. Про пальто она в курсе, выходит, замотав его в свое, держа так в руках оба. У нас гардеробщица – еще та ведьма, не дает выносить чужие вещи.

Ох, как не вовремя на мой стол прилетела эта записка. У меня по математике трояк мог быть в четверти, а теперь уже точно не будет. Бабка начнет причитать, вроде бы жалея, а потом все равно расскажет матери, а та – отцу. Бабка меня всегда вначале вроде как жалеет, а потом все рассказывает матери и еще почему-то обижается на меня за это.

Я зашла за угол школы, где не так сильно дуло. Можно, конечно, сразу идти к Ленке домой, мать ее точно дома. Мать у нее классная, Ленка точно в нее. У Ленки вся семья классная. Отец ее, вернее отчим, но Ленка зовет его папой, работает где-то в другом городе, но часто приезжает и привозит Ленке всякие красивые вещи: то пенал модный, то раз наклеек несколько листов, даже мне перепало парочку. А наклейки не наши, всякие «Ну погоди!», а настоящие – гэдээровские. Я даже думала вначале, что отчим у Ленки – шпион, а потом Ленка мне сказала, что он – музыкант. Но дома у них даже пианино нет, и Ленку мать в музыкалке не заставляет учиться. Ленка мне рассказывала, что училась когда-то, но бросила. Раз перед уроком пения в актовом зале наиграла одним пальцем «Собачий вальс», говорит, что это все, что помнит из музыкальной школы. Мать ее не работает, сидит дома с Витькой, это Ленкин младший брат. Он уже такой, что в ясли можно отдавать, но не отдают. А раз мать дома, то у Ленки всегда и бутеры с собой в школу сложены в белых салфетках, и дома все наготовлено. Мы как к ней после уроков приходим, Ленкина мать сразу кричит еще из кухни, мы еще не успели даже дверь закрыть за собой:

– Девочки, мойте руки! Обед на столе!

И правда, когда мы заходим в кухню, обед уже стоит. И не просто обед, а как в кино показывают. Вот если, к примеру, у нас борщ на обед, то к нему обязательно маленькие булочки, перемазанные чесноком и укропом. Я, вообще не люблю чеснок и укроп терпеть не могу, но эти булочки вприкуску с борщом очень люблю. Да, борща бы я сейчас съела. В животе заурчало, и голова начала кружиться, наверное, от голода. Но я подумала, что надо Ленку дождаться, а то какой я друг, если буду есть борщ, а ей и пальто мое тащить, и кеды, ну если она кеды не забудет.

Что же этот урок все не кончается.

2005 год

Мама звонила мне все утро. Я с трудом смогла написать ей СМС под столом: «Я на совещании, позже перезвоню». Этого хватило на полчаса, не больше, телефон опять начал яростно вибрировать. Еле дождалась, когда шеф закончит свой долгий спич о плохой работе всех, кроме него, и выскользнула из конференц-зала.

– Что случилось?

– А что, чтобы ты ответила матери, должно было что-то случиться? – голос мамы звучал недовольно. – Ты хоть помнишь, какой сегодня день?

Я в ужасе взглянула на календарь, висевший за спиной секретаря. Красный квадратик стоял на 14 октября.

– Да, помню, – соврала я.

– Когда заедешь за мной?

– Мам, ну я сейчас не могу. У нас завал на работе. Давай в субботу?

– В такой день ты могла бы и отпроситься, – голос мамы зазвенел от возмущения.

– Хорошо, я буду в обед.

Когда я подъехала к дому, в котором когда-то жила, то поняла, что хотя бы в квартиру заходить не придется: мама стояла в светлом купленном во время последнего нашего шоппинга плаще и с черной косынкой на голове возле подъезда. В руках она держала букет фиолетовых астр.

Когда она села в машину, не поздоровавшись и глядя прямо перед собой, сказала:

– Ну, и чего мы не едем?

– Пристегнись, пожалуйста.

Она начала копаться в ремне, заблокировала его, и мне пришлось, перегнувшись через нее, пытаться его вытянуть.

– Осторожно, цветы не помни! – раздраженно сказала она.

1985 год

Холод уже пробирал меня до самых костей. Когда же этот чертов звонок?! Поднятый воротник и натянутые по максимуму рукава спортивной кофты совершенно не спасали. Начала думать, может, зайти обратно в школу? А вдруг и гардеробщица вернулась. Навру ей, что отпустили, ну что, она будет проверять. Контрольная почти закончилась, я, понятно, и половины не решила, но Вика Старобогатова свою сдала, значит точно все сделала и даже два раза проверила, потому еще минут десять, не больше, осталось. Мне было видно из моего укрытия, как из дверей школы вышла группка старшеклассников, они уже все были без пионерских галстуков и многие в форме других цветов. У нас, у девочек, форма только коричневая, а пацанам можно и синюю, синяя считается круче. Ленке отчим привез форму из Прибалтики: серую юбку, белую блузку и жилет. Мы окружили ее толпой, когда он пришла в ней в школу в первый учебный день, и все не могли поверить, что есть где-то в СССР место, где так одеваются в школу. Ходить так ей не разрешила наша классная, и Ленкина мать пошила Ленке красивое коричневое платье. На вид как наша форма, но ткань мягкая, а не колючая и не мнется, а юбка – плиссированная. Она и фартуки пошила. Один черный, особенно красивый, с двумя удобными карманами, мне очень нравился. Ленка, как настоящий друг, давала мне его пару раз.

Ох, как уже живот поджимает. И в глазах темно от голода. Ну скорее бы звонок!

2005 год

Приехали. На кладбище гулял холодный ветер и было совершенно пусто. Мама начала вылазить из машины, забыв отстегнуть ремень.

– Помочь не хочешь? – раздраженно спросила она.

Мы молча пошли на дорожке. Я несла в руках хризантемы, завернутые в рекламную газету, купленные по ее указанию у тетеньки, сидящей у ворот кладбища.

– Посадим в изголовье. До морозов будут стоять.

Мама всегда становилась очень деловитая и практичная на кладбище. Все вопросы – как и что посадить, ремонт памятник, какой краской красить мне ящик с инструментами и надо ли смазать маслом замок на нем – она решала молниеносно. Жаль, что в остальной части своей жизни она не была так организована.

– Вот, пришли, – сказала она, остановившись перед могилой. С гранитного памятника на меня смотрела моя подруга, Галя Козлова.

И этот гранитный памятник, и гранитные вазы у него по бокам, и даже зеленый ящик с инструментами за ним – все это было заказано моей мамой. Я даже не уверена, что родители Гали, ну если еще они живы, бывают тут. Приезжая убираться, я несу к мусорным ящикам увядшие цветы, которые мы с мамой поставили в прошлый свой приезд. Потому что никто не навещает Галю, никто не носит ей цветы. Никто, кроме нас.

Мама уже открыла ключом, прикрепленным к связке, навесной замок и достала из недр ящика банку и веник. Я взяла у нее из рук эту банку и направилась к бочке с водой, которую кладбищенская администрация наполняла для таких целей.

– Мусор захвати, – крикнула мне мама вслед.

Я шла по дорожке мимо стройных рядов могил и привычно читала имена и даты смерти, которые знала уже наизусть. Галина могила была не в «детском» секторе, хотя вроде как было положено, но тогда, учитывая обстоятельства, место там под нее побоялись выделить. И Галя смотрела теперь своим прищуром на мир не среди ангелочков и разложенных игрушек, а среди надписей «Дорогому дедушке, отцу, мужу от скорбящих внуков, детей и жены».

Когда я вернулась, мама уже все подмела, обтерла памятник насухо от пыли и паутины тряпкой, извлеченной из этого же бездонного ящика, и стояла, ожидая меня с лопаткой в одной руке и кустом хризантем во второй.

Обратно с кладбища мы ехали молча. Витька, брат, когда-то сказал мне, приехав навестить маму:

– Как ты это выдерживаешь?

1985 год

Я не услышала, как ко мне подошел какой-то дядька. Подкрался или такой шум ветра, что я не услышала его шагов. Обернулась – стоит. Вначале думала, что извращенец, ну те, что под школами ошиваются, показывают всякое девчонкам. Но те обычно в длинных плащах или пальто. И постарше. А этот не старый и одет модно: джинсы, куртка джинсовая и кроссовки «Адидас»! Я сразу заметила, что фирменные, я в этом разбираюсь. Три полоски и подошва белая. У Ленкиного отчима такие же. Значит, точно фирма.

Дядька этот держал во рту сигарету, а ладони сложил лодочкой, прикуривал, значит. Да это он от ветра спрятался, как я, потому и зашел за угол школы! Фух, а я уже испугаться успела.

Бабка каждый вечер матери на кухне рассказывала всякие ужасы, которые они с другими бабками на лавке обсуждают. И последний, о том, что завелся в городе маньяк, который нападает на девочек, делает с ними всякие ужасы и потом убивает. Мать слушала, охала и расспрашивала по десятому разу подробности. Я тоже слушала, стоя за дверью. Потом Ленке рассказала и ее матери. Мать побледнела и говорит:

– Не стоит, Галя, такое говорить. Особенно такими словами. Так хорошие девочки не говорят.

Ну, я больше и не рассказывала никому. Но не потому, что хорошая девочка, я как раз нехорошая, но побоялась, что Ленкина мать запретит ей со мной дружить.

Мужик этот сигарету прикурил, поднял глаза и вдруг мне подмигнул. И улыбнулся мне. Я аж удивилась. А может, и не мне. Оглянулась – нет никого, значит мне.

2005 год

Высадив маму возле дома, я поехала на работу. Настроение у меня уже было такое сегодня, что работать я точно не смогу.

1985 год

Когда туман в голове рассеялся, я подскочила: черт, я тут лежу, а там Ленка, наверное, меня ищет. И я со всех ног бросилась обратно к школе. Но уроки давным-давно закончились, только ветер гонял листья, которые успели опять нападать, несмотря на все усилия дворника дяди Пети. Этот дядя Петя – хороший человек, пускал меня раньше всегда к себе, мы с ним о многом разговаривали, ну, пока у меня не появилась лучшая подружка. Вот как я сразу не подумала, надо было у него в дворницкой погреться, пока ждала Ленку. Ну ладно, теперь уже и не надо, согрелась я в подвале. Между колоннами под навесом портфеля моего не было. Украли! Ну все, теперь бабка мне житья не даст. Портфель этот старый, еще с моего первого класса, картинки на нем облезли, и хорошо, что облезли, потому что там совершенно детские картинки были. Ленкина мать мне отдала ее прошлогодний портфель, модный и почти не ношенный. Но отец, увидев его, швырнул что было сил им в мать и крикнул, чтобы не смели чужие обноски брать. Ну, я и вернула его Ленке, хотя было обидно, он раз в сто лучше моего был. Оббежав всю школу в надежде: вдруг пацаны куда-то зафутболили, я решила все-таки проверить, может, Ленка в школе ждет меня. Глупость, конечно, уже смеркается, Ленка дома, наверное, борщ с булочками доедает. Вот что странно, даже подумав о булочках, я не почувствовала, что голодна. Нет, я бы их съела, конечно, но вот не так, как когда ждала ее за углом школы, что аж темно в глазах было.

Школьная дверь была открыта, но в вестибюле было темно, только настольная лампа на столе гардеробщицы горела. Самой гардеробщицы не было, как и моего пальто на вешалке. Молодец, Ленка, настоящий друг, забрала пальто. Эх, подняться, что ли, в класс, раз я тут, и посмотреть, взяла ли кеды. Портфель пропал, если еще и кеды, бабка меня точно убьет. Но класс был закрыт, я подергала ручку двери еще раз, но нет, закрыт как есть.

Вышла из школы и быстро побежала к Ленке: надо забрать пальто и скорей домой. Пока бежала, стало совсем темно. Ого, это сколько ж уже времени? Вечер? А если отец уже пришел домой, а меня нет? Может, лучше сразу домой, и из дома позвонить Ленке, пусть пальто принесет. Что же делать? Подбегая к дому, первого, кого я увидела, была Ленкина мать с моим пальто в одной руке и моим портфелем в другой. Вот это удача! Вот мне повезло!

2005 год

Я иногда не вспоминаю о Гале по несколько дней подряд, наваливаются дела, устаю и даже вечером, когда лежу и жду, когда снотворное начнет действовать, даже тогда не вспоминаю. Но стоит мне забыть полностью, как обязательно раздается мамин звонок, потому что хватит забывать, пора ехать на кладбище. Таких дней, когда надо ехать, в году много: день рождения Гали, день ее пропажи – это обязательно, все церковные праздники, просто смена сезонов и надо убрать, покрасить. А если между этими днями выпадает слишком длинный промежуток, то мама просто звонит утром в субботу, часов в восемь, и говорит тоном, не терпящим возражений:

– Забери меня через час.

Вадим первое время наивно думал, что это похоронена моя сестра. А когда узнал, что одноклассница, с которой я и дружила к моменту гибели чуть больше месяца, очень удивился. Начал выспрашивать, но я, как могла, ушла от ответа.

1985 год

Вроде бы и быстро бежала, но смогла догнать Ленкину мать почти у самой нашей двери. Уже открыла было рот крикнуть, что погодите звонить в звонок, вот я, дайте мне пальто и портфель, как наша дверь, оббитая черным дерматином, с местами потерянными гвоздиками, открылась, и на пороге возникла моя бабка.

– Добрый вечер, – сказала Ленкина мать, бабка в ответ промолчала, только уставилась на нее, как бы страшившая: «Что хотела?»

– Извините, вышло страшное недоразумение. Прямо не знаю, как сказать…

Но тут бабка увидела мое пальто и закричала, не дослушав:

– Это что, Галки нашей пальто? А чего это оно у вас? А сама где? – выпалила бабка и начала оглядываться вокруг, как бы рассчитывая меня увидеть.

Я предусмотрительно спустилась неслышно на пару ступенек ниже.

– Вот об этом я и хочу сказать, – Ленкина мать говорила извиняющимся голосом, – понимаете, моя дочь принесла вещи вашей внучки к нам домой и сказала, что Галя придет позже, но вот уже вечер, а Гали нет, и я подумала, что, может, она пошла сразу домой, а про вещи забыла, и решила вам их занести.

Я настолько превратилась в слух, чтобы ничего не пропустить, что не заметила, что по ступенькам прямо на меня снизу поднимался отец. Я даже присела, держась рукой за перила, надеясь, что хоть в подъезде при Ленкиной матери он бить не станет. Но отец, не заметив меня, прошел мимо и уже тогда, увидев бабку и Ленкину мать все еще с пальто в руках, спросил громко:

– Что тут происходит?!

Я чуть ли не кубарем скатилась вниз по лестнице. «Нет, ну его, пересижу пока у Ленки, пока все не утрясется», – решила я. Она-то дома, раз мать ушла, на кого бы Витьку оставила. И я со всех ног побежала к Ленке.

2005 год

Мое состояние никого в офисе не интересовало, и работать все равно пришлось. Секретарь выглянула поверх своей стойки и, выпучив глаза, начала подавать какие-то знаки, то глядя прямо на меня, то показывая глазами на кабинет шефа. И потом одними губами без звука сказала: «Уже спрашивал». Я метнулась к себе, захватив бумаги со стола, а потом на всех парах бросилась в пасть к дракону:

– Вызывали?

– Да. Проходи, садись.

1985 год

Свет в окнах Ленкиной квартире горел. Вообще-то они тут временно живут, Ленка мне все по секрету рассказала, они поживут тут немного, а потом ее отчим получит отличную квартиру прямо в центре. Я, когда мне Ленка это сказала, страшно расстроилась. Раз в центре, значит Ленку и в школу переведут в центре, ну кто ее будет возить через весь город. Эх, потеряю такую подружку. Но уже скоро первая четверть закончится, а они все еще не переехали. Да и вряд ли квартиры в центре так быстро получают, может, она еще немного тут поживет. Пока я стояла под окнами, думая об этом, послышались голоса. Обернувшись, увидела Ленкину мать и моих мать и бабку. Мать была в халате, в котором ходила по квартире, только пальто поверх накинула. На голове уже косынка повязана, значит она дома была, пока я в подъезде подслушивала. Она первым делом, когда домой приходит, накручивает волосы на бигуди, а сверху косынку надевает, а к приходу отца снимает и расчесывается, это, значит, чтобы быть красивой. Мать у меня и правда красивая, меня все так и спрашивают: «Как у такой красавицы, как твоя мать, могла родиться такая уродина?» Ну а я откуда знаю как. Ленкина мать шла чуть впереди и посередине, а мои бабка и мать, как конвоиры из фильмов про немцев, шли по бокам от нее.

«Хорошо, что темно!» – подумала я, когда они прошли мимо и меня не заметили. Я как могла тихо проскочила за ними в подъезд. И тут опять мне повезло: они пошли к лифту, а я бегом побежала по лестнице, очень надеясь их опередить. Но тут мое везение кончилось. Когда до Ленкиной квартиры оставался один этаж, дверь на лестничной площадке открылась, и из нее вышел мужик с собакой. Мужик на меня даже не взглянул, а вот собака взглянула и зарычала. У нее поднялась на загривке шерсть, и она начала рваться с поводка на меня, обнажая зубы. Я вообще собак люблю, у меня тоже когда-то была, правда недолго. Я подобрала маленького щеночка как-то после школы, принесла домой. Бабка помогла мне тогда его искупать в тазу, и мы даже ленточку ему повязали. Назвали его Тобик. Мать тоже вроде не против Тобика была. Но потом отец пришел. Не хочу дальше рассказывать.

Мерзкая псина начала рваться с поводка, как дурная, и не давала мне пройти, а лифт уже проехал мимо, на Ленкин этаж. Мужик перестал ковырять ключом в замке, обернулся к собаке и спросил удивленно, вроде бы она человек и могла с ним разговаривать:

– Герда, что с тобой?

А эта его бело-черная Герда как и не слышала своего хозяина. Тот уже и фукал ей, а она – ноль реакция, лаяла и рычала. А потом резко на жопу села и давай выть. Ну я не стала дожидаться, чем все закончится, и рванула наверх. Но, понятно, что опоздала. Вся эта делегация: мои и мать Ленки уже стояли перед открытой дверью, а на пороге стояла моя лучшая подружка. Она, и правда, моя лучшая подруга, а я ее. Вначале, когда Ленка только попала в наш класс, она сразу выбрала дружить со мной, а не со Старобогатовой и остальными из той компании. Я к ней сама подошла и говорю: «Давай дружить», ну мы и стали дружить, а потом, когда ее посадили со Старобогатовой, та ей говорит: «Не дружи с Козлиной», это они меня «Козлиной» зовут, потому что моя фамилия – Козлова, но Ленка им сказала, что друзей не предает.

Ленкина мать говорила им тихим голосом:

– Проходите в квартиру, пожалуйста, я вас прошу.

Но мои ее не слышали, а в два голоса орали на Ленку:

– Где она? Куда подевалась?

2005 год

Когда я вернулась к себе после взбучки у шефа с мокрой блузкой под пиджаком, то встала у окна и смотрела вниз, на блестящую от дождя дорогу, по которой неслись мокрые разноцветные машины, и их дворники усиленно работали.

Пожалуй, с меня сегодня хватит. Я собрала свою сумку, выключила компьютер и пошла вниз. И очень хорошо, что Вадим уехал в командировку и его еще неделю не будет. Впереди суббота, и я выпью сейчас снотворного, лягу и проснусь завтра.

1985 год

Ленка чуть не плакала. Мне, конечно, было жаль ее, но в таком деле каждый за себя. Ленку мать не бьет и отчим пальцем не трогает, ну покричат и все. Потому я решила, что тут постою, а к ним не выйду. Опять же, я же не знала, что Ленка им собралась врать, надо было послушать, чтобы одинаково врать.

Но тут случилось странное. Ленка врать не стала и стала вот прямо все говорить, как было. Что меня математичка с контрольной выгнала, что она мое пальто из гардероба взяла и понесла к себе домой, потому что думала, что я ее не дождалась под школой, а пошла к ней домой. А почему так подумала? Потому что уже так было и не раз. Я чуть не закричала изо всех сил: «Зачем ты им это рассказываешь?!», но тут моя мать, которая до этого внимательно Ленку слушала, спросила:

– А портфель? Портфель тоже ты забрала?

И тут случилось странное. Ленка глаза опустила и еле слышно сказала:

– Да, я и портфель забрала, – и добавила, – Галя его в классе оставила.

2005 год

Таблетки все никак не действовали, и я лежала, глядя в потолок и вспоминала, как я пришла в этот класс, как встретила эту Козлову, будь она неладна, как все с этого момента пошло наперекосяк.

Я же не знала, кто есть кто, растерялась, не сообразила, что могла попасть сразу в местную «элиту». Она подбежала ко мне и предложила дружбу. Потом меня с местной «королевой» класса посадили за парту, но уже поздно было, я как будто испачкалась об Галку. Мне страшно не хотелось переезжать и идти в другую школу, где все знакомы давно и учатся вместе с первого класса, а я буду новенькой. Я вообще с отцом хотела остаться, жить с ним в нашем доме, ходить в походы в горы, ездить на рыбалку, гулять с Тарзаном, это овчарка папина, а не ехать через полстраны в этот город и жить в двушке на выселках. Но мама была очарована Эдуардом. Это теперь, с высоты своего нынешнего опыта понимаю, что нельзя было так делать: бросить все, поехать в качестве любовницы женатого человека, ребенка ему родить. Никаких гарантий, никаких перспектив. Психолог считает, что мне нужна полная сепарация. Так и говорит: престаньте общаться с матерью. Интересно вот только, как я перестану, если она против.

Один раз я попробовала сказать маме, что больше не могу терпеть такое отношение к себе. Она посмотрела на меня своим ледяным взглядом и сказала многозначительно:

– Ну хорошо.

Больше я никогда не начинала подобные разговоры. Витя считает, что я безвольная дура и стоит просто все забыть и жить дальше. Но он же не знает, что именно мне надо забыть…

Ладно, завтра, завтра…

1985 год

Мои, наоравшись, ушли, мать Ленки зашла в квартиру, а Ленка все еще стояла на пороге, как будто ждала меня. Но я теперь была на нее в обиде. Тоже мне, лучшая подруга, называется. Разве так лучшие подруги поступают? Тут из недр квартиры ее окликнула мать:

– Долго я тебя ждать буду?

Ленка быстро метнулась в дом, а я за ней. Прямо и не знаю, как так у меня вышло, но успела я заскочить. Заскочила и встала сбоку от шкафа, в темном углу. А потом и вовсе в шкаф влезла. У них в прихожей стоит такой, там и вещей особо нет, так, шуба Ленкиной матери в чехле, красивая, аж жуть, я раз ее видела, Ленкина шубка мутоновая на зиму, обещала дать мне пару раз в школу надеть, пару коробок и все, не то, что у нас дома. У нас все забито: бабкины вещи, которые она из деревни с собой притащила, мамкины тоже какие-то и старые, и новые, ни разу не надетые, в некоторые она уже не помещается, говорит, что это для меня, я буду носить, когда вырасту. Пока я устраивалась в шкафу между коробками, слышу, вроде бы Ленкина мать ей говорит, только голос другой:

– И как это понимать, Елена? Во что ты нас втянула? Ты же понимаешь, что папа будет страшно недоволен, если вдруг к нам придет милиция?

– Но, мама…

– Что мама? Я не хочу даже слышать ничего, чем вы там занимались! Слышишь! Сколько раз я говорила тебе, что эта девочка не нашего круга?! Я же говорила, не водись с ней!

«О ком это она говорит? У Ленки, что, еще подружка есть? Скоробогатова что ли?»

– Мама, но ты сама говорила…

– Не мамкай! Ты втянула меня! Нет, ты втянула нас с папой в неприятности!

И голос Ленки чуть слышно:

– Он мне не папа…

– Поговори у меня! Марш в свою комнату! Видеть тебя не могу, гадина!

Я сидела в шкафу и не могла понять, что случилось с Ленкиной матерью. Она такая ласковая всегда была, а тут ужас как разозлилась! И из-за чего! Девчонка какая-то к ним ходит, нашла из-за чего злиться. Я, конечно, тоже на Ленку была зла, сдала меня, как стеклотару, но так бы ее не стала обзывать. Стало понятно, что мне теперь домой никак нельзя, посижу пока тут.

Проснулась я утром от звонка в дверь. Из-за двери послушалось: «Откройте, милиция!», и тут я уже не на шутку перепугалась. Одно дело, отругала Ленку мать, а другое получается, что меня уже с милицией ищут. Ох, зря я домой не пошла, теперь и Ленке по-настоящему попадет, и мне – все, смерть.

Кто зашел в квартиру, я не увидела, но услышала, что мужики, милиционеры, значит. Говорят, ищем пропавшую Козлову Галину Васильевну. Меня, получается. Ленкина мать опять начала своим голосом разговаривать и приглашать их пройти в комнату. Но они в кухню пошли. Ленкина мать им чаю предлагает, но они ей: «Извините, ребенок пропал, некогда нам чаи гонять».

– Леночка, иди сюда, дорогая, – это Ленкина мать позвала ее.

И опять начались по кругу вопросы: «Как ушла? Когда ушла? Пальто с собой было? А портфель? А где встретиться договорились?» И опять Ленка зачем-то про портфель соврала. Сказала, что она его из класса забрала. Эх, лучше бы она кеды забрала!

Поспрашивали они и ушли. А Ленкина мать опять с ней, как моя со мной, начала разговаривать. Я хотела за милиционерами выскочить, но не успела, пришлось в шкафу остаться.

2005 год

Нет, психолог вроде бы все правильно говорит. Да, надо, как Витя, сепарироваться, порвать с ней и уехать, как он. Он сразу, как школу закончил, уехал к своему отцу в соседний город. А мне уже не к кому было ехать, мой отец умер. А даже если бы был жив, как он мог исправить то, что я натворила?

Галя увязалась со мной домой буквально с первого дня в школе. Мне вначале показалось, что мама осталась довольна. Она даже похвалила меня, что я такая молодец, сразу нашла подружку, влилась в новый коллектив.

Но потом Галка начала ходить к нам каждый день. При ней мама молчала и улыбалась, но я уже знала, что стоит Галке уйти, как мама будет меня ругать, и хорошо, если просто ругать, а не молчать, как обычно. Она бы и сейчас со мной не разговаривала неделями, как в детстве, но сейчас то одно ей надо, то другое, приходится общаться со мной сквозь зубы.

Психолог мне говорит, что это ненормально, это абьюз. Витя тоже так говорит. С ним она никогда не молчала, что бы ни натворил, ругала, но не молчала.

Когда милиция в тот день ушла, мать вынудила меня все рассказать. Так и сказала, что или я ей все рассказываю, или она сейчас их догонит и пусть они со мной сами разбираются. Я не помню, как, но она по ниточке все из меня вытянула. Как я вышла из школы с пальто и сразу побежала за угол, где была заколоченная дверь и потому никто через тот вход не ходит. Мы с Галкой там всегда встречались. И увидела, как она с каким-то взрослым парнем разговаривает. Меня они не видели, парень этот стоял, опершись на руку, а потом вдруг резко другой рукой достал что-то из кармана джинсовой куртки и Галке в лицо сунул. Я видела, как она обмякла и начала заваливаться на бок, но парень ее подхватил и повел, а у нее ноги заплетались. Я стояла как парализованная и смотрела, как он ее уводит. А потом увидела, что идут они недалеко: сразу за забором, где дырка в заборе, стоят красные «Жигули». Он Галку в эти «Жигули» уложил на заднее сиденье, сам сел за руль, и они поехали. И тут только я увидела ее портфель, который остался стоять под одной из колонн.

Мама выслушала меня, не перебивая. А потом сказала вдруг совершенно спокойно:

– Мы вот что сделаем, раз Гале ничем не помочь…

И в этот момент хлопнула входная дверь. Это я хорошо запомнила, потому что решила, что это милиционеры не ушли, а стояли все это время в коридоре и все слушали, и похолодела от ужаса. Но это был сквозняк.